Когда Дортмундер вошел в «Бар и Гриль», завсегдатаи обсуждали, зачем кабельному телевидению провода.
— Они передают вибрации по проводам и уже те говорят телевизору, что он должен показывать.
— Как? — спросил Второй клиент.
Первый уставился на него:
— Что значит «как»? Я тебе только что рассказал. С помощью вибрации.
Третий постоянный клиент вступил в спор:
— Это чушь, — заявил он и сильно взмахнул своей пивной кружкой.
Второй мужчина решил изменить свой вопрос согласно новой обстановке:
— Как же так?
— Если телевизору нужна вибрация, чтобы включиться, — агрессивно рассуждал Третий, — то как обычный ТВ обходится без них?
Вмешался Четвертый клиент:
— Элементарно, приятель. Обычный ящик работает как радио, без проводов.
— Как? — не понял Второй, но Первый его опередил:
— Без проводов? Радио без проводов? И для чего, по-твоему, тот темно-коричневый шнур, выходящий из телика и ползущий к стене?
— Это не кабель, — сказал Четвертый с уверенностью.
Первый завсегдатай взглянул на него:
— Это провод.
Второй мужчина придерживался своего первоначального мнения:
— А как насчет портативных?
Третий стукнул кружкой по столу.
— Терпеть их не могу, — заявил он. — Бум-боксы. Они взрывают головной мозг.
— Они провоцируют болезни мозга, — добавил Четвертый, ему нравились новые темы.
— Как? — опять спросил Второй.
— Вибрация, — опять ответил Первый.
Однако Третий сурово посмотрел на Четвертого и произнес:
— А откуда ты знаешь, что не наоборот?
— Как это наоборот?
— Они уже повредили свой мозг еще раньше, вот почему, они купили бум-боксы.
— Нет, нет, нет, — не согласился уверенный в себе Четвертый. — У них хватает серого вещества, чтобы пойти в магазин, достать деньги и уйти с радио.
— Терпеть не могу эти вещи.
— И ты смотришь на них теперь, — настойчиво продолжал Четвертый, — гуляющих повсюду со своими бум-боксами. Ты понимаешь, им не хватает мозгов, чтобы закрыть свой рот.
Другие решили доказать наличие интеллекта определенного уровня, закрыли рты и начали думать. А в это время Дортмундер подошел к бармену Ролло, клюющему носом возле кассы и спросил:
— Есть там кто-нибудь?
Глаза Ролло сфокусировались:
— Я бы сказал, — ответил он, — что все собрались. Принесу тебе стакан бурбона.
— Спасибо.
Дортмундер кивнул Ролло, который снова задремал, прошел мимо завсегдатаев, хлопающих глазами и пытающихся вспомнить, о чем это они говорили, и направился в подсобку.
Комната, если верит Ролло, была переполнена людьми. Включая Джона, здесь собрались одиннадцать подельников: Келп, Тини, Стэн Марч, Гус Брок, Фред Лартц, Гарри Мэтлок, Ральф Демровски, Ральф Уинслоу, Джим О’Хара и Уолли Уистлер. Все стулья были заняты, кроме одного, что стоял спинкой к двери. Несколько парней разместились на перевернутых ящиках из-под вина.
Дортмундер опрокинул вверх дном ящик из-под ликера и сел на него.
— Дортмундер, у нас лишние три цента, — произнес Гус Брок.
Дортмундер не был готов к такому повороту:
— Как так?
Гус объяснил:
— Нас одиннадцать и у нас есть тридцать штук. Это выходит по две тысячи семьсот долларов на человека, но осталось три сотни баксов. Мы решили поделить их на одиннадцать ребят, и получилось по двадцать семь долларов, но опять остается три бакса. Мы опять разделили их на всех — по двадцать семь центов на парня. И опять нужно поделить три цента на одиннадцать человек.
Дортмундер кивнул. У него было ощущение, что он находиться с завсегдатаями.
— Мы отдадим их Тини. В прошлый раз он ничего не получил, — решил Джон.
Все согласились, что это справедливо и особенно Тини. После этого все захотели узнать, чем же все закончится.
— Ничего, — ответил Дортмундер. — Мы отдадим все Гаю Клаверацку, а этот парень Клав… Гай. Ему понадобятся два дня для встречи с нужными людьми, переговоров, согласований. В четверг мы позвоним ему. Между тем, — и он обратился к Стэну: — как дела у грузовика?
— Отлично. Я ездил к нему сегодня и перегнал его в другой «город». Через каждые шесть кварталов начинается новый город с другими копами. Все, что я должен делать — это двигаться; никакая полиция не заприметит этот грузовик.
— Как надолго нам хватит этих 2727,27 долларов? Другими словами, когда мы может ожидать что-то от твоего парня?
— Ты имеешь в виду Гая? — но затем Дортмундер махнул рукой и продолжил: — Нет, забудь об этом, я понял о ком ты говоришь. Думаю, что все займет, по крайней мере, неделю, на переговоры, и возможно месяц, но не более того.
Стэн спросил:
— Ты предлагаешь мне через день садиться на поезд до Лонг-Айленда и гонять его месяц.
— Надеюсь, что надолго дело не затянется.
— У меня и Ральфа есть предложение, — вмешался Гарри Мэтлок, имея в виду своего партнера Ральфа Демровски.
Дортмундер не был уверен, что ему нужны чьи-то предложения — они должны двигаться вперед по заранее согласованному плану — но вслух произнес:
— Конечно. Какое?
— На всякий случай, вдруг возникнут сложности с твоим парнем, — продолжил Гарри, — в случае, который выглядит проблематично или может вызвать проблемы, или еще что-нибудь в этом роде, Ральф и я несколько лет назад познакомились с парочкой людей, что переправляют произведения искусства в Европу. Сначала в Канаду, а затем в Европу. Мы могли бы загнать грузовик в Канаду и подыскать желающих купить такого рода товар в Европе. Дилеры, ты понимаешь.
— Возможно, — договорился Дортмундер. — Это меньшие деньги, потому что они не заплатят много, в игру вступают многие посредники. Но если первый план провалится, тогда хорошо, что у тебя есть такие контакты.
— Когда? — спросил Гарри.
— Ты спрашиваешь, когда звонить тем людям? Когда мы поймем, что план не сработал? Это ты имеешь в виду?
— Да.
— Вот, что я тебе скажу. Я не намерен ездить месяц на поезде.
Дортмундер задумался. Суть лидерства — это компромисс. Он и умение понимать потребности своих людей, а все остальное второстепенно.
— Две недели, — сказал он. — Что вы на это скажете?
Все согласились с двумя неделями. Их вполне хватит, чтобы понять, привели ли переговоры со страховой компанией к положительному результату. И Стэн как водитель не сойдет сума.
— Отлично, — продолжил Дортмундер. — В четверг я буду разговаривать с тем парнем Гаем и предупрежу его о крайнем сроке. А пока у нас есть небольшой кусочек почти тридцать штук.
— И я, — сказал невозмутимо Тини, — получил три цента за первое дело. Жизнь налаживается.