Не спрашивай

40

Карвер Зорн, врач, действительный член американской хирургической коллегии, член Королевского хирургического колледжа, член приходского совета, дипломированный медбрат, сертифицированный санитар-акушер, доктор стоматологии, доктор зубной хирургии (это под вопросом) сидел за старинным органом в алтаре своей секуляризированной церкви, которую он называл домом и играл отвратительную интерпретацию Also Spracht Zarathustra. Во-первых, в наши дни все труднее найти компетентного настройщика органа; а если говорить откровенно, то в некоторых частях света и вовсе невозможно. Поэтому, когда доктор Зорн нажал своим начищенным до блеска кончиком пальца на отдельную клавишу цвета слоновой кости, могучая машина, изогнутая в виде полумесяца в стиле арт-деко, застонала и пронзительно закричала. Не эти ноты он ожидал услышать. Во-вторых, доктор Зорн являлся довольно убогим, неодаренным музыкантом. И давил он своим начищенным пальчиком вероятно не ту клавишу. Но все это не имело значения по сравнению с третьим… доктор Зорн был лишен музыкального слуха.

Учитывая все вышеперечисленное, можно сделать вывод, что соседям доктора Зорна повезло — их у него не было. Проект сноса трущоб, который затронул также церковь, пронесся по этому некогда шумному и оживленному жилому району Южного Бронкса, словно черная чума двадцатого века. Все снесли, сравняли, разрушили до основания, измельчили остатки гусеницами мощных желтых машин, таких же умных, как и их хозяева.

И почему Санкт Криспиниан не поддался как все остальные «косе» проектировщика? До того как снести здание нужно было его секуляризировать, провести тайный ритуал, который не вредит конструкции, и отсутствие которого могло вызвать политическую дестабилизацию в обществе. Когда обе бюрократии, божественная и мирская завершили все свои бессмысленные пререкания, вмещалось общественное мнение. С опозданием пришли к выводу, что необоснованное разрушение места, где живут люди и возрождение мертвого проекта бессмысленно и весь план заново пересмотрели. Место обнесли сетчатым забором, а проектировщики направили своих серьезных, деятельных, олухов из колледжа в другой район.

Санкт Криспиниан выстоял. Церковь не желала принимать здание обратно в свое лоно. Секуляризация завершена, прихожане разошлись кто куда. Город и слышать об этом ничего не хотел — хотя церковь принадлежала ему — прошлые ошибки не только смущают, но и некрасиво намекают, что и действующие программы могут быть несовершенны. Поэтому ее оставили на произвол судьбы, окруженной со всех сторон домами, кварталами. Здание заколотили досками, но оно так и манило вандалов, наркоманов, преступников, сектантов и других темных личностей.

Многие небольшие помещения в Нью-Йорке взяты на контроль штаб-квартирой ООН в Манхэттене. Каждая из сторон считает это раздражающим, но все же необходимым, а иногда и выгодным. И вот однажды ООН взяло под контроль Санкт Криспиньян в Нью-Йорке в долгосрочную неоплачиваемую аренду, дабы осуществить один уже забытый план, выдвинутый уполномоченным одной из стран третьего мира, которого к счастью свергли, сварили и съели. Дальше подписания договора аренды дело не зашло. С того момента ООН изо всех сил пыталось вернуть церковь городу, но тот отказывался принимать ее на свой баланс. А между тем ООН сделало все — сторожевые собаки, частные охранные агентства, солдаты в голубых касках из Швеции и Финляндии — для того, чтобы оградить Санкт Криспиньяна от вышеупомянутых темных личностей. Но ничего не помогало, пока не появился доктор Зорн.

Лишь музыкальность, тонкое понимание музыки доктора Зорна прогнало из этого места всех вредителей. И еще нечто в его характере; по каким-то причинам люди его невзлюбили, даже те, кто и близко не был похож на бомжей, что могут поздно ночью проникнуть в церковь с надеждой отыскать какой-нибудь сохранившийся религиозный артефакт и выменять его на наркотики. Однако только этим его работа для ООН не ограничивалась.

Помощь голодающим. Пускай другие занимаются доставкой пищи по всему миру, туда, где это необходимо. Пускай другие занимаются долгосрочным планированием севооборота, борьбой с наводнениями, плотностью популяции и другими подобными вопросами. Доктора Зорна волновал другой более простой и в тоже время сложный и важный вопрос: Чем будут питаться люди, если исчезнет вся пища?

Апсиду и апсидальные капеллы, арки и округлые каменные углубления в стене за алтарем бывшей церкви были им переделаны и теперь напоминали нечто среднее между кухней и лабораторией. Над мензурками и ретортами клубился пар, дурно пахнущие жидкости пузырились, электрические дуги бегали между электродами, гирлянды огней загорались и гасли, трубы огромного змеевика вздымались и опускались как карусели для детей, плюс высокие полки, переполненные стеклянными банками с чем-то странным, деформированным внутри, возможно это были — и иногда были — поврежденные теннисные мячи. Здесь доктор Зорн экспериментировал с пищевым потенциалом вещей, которые обычно не были съедобными: носки, трава, канцелярские шкафчики, остатки ногтей. (Одновременное решение проблемы человеческого голода и утилизации отходов потянет, по меньшей мере, на Нобелевскую премию!).

И конечно другим незаменимым элементом всех этих экспериментов были реальные люди. Ведь кто-то должен был наслаждаться «деликатесами» из кухни доктора Зорна. Поначалу окрестности обеспечивали его лабораторию достаточным количеством людей, которые попали в церковь добровольно, но остались в ней, чтобы ассистировать доброму врачу в его Нобелевской работе. (Различные капканы и ловушки с транквилизаторами и другими психотропными веществам, которые он установил возле притвора, гарантировали, что гость не покинет его дом слишком рано.)

Однако в последнее время о репутации доктора узнали низшие слои общества и его «отбор» уменьшился. Доктор начала размышлять о размещении определенного рода объявления в не столь престижных газетах, но вот беда, формулировка такой рекламы вызывала у него трудности. Ведь так сложно объяснить суть научного открытия дилетанту.

Доктор Зорн считал это место идеальным не только благодаря самой церкви и легкой доставке подопытных, но и благодаря участку земли, где располагалось собственно само здание. Все постройки вокруг церкви превратили в розовый щебень, который придавал красивый оттенок кирпичной пыли, и обнесли ее сетчатым забором высотой в восемь футов. Изначально планировалось, что он должен не пропускать людей внутрь, но оказалось, что он может их и не выпускать. Особенно тогда, когда доктор Зорн пустил по нему электрический ток. Ох, не со смертельным зарядом, конечно, нет, лишь, чтобы помешать преждевременному уходу.

Как приятно подняться в лунную ночь на колокольню и смотреть вниз на идущее «стадо», что замедляло свой ход на развалинах. Иногда, для забавы, можно взять пневматический пистолет и немного пострелять в «стадо», придать ему движение. Улучшает пищеварение.

Но в данный момент, к сожалению «стада» не было. Он пока не нашел действительно пригодную замену еды. Помощники доктора Зорна со временем достигали максимальной стадии истощения, и их реакция на стимулы более не соответствовала его ожиданиям. Тогда он позволял им уйти (или туманной ночью увозил их прочь, если до этого доходило дело).

Обожал он Also Spracht Zarathustra, ужасный и прекрасный. Доктор Зорн настолько погрузился в легкость и сложность того, чем он занимался сейчас, в его мощь, в яркое сплетение каскадных аккордов, что едва обратил внимание на мигание лампы, установленной высоко на каменной колоне.

Когда доктор играл на органе, то кроме музыки не слышал ничего, поэтому какое-то время назад он изобрел устройство, сигнализирующее, что в его притвор попал еще один клиент. Мигающий свет означал, что кто-то угодил в одну из ловушек, отлично. У него есть несколько непродовольственных товаров, который он хотел бы опробовать на свежих субъектах.

Но в спешке не было смысла. Гость или гости — оборудование притвора способно захватить и удерживать до четырех новичков одновременно — подождет. Для начала он закончит свою игру.

Так он и сделал. Как только последний аккорд с лязгом наполнил церковь, доктор удовлетворенно вздохнул и повернулся на органной скамейке. На него пристально смотрели восемь мрачных мужчин.

Ну, ничего себе. Так далеко бродяги еще не заходили. Притвор должен был остановить четверых, но следующих он пропустил, пока добрый доктор было полностью погружен в музыку.

И теперь эта восьмерка была здесь, в алтаре, и пристально глядела на него, а в их взглядах любви не наблюдалось. В тишине было слышно, как капает вода — утечка в колумбарии, до которой у него руки не доходили. И больше ни звука. Видимо они ждали, когда исчезнет окончательно последний отголосок Zarathustra в их черепах, прежде чем что-то сказать или сделать.

И что теперь? То были низшие существа. Поговорить с ними, узнать чего они хотят или уйти с их дороги, а может попробовать опрокинуть на них столы. Доктор Зорн размышлял. У него были несколько секунд молчания для планирования дальнейших действий. В его распоряжении имеется арсенал лекарственных средств и лабораторное оборудование. Он думал, как своими силами победить восьмерых. Во время своих размышлений он вдруг понял, что одно из этих мрачных лиц ему знакомо.

Диддамс! Джон Диддамс из посольства Вотскоэк!

Доктор Зорн был быстрым и проворным. Словно пуля отскочил он от органной скамейки и был уже на полпути в лабораторию, но его схватили руки. Много рук. Много крепких рук.

Человек, что сидел напротив доктора Зорна был огромен. В другой ситуации, врач был бы счастлив завладеть таким экземпляром, сделать из него научного ассистента там, в развалинах. Такой монстр мог питаться непродовольственными «вкусностями» месяцами и остаться живым. К сожалению ситуация складывалась не в его пользу. Ситуация была такова, что доктора Зорна схватило множество рук, подняло его, понесло обратно в алтарь и положило лицом вниз на одну из сохранившихся боковых скамеек, первоначально предназначенных для хора. И тогда этот великан уселся на нем, лишив малейшей возможности вырваться, пока другие обыскивали церковь.

Почему? Что еще хочет Диддамс от него кроме простой мести? Очевидно, что это будет не обычная месть человека, ведь просто так он не привел бы с собой семерых друзей. Но с другой стороны, если Диддамс хочет чего-то от доктора Зорна, то существует некоторая вероятность, что он останется живым после этой встречи.

Неважно, что хочет Диддамс, доктор решил отдать ему это сразу и без всяких уловок. Предать Градеца Краловца? Без проблем. Оказать помощь Диддамсу в его новом плане? Без проблем. Снабдить его ядом, оружием или обеспечить алиби или еще что-нибудь? Просто скажи. Да будет на то твоя воля, как поговаривали когда-то в этом здании.

Откуда-то донесся звук перетаскиваемого предмета по каменному полу нефа, деревянного большого и тяжелого. Звук бы крайне неприятен даже для доктора Зорна. Какое-то время он продолжался, затем начал затихать и вовсе исчез. Слышны лишь были нерегулярные кап, кап, кап колумбария.

А может они пришли сюда с целью ограбить его? Несмотря на затрудненное дыхание и скованность движений бесконечная истина науки взывала его. Доктор Зорн, собрав все свои силы поднял голову и предупредил, чтобы люди оставили его лабораторию в покое!

— Не…!

Мужчина-монстр, сидящий на спине врача, треснул его по макушке.

— Заткнись, — приказал он и уселся удобнее.

А! Нет! Не делай это! Доктор Зорн заткнулся; опустил пылающую голову; и уже лежал тихо и послушно; больше он не сделает абсолютно ничего, что заставит двигаться эту огромную тварь сверху. Не шевелись!

— Окей, — откуда-то донесся голос Диддамса, и чудовище слезло с него, оставив спрессованного доктора Зорна лежать на скамье.

Они хотят куда-то забрать его? Он был уверен, что не сможет двигаться; стоять; не сможет идти.

Никому до этого не было дела. Грубые руки схватили его за локти и колени, сняли со скамьи и в той же позиции, в какой он лежал ранее, понесли через алтарь и неф. Голова висела, глаза устало смотрели на каменный пол и мелькающие ноги вокруг.

Они пришли в колумбарий. Ниши, где хранился пепел умерших, пустовали, а доктор Зорн так и не нашел этому помещению с высоким потолком и голыми каменными стенами другого применения. Звук капающей воды звучал здесь громче, слабым эхом отражаясь от камня. Наступила пауза. Доктор Зорн продолжал висеть как балдахин, ничего не видя, чувствуя лишь затхлый запах камня и еды — лично он до сих пор кушал еду — затем его, как блин, перевернули и он плюхнулся на длинную деревянную скамейку — вот что они перетаскивали! — его связали веревками и длинным шпагатом.

С мрачным удовлетворением Диддамс наблюдал за этим процессом. «Проси меня», — пытался внушить доктор Зорн этому твердому лбу, — «проси чего хочешь — и я сделаю это. Просто скажи!».

Но, увы. Его привязали к скамейке и отнесли к льющейся воде. Холодные капли падали на его белым лоб. Кап.

Диддамс подошел и посмотрел на него:

— Увидимся позже, — попрощался он.

Капающая вода отвлекла внимание доктора Зорна, и ему потребовалось время, чтобы понять весь ужас ситуации. Они уходят!

— Подождите! — кричал он. — Я сделаю это! Чтобы это ни было, я сделаю!

Но они ушли. Кап.

«Да ну, это смешно», — подумал он, пытаясь ослабить веревки и ворочая головой в разные стороны. — «Я просто промокну, озябну и промокну, китайская пытка водой— кап — на самом деле не работает, ты теряешь время, Диддамс, ты ведь мог — кап — спросить меня».

«Капли не — кап — ритмичны, они не падают— кап — прямо в точку, невозможно угадать, когда приземлиться следующая капля».

Кап.

Дневной свет окрасил витражи, и он до сих пор был один. Доктор Зорн кричал, пока не охрип, затем затих, снова кричал и снова замолчал, а после время от времени просто поскуливал. Он ворочал головой, наполняя уши водой, но ничего не помогло. Он боролся с веревками и шпагатом и убедился, что это была месть; они никогда не вернутся.

Сила капиллярности — вот, что заставляло воду течь. Доктор Зорн промок. Его одежда промокла. Ледяные капли, казалось, обжигали его голову. Звук ударяющихся капель о его плоть проникал через его мозг, разжижал его мозг, погружал его мозг в кислотной ванне. Тело дрожало, дыхание сбилось, он обессилел, но не мог — кап — уснуть.

И ты не можешь угадать, когда упадет следующая капля; ты будешь ждать, натянутый как струна, ждать и ничего, а затем упадет капля, и ты думаешь, что «наконец-то» и снова капля и ты еще больше напрягаешься, чем прежде, и снова и снова и снова…

— Как дела, доктор?

Это был один из тех моментов, когда глаза врача были плотно сжаты, потому что в них попадали брызги воды и обжигали своим холодом. Теперь же его глаза широко распахнулись — КАПЛЯ! — и увидели Диддамса.

— Пожалуйста, — прошептал доктор.

— Ты будешь делать то, что мы скажем, — сказал Диддамс.

— Да, я буду.

— Это не будет сложно.

— Я сделаю это.

— В нашу последнюю встречу, ты зарядил в меня полный шприц…

— Мне очень жаль, Диддамс, я всей душой жалею этого.

— Ты должен найти мне еще таких шприцов для подкожных инъекций.

— Безусловно. Я сделаю.

— Не перепутай.

— Нет, нет.

— Просто сделай все, как ты делал раньше.

— Да! Да!

— Позже у меня будут другие мелкие просьбы, полегче.

— Все что угодно! Все что угодно!

Диддамс стоял и хмуро смотрел в дикие глаза доктора Зорна. Еще одна капля упала, повредила мозг доктора и исчезла, позволив ему снова собраться силами перед очередным сокрушительным ударом очередной капли…

К Диддамсу подошел мужчина и встал рядом с ним. Остроносый паренек с яркими и дружелюбными глазами посмотрел на доктора и произнес:

— Знаешь, Джон, мне кажется, он готов.

Мой благодетель и покровитель! Доктор полюбил этого человека; он восхищается им, уважает его, доверяет ему; он пойдет следом за ним даже к вратам ада; он никогда не оставит этого божественного человека.

— О, да, — прошептал он. Капля. — Я готов.