Не спрашивай

12

Было 03:50 дня. В офисе посольства Вотскоэк на борту «Гордость Вотскоэк» посол Градец Краловц и его сотрудники Ласк и Термент тщетно искали больше брошюр, фотографий, пресс-релизов и другого рекламного мусора, чтобы хоть чем-нибудь наполнить скудный туристический информационный пакет для Джона Диддамса. (В конце коридора, в комнате с реликвией, Джон Мицкельмусс закончил ввод результатов последних тестов и занялся гораздо более сложным процессом — приготовлением чашки кофе). Если бы у Градеца было больше времени, то он обратился бы за помощью к своему гостиничному другу Гарри Хочмену. Ну, ладно.

По-прежнему 3:50. Энди Келп и четверо мужчин с боевой раскраской на лице и сумками из грубого материала, которые должны были наводить на мысль о боеприпасах внутри, но все же выглядели они как обычные сумки, стояли на пароме пришвартованному в Ист-Ривер в конце 23-ей улицы, где гидросамолеты проглатывали и выплевывали своих пассажиров. И снова прилетел самолет, рассекая волны, тяжело двинулся к берегу, как индийский слон сквозь муссон. Пока Келп, слегка нахмурившись, смотрел на реку, четверо других людей приводили в порядок свои штаны и наплечники.

По-прежнему 3:50. Мама Марча на своем такси промчалось мимо абсолютно законных клиентов на Третьей авеню — это между 19-ой и 20-ой улицами. Все четверо отчаянно размахивали — руками, тростью, дипломатом, долларовыми купюрами (а пройти мимо этого было ой как трудно) — чтобы резко остановиться напротив Дортмундера, который вообще не двигался. Он плюхнулся на заднее сиденье и поздоровался:

— Привет.

Мама Стэна потянулась к таксометру и пояснила:

— Джон, я должна «выбросить флаг» иначе какие-нибудь трусливые инспекторы выпишут мне штраф.

— Без проблем, — согласился Дортмундер, — я ведь чувствую себя богатым, да и к тому же здесь ехать-то всего несколько блоков.

Три пятьдесят одна на часах. Тини Балчер широким шагом направился на восток через 28-ю улицу, словно «коса судьбы», оставляя позади себя широкий и пустой прокос. Он просто шел, размахивая болтавшимися по бокам руками, а лицо его не выражало никаких эмоций. Несмотря на это не только обычные граждане, но и наркоманы, освобожденные маньяки, неконтролируемые психи, даже матери толкающие коляски с детьми — все шарахались по сторонам от Тини. Однако он не обращал на них никакого внимания.

Три пятьдесят две.

— Ладно, что есть, то есть, — произнес Градец. (Это звучало бы лучше на венгерско-хорватском, на котором он периодически разговаривал). — Итак, — добавил он, — все это мы дополним нашим собственным опытом и описанием родины. И, только позитивным, пожалуйста.

Ласк и Термент, кивнули согласно, вынужденные подчиниться.

Три пятьдесят три. Гидросамолет неуклюже остановился возле парома. Тотчас же из него выбрался пилот — низкого роста, коренастый мужчина. Он был босиком, а на лице красовались посеребренные «авиаторы» (что еще кроме них?). Одежда состояла из майки-алкоголички и цвета хаки британских армейских шорт. Пилот принял неестественный, напыщенный вид, так как вскоре из самолета показались две слегка подуставшие дамы в спандексе яркого цвета. Келп продолжал всматриваться вниз по течению.

Три пятьдесят четыре. Такси мамы Марча с Дортмундером на заднем сиденье и работающим счетчиком застряло в правом ряду на Третьей авеню, а чуть правее 23-я улица, куда женщина и намеревалась повернуть, но возникла преграда в виде строительных или, наоборот, демонтажных работ. Экскаватор шумно работал, периодически «врезаясь» в движение автомобильного потока, вызывая затор (бип бип бип бип) и освобождая дорогу () и снова останавливая трафик (бип бип бип бип) и опять уходя в сторону ().

— Как наши дела? — спросил Дортмундер, как бы невзначай.

— Просто замечательно, — прорычала мама.

Три пятьдесят пять. Тини, не обремененный машиной, преодолел пять блоков. Он пересек Третью авеню на запрещающий сигнал светофора, но никто даже не посигналил.

Три пятьдесят шесть. Джон Мицкельмусс сделал глоток кофе и подумал, что он недостаточно хороший, но пить можно. Затем переключил свое внимание на священную реликвию, на левую бедренную кость Святой Ферганы, которая лежала теперь словно обнаженная маха на черном сукне, на высоком металлическом столе возле рентгена.

Процесс обследования этой кости усложнялся еще и наличием специальной инструкции. Согласно ней физическая целостность артефакта не должна быть нарушена, другими словами не законным считалось откалывать небольшие элементы от предмета и макать его во флаконы с кислотой. Таким образом, тестирование проводилось опосредованно при помощи света, температур, взвешивания и так далее, что, естественно, требовало больше времени, нежели расщепление и погружение в жидкость.

Три пятьдесят семь (бип бип бип бип бип бип бип бип).

— Возможно, — советовал Дортмундер, — мы должны выбрать другую дорогу.

— Ты говоришь, — произнесла мама Марча совсем недружелюбным тоном, — как мой мальчик Стэнли.

По-прежнему пятьдесят семь. Четыре парня с кучей багажа закончили посадку в гидросамолет. Пилот, приподняв бровь, спросил у Келпа:

— Ты идешь или нет?

— Нет, — ответил тот и посмотрел вниз.

Пилот как будто не услышал:

— Послушай, приятель, я улетаю.

— До свидания, — попрощался Келп.

Мужчина покачал сердито головой:

— Это гидросамолет и он стоит сейчас в доке. И если ты не летишь, то что делаешь здесь?

— Прогуливаюсь по городу, — объяснил Келп, но, заметив, что пилот не собирается оставить его в покое, решил покончить с этой болтовней и добавил: — Очень скоро, ваши люди попадают за борт.

Что было чистой правдой. Самолет на холостой ходу в доке беспокойно колыхался на волнах, поэтому лица пары пассажиров уже приобретали зеленоватый оттенок. Пилот, заметив это, выругался, вскочил на борт своего верного коня и попрощался.

Три пятьдесят восемь. Градец посмотрел на часы: 3:56.

— Он скоро будет здесь, — сказал он апатичным Ласку и Терменту.

Снова пятьдесят восемь.

— Хватит, — взвыла мама Марча, резко вывернула руль влево и промчалась сквозь перекресток, оставив за собой семь автомобильных аварий, но сама выбралась без потерь.

— Время, — пробормотал Дортмундер, поглядывая одним глазом на свои часы, а другим — на счетчик.

Три пятьдесят девять. Тини, остановив движение, пересек Первую авеню.

Ровно четыре часа дня. Как только гидросамолет отчалил от парома, на котором Келп остался единственным «уцелевшим», на севере, двигаясь в сторону побережья, рассекая волны, показался небольшой отполированный катер с подвесным мотором, как в фильмах о Джеймсе Бонде, на который тот имел привычку прыгать с проходящего мимо гидроплана. Стэн Марч в желтом мокром плаще и шляпе стоял у руля. Проворно и уверенно он корректировал скорость судна и мастерски остановил его прямо у ног Келпа.

— Вот, что я сделал, — начал Марч, наклонился и положил ладонь на грубые доски парома, чтобы придать лодке устойчивое положение, пока Келп на нее взбирался, — я повернул возле бруклинской стороны Губернаторского острова, чтобы там не наткнуться на паром к Статуе Свободы, затем прежде чем повернуть в сторону Уильямсбергского моста я проехался по стороне Манхэттена, потому что там меньше коммерческого транспорта.

— Хорошо, — сказал Келп. — Я думал, что тот самолет никогда, черт побери, не сдвинется с места.

— У нас есть еще время, — произнес Марч, даже не взглянув на часы.

Четыре ноль одна.

— Я не хочу сказать, что… — начал Дортмундер.

— Тогда и молчи, — посоветовала ему мама и направилась на восток, проскочив перекресток 26-ой и Второй авеню на красный свет, не обращая внимания на сигналы других авто, едущий в центр.

Четыре ноль две. Тини шагал по кучам мусора в тени трассы ФДР; грабители не последовали за ним. Впереди растянулся забор-сетка, а за ним разваливающееся старое здание паромной станции. Слева и справа под магистралью валялись детали старых машин. Но где, Тини задавался вопросом, Дортмундер и мама Стэна, где такси?

Едут и едут. (По-прежнему 4:02). C визгом вписавшись в левый поворот на Первой авеню после очередного игнорирования красного сигнала на 27-ой, такси мчалось вперед. Дым шел из-под колес, но мама Марча только подняла выше острый подбородок и уткнулась в лобовое стекло. Позади нее Дортмундер крепко вцепился в пепельницу. Ведь это была единственная вещь, за которую он мог держаться.

Четыре ноль две. (Да, все еще 4:02). Пока Марч направлял катер на север вдоль берега, Келп занялся белым медицинским халатом, извлеченным из бумажного пакета. Встряхнув нарядом, одолженным сегодня из клиники в центре города, Келп произнес:

— Мы не должны опоздать.

— Но и промокнуть ты тоже вряд ли хочешь, — заметил Марч, — поэтому я двигаюсь не быстро. Не волнуйся, мы успеем.

По-прежнему 4:02.

— Уже четыре часа, — посмотрев на часы, заявил Градец. — Спущусь вниз, чтобы встретить его.

Четыре ноль три, в конце концов. Тини вышел из-под трассы, поближе к забору. Справа от него стояли машины, а несколько из них с дип номерами. Охраняемые ворота располагались подальше, там за авто. Часовые еще не знали, что их ожидает, но очень скоро ситуация измениться.

Наконец, появилось такси — желтая комета стрелой вынырнула из-под ФДР трассы, скользнув возле его левого локтя, и резко остановилась в нескольких сантиметрах от забора. Двое охранников в легком недоумении наблюдали, как пыль десятилетий мягко поднялась в воздух и медленно обволакивала такси и окружающих.

— Почему бы нам просто не протаранить забор? — предложил Дортмундер.

— Три доллара восемьдесят центов, — ответила ему мама Марча, постучав по счетчику свободной правой рукой.

— Во время, — пробормотал Тини сам себе и остановился позади авто.

— Не здесь, — сказал Келп, присматриваясь к стене на южной стороне паромной станции, пока Марч удерживал лодку на неспокойных волнах.

— Говорил я тебе, что у нас есть время, — напомнил Стэн.

Дортмундер проворчал и оплатил по счетчику плюс пятьдесят центов чаевых.

— Транжира, — прокомментировала мама.

Дортмундер, пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, вышел из такси и приблизился к воротам. Мама Марча включила сигнал «не работаю», что было частью плана.

— Диддамс, — представился Дортмундер, а когда охранник с недоверием посмотрел на него, добавил: — Посол ожидает меня.

Охранник долго консультировался с листком бумаги в своем блокноте, где стояла только одна запись: «Диддамс — 16.00».

— Все верно, — согласился он наконец-то и распахнул незапертые ворота.

Тини открыл левую заднюю дверь такси и заревел так громко, чтобы быть услышанным охранниками у ворот:

— Завезите меня на 47-ю.

Как только Тини начал влезать в салон, мама закипела:

— Убирайся отсюда, — закричала она достаточно громко, чтобы ее заметила охрана, чайки и трафик на ФДР трассе. — Разве не видишь, что я «не работаю»?

Дортмундер сделал вид, что не слышит криков позади себя, вошел на территорию паромной станции. Впереди виднелись старые толстые доски паромного причала, в самом конце которого болталась судно, а голова Келпа выглядывала из правого нижнего угла. Так часто изображали себя художники на фресках героической тематики. Как раз во время появившийся из «Гордость Вотскоэка», Градец развеял иллюзию автопортрета.

Охранники с растущим интересом наблюдали за огромным, напоминающим гору мужчиной и сварливой женщиной-таксистом, которые выкрикивали нелестные замечания в адрес друг друга. Вдруг злющая женщина ударила мужчину-гору в челюсть, а он ответил ей хуком с правой, в результате чего она ударилась о сетку забора.

— Эй, — прокричал один из охранников, а скала-мужчина продолжал наступать на маленькую леди, грозно приподняв плечи.

Тини нанес еще один удар кулаком, мама Марча — нет.

— Ты зря ударила меня, — заявил он и отошел назад.

— Эй, ты там, стой! Прекратите!

И двое охранников покинули свой пост, бросаясь на защиту маленькой леди.

Дортмундер и Градец пожали друг другу руки. Хозяин сказал, что рад видеть того снова; гость поблагодарил и ответил взаимностью. Градец посмотрел вверх и объявил, что погодя сегодня чудесная; Дортмундер согласился. Градец признался в своей любви к Нью-Йорку; Джон ответил, что в таком старом городе еще можно найти несколько позитивных вещей, не считая населения и правительства. Боковым зрением Дортмундер отметил очередное появление автопортрета.

— Почему бы нам не подняться на борт, — предложил Дортмундер.

— Отличная идея, — поддержал Градец. — Мы подготовили для вас кое-какую литературу. Немного, чтобы не перегрузить вас информацией.

Тини схватил охранника А и ударил им охранника В.

Келп вскарабкался на корабль и на минуту остановился, чтобы привести в порядок свой халат — на белом цвете видна вся грязь — и быстро зашагал вперед. Марч направил судно вверх по реке, планирую сделать круг возле острова Рузвельта.

Градец с Джоном зашли в тесный лифт и поднялись наверх.

Келп проскользнул в открытую дверь и нашел лестницу именно там, где и говорил Дортмундер.

— Хватит дурачиться, — решил Тини. Бросив охранников, он повернулся к маме Марча и произнес: — Завези меня в аэропорт Кеннеди.

— Аэропорт! — закричала женщина в маниакальном удовлетворении. — Почему ты не сказал это сразу? Залезай!

Тини так и сделал — даже люди нормальных размеров испытывают трудности, чтобы попасть в недешевые объятия нью-йоркского такси — мама Марча села за руль и убрала сигнал «не работаю». Пока ошеломленные охранники смотрели на них, открыв рты, такси развернулось и уехало.

— Тини, я вынуждена включить таксометр, — предупредила женщина, — иначе мне грозит штраф.

— Все в порядке, — ответил Тини. — Ты можешь вычесть это из твоего удара по моей физиономии.

— Ах, ты разве почувствовал что-нибудь, — спросила удивленно мама.

— Я услышал, — ответил Тини. — Этого было достаточно.

Градец еще раз познакомил Дортмундера с Ласком и Терментом. Диддамс кивнул женщине и пожал руку мужчине, затем к нему пришла запоздалая мысль — и он пожал руку и женщине, после решил идти «ва-банк» и кивнул также мужчине.

Келп, придерживаясь отличной карты и подсказкам Дортмундера, свободно и быстро продвигался по коридору, дальше от офисов, где Дортмундер и персонал Градеца изобретали новый народный танец. Он открыл дверь в импровизированную лабораторию, где должна была находиться кость Святой Ферганы. Настоящая.

Но, к несчастью для Келпа, она как раз находилась в процессе испытания. Джон Мицкельмусс поднял глаза на незваного гостя — мужчину в белом халате, пришел к очевидному выводу и кивнул. Келп кивнул в ответ.

— Мицкельмусс, — представился работник, протянув руку. — Джон Мицкельмусс, Кембридж.

— Келли, — сказал Келп. — Джон Келли, Парк-Слоуп.

— Извините, но я не слышал о такой школе, — засомневался в коллеге Мицкельмусс.

Келп сразу и не понял, что они говорят об образовании. — Небольшое учебное заведение, очень специализированное.

— Я очень плохо разбираюсь в американских школах, — произнес вежливо Мицкельмусс, взвалив всю вину на себя. — Просто делаю рентгеновские снимки, — добавил он, махнув на кость и оборудование. — Вы можете забрать ее на некоторое время.

— Не торопитесь, — заверил Келп и подкрепил свои слова улыбкой с подтекстом.

— Это не займет много времени, — заверил его Мицкельмусс улыбаясь, и вернулся к своим обязанностям. Келп наблюдал.

Дортмундер, Градец, Ласк и Термент обсудили визы, проживание, достопримечательности, климат, курсы валют и национальную кухню. Налог на выход из аэропорта был затронут, но на нем решили не акцентировать внимание.

Стэн Марч сидел за рулем неработающей лодки и праздно наблюдал, как высокие канатные дороги покачивались между Манхэттеном и островом Рузвельта: красные авто болтались на черных кабелях, черт возьми, прямо в воздухе. Дорога по воздуху. Как в Швейцарии. Отсюда хороший вид на город. Надо как-нибудь привезти сюда маму, вытащить ее в кои то веки из такси.

После того как Тини и мама Марча выполнили свою часть работы на сегодня, она завезла его в пустой дом на Риверсайд-драйв. Ж.К. была до сих пор в отпуске. Возник короткий спор об оплате, но женщина всегда умела отстоять свою точку зрения в любой дискуссии.

Джон Мицкельмусс отрегулировал свет, положение стола и угол камеры. Другой парень, Келли, сидел возле колб и горелок, передвигая их взад-вперед. У Мицкельмусса мелькнула мысль, что новичок, схватив лабораторное оборудование двумя руками, просто играет с ним в «крестики-нолики». Это мысль показалась ему настолько невероятной, что он сразу же отверг ее. Подняв голову, ученый тепло улыбнулся Келли:

— Еще минутка.

— Эй, без проблем, — ответил Келли. — Знаете, — сказал он, — эта вещь вон там пахнет как кофе.

— Это и есть кофе, — заверил его Мицкельмусс. — Боюсь, не самый качественный, но все же лучше чем ничего. Я скоро заканчиваю.

Дортмундер продолжал интересоваться экскурсоводами, переводчиками, автобусным сообщением со столицей и круизами по реке Варье. Он должен был тянуть время, чтобы Келп успел подменить кость. Главным условием успешно выполненного плана было то, что Вотскоэк не должен был догадаться о махинации с реликвией вплоть до последующих событий. Вот почему Тини и мама Марча отвлекали внимание охраны, когда Келп пробирался на корабль. И по этой же причине Дортмундер усыплял бдительность остальных, чтобы Энди мог уйти незамеченным с настоящим бедром. Сам же Келп должен был притаиться на лестнице рядом с большим фойе и ждать, когда Дортмундер предположительно с Градецом Краловцом и непременно на лифте спуститься вниз. Затем Градец должен был пожелать своему гостю успехов и уехать наверх аналогичным способом — на лифте. После Дортмундер должен был привлечь внимание охранников на выходе, тем самым давая Келпу возможность уйти с корабля незамеченным, добраться до конца пристани, где его ожидал Марч на моторной лодке.

Четко. Безупречно. Проще простого.

— Еще секундочку, — произнес Мицкельмусс, все более хмурясь.

Он регулировал специальный лоток, на котором намеревался отправить кость в рентгеновский аппарат. Келп маленькими глотками пил настоящий кофе и размышлял о том, почему бы ему просто не отправить в «отключку» этого иностранца с помощью какого-нибудь тяжелого предмета. Это было бы, конечно, неожиданным завершением «дела», но с другой стороны, если этот паренек не закончит с установкой и не сделает чертов рентгеновский снимок, то именно так он и поступит. У Келпа заканчивалось терпение. Дортмундер продолжал забалтывать персонал и Градеца.

Марч потянулся и зевнул. Время возвращаться, затаиться и быть готовым идти полным ходом, как только нога Келпа коснется палубы, давать деру в Лонг-Айленд-Сити, где был припрятан автомобиль.

— Уже заканчиваю, — торопился Мицкельмусс.

— Конечно, если я поеду зимой, — сказал Дортмундер, чувствуя себя таким же доведенным до отчаянья, как и Градец, Ласк и Термент, — надеюсь, там будет место, чтобы покататься на лыжах.

На первый взгляд представить Дортмундера на лыжах было практически нереально, но Градец, Ласк и Термент все же справились с этой задачей. Они смело поддержали идею Дортмундера. Градец встал и, пытаясь придать своему голосу максимум уверенности, заявил:

— Да, конечно, у нас есть горы, много-много гор и зима, вы говорили о зиме, конечно в эту пору года у нас имеется снег, много снега в горах, да, естественно, конечно, есть возможность покататься на лыжах, совершенно точно, почему бы и нет.

— Конечно, — добавил Ласк.

Все, что смог сделать Термент — это кивнуть головой.

На этот раз Стэн Марч изображал «автопортрет» в углу росписи. Помятые охранники у ворот с напыщенным видом прогуливались взад-вперед, пытаясь делать вид, что недавно произошедший инцидент не имеет к ним никакого отношения.

— Надо же! — вырвалось у Мицкельмусса. — О, черт, кажется, я дернул ее. Лучше сделать еще один.

Дортмундер прижимал папку в оберточной бумаге с информацией о Вотскоэке к своей груди левой рукой, а правой прощался.

— Ценю это, — заверил он всех присутствующих. — Спасибо за уделенное время, надеюсь, я не отвлек вас от, от, от…

— Вовсе нет, конечно, нет. Мы рады помочь.

— Добро пожаловать в Вотскоэк.

— Уверен, что так оно и будет, — согласился Дортмундер.

«А еще я уверен, что Келп уже выбрался с корабля, — подумал он про себя».

— Увидимся внизу, — сказал Градец с явным облегчением, что обычно дипломаты его уровня себе не позволяли.

«Он должен быть снаружи, просто обязан».

Но, нет.

— Хм-м-м-м-м-м-м, — затянул Мицкельмусс, склонившись на оборудованием, в то время как рука Келпа уже потянулась к какому-то выпуклому аппарату размером с кулак, стоящему на соседнем столике.

— Есть! Наконец-то, — заявил Мицкельмусс и повернул довольное лицо к механизму, зажатому рукой Энди. — Ах! — сказал он восторженно. — Точно, спектральный анализ! Он поможет прояснить некоторые вопросы.

— Да, непременно, — согласился Келп.

— Ну, теперь ваша очередь, — сказал Мицкельмусс, небрежно махнув косточкой, а другой рукой погладил свое пузико и признался: — Честно говоря, мне кажется, скоро кофе пойдет на выход. Возможно, я должен был предупредить вас об этом. Пардон, — и он вышел.

Дормтундер и Градец в громко жужжащем лифте спустились вниз. Хозяин корабля даже не вышел из кабинки:

— Вы знает дорогу к выходу, — сказал он, глупо улыбаясь, и ждал ухода Дортмундера.

Что тот и сделал. Двери лифта закрылись. «Диддамс» подошел к открытой двери, ведущей на выход, посмотрел по сторонам, надеясь увидеть Келпа, но нет.

Из-под своего медицинского халата Келп достал обувную коробку с фальшивой костью, доставленную Грийком Крагнком:

— Это настоящая кость из тела реальной сумнадцативековой девушки, — заверил он его, — вот что я знаю о ней.

— И этого будет достаточно, — со своей стороны заверил его Келп.

Обувная коробка с костью внутри, обмотанная резинкой, чтобы удержать крышку, все это время висела на крючке, один конец которого проходил сквозь уголок коробки, а другой — крепился к петле на середине спинки лабораторного халата, на уровне талии. Коробка под свободной одеждой превращала такого стройного парня, как Келп в задастого ученого, но ведь наука в большинстве случаев требует сидячего образа жизни, поэтому он выглядел вполне хорошо.

Келп поставил упаковку на стол рядом с настоящей реликвией. Убрал резинку, поднял крышку и извлек подделку. Невооруженным взглядом было видно, что две косточки выглядели идентично, пожалуй, за исключением того, что реальная чуть меньше блестела и имела более насыщенные тени на концах. Келп приложил максимум усилий, чтобы запомнить, где какая кость находиться и поменял их местами, закрыл обувную коробку, замотал резинкой и потратил чертовски много времени, пытаясь подвесить ее на чертову петлю в халате. (Марч сделал ее для него еще тогда в моторной лодке). В конце концов, ему это осточертело, и он решил нести чертову вещь в руках. Он спрятал ее подмышкой и направился к двери, ведущей в коридор.

Две двери открылись одновременно: из лаборатории и к лифту. Келп и Градец вышли, но Энди оказался проворнее и резко сделал шаг назад. Градец повернулся в другую сторону, и сразу же открылась третья дверь, рядом с лифтом, та, что вела в офис. Ласк и Термент торопились, выражая свое недовольство на венгерско-хорватском, на котором даже признание в любви звучало как объявление войны; их жалобы содрогали молекулы окружающего воздуха.

Келп выжидал. Трое в коридоре стояли и болтали. Будут ли они там, когда вернется Мицкельмусс? Что делать Келпу с обувной коробкой? А что если он снимет халат, повесит коробку, затем каким-то образом попробует надеть его обратно и при этом не уронить…

Нет. Хлопнула дверь. Мужчины ушли. Келп покинул лабораторию и устремился к лестнице с надеждой, что Дортмундер еще не начал отвлекать внимание охранников.

Увы, он сделал это. Пока Келп безуспешно пробовал подвесить обувную коробку под свой халат, Джон уже приблизился к забору, где он достал из кармана пиджака маленький складной зонтик черного цвета, который служил реквизитом для данной сцены. Один охранник открыл ворота и Дортмундер, подняв глаза к идеально чистому, голубому небу, произнес:

— Ну, кажется дождь собирается.

Мужчины сердито посмотрели вначале на него, а затем с тем же выражением лица и на небо.

— По-моему нет.

Дортмундер продолжал смотреть вверх. Свободной рукой он указал на что-то и спросил:

— А как насчет вон того облачка? То, которое темное.

И он продолжал другой рукой тыкать концом десятидюймового нераскрытого зонтика в одно из ромбовидных отверстий в заборе рядом с выходом.

— Какое такое темное? — требовал ответ охранник.

— Вот то, возле высокого здания, — показал Дортмундер вверх.

— Ладно, я не вижу его, — сказал охранник.

— Я тоже, — согласился с ним и второй работник.

— Меня не волнует, что говорят другие люди, — заявил Дортмундер, продолжая всматриваться куда-то вверх. — Я открываю мой зонтик, — и он нажал кнопку на рукоятке зонта.

По-о-оп. Дортмундер резко посмотрел вниз.

— Упс-с-с, — сказал он.

Охранники незамедлительно посмотрели тоже вниз.

— А что теперь? — потребовал ответа один из них.

А то, что зонтик теперь был зажать металлом забора, то есть черная ткань верха находилась по одну сторону сетки, ручка по другую, а соединял их стержень, проходящий сквозь отверстие в форме ромба. Верхушка зонта, как и J-образная рукоятка, были слишком широки, чтобы их можно было вытолкнуть или притянуть к себе через отверстие.

Но хуже всего было то, что дотянуться до кнопки в такой позиции, было невозможно.

— Ради Христа, — взмолился второй охранник. — Как тебе это удалось?

— Даже не знаю, — ответил Дортмундер, который старался казаться огорченным.

На самом же деле, он знал как выполнить такой фокус с зонтиком. Ведь несколько часов практики сегодня с полудюжиной других зонтов на другой сетке-раубице не прошли даром. Дортмундер знал не только как всадить зонтик, но и довольно сложный и одновременно такой простой способ вернуть его обратно. Однако прежде чем стать опытным «освободителем зонтиков», он поломал несколько хрупких деталей на реквизите и один или два раза был близок к тому, чтобы взбеситься и плюнуть на это дело. Такая наука не обошлась и без жертв: спица зонта больно ткнула его в ладонь. И он очень надеялся, что этот казус отвлечет на некоторое время охрану.

У Келпа было предостаточно времени, чтобы совершить свой побег. Потихоньку заглядывая под собственные подмышки, Дортмундер пытался внимательно рассмотреть паромный причал и впал в унынье, когда не заметил на нем Энди Келпа, плывущего по реке. Где, черт возьми, его носит?

А в эту минуту, Градец Краловц, обнаружив, что Джон Диддамс нечаянно оставил чрезвычайно важную цветную фотографии собора «Реки крови» в Нови Гладе, зажал ее в руке и поспешил на выход. Он вызвал лифт и был на выходе задолго до того, как Келп спустился туда же.

— Мне кажется, нам понадобиться ножовка, — предположил выход из ситуации охранник.

— Нет, я сделаю по-другому, — возразил второй, — я просто закрою эту чертову штуку снова и вытащу ее обратно.

— Извините, что так глупо получилось, — признался Дортмундер и наклонился, чтобы поближе рассмотреть проблему, виновником которой был он, и попытаться помочь, но на самом деле, он обдумывал как бы еще усложнить то, что он натворил. Однако и этого было предостаточно. Охранник, вызвавшийся добровольцем в решении проблемы, потянулся и сжал зонт. Дортмундер продолжал наклоняться все ближе и ближе, явно желая исправить свою неуклюжесть. Спица кольнула охранника в ладонь, рука его дернулась и локтем ударила «Диддамса» в глаз. Он рухнул вниз без сознания.

Градец вышел из «Гордость Вотскоэка», чтобы разыскать своего первого национального добровольца-туриста и обнаружил, что того избивает наемная охрана.

— Эй! — закричал он что есть мочи. — Прекратить!

Охранники, которые не особенно-то и хотели жертв на своем дежурстве, теперь же обнаружили себя стоящими возле жертвы. Когда Градец подбежал к ним, те выглядели и чувствовали себя подавленными и глупыми.

Келп шлепнулся с лестницы.

Марч бросил еще один быстрый взгляд на причал, но так и не мог сообразить, что же он увидел. Что за процессия?

Робкие, угрюмые охранники сопровождаемы гневными инструкциями Градеца, несли к входу «Гордость Вотскоэка» Дортмундера в бессознательном состоянии. В какой-то момент тот пришел в себя и открыл глаза как раз вовремя, чтобы заметит Келпа, который сломя голову выбежал из широкого дверного проема и ударился прямо в Градеца. Оба упали на землю, а рядом с ними и открытая обувная коробка, из которой на грубые доски пристани выпала реликвия. Келп прекратил кататься по настилу, нашел и схватил кость, поднялся на ноги и увидел зажатого в тисках охраны Дортмундера. Они поймали его!

— Беги, Джон! — закричал Келп и ударил охранника по голове костью.

— Только не реликвией! — вопил распластавшийся возле входа Градец.

Охранники, сбитые с толку чередой происшествий, все же быстро сообразили, что к чему, бросили лже-Диддамса (бах!) и повернулись, чтобы оказать сопротивление этой новой и менее двусмысленной угрозе. Дортмундер — одноглазый Джон, вскарабкался на спину одного из охранников, а Энди продолжал, словно саблей размахивать костью:

— Джон! Беги!

Без шансов. Дортмундер знал это, но все же попытался воспользоваться последней уловкой. Прищурив здоровый глаз, он произнес:

— Разве мы знакомы? — он надеялся, что у него получился вопрос, а не утверждение.

Все замерли. Все уставились теперь на Дортмундера. Пораженный этим вопросом Келп прошептал:

— Разве тебя «не приперли к стенке»?

— До этого момента нет.

— Схватить его! — заорал Градец и ткнул пальцем в Дортмундера.

— Беги, Джон! — заорал Келп и сверкая пятками резво поскакал к концу пристани.

Охранники уже потянулись к Дортмундеру, поэтому тот долго не раздумывал и тоже побежал. Он мчался: руки шевелились, ноги тряслись, мышцы лица исказила гримаса, как будто он находился в ракете и на него давили три и более гравитации. Он смотрел на окружающий мир впереди себя, прищурившись, как моряк Попай, и не мог поверить. Река была там!

Марч, увидев наконец своих пассажиров, завел мотор лодки. Келп оттолкнувшись от причала, приземлился на палубу сначала ногами, затем коленями, локтями, после костью и лицом.

Дортмундер сопел как капучино-машина, в конце своего марафонского бега и, дрожа всем телом, остановился. Он с ужасом посмотрел вниз на крошечную мишень под своими ногами раскачивающуюся на волнах глубоководной реки.

Келп и Марч уставились на него и настойчиво махали руками.

— Прыгай, Джон! — кричал Келп.

— Давай, давай! — вопил Марч.

Дортмундер задыхался. Он смотрел вниз, пытаясь сфокусировать взгляд одним рабочим глазом. Он пробовал прыгнуть, он пробовал «давай, давай», он действительно хотел, но он не мог сделать это. А потом руки сомкнулись вокруг его рук, плеч и головы.

Келп стоял на коленях, зажав одной рукой кость, другой — держась за планширь. Марч быстро увозил их прочь, направив лодку на Лонг-Айленд-Сити. Энди вглядывался в Дортмундера, зажатого крепкими объятиями частного права.

— Он обвинит в этом меня, — произнес Келп, — я просто знаю это.

Дортмундер закрыл здоровый глаз.