Не учите меня жить!

33

Примерно без двадцати пять я покинула рабочее место, чтобы сходить в уборную накраситься в ожидании Гаса, который, по моим расчетам, должен был прибыть через семнадцать тысяч часов.

От беспокойства мне было физически нехорошо. Рассказав Меган и Меридии про Гаса, я почти сразу же раскаялась, что вообще открыла рот. Зачем, зачем я выдала им свой секрет? Что бы мне прикусить болтливый язык, но я же не могла ничего с собой поделать!

Мне до смерти хотелось похвастаться своим счастьем, зато теперь я была уверена, что сама его разрушила. Разговорами о нем я прогневила судьбу, и Гас не придет.

Я никогда больше его не увижу, подумала я.

Но на всякий случай все-таки накрашусь.

По дороге к уборной я увидела, как два охранника выталкивают кого-то взашей. Пьяницы и бездомные бродяги вечно пытаются пробраться к нам в здание, чтобы погреться, и на охранниках лежит неприятная обязанность выдворять их. Самое печальное для меня то, что я часто завидую этим бродягам. Если выбирать, где сидеть — в конторе или на картонке у чужого подъезда, пусть даже в мороз, — думаю, я бы предпочла картонку у чужого подъезда.

Еще охранники должны проверять документы на входе, впуская только тех, кто приглашен, записан на прием или имеет гостевой пропуск. Но они, бедолаги, все же не профессиональные охранники, приемами самозащиты владеют слабо, а потому иногда при попытке выдворить незваного гостя ситуация существенно осложняется — как правило, если нарушитель пьян.

Тогда начинается потеха, и если Кэролайн в хорошем настроении, она обязательно звонит нам в отдел, и мы всей комнатой бежим поглазеть на бесплатный цирк.

Я вытянула шею, чтобы лучше видеть. Инородное тело было уже оттеснено к двери, но оно отчаянно сопротивлялось, брыкалось и даже лягнуло Гарри. Я улыбнулась: мои симпатии всегда на стороне гонимых.

Потом пошла дальше, смутно сознавая, что в выдворяемом нарушителе есть нечто очень знакомое, и вдруг услышала, как меня зовут по имени: «Вон она идет, Люси Салливан, Люси, Люси, Люси!»

Я медленно обернулась с ужасным предчувствием.

То был Гас. Брыкающийся, извивающийся, лягающийся тип в руках Гарри и Уинстона — Гас!

Он изогнулся, устремил на меня дикий взор и воззвал:

— Люси, спаси меня!

Гарри с Уинстоном замерли, так и не завершив процедуру изгнания Гаса на улицу.

— Вы знаете этого человека? — недоверчиво спросил Уинс-тон.

— Да, знаю, — холодно ответствовала я. — Может, вы объясните мне, что здесь происходит?

Я пыталась говорить со спокойным превосходством, не подавая виду, что умираю от стыда, и, кажется, мне это удалось.

— Мы обнаружили его на четвертом этаже, и у него не было пропуска, и…

На четвертом этаже, с ужасом подумала я.

— Я искал тебя, Люси! — страстно воскликнул Гас. — Я имел полное право быть там.

— Ошибаешься, голубь мой, — угрожающим тоном возразил Гарри. Видно было, что ему не терпится вывести Гаса за ухо, обойтись с ним как с мальчишкой-трубочистом из романа Чарлза Диккенса. — Подумать только, до четвертого этажа добрался. И вел себя так, будто вся тамошняя роскошь принадлежит ему. Веришь, расселся прямо в кресле мистера Балфура. Я тридцать восемь лет здесь работаю, состариться уже успел, но такого…

На четвертом этаже находились кабинеты руководителей высшего звена, и отношение простых смертных к этому месту было благоговейно-почтительным. Четвертый этаж в нашей компании по оптовой продаже металла и пластика имел такое же значение, как Овальный кабинет в Белом доме.

Сама я там ни разу не была, потому что я слишком мелкая сошка, но Меридия однажды под каким-то предлогом просочилась, и, судя по ее словам, то была настоящая страна чудес с толстыми красивыми коврами, глупыми красивыми секретаршами, стенными панелями красного дерева, произведениями искусства для услаждения начальственных взоров, уютными кожаными креслами, мини-барами в виде глобусов и толпами лысых толстяков, принимающих сердечные препараты.

Так что, при всем моем священном ужасе, я не могла не восхититься дерзновенным прорывом Гаса, но вот Гарри с Уинсто-ном, видимо, были глубоко шокированы его невежеством и неуважением к высшим ценностям.

Я решила взять дело в свои руки.

— Спасибо, ребята, — по возможности небрежно сказала я охранникам, — все в порядке. Я сама с ним разберусь.

— Но у него до сих пор нет пропуска, — не сдавался Гарри. — Ты ведь знаешь правила, солнце мое. Без пропуска нельзя.

Гарри очень милый человек, но слишком верит печатному слову.

— Ладно, — вздохнула я. — Гас, не мог бы ты немного подождать меня у входа? В пять часов я освобожусь и найду тебя.

— Где?

— Вот здесь, — скрипнув зубами, улыбнулась я и подтолкнула его к креслам, рядком стоявшим прямо у дверей.

— Люси, а здесь мне ничто не угрожает? — опасливо спросил он. — Они не набросятся на меня снова, как тогда?

— Посиди здесь, Гас.

Кипя от гнева, я отправилась, куда шла, — в уборную. У меня стучало в висках от ярости. Я злилась на Гаса за то, что выставил меня на позорище перед родным коллективом, но еще больше — за то, что все это произошло со мной, когда я еще не успела накраситься.

— Чтоб тебя! — чуть не плача от злости, вся багровая, прошипела я и пнула ногой бачок для мусора. — Чтоб тебя, чтоб тебя, чтоб тебя!

Впору было умереть.

Кэролайн видела все, с начала до конца, так что через пять минут о случившемся будут знать остальные. Не прошло и недели, как я в последний раз стала посмешищем, буквально не сходя с рабочего места, и сейчас вовсе не была уверена, что хочу повторения. И, что еще хуже, Гас видел меня без макияжа!

Я уже знала, что Гас несколько эксцентричен, и мне это нравилось, но сцена, которую мне довелось наблюдать только что, меня нисколько не обрадовала. Моя вера в Гаса утратила свою незыблемость, и это было ужасно. Может, я в нем ошиблась? Неужели мои отношения с ним — очередной кошмар? Стоит ли так из-за него беспокоиться? И не лучше ли поставить точку прямо сейчас?

Но я не хотела так думать о Гасе.

Господи, прошу тебя, не дай мне разочароваться в нем! Я этого не вынесу. Он так мне нравится, и я так надеюсь, что мы будем вместе!

Но тихий голосок упорно нашептывал мне, что можно оставить Гаса сидеть у проходной и сбежать через запасной выход. Почему-то при мысли об этом я испытывала невероятное облегчение, пока не поняла, что он, вероятно, прождет меня всю ночь, а наутро вернется к проходной и будет ждать еще целую вечность, покуда я наконец не появлюсь.

Что же мне делать?

Я решила действовать решительно и бестрепетно.

Спущусь к проходной, с Гасом буду мила и приветлива, поведу себя так, будто ничего особенного не случилось.

К моменту нанесения на ресницы четвертого слоя туши я уже немного успокоилась.

А губная помада, тональный крем и карандаш для глаз действуют на раздраженную психику очень благотворно.

То, что происходит у нас с Гасом. не более чем болезнь роста. Страх первой ночи.

Я вспомнила субботний вечер, радость первой встречи с Гасом. Потом я подумала о том, как чудесно мы вдвоем провели воскресенье, как много у нас общего, как Гас оказался именно тем мужчиной, о котором я мечтала, как он смешил меня, как понимал с полуслова.

И я еще собираюсь бросить его? Да как я могла?!

Особенно в тот момент, когда он, преодолев все недоразумения, сумел прийти вовремя (и даже раньше), в нужный день и в условленное место. Меня охватили сочувствие и нежность. Бедный Гас, растроганно подумала я. В своем простодушии он как ребенок: откуда ему, в самом-то деле, знать суровые правила и ограничения нашей мощной империи оптовых продаж металла и пластика?

Ему тоже пришлось нелегко, ему тоже досталось. Должно быть, он пережил настоящий шок. Гарри и Уинстон — ребята плечистые, внушительные, на голову выше его. Наверное, он испугался.

Когда наконец я подошла к проходной, чтобы забрать Гаса, то не только я успокоилась, но и в нем, казалось, произошла некая перемена. Он выглядел намного серьезнее, взрослее, вполне владел собой.

Увидев меня, он встал. .

Я хорошо помнила, какой длины у меня юбка, и видела, как заинтересованно оборачивается в мою сторону толпящийся в вестибюле перед выходом народ.

Гас окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы, после чего на его лице появилось какое-то похоронное выражение — унылое и беспокойное.

— Люси, — тихо и мягко промолвил он, — так ты все-таки вернулась? Я боялся, что ты сбежишь через запасной выход.

— Эта мысль приходила мне в голову, — честно призналась я.

— Не могу сказать, что я тебя бы не понял, — с несчастным видом сказал он.

Затем прочистил горло и пустился в пространные извинения, настоящую речь, которую, очевидно, отрепетировал, пока я слой за слоем лихорадочно накладывала косметику в женской уборной.

— Люси, я могу только чистосердечно извиниться, — быстро начал он. — У меня не было намерения делать что-то не то, и я надеюсь, ты найдешь в себе душевные силы простить меня, и…

Он не умолкал ни на секунду, говорил, что, даже если я его прощу, сам он вряд ли когда-нибудь сможет простить себя, и так далее, и так далее.

Мне оставалось только ждать, когда он закончит, когда исчерпает все возможные извинения, но его самоуничижение становилось все яростнее и яростнее, спина все согбеннее, выражение лица — все смиреннее… нет, слишком смиренное и кроткое. И вдруг этот эпизод потряс меня своим комизмом.

Ну и что с того, недоумевала я, не в состоянии остановить расплывающуюся на моем лице улыбку, по мере того как понимала, насколько все это глупо.

— Эй! — окликнул меня Гас, прервав поток самообличений. — Что тут смешного?

— Ничего, — сквозь смех выдавила я. — Только ты. Понимаешь, у тебя был такой вид, будто тебя вот-вот казнят, да еще Гарри с Уинстоном — они вели себя так, будто ты опасный преступник, и…

— А мне вот было не очень смешно, Люси, — обиженно сказал он. — Прямо как в «Полуночном экспрессе». Я думал, что сейчас меня вышвырнут в мусоропровод, и опасался за свою физическую сохранность.

— Но Гарри и Уинстон мухи не обидят, — заверила я.

— Мне как-то все равно, что Гарри и Уинстон делают с насекомыми, — кипя благородным негодованием, возразил Гас. — Их частная жизнь меня не касается, но, Люси, я был уверен, что они убьют меня.

— Но ведь не убили же? — нежно спросила я.

— Кажется, нет.

Он вдруг расслабился и усмехнулся.

— Ты права. Господи, я боялся, ты никогда больше не захочешь со мной говорить. Мне так стыдно…

— Это тебе-то стыдно?! — фыркнула я.

А потом рассмеялась, и он тоже рассмеялся, и тогда я поняла, что этот забавный инцидент — первый в копилке историй, которые мы будем рассказывать нашим внукам («Дедушка, дедушка, расскажи, как тебя однажды чуть не выбросили с бабушкиной работы…»). Так делается семейная история.

— Надеюсь, у тебя не будет из-за меня неприятностей, — снова забеспокоился Гас. — Ты ведь не потеряешь работу из-за меня?

— Нет, — ответила я. — Ни в коем случае.

— Точно?

— Абсолютно точно.

— Почему ты так уверена?

— Потому что со мной никогда ничего хорошего не случается.

И мы снова хором рассмеялись.

— Ладно, — улыбнулся он, обнимая меня за талию и подталкивая к ступенькам. — Позволь мне сводить тебя куда-нибудь и потратить на тебя уйму денег.