Не учите меня жить!

42

В это утро нам предстояло познакомиться с человеком, который будет заменять Хетти.

С момента ее ухода прошло уже полтора месяца — нескончаемо долго для трех тружениц, пытающихся выполнять работу одной.

Но Айвор упросил начальство повременить с новым назначением хотя бы недели две, прежде чем давать объявление о найме. Бедный дурень все лелеял надежду, что Хетти вернется в его коротенькие, пухлые, розовые, веснушчатые ручки.

Но она теперь жила в Эдинбурге с братом своего прежнего мужа — по всей вероятности, очень счастливо, — так что Айвору пришлось смириться с неизбежностью.

Наш новый сотрудник оказался человеком молодым, и то не был случайный проблеск удачи, как может показаться на первый взгляд. О нет!

Все это подстроила Меридия.

И я узнала об этом только потому, что случайно застигла ее за ее махинациями.

Примерно в позапрошлый понедельник в результате ряда несчастливых совпадений (мой поезд пришел, стоило мне выйти на платформу, другой, после пересадки, буквально ждал меня, и т. д., и т. п.) я приехала на работу рано.

Но Меридия пришла раньше меня! Это было удивительно само по себе, но еще более поразило меня то, что она уже работала, лихорадочно разбирала большую стопку бумаг, откладывая в сторону одни и отправляя в бумагорезку другие.

— Доброе утро, — сказала я.

— Не мешай, я работаю, — буркнула она.

— Меридия, что ты делаешь?

— Ничего, — ответила она, продолжая запихивать документы в бумагорезку.

Я была заинтригована, потому что она явно что-то скрывала. Все-таки я достаточно знаю Меридию, чтобы понимать: без четверти девять она вряд ли будет исполнять свои прямые обязанности с таким рвением.

Тогда я пригляделась к стопке бумаг на ее столе. То были заявления о приеме на работу.

— Меридия, что это, где ты их взяла?

— Заявления претендентов на место Хетти. Спустили сверху, чтобы Вонючка Симмондс просмотрел.

— Но почему ты их уничтожаешь? Разве нам не нужен новый человек?

— Я уничтожаю не все.

— Понимаю.

Но я ничего не понимала.

— Только те, что от замужних женщин, — продолжала она.

— Можно спросить, почему?

— А зачем им и муж, и работа? — злобно ответила Меридия.

— Ты шутишь? — вяло уточнила я. — То есть, если я правильно поняла, ты уничтожаешь все заявления замужних женщин только потому, что они замужем?

— Да, — мрачно кивнула она. — Выравниваю процент удачи в нашей жизни. Нельзя уповать, что твоя карма сама выведет тебя куда надо, так что, если хочешь, чтобы тебе везло, прикладывай усилия.

— Но, Меридия, — запротестовала я, — если они замужем, это вовсе не значит, что они счастливы. Может, кого-то из них муж бьет смертным боем, или гуляет, или просто скучный. А потом, среди тех, кто пишет о себе «миссис», попадаются вдовы, брошенные и разведенные.

— Наплевать, — фыркнула Меридия. — Все равно в их жизни был такой день, когда они в пышных белых платьях шли к алтарю.

— Но если ты не желаешь им счастья, то лучшее, что можно сделать, это позаботиться, чтобы одна из них поступила к нам на работу. Посмотри, какие мы все несчастные!

— Даже не пытайся заговорить мне зубы, Люси, — отрезала она, вчитываясь в следующую анкету. — Как думаешь, кто такая эта мс. Л. Роджерс? Замужняя или незамужняя?

— Не знаю. И тебе знать незачем. Потому она и пишет «мс».

— Спорим, не замужем, — не слушая меня, продолжала Меридия. — А темнит только затем, чтобы скрыть, что у нее мужика нет. Ладно, пусть приходит на собеседование.

— Посмотри на это с другой стороны, — предложила я. — Что, если к нам сюда придет еще одна одинокая баба? Зачем — чтобы мы тут все передрались из-за нескольких холостых мужчин?

Я всего лишь пошутила, но лицо Меридии исказилось от внезапного ужаса.

— Боже мой, а ведь ты, кажется, права, — сказала она. — Об этом-то я и не подумала.

— И вообще, — добавила я, уже из чистого хулиганства, — лучше бы ты пускала в расход все заявления от женщин и оставляла только те, что от мужчин.

Меридии моя идея понравилась.

— Молодец! — воскликнула она, обняв меня. — Умница! Светлая ты наша голова!

Я была довольна: любая кутерьма в служебное время прогоняет скуку.

Меридия кинулась заново разбирать кипу анкет, выбраковывая все женские, пока нет Айвора.

— А старичье нам тоже ни к чему, — заявила она и отправила в бумагорезку все заявления от мужчин старше тридцати пяти.

Некогда толстая пачка бумаг похудела в несколько раз, но Меридия не успокаивалась на достигнутом. Теперь она отбирала кандидатов по хобби и интересам.

— Так, этот занимается садоводством. Всего хорошего, — бормотала она, откладывая листок в стопку на выброс.

— А этот — член народной дружины. Тоже долой!

Когда сортировка была закончена, осталось всего четыре анкеты. Четверо мужчин в возрасте от двадцати одного до двадцати семи лет, указавшие в графе «хобби» следующее: «вечеринки с друзьями», «тусовки», «общение», «активный отдых» и «выпивка».

Должна сказать, выглядело это многообещающе.

Если б я не жила в то время в своем раю для дурочек, думая, что с Гасом у нас все замечательно и чудесно, то и сама бы пришла в сильное возбуждение.

Все четверо явились на собеседование в течение одной недели. Каждого из них мы с Меган и Меридией караулили у проходной, чтобы разглядеть как следует, прежде чем их вызовут наверх, чтобы Бландина могла задать им свой коронный вопрос — где они видят себя через пять лет (правильный ответ — «В петле, если я до сих пор буду работать здесь», хотя им это знать необязательно. Ничего, выйдут на работу, сами быстро поймут).

Мы выставляли им оценки, исходя из десяти баллов, за внешний вид, форму зада, размер члена и т. п. — хотя, конечно, кое о чем судить могли чисто теоретически.

Но это не мешало нам с пламенным интересом обсуждать кандидатов.

— Мне нравится номер два, — сказала Меган. — Луиза, а ты как думаешь?

— Меня зовут Меридия, — гневно возразила Меридия. — А по-моему, номер три самый симпатичный.

— Предпочитаю второго, — вступила я. — На вид он приятнее всех.

Меган понравился голос номера четыре, который в графе «хобби» написал «тусовки», но, когда он явился, мы все с прискорбием увидели, что он откровенно гомосексуален. И, разумеется, его отфутболили, потому что большего гомофоба, чем наш Айвор, в целом свете не найдешь. Когда он вернулся в кабинет после собеседования, то минут десять развлекал нас шутками типа: «Если б я уронил на пол монетку, то не рискнул бы за ней нагнуться» или «Спиной к стене, а? Ха-ха-ха!»

— Но, девушки, если серьезно, — продолжал он, отсмеяв-шись, — нам здесь только голубых не хватало.

— Это почему? — хором спросили мы.

Он застеснялся.

— А что, если он… ну… стал бы ко мне приставать?

— К вам?! — процедила я.

— Да, ко мне, — кивнул Айвор, приглаживая остатки волос на затылке.

— Он вроде не похож на умственно отсталого, — продолжала я под хихиканье Меридии и Меган.

Айвор грозно прищурился, но мне было плевать — так я рассвирепела.

— Что вы имеете в виду, мисс Салливан? — холодно спросил он.

— Я имею в виду то, что, даже если он голубой, а вы мужчина, это вовсе не значит, что он будет к вам приставать.

Надо же быть таким придурком, чтобы думать, будто кто-нибудь — мужчина, женщина, ребенок, домашнее животное — может находить его привлекательным!

— Разумеется, он бы начал ко мне лезть, — проворчал Айвор. — Сами знаете, какие они развратные.

Ответом ему был наш общий вопль негодования.

— Как вы смеете!

— Вы что, фашист?

— Да откуда вы знаете?!

— А что, если у него уже есть парень? — гневно вопрошала Меридия. — Что, если он кого-нибудь любит?

— Не смешите меня, — запыхтел Айвор. — И вообще, перестаньте галдеть, все равно мы его уже не взяли. Пусть катится восвояси, устраивается парикмахером или, к примеру, в какой-нибудь из ресторанов к этому, как его, Теренсу Конрану. Там ему самое место.

Он ушел к себе в кабинет, громко хлопнув дверью, а мы остались кипеть от возмущения.

Заветную соломинку вытянул номер два — симпатичный, улыбчивый молодой человек двадцати семи лет. Ему предложили место Хетти, и он подписал себе приговор, приняв предложение.

Его звали Джед, и, хоть он и не был писаным красавцем, впечатление произвел хорошее. Он ни на минуту не прекращал улыбаться, просто лучился жизнелюбием. Рот у него все время расплывался до ушей, так что уши отодвигались к затылку, а глаз вообще не было видно; нам даже стало интересно, как скоро трудовая жизнь сотрет с его лица улыбку.

Мистер Симмондс пребывал в сильном волнении.

— Как здорово, что у нас появится еще один мужчина, — повторял он, радостно потирая ручки в предвкушении пива за обедом, мужских разговоров о машинах, а также возможности закатить глаза, вздохнуть: «Ох, эти женщины» и получить в ответ понимающий взгляд.

Джед приступил к работе после выходных, когда исчез Гас.

В то утро я удивлялась собственной выносливости. Я встала, приняла душ, приехала на работу, размышляя, в чем же я оплошала с Гасом, но, вообще-то, я чувствовала себя неплохо, правда, была немного заторможена.

Меган пришла раньше меня. Выходные она провела в Шотландии и вернулась только что. Подошла она к этому вопросу чисто по-австралийски: зачем лететь самолетом, если можно двенадцать часов протрястись в дрянном автобусе и сэкономить пять фунтов? За сорок восемь часов она успела побывать в десяти городах, подняться на две-три горы, познакомиться с какими-то парнями из Новой Зеландии, потусоваться с ними в пабе в Глазго, переночевать на полу у них в гостинице, успеть отправить открытки всем своим знакомым, не поспать ни минуты и все же выглядеть, как кинозвезда, и вернуться домой точно в срок. Она даже привезла нам гостинец — плитку шотландских тянучек, старых добрых тянучек, тех, что тверже алмаза, жуются с трудом, намертво склеивают челюсти и надолго лишают дара членораздельной речи.

Следующей явилась Меридия. Она принарядилась в лучшую из своих бархатных занавесок в честь нашего нового сотрудника и тут же набросилась на тянучки, с хрустом сорвав целлофановую обертку. Мы присоединились.

Затем пришел Джед. Он явно нервничал и стеснялся, но все равно улыбался, как идиот. Он был в костюме и при галстуке, но от этого мы его скоро отучим!

Потом примчался Гадюка Айвор и начал строить из себя делового человека: покрикивал на нас, размашисто ходил по комнате, то и дело закидывал голову и громко хохотал. Такую манеру поведения он перенял у начальников с четвертого этажа и очень любил, но ему нечасто представлялась возможность применить ее.

— Джед! — гаркнул он, изо всех сил тряся руку несчастного. — Рад вас видеть! Рад, что вы прошли! Сожалею, что не смог тогда же поздравить вас: закопался с чем-то, знаете, как это бывает? Надеюсь, эти разбойницы, ха-ха, вас не обижают, ха-ха. — Он отечески похлопал Джеда по плечу и подтолкнул его к моему столу. — Дамы, ха-ха, позвольте представить вам: последнее прибавление в нашем полку, ха-ха, мистер Дэвис.

— Джед, если можно, — пробормотал Джед.

Наступила тишина. Никто из нас говорить не мог, потому что наши челюсти были прочно склеены тянучкой, но мы улыбались и приветливо кивали. По-моему, мы дали ему понять, что рады.

Айвор, как видно, решил быть для Джеда Вергилием и провести его по всем кругам нашего служебного ада. К тому же возможность произвести на кого-то впечатление приводила его в буйный восторг (знал ведь, что мы, женщины, его ни во что не ставим), и он выпендривался изо всех сил.

Битых полчаса он распространялся о ведущей роли отдела в структуре компании, о возможностях карьерного роста для Джеда, «если будете работать на совесть», после чего с тоской взглянул на нас.

— Когда-нибудь, — заключил он, — вы даже можете подняться до моего уровня.

А напоследок сказал:

— Ну, ладно, заболтался я с вами, а время идет. Я — человек очень занятой.

Затем улыбнулся Джеду, как брату по несчастью, со скорбной улыбкой вечного труженика и с чувством собственной незаменимости отчалил в свой кабинет.

Снова воцарилось молчание. Мы все робко улыбались друг другу.

И вот Джед заговорил.

— Придурок, — сказал он, кивнув на закрытую дверь.

О счастье — Джед такой же, как мы! Меган, Меридия и я обменялись понимающими взглядами. Какое начало! А ведь он пробыл у нас в отделе всего каких-то десять минут. Будем, не щадя себя, воспитывать и направлять его, пока не станет таким же язвительным и циничным, как, ну… например, как Меридия.