Неизвестный Пири

Всего несколько дней доктор Кук наслаждался единоличной славой – ему верили и в Копенгагене, и в Америке. Друзья Пири – газета New York Times и Национальное географическое общество – не были настолько легкомысленны, чтобы обвинить Кука в фальсификации. Сразу после сообщения об открытии полюса New York Times рассуждала: «…до настоящего времени полный отчет каждой полярной экспедиции серьезно изучался. Еще ни разу ни один не был признан недостоверным…» А на следующее утро подзаголовки гласили: «В целом ученые поверили отчету доктора»; «Большинство географов убеждены, что доктор открыл полюс».

New York Herald сообщила: «Официальные представители Национального географического общества были воодушевлены новостями об открытии Кука». Президент Общества Уиллис Мур 5 сентября заявил: «После прочтения этого [рассказа Кука] нет никаких сомнений в успехе доктора Кука или точности его сведений. На всем этом лежит печать его честной работы…» По плану Мура Кука должны были чествовать вместе со знаменитым английским путешественником Эрнестом Шеклтоном, вернувшимся из Антарктиды с рекордным продвижением к Южному полюсу. Клуб исследователей направил Куку приглашение стать почетным гостем на ближайшем торжественном обеде. Мудро подытожил писатель Хеншоу Уорд: «…мы не можем понять, насколько малой казалась вероятность того, что Кук говорит неправду».

Но Пири, посланный к Северному полюсу президентом Америки и чуть ли не Господом Богом, был готов ответить не только за открытие полюса, но и за разоблачение Кука. Вслед за публичным обвинением доктора во лжи он телеграфировал жене:

Датчане защищали первопроходца. Газета National Tidende возмутилась: «Чтобы понять, что Пири станет бескомпромиссным врагом любого, кто посмеет соревноваться с ним в гонке к Северному полюсу, и будет использовать все возможные методы, чтобы нанести поражение сопернику, достаточно вспомнить, как Пири вел себя, когда много лет тому назад в проливе Смита он посчитал Свердрупа своим соперником. Однако того, что Пири будет использовать вероломные средства, предположить не мог никто». Свердруп был солидарен с Куком. Амундсен хотел «стоять рядом с ним в его борьбе».

А поддержка была нужна. Пири словно открыл шлюз для брани, обрушившейся на несчастного. Масштаб беды оценил известный журналист Уильям Стид: «…Кук подвергается нападкам с жесточайшими обвинениями со стороны анонимных оскорбителей… Каждое слово, которое он произносит, искажается или представляется в ложном свете. Каждый час поступают каблограммы, телеграммы и назойливые звонки с требованием ответить на эти обвинения, немедленно предоставив неоспоримые доказательства: “Являетесь вы бесчестным лжецом или нет?”»

Доктор Кук оставался внешне спокойным, но телеграфировал Джону Брэдли: «Чтобы вывести Пири на чистую воду, попытайтесь найти и послать корабль от Сент-Джонса за эскимосами за мой счет».

9 сентября в Большом зале Копенгагенского университета, во время церемонии вручения Куку почетной степени доктора философии, награжденный объявил: «Поскольку распространяются досадные толки, я хочу послать за свой собственный счет корабль за эскимосами, которые были со мной. Их привезут в Нью-Йорк, и они будут допрошены Расмуссеном…»

Роберт Брайс пишет и о практических попытках Кука осуществить плавание. Он спросил Гулда Брокоу, миллионера, друга посланника Эгана, нельзя ли взять его яхту, чтобы пойти в Гренландию. Брокоу не хотел рисковать, хотя он и предлагал на той же яхте отвезти исследователя в Америку. Кук мечтал, что капитаном в арктическом походе станет Свердруп, но датская администрация напомнила, что навигация в Северной Гренландии в этом году завершена и плавание возможно только следующим летом.

Сообщение Пири о его победе для многих меняло картину. Так, после заседания правления Национального географического общества 7 сентября тот же Мур поправил себя: «Есть такая традиция – ждать доказательств от исследователей, прежде чем оказывать им почести. Наш отказ оказать их в настоящее время не следует толковать как порицание кого-либо. Прежде чем мы сможем наградить медалями или Пири, или Кука, мы должны иметь несомненные доказательства того, что один или другой был на полюсе. Это обычный порядок».

Похоже вел себя Клуб исследователей. Бриджмен дал понять, что Пири, президент Клуба, в компании с Куком принимать участие в торжествах не будет. Последний, узнав о возникшей неловкости, сообщил, что Клуб вполне может отозвать свое приглашение. Что и было сделано.

Планы самого Кука изменились – он отменил поездку в Брюссель, куда собирался, и заспешил в Америку. Встреча в Нью-Йорке была не менее грандиозной, чем в Копенгагене. Herald сообщила о «демонстрации беспрецедентных в истории этого города общественного доверия и восторга». Однако стан Пири напряженно работал. Главные «доказательства» готовились, а пока сыпалась череда «дискредитирующих соображений». В первую очередь, возникли разговоры о средней скорости Кука, дескать, она выше возможной, такой скорости ранее никто не добивался. После публикации отчета Пири эти разговоры превратились в наивный лепет, ибо если уж сомневаться по поводу нереальной скорости, то очевидно – неуемный фантазер вовсе не доктор Кук.

26 сентября случилось нечто очень серьезное – доктор получил телеграмму от Уитни, посланную накануне из Индиан-Харбор: «Отправился домой на “Рузвельте”. Никто не пришел за мной. Пири не разрешил взять на борт ничего из Ваших вещей. Сказал оставить все в тайнике в Эта.

Встретил капитана Сэма в заливе Норт-Стар. Не стал возвращаться…

Надеюсь, у Вас все хорошо. Вскоре увидимся. Все объясню. Хорошая охота».

В книге Кук пишет: «Во время долгой ночи на мысе Спарбо (при возвращении с полюса. – Д. Ш.) я тщательно разобрался в большей части своих наиболее важных результатов наблюдений и свел их воедино. Старый, потертый, замасленный и рваный полевой журнал, поправки к показаниям приборов и прямые показания – все это было уложено вместе с приборами и оставлено на попечение мистера Уитни. Цифры представляли важность для будущих повторных расчетов…

В обычных обстоятельствах эти приборы и бумаги не представляли бы большой ценности, однако при том ажиотажном интересе ко мне со стороны общественности их значение возросло весьма существенно…

Я не собираюсь выдвигать претензии в отношении этих действий мистера Пири. Это было его судно, и он волен был распоряжаться – что брать на борт, а что нет. Но позже он заявил: “Он [доктор Кук] оставил свои записи в Эта намеренно, чтобы потом можно было объявить, будто он их потерял”. Если мистер Пири знал об этом, то почему не привез их?».

«Мы верим в Вас» – надпись на декоративной арке над Бушвик-авеню во время встречи Кука дома – в Бруклине, штат Нью-Йорк

Банкет в честь Кука как первооткрывателя Северного полюса, устроенный Арктическим клубом Америки. Уолдорф – Астория, Нью-Йорк, 23 сентября 1909 года

Уитни, кажется, был на стороне Кука и по прибытии в Сидней рассказал и о допросе Этукишука и Авелы людьми Пири, и о том, как припасы Кука были использованы для торговли. Тем не менее New York Times процитировала слова, якобы сказанные Уитни: «Определенно, Кук никогда не говорил мне, что оставляет со мной какие-либо записи». Уитни по этому поводу опубликовал опровержение: «Я категорически отрицаю, будто я сказал, что доктор Кук не оставлял со мной никаких записей. Я совершенно четко сообщил репортерам, что доктор Кук оставил несколько запечатанных коробок на мое попечение. Эти коробки являлись частной собственностью Кука, и если он говорит, что там внутри были записи, то следует воспринимать это как неоспоримый факт».

Брайс приводит косвенное доказательство того, что бумаги в самом деле были оставлены: «…в письме, написанном матерью Уитни, упоминается, что она получила письмо от сына из Гренландии, в котором он сообщил, что Кук оставил ему на попечение некоторые “ценные приборы и записи”».

После совещания с Хаббардом Пири распространил заявление:

Многие американские газеты были возмущены действиями Пири: «Мистер Пири настаивает, что доктор Кук должен доказать свою историю, но, кажется, Пири делает все возможное, чтобы воспрепятствовать Куку сделать это и унизить его в глазах общественности…

Почему люди, которые совершили действительно великие дела, иногда портят все тем, что ведут себя как хамы?»

«…Последняя демонстрация Пири своего отношения к соперникам-исследователям не прибавит ему популярности… Не разрешив Гарри Уитни взять даже самую маленькую вещь, принадлежащую Куку, на борт “Рузвельта”, великий исследователь проявил мелочность, низость и злобность, которые можно оправдать только временным помешательством от честолюбия и напряжения долгого путешествия…»

«Почему, спросит общественность, Пири не привез домой заметки и приборы своего соперника? Если Кук “обманывал”, то его заметки доказали бы этот факт. Из отказа Пири следует, что он боялся это сделать…»

Однако New York Times нашла форму защиты Пири: «Как Пири защитил бы себя, если бы ящик по прибытии в Нью-Йорк не содержал ничего ценного, а доктор Кук сказал бы: “Мои записи подделаны; ящик же был полон предметов чрезвычайной важности, когда я оставлял его Уитни, а теперь в нем нет ничего, кроме нескольких малозначительных записей”?»

28 сентября доктор Кук написал письмо ректору Торпу: «Когда я был в Копенгагене, я сказал Вам, что у меня с собой только обработанные данные наблюдений, которые опубликованы, иначе я бы оставил сразу все документы для незамедлительного исследования. С тех пор я ничего не получил из моего тайника в Эта. Мистер Уитни, которому я оставил свои приборы и часть исходных данных, к сожалению, был вынужден отрезок пути домой возвращаться на корабле мистера Пири… Мистер Пири умышленно вынудил его оставить на берегу все, что принадлежало мне. Таким образом, часть моих записей и приборы, которые сейчас необходимы для доказательства моей правоты, захоронены среди скал в Эта. Я привез с собой оригиналы дневников, что дало мне материал для публикации отчета. Однако в основном астрономические полевые записи содержались в отдельном журнале, который остался вместе с оборудованием. Без этого оборудования и всей серии исходных полевых записей мне кажется неблагоразумным и неприемлемым представлять для окончательного исследования настоящий доклад».

Это важное и нужное письмо Фредерик Кук не отправил. По-видимому, в этот момент он, обескураженный и усталый, просто не знал, что делать. Печально. Конечно, следовало спешно послать в Копенгагенский университет все имеющиеся данные и процитированное письмо ректору Торпу. Соотношение симпатий в тот час было на его стороне; по словам Роберта Брайса, «в вопросе о титуле первооткрывателя Северного полюса Кук опережал Пири в соотношении 35:1…». Все прекрасно понимали, что обещание, данное университету, представить записи и инструменты, оставленные в Эта, он выполнить не может. Скорее всего, доброжелательно настроенные ученые, взвесив обстоятельства, приняли бы неполный отчет доктора Кука и провозгласили его первооткрывателем Северного полюса. Но подходящим моментом Кук не воспользовался. Он не умел, а может быть, гордо не хотел «пользоваться подходящим моментом», не умел выстраивать защиту, не умел упреждать удары, не умел обращаться с просьбами, не умел извлекать выгоду. Критерий личной полезности в широком смысле слова был незнаком доктору Куку.

В New York Times 28 сентября появилось очередное обвинение Пири. Газета назвала его «самым существенным из тех, которые были до сих пор получены от исследователя».

В 1914 году Дональд Макмиллан проехал на санях по северным берегам острова Аксель-Хейберг и после двух дней интенсивных поисков нашел склад и записку своего патрона. Депо обнаружилось вовсе не в той точке, которую указал коммандер, определивший координаты места с большой ошибкой. Что касается Кука, он свой путь к полюсу начал не от мыса Томаса Хаббарда, а от мыса Свартенвог, находящегося в 12 километрах. С течением времени стало понятно, что претензия Пири по поводу его записки просто бессмысленна, но и тогда, в сентябре 1909 года, утверждение коммандера выглядело, мягко говоря, непродуманным. Например, оно противоречило словам самого Пири в его первой обвинительной телеграмме от 8 сентября о том, что Кук «не уходил далеко на север»[228], ибо, чтобы уйти даже недалеко на север, надо все-таки сойти на лед, оставив за спиной мыс Свартенвог. Кроме того, было известно, что Куку, Авеле и Этукишуку первые дни помогали два инуита со своими упряжками. Все пятеро движение по льдам начали с того самого проблемного мыса, и двое вернулись в Гренландию, став свидетелями пребывания Кука на мысе Свартенвог.

В тот же день, 28 сентября, Роберт Пири выразил свое презрение тем, кто не верит в его собственный успех:

Самоуверенность коммандера мало кому нравилась, симпатии же к Куку, выглядевшему невинной жертвой, росли. Профессиональный газетчик и друг Пири Генри Руд на следующий день после заявления коммандера послал ему тревожную телеграмму: «Очевидно, Вас неправильно процитировали. Почтительно советую не давать больше никаких интервью, пока не появится полное, окончательное заявление (курсив мой. – Д. Ш.)…»

Наконец подготовка этого финального, окончательного материала завершилась, и 4 октября Пири попросил генерала Хаббарда ознакомить с ним «своих» людей: Фрэнка Перкинса – руководителя Береговой и геодезической службы США, Уиллиса Мура, президента Национального географического общества, и журналистов Генри Руда и Уильяма Рейка. Последний работал в Times и должен был определить время, подходящее для публикации.

(Спор полярных исследователей сопровождался противостоянием двух газет: New York Times и New York Herald. Times заключила с Пири контракт на сумму 4000 долларов, рассматривающуюся как аванс за право первой публикации о достижении Северного полюса. Кук свое повествование отдал в Herald. Последняя слыла покровительницей исследовательских экспедиций. Хозяин издания Джеймс Гордон Беннетт финансировал поход лейтенанта Джорджа Де-Лонга на «Жаннетте» к Северному полюсу, путешествие Генри Стэнли в Африку и многие другие проекты. Сам босс основное время проводил в Европе, в Америке же одним из его главных помощников был Уильям Рейк. С течением времени Беннетт изменил структуру издания, повысив Рейка в должности, но одновременно отстранив его от оперативной работы. Рейк затаил обиду и уволился. Биограф Беннетта, Альберт Крокетт, приводит высказывание хозяина New York Times Адольфа Окса о Рейке:

«Я считал его одним из лучших журналистов в Нью-Йорке и очень хотел заполучить его, поэтому предложил ему крайне выгодный контракт». Желание Окса сбылось – Рейк перешел в Times. Крокетт продолжает: «…я был убежден, что… Рейк нацелен отомстить… Хорошо зная Рейка, могу твердо сказать, что шанс свести счеты имел для него такой же вес, как и любая мысль о личной выгоде». Разоблачая Кука, который ассоциировался с Herald, Рейк убивал сразу двух зайцев: помогал Пири и вредил Беннетту.)

Хаббард провел специальное заседание Арктического клуба Пири, объявив на нем, что обвинительный документ готов и будет напечатан в ближайшие дни. Генерал заметил: «Мое участие в данной полемике ограничивается только тем, что я привез заявление коммандера Пири… Когда оно будет опубликовано, люди сами смогут принять решение. Я не думаю, что я должен каким-то образом влиять на мнение общественности. Я думаю, что заявление коммандера Пири само расставит все по своим местам».

13 октября результаты долгой работы многих людей увидели свет.

Что сказали инуиты

Труд Пири и его помощников объемом в 2500 слов состоял из личного «Предисловия Пири», «Совместного заявления Пири, Бартлетта, Макмиллана, Борупа и Хенсона относительно показаний двух эскимосов Кука» и карты. Авторские права были закреплены за Арктическим клубом Пири. Доктор Кук обвинялся во лжи, и доказательством того, что он не был на полюсе, служил допрос Авелы и Этукишука, учиненный в Эта коммандером и его четырьмя спутниками. Доктора Гудселла от разговора с инуитами коммандер отстранил; Уитни, бывший в это время в Эта, мог бы быть понятым, но на допрос приглашен не был.

Что тут сказать? Пятеро заведомо заинтересованных людей стали одновременно следователями, прокурорами и присяжными. В голове не укладывается, но именно то, что они смастерили, во многом определило судьбу доктора Кука. Приводим – достаточно подробно – публикацию Times.

«Предисловие Пири»:

Теперь «Совместное заявление»:

Инуитов пригласили снова и дали им карандаш, чтобы они начертили свой путь. Далее в тексте:

Далее описывается обратный путь и появляется понятная для всех читателей деталь, свидетельствующая о честности Пири и показывающая, насколько он озабочен тем, чтобы составленный документ был безупречен:

Наконец, вывод:

И это – правильно, поскольку, согласно приведенным ответам, отряд Кука вернулся на землю с неизменным числом собак и санями, полными продовольствия; продуктовые склады на дрейфующих льдах не устраивались, и успешной охоты во время движения не было…

Сравнивая сентябрьское и октябрьское обвинения, легко увидеть непримиримое противоречие. Маршрут, выведенный Авелой и Этукишуком, начинается от мыса Свартенвог, и эта карта была нарисована в Эта еще в августе. Как же, имея ее в руках, Пири 28 сентября мог обвинить Кука в том, что он не был в северной точке острова Аксель-Хейберг?

Профессор Армбрустер в газете Mirror города Сент-Луис подвел сокрушительный итог: «…Когда предъявили заявление от 28 сентября, заявление от 13 октября не было еще не то что состряпано – о нем не было даже мысли, и это доказывает, что Пири, Бартлетт, Макмиллан, Боруп и Хенсон, то есть все, кто подписал заявление от 13 октября, совершили грубый подлог и обман общественности…

Никакой здравомыслящий человек не поверит, что, располагая той убийственной информацией, которая была изложена в заявлении от 13 октября, они [Пири и К°] не пустили бы ее в ход, ограничившись вместо этого куда более мягкими обвинениями, которые к тому же, как им самим было известно, являлись ложными».

Теперь попытаемся расшифровать «Предисловие Пири». Инуиты, которых коммандер встретил в Нерке, рассказали ему, что доктор Кук вернулся с севера и уехал на юг и, когда он был в Анноатоке, сообщил Уитни и Причарду о своем открытии Северного полюса. (Пири, избегая слов «Северный полюс», пишет: «был далеко на севере».) Но компаньоны Кука по экспедиции Этукишук и Авела, услышав, что именно сказал Кук Уитни и Причарду, возразили: нет, это неправда, мы не были на Северном полюсе – и стали смеяться. Но как же тогда весть об открытии полюса достигла Нерке, и достигла раньше, чем туда пришел Пири на судне «Рузвельт»?

Единственными людьми в Арктике, кто знал от Кука об открытии полюса, были Уитни и Причард. Они обещали Куку хранить сообщение в тайне и свое слово сдержали. Исключено, что они стали бы втолковывать местным поразительное известие, услышанное от Кука.

Этукишуку и Авеле никто ничего не говорил, они знали только факты: или они вместе с Куком достигли полюса, или они на полюсе не были. «Если они не дошли до полюса, то скорее бы упала комета, чем эта тема или мысль пришла бы им в голову», – замечает Холл. Значит, если новость о том, что люди побывали у Большого гвоздя, распространилась среди племени, то либо Авела, либо Этукишук, либо они оба были ее авторами, и основываться они могли только на личном опыте.

Понятно, что когда Кук просил Уитни и Причарда держать в секрете свое сообщение, он должен был то же наказать и своим друзьям-инуитам, иначе молчание белых теряло всякий смысл. Но одно дело – по просьбе Кука не сообщить нечто важное Пири и его спутникам, и совсем другое – не поделиться фантастической новостью со своими близкими. (Стефанссон, знаток жителей Арктики, пишет: «Держать что-то в секрете в среде эскимосов, по сути, считается самым страшным грехом… обычно они приписывают возникновение голода, эпидемий и т. д. тому, что кто-то из членов племени что-то важное держал в тайне».) Для Этукишука и Авелы было абсолютно естественным рассказать соплеменникам о грандиозном путешествии с Куком, включая изюминку – прибытие к Большому гвоздю. Они не могли предвидеть, что в результате их задушевных бесед запретная информация достигнет ушей Пири еще до его прихода в Эта.

Фактически «Предисловие Пири» только подтвердило, что Кук и его спутники побывали на Северном полюсе или, по крайней мере, что Авела и Этукишук так думают. Авторская вводка коммандера противоречит заявлению пяти членов экспедиции, в котором утверждается, что Кук сделал только четыре марша от земли к северу, остановился перед разрушенным льдом и открытой водой и повернул назад. Пири опроверг сам себя. Остается проанализировать опубликованную карту и заявление пятерых.

Уитни после ухода Кука на юг отправился с местными, включая Авелу и Этукишука, на охоту, которая продолжалась больше трех месяцев. Любопытные выводы сделал американец: «У эскимосов нет никакого представления о расстоянии. Они наделены определенным художественным чутьем, которое позволяет им нарисовать вполне приличную карту побережья, с которым они хорошо знакомы, но они не могут сказать вам, как далеко отстоит одна точка от другой. В очень многих случаях я отмечал эту особенность, когда путешествовал вместе с ними. Часто, когда они говорили мне, что место, к которому мы шли, было совсем близко, оказывалось, что оно находится поразительно далеко».

На карте Times маршрут, нарисованный, по словам Пири, инуитами, и путь Кука к Северному полюсу соседствуют. Крошечная петелька возле земли резко контрастирует с гигантской дорогой до Северного полюса. Различие, конечно, должно произвести на читателей большое впечатление. Но очевидно, что абстрактное понятие «Северный полюс», который расположен где-то на севере, недоступно для аборигенов и маршрут по льдам, нарисованный ими, неинформативен. Изображая свою петельку, они могли считать, что воссоздали путь к Северному полюсу, но они не могли начертить рядом путь Кука, это – трюк белых.

И о «Совместном заявлении». New York Times, со слов Уитни, сообщила: «…На следующий день [после допроса] эскимосы Кука пришли к Уитни и спросили, что люди Пири пытались заставить их сказать. Люди Пири показывали им документы и карты, но эскимосы заявили, что не понимают этих бумаг».

Это наиболее правдоподобное описание «беседы». Неизвестно, кто задавал вопросы и кто отвечал. Непонятно, каким образом экзаменаторы справились с языком инуитов, которого ни Пири, ни члены его партии толком не знали.

Бартлетт пишет: «Мы не говорили по-эскимосски. Пири никогда не изображал из себя человека, умеющего изъясняться на эскимосском языке. Я знаю, в своей книге он пишет, что легко научиться этому языку. Легко нахватать достаточно слов, чтобы как-то обходиться, – это верно. Но мы владели языком только на уровне жаргона – грубо соединяли существительные, глаголы и прилагательные, не делая никакой попытки изучить грамматику».

Через моря хрустальной красоты к полярному центру. К мысу Спарбо в брезентовой лодке. Приз за 15-часовую битву – 400 футов мяса и жира. Фотографии Фредерика Кука. Подписи под фотографиями из его книги

Дональд Макмиллан в 1914 году прошел 280 километров по морскому льду вместе с Этукишуком и Авелой и из разговоров с ними составил свою версию полюсного похода Кука, которую опубликовал в 1918 году: «Кук в сопровождении четырех эскимосов в течение первого дня прошел по полярному морю около 12 миль. После того как был сделан снежный дом, два эскимоса вернулись к земле, оставив Этукишука и Авелу одних с доктором Куком.

Доктор Кук и два его эскимоса не пошли дальше этого места, находящегося от полюса на расстоянии около 500 миль. Над снежным домом был поднят флаг и сделана фотография…

Они провели в этом лагере две ночи и вернулись к тайнику на берегу острова Аксель-Хейберг. Забрали из него все содержимое и пошли на юг…»

Эта история не совпадает с интерпретацией допроса инуитов, заверенной в 1909 году компанией Пири, в том числе Макмилланом.

Ссылки белого на туземцев вообще некорректны. Руал Амундсен удивился: «Мой опыт общения с коренными эскимосами говорит о том, что они дадут вам тот ответ, который вы хотите услышать. Макмиллан сказал эскимосам: “Доктор Кук вдали от лагеря – только одна ночевка?” – и положил голову на руки, чтобы обозначить ночь, и эскимосы кивнули головой: “Да”. И такого характера свидетельства были использованы для дискредитации доктора Кука».

Существует презумпция невиновности, и Кука нельзя назвать лжецом, пока его ложь не доказана. Бремя сбора доказательств лежит на обвинителе. В суде, который подчиняется этим цивилизованным принципам, ни один из аргументов Пири не был бы принят: ни карта, по словам белых, нарисованная Авелой и Этукишуком, ни допрос без переводчика и независимых свидетелей.

Смеялись ли инуиты? Нет, конечно. Они не могли смеяться над тем, что сами же рассказали. Авела и Этукишук пришли к Уитни и спросили, «что люди Пири пытались заставить их сказать». Но как же хотелось Пири, чтобы они смеялись!

Летом 1908 года на двери ящичного дома в Анноатоке он повесил табличку со словами «доктора Кука давно нет в живых». Выяснилось, что Кук не только жив и здоров, но к тому же члены племени рассказывают о его походе к Северному полюсу. «Этого не может быть», – сказал Пири, и лучшим подтверждением его слов мог быть смех спутников Кука – настолько, дескать, неправдоподобно звучит, что кто-то, кроме Пири, смог «дотронуться» до Большого гвоздя.

Исторически последовательность была именно такой: не Пири узнал, что инуиты смеялись, а инуиты узнали, что Пири хочет, чтобы они смеялись.

18 октября 1909 года New York Times процитировала Хенсона, который накануне читал публичную лекцию: «Его [Кука] эскимосы, когда мы подняли их на борт нашего корабля в Эта, сказали нам, со слов Кука, что он был на полюсе. Они смеялись над этим, и мы тоже смеялись».

Из книги Хенсона: «Для нас там, в Эта, вся история в такой степени представлялась комичной и абсурдной, что мы лишь посмеялись над ней. Мы знали доктора Кука и его возможности… и, помимо его медицинских способностей, у нас не было никакой веры в него. Он не годился даже для повседневной работы, и сама мысль о его ошеломляющем заявлении, будто он дошел до Северного полюса, была настолько нелепой, что мы, после того как вволю повеселились, вообще прекратили разговаривать на эту тему».

Почему смеялся Хенсон, мы не знаем. Может быть, чтобы получить одобрение шефа, а может быть, в самом деле считал, что до полюса по плечу добраться только армаде Пири. Во всяком случае, слова «он не годился даже для повседневной работы» были явным перехлестом, и Пири, просматривая книгу Хенсона перед изданием, потребовал убрать их. «Удивительно, – пишет Брайс, – что… все это осталось в тексте».

Шумные высказывания слуги, с точки зрения Пири, были неуместными и могли принести вред. Когда официальные лица из Американского музея естественной истории взялись расспрашивать Хенсона о допросе Авелы и Этукишука, патрон в письме Бриджмену негодовал:

Побаивался Пири и самих инуитов. В декабре 1914 года Макмиллан, уверенный в том, что мнение Этукишука очень далеко от утверждений доктора Кука, предложил Хаббарду: «Если это принесет какую-то пользу, я легко могу привезти в Штаты Этукишука…»

Коммандер воспротивился, сказав, что

Роберт Пири и его люди приложили большие силы, чтобы убедить мир в том, что Кук – лгун, и в конце концов им это удалось. В цивилизованном обществе решающую роль сыграли могущественные друзья Пири, среди населения Гренландии с задачей коммандер справлялся сам.

Писатель Петер Фрейхен, свидетель триумфа Кука в Копенгагене, кстати, не поверивший ему, пишет: «Все эскимосы глубоко уважали “Пиули”, как они звали Пири; они считали его полубогом…» Пири словно было дано право наказывать и награждать. Так, со слов Фрейхена, жену Этукишука Арналуак во время его отсутствия коммандер отдал своему любимцу Кудлукту[229].

А вот, пожалуйста, материальные доказательства того, что Кук с Этукишуком и Авелой не достигли полюса: «Когда Итукусук [Этукишук] вернулся, не прибавив славы к своему имени, да еще ничего не получив от Кука – только два коробка спичек, – то он, конечно, не имел никаких оснований требовать жену обратно… Итукусук остался не только без жены и обещанного вознаграждения, но над ним, бедным, еще и открыто посмеивались – ведь он все уступил. И тех эскимосов, которые были с Пири, когда он, наконец, достиг цели своей жизни – Северного полюса, вознаградили, как никогда раньше».

Но вернемся к New York Times за 13 октября 1909 года. Расследование Пири не дало ожидаемого эффекта. Вот, например, отзыв Post Express из Рочестера: «Наконец Пири сбросил бомбу, которая должна была разнести доктора Кука на куски и уничтожить его заявление о том, что он стал первооткрывателем Северного полюса. После недель подготовки, многочисленных тайных угроз, открытых обвинений, которые стали оскорбительными для всех истинных американцев, длительных консультаций со своими юристами и другими советниками, изучения отчетов доктора Кука Пири представил свои сомнительные “доказательства” того, что доктор Кук никогда не уходил за пределы земли. И что же в этих “доказательствах”? Абсолютно ничего – Пири говорит то, о чем сказали эскимосы. И это все».

Клятва Баррилла

Хаббард и Бриджмен имели в запасе еще одно разоблачение, которое, по их мнению, должно было все-таки остановить победное шествие Кука. В тот день, когда Times поместила заявление Пири и его партнеров, газета Хаббарда New York Globe таинственно предсказала: «Похоже, что мы приближаемся к раскрытию одного из самых великих обманов, которые знало наше столетие, – разоблачению настолько исчерпывающему, что оно убедит даже самых доверчивых людей».

О том же, в своем ракурсе, сообщила New York Herald: «Эдварду Барриллу, гиду, который сопровождал доктора Фредерика Кука на вершину горы Мак-Кинли, штат Аляска, в 1906 году, предложено 5000 долларов, чтобы он дал показания под присягой о том, что исследователь из Бруклина никогда не совершал восхождения».

Пири торопил Хаббарда с публикацией клятвы Баррилла, но Уильям Рейк считал, что время еще не пришло.

15 октября на Манхэттене чествовали доктора Кука. Власти Нью-Йорка наградили путешественника ключами от города – наградой, которую до него получили только три знаменитости: Чарльз Диккенс, маркиз де Лафайет и принц Генрих Прусский. Награда никогда не вручалась американцу.

Именно к этому событию Рейк приберег убийственное сообщение. История развивалась следующим образом.

Как только обвинения были оглашены, генерал Хаббард предложил мэру Нью-Йорка Макклеллану отложить церемонию. Клуб исследователей настойчиво рекомендовал своему бывшему президенту не принимать столь высокую награду, пока специально созданный комитет Клуба не рассмотрит все обстоятельства восхождения на Мак-Кинли. Доктор Кук, следуя своим правилам, обратился к председателю правления ольдерменов[230] Патрику Макгоуну с просьбой отменить или перенести торжество. Законодатели отказали, и церемония началась строго по плану. Макгоун, представляя первооткрывателя, расставил точки над i: «Я нахожу справедливым по отношению к доктору Куку сказать, что он хотел отложить это мероприятие правления ольдерменов до момента, когда будут представлены все доказательства. Председатель категорически отказался перенести процедуру, поскольку существует полная уверенность в докторе Куке и вера в то, что правление тоже на его стороне. Кроме того, я убежден, что город Нью-Йорк верит в доктора Кука…»

Globe сопроводила клятву Баррилла суровым редакционным приговором:

«Доктор Кук разбит показаниями Эдварда Баррилла…

Сходство между обманом на горе Мак-Кинли и обманом по поводу Северного полюса легко увидеть. И в одном случае, и в другом члены отрядов были рассредоточены и количество свидетелей сокращено. В обоих случаях были заранее тщательно сфабрикованы записи… Понятно, что успех в одурачивании мира после первого выдуманного путешествия стал причиной того, чтобы задумать следующее. Понятно и то, почему была выбрана именно эта цель: новая фальшивая победа могла принести целое состояние за счет чтения лекций».

Globe раскрыла тайну: главный мотив мошенничества Кука – сбор денег от чтения лекций. Парадоксальная ситуация: первый американец получает исключительную награду, и этот же человек обвиняется в воровстве.

Что же сказал Баррилл, держа руку на Евангелие, кто он и при каких обстоятельствах появилась клятва?

Еще 6 сентября 1909 года New York Sun напечатала материал из города Бьютт, штат Монтана: «Фред Принц[231], хорошо известный проводник и постоянный житель Дарби, Монтана, использует данную возможность, чтобы обвинить доктора Кука в мошенничестве. Часть его доводов поддержал Эд. Баррим[232] – другой проводник… Оба утверждали, что нога доктора Кука не ступала на гору Мак-Кинли и восхождение было совершено на более низкие вершины. Участники подъема сделали фотографии меньших гор, чтобы обмануть общественность. В интервью Принц заявляет: “Я уверен, что доктор Кук никогда не видел Северный полюс. Это верно так же, как то, что я живу на свете. Любой человек, заявивший о мнимом восхождении на гору Мак-Кинли подобным образом, способен сделать заявление о достижении Северного полюса, которое пресса примет с доверием…”»

Коммандер инспирировать появление корреспонденции не мог, поскольку «Рузвельт» только 5 сентября вошел в залив Харбор. Всего три дня прошло после телеграммы Кука о достижении полюса, и этого времени было недостаточно, чтобы найти в провинциальном городе неграмотного погонщика скота, вложить в его уста мудреные рассуждения и отправить в редакцию нью-йоркской газеты. Так кто же догадался собрать досье и кто собрал его? В главе 13 мы назвали и автора идеи – знаменитого исследователя Стефанссона, и запасливого бизнесмена-политика, воплотившего идею в жизнь, – Бриджмена. Обо всем этом подробно рассказано в книге Д. Шпаро «Фредерик Кук на вершине континента…».

Главный «разоблачитель», кузнец Эдвард Баррилл, которого в родном штате Монтана называли «Большой Эд», важно заявил: «Я, несомненно, был единственным человеком рядом с Куком в то время [сентябрь 1906 года], и утверждения других членов экспедиции относительно восхождения на вершину не основываются на их личных знаниях».

Это означало – обращайтесь ко мне. Кроме того, Баррилл – патриот. Местная газета известила, что он «…выразил разочарование и даже раздражение в связи с тем, что Кук вернулся с Севера под датским флагом и высадился в Дании, вместо того чтобы направиться прямо к себе на родину, как сделал коммандер Пири».

Адвокат Кука спросил Баррилла: «Когда и по чьему подстрекательству или по чьей просьбе вы составили ваше письменное показание?» «Американского народа», – ответил Большой Эд.

Юрист, генерал Джеймс Эштон, которому было поручено добиться от Баррилла необходимых показаний, слал отчетные телеграммы Хаббарду, хранящиеся сегодня в семейном архиве Роберта Пири.

«21 сентября 1909 года. Армстронг[233] помогает мне. Необходимо собрать здесь людей, которым не была выдана зарплата и не были оплачены расходы во время экспедиции [летом 1906 года на Аляске]. Сумма задолженностей составляет около 2000 долларов или больше. Они не хотят давать письменные показания под присягой, пока им не заплатят. Должен ли я продолжать?

25 сентября 1909 года. Неожиданно столкнулся с трудностями, сообщу в самое ближайшее время.

27 сентября 1909 года. Может быть, в среду или в следующий четверг. Давлю изо всех сил, не ставя положение под угрозу.

30 сентября [1909 года]. Возникают трудности: люди увеличивают свои требования. Обеспечьте платежные поручения, покрывающие указанные суммы. Многочисленные препятствия вызывают отсрочку. Необузданные запросы и нерешительность людей.

1 октября 1909 года. Баррилл и Принц здесь со мной. Не мог получить ничего определенного или подходящего до сегодняшнего дня. Стенографисты усердно работают, расшифровывая дневник Баррилла. Выписал чек на 5000, все включено. Невозможно сделать лучше. Заявления указывают на крупный обман».

4 октября 1909 года Баррилл на Евангелии дал показания против Кука, которыми генерал Эштон остался очень доволен. Стоит заметить, что в деньгах Баррилл крайне нуждался: он был женат и имел пятерых детей.

Вслед за публикацией клятвы Баррилла появились свидетельства других участников летней экспедиции доктора Кука на Аляску 1906 года: Принца, фотографа Миллера, повара Бичера.

Комментарий Брайса: «Все изменилось в 1909 году, когда Бриджмен, Хаббард и другие богатые и влиятельные друзья Роберта Пири подвергли Кука жесткой критике. Участники экспедиции 1906 года, большинству из которых еще не заплатили за их работу, быстро поняли, что это тот шанс, когда им могут возместить убытки… Баррилл дал свои знаменитые показания под присягой и получил компенсацию “расходов”…

Правдивость Баррилла, впрочем, в любом случае не принималась в расчет, и… его показания под присягой не оказали такого воздействия, как ожидали их покупатели. Баррилл лгал или в показаниях под присягой, или когда рассказывал друзьям и знакомым, что он поднялся на гору Мак-Кинли с доктором Куком, и показывал им свой дневник, чтобы подтвердить это.

Некоторые могут возразить, что последнее – простительно… Но в октябре 1909 года в Нью-Йорке, встречаясь с генералом Хаббардом, Баррилл подписал и другие показания под присягой, которые не были обнародованы. В одном из них он поклялся, что никогда никому не говорил, что поднялся на гору, а просто избегал этой темы. Однако имеются важные показания незаинтересованных свидетелей, опровергающие это. Нет, Эд Баррилл лгал, как все делают время от времени».

12 октября на первое заседание собрался комитет Клуба исследователей, расследующий восхождение доктора Кука на Мак-Кинли. Как сообщила New York Times, изучалась «пачка писем» о том, что подъем Кука на Мак-Кинли – фальсификация. Комитет заявил, что Хаббард «работает над этой линией доказательств».

14 октября Баррилл появился в Нью-Йорке. Брайс прослеживает события: «…Генерал Хаббард сказал, что… Баррилл приехал, чтобы встретиться с ним, и заверил: каждое слово в его показаниях под присягой – правда. Но генерал заявил, что не знает, где тот остановился».

New York Herald откликнулась: «Баррилл, чье присутствие среди 4 миллионов людей хорошо конспирируется теми, кто стремится дискредитировать доктора Кука, был в городе часть дня. Согласно утверждению господина Бриджмена, он навестил генерала Хаббарда.

“Он спросил генерала, будет ли он нужен членам Клуба исследователей, – сообщил Бриджмен. – Генерал вызвал меня и сказал, что Баррилл, которого сопровождала жена, хотел бы посетить друга неподалеку, и задал вопрос, будет ли это правильным – отпустить его. Я ответил генералу, что мы можем позволить Барриллу прогуляться при условии, что он оставит свой адрес для связи”».

Очередное заседание комитета было назначено на следующий день. Баррилл не появился, и председатель комитета объяснил это тем, что «мистер Баррилл был таинственным образом похищен и исчез».

На следующее заседание комитета прибыли доктор Кук и его адвокат Генри Уэк. Сославшись на свою кромешную занятость, Кук попросил дать ему месяц, чтобы подготовить все необходимые материалы, связанные с восхождением.

Пири был в бешенстве. Он не понимал, почему сдвоенный удар (показания инуитов и клятва Баррилла) не свалил Кука. 19 октября он послал Бриджмену разъяренное письмо:

По всем американским стандартам, доктор Кук должен был красиво держать удар, демонстрируя уверенность в своих силах. На опубликованную клевету Баррилла он прореагировал соответствующим образом – заявил, что намерен снарядить и профинансировать новое восхождение на Мак-Кинли, участники которого найдут на вершине его записку и вернут ее в цивилизованный мир. Экспедиция была назначена на весну 1910 года.

Эх, слишком много обещаний пришлось дать доктору Куку. Он должен был подготовить отчет о походе на Северный полюс для университета в Копенгагене, послать корабль за своими приборами и полевыми записями, оставленными в Эта, отчитаться о восхождении на Мак-Кинли в Клубе исследователей и отправить на вершину новую экспедицию. Выполнить все эти намерения было невозможно.

Клятва Баррилла и его дневник, напечатанные соответственно 14 и 15 октября 1909 года в газете Globe, обрели собственную жизнь и в более поздние времена были воспроизведены в газетных текстах, в журналах и книгах. Авторы повторных публикаций как один сокрушались, что местоположение оригиналов клятвы и дневника неизвестно. Наконец Брайс в книге «Кук и Пири…» сообщил, что оба источника хранятся в семейном архиве Пири.

Русскому читателю с клятвой Баррилла (газетная публикация) ознакомиться совсем просто. Ее дословный перевод дан в названной выше книге «Фредерик Кук на вершине континента…», глава 12. Клятву сопровождает так называемое «Доказательство С» – схема Баррилла, показывающая, где два альпиниста находились в период с 8 по 18 сентября 1906 года. Маршрут – в этом-то и поклялся Баррилл – пролегал по леднику Руфь, к юго-западу от Мак-Кинли, на приличном расстоянии от вершины. По словам же Кука, 16 сентября 1906 года оба стояли на вершине Мак-Кинли.

В показаниях Большой Эд говорит и о своем дневнике: «Начиная с этого числа [9 сентября] и по 18 сентября включительно все записи были сделаны мной, но под руководством доктора Кука». То есть в названные дни Кук диктовал Барриллу, что он должен записывать[236]. Дневник Баррилла с 8 по 20 сентября, как и его клятва, приведен в книге «Фредерик Кук на вершине континента…», глава 21. Следом даны дневники доктора Кука, неизвестные при его жизни и найденные только в 1956 году дочерью исследователя Хелен Кук-Веттер[237]. Сопоставление документов двух восходителей разоблачает предательскую ложь Баррилла и одновременно подтверждает правдивость его собственного дневника. Автор с легким сердцем отсылает читателей к своей книге. Однако это не все.

В Globe от 15 октября 1909 года, после дневниковых строчек Баррилла за 8 сентября, идет редакционная вставка: «Следующие семь страниц – зарисовки гор». После 12 сентября снова сообщается о четырех страницах рисунков. По общему мнению, Баррилл был отличным рисовальщиком, и все картинки из его дневника весьма ценны. Один рисунок сделан, как пишет Брайс, «немного выше [севернее] точки, от которой, по словам Баррилла, они повернули обратно». Брайс продолжает: «Его [Баррилла] собственный рисунок, кажется, показывает, что показания под присягой Баррилла, по меньшей мере в этом незначительном случае, не до конца правдивы».

Книга «Фредерик Кук на вершине континента…»: «Составители клятвы Баррилла позаботились о ее детерминированности; вранье Баррилла словно заковано во временные и пространственные колодки, из которых не выпрыгнешь. Из Доказательства С: “8-й лагерь, ночь 15 сентября, в месте, где мы повернули обратно из-за падения в трещины”[238]… По масштабной линейке Кука от точки “8-й лагерь” до места, где Баррилл сделал зарисовку, о которой сообщил Брайс, 6 миль. Если учесть, что весь путь Баррилла и Кука… составляет приблизительно 26 миль, то 6 миль – это не “немного выше”, а существенно выше. “Незначительный случай” – в действительности очень значительный, ибо он полностью разрушает Доказательство С».

Брайс не приводит злополучный рисунок Баррилла, сообщая читателям: «Был получен отказ на публикацию этого рисунка».

Но интересно – кто возражал и почему? Это ведь принципиальные вопросы. Исследователь Брайс на них не отвечает. Единственное, что известно, – рисунок, как и дневник, как и показания, хранится в семейном архиве Пири.

По всем альпинистским канонам, Кук и Баррилл совершили превосходное, выдающееся восхождение. Дневник Баррилла внушает к кузнецу из Дарби глубокое уважение, и горько, что этот талантливый человек продался за 30 серебреников.

В октябре 1909 года Кук приложил много усилий, чтобы увидеться с Барриллом, считая, что при встрече лицом к лицу с напарником он услышит от него правду. Во время лекционного турне по западным штатам Кук договорился о бесплатной лекции в городе Гамильтон, штат Монтана, пригласив на нее Баррилла и Принца. 28 октября лекция состоялась[239], произошла встреча, но надежды доктора Кука на совестливость Баррилла не оправдались.

Данкл и Луз

Трудно отделаться от ощущения, что эти господа – Данкл и Луз – всем хорошо известны. Хрестоматийная пара. Что-то вроде вороватых кота Базилио и лисы Алисы, которые в сказке «Золотой ключик» «разводят» Буратино на пять монет…

Отменив лекции, доктор Кук наконец занялся отчетом для Копенгагена. Чтобы сосредоточиться на работе, он переехал из фешенебельной гостиницы «Уолдорф-Астория» в отель «Грэметен» в небольшом городе Бронксвилл неподалеку от Нью-Йорка. Этот новый адрес, казалось, знали только секретарь Лонсдейл и адвокат Уэк, но именно в «Грэметен» пришло письмо, предупреждающее, что полюсные записные книжки будут украдены.

Рассказ Лонсдейла: «Сначала мы отнеслись к этому письму не слишком серьезно…

[Но] став подозрительными, внимательно оглядевшись, мы тотчас обнаружили, что каждый раз, когда мы покидаем отель, за нами следят…

Какова была цель этой слежки? Погоня за газетной сенсацией или кража подлинных записных книжек? Я, откровенно говоря, не знаю».

На вопрос корреспондента Times, почему хотят похитить дневники Кука, Уэк раздраженно ответил: «С какой целью? Это же ясно. Предположим, доктор Кук заявил бы, что данные, которые должны были доказать открытие им Северного полюса, – исходные данные – похищены по пути в Копенгаген. Что бы тогда сказали люди? Они бы сказали, что доктор Кук мошенничает, не так ли? Они бы сказали, что он сочинил эту историю, поскольку на самом деле не имел никаких данных. Это заставило бы их сомневаться в его честности. Доктор Кук все это понимал. Все мы это понимали».

Для доктора Кука его дневники были бесценны. Не только как оригинальный материал, результат бесконечных стараний, не только как почти божественная реликвия, но и как главное доказательство похода на полюс, которое он мог предъявить. К счастью, воровские планы не реализовались, но, без сомнения, охота за записными книжками была в разгаре, да и в будущем она не прекратится. Во время лекционного турне раздавались и более весомые угрозы, в связи с чем Кук пытался застраховать свою жизнь, но одна за другой страховые компании отказали ему, считая риск слишком большим. Как раз в этот момент, на редкость кстати, в окружении полярника появился страховой агент Джордж Данкл, светский человек, еще в 1907 году контактировавший с секретарем Арктического клуба Пири Гербертом Бриджменом.

Кука, работающего над отчетом, занимала проблема точности определения координат на льду, и Данкл представил Куку своего друга Августа Луза – профессионального штурмана (снова все произошло весьма кстати), предложившего обработать вычисления Кука с целью контроля – получить независимую оценку и тем самым развеять свои и чужие сомнения. Кук вручил Лузу публикации в New York Herald и попросил сделать перерасчет координат. Данкл устроил Луза в тот же отель, где жила семья доктора, и нанятому на работу штурману было заплачено 250 долларов – сумма, в которую вошли гонорар и текущие расходы, в том числе на покупку необходимых карт и книг.

Закончив доклад и предполагая в ближайшие дни отправить его в Копенгаген, 22 ноября Кук зашел к Лузу, которого не видел неделю.

Из книги Кука:

«Данкл был там. По всей комнате были разбросаны бумаги.

– Итак, – сказал Луз, – я думаю, что мы все это привели в порядок.

Данкл, как всегда, был льстив и дружелюбен.

– Теперь, доктор, – сказал он мне, – я хотел бы посоветовать вам отложить все ваши результаты наблюдений в сторону. Пошлите в Копенгаген вот это.

Я смотрел на них с изумлением и не верил своим ушам. Потрясенный, я какое-то время не мог найти слов, затем принялся внимательно изучать бумаги на столе. Это был полный комплект фальшивых вычислений. Я изучал их целый час. Все это время Данкл и Луз о чем-то тихо переговаривались между собой. Что они говорили, я не слышал, но сразу уловил суть игры, в которую играли эти два жулика. Когда я понял, в чем состояла цель их гнусного предложения, мой разум вмиг прояснился, и меня охватила тупая ярость.

– Господа, – сказал я им, – уложите все ваши бумаги вот в этот саквояж для одежды, все до единого клочка. Возьмите все свои вещи и немедленно покиньте этот отель.

Пока они укладывали вещи, я продолжал стоять в комнате. Никто из нас не проронил ни слова. Молчаливо и робко они вышли из комнаты, шаркая по полу. На их лицах было пристыженное и смущенное выражение. С тяжелым сердцем от мысли, что эти двое считали меня достаточно беспринципным для того, чтобы купить и использовать их фальшивые расчеты, я направился в свой номер».

Брайс в письмах Роберта Пири Бриджмену, Рейку и Хаббарду за октябрь – ноябрь находит его страхи по поводу новых гнусных действий, которых он ждет от Кука:

хозяин Herald Беннетт лично едет в Копенгаген, чтобы наладить отношения с датской прессой или повлиять на университет;

у экспедиции на Мак-Кинли, которую планируют альпинисты из Портленда, истинная цель – найти на «вершине» Мак-Кинли жульнические «записи» или, наоборот, оставить там таковые;

тот же Беннетт, по-прежнему лично, везет комплект сфабрикованных полярных записей Кука в Данию, и они «выстреливают» прежде, чем Арктический клуб Пири сумеет оказать давление на датчан.

Бриджмен успокаивал: «Эта закулисная борьба – деликатное дело, и я склонен думать, что мистер Рейк и Times смогут эффективно управлять этим процессом; во всяком случае, было бы ошибкой начать действовать раньше времени, опережая их».

Кук не строил коварных планов, Беннетт и альпинисты никаких действий против Пири не замышляли. Но вот Рейк и Times – Бриджмен абсолютно прав – действительно старались.

Брайс рассказывает: «3 декабря Уильям Рейк послал коммандеру Пири таинственную телеграмму:

“У меня есть то, что я считаю наиболее важным результатом, полученным до сих пор. Где мы можем встретиться?”

Затем он встретился с Пири, взял с него слово молчать и проинструктировал, что в будущей переписке по этому делу Кук будет упоминаться как “Блэк”. 6 декабря Рейк срочно запросил у Пири образец почерка “Блэка”.

На следующий день двое [Данкл и Луз] подписали в Вестчестере, штат Нью-Йорк, пространное заявление, утверждая под присягой, что Кук нанял их, чтобы сфабриковать серию фальшивых результатов наблюдений для обмана датских ученых».

Да, игра Данкла и Луза была беспроигрышной. Даже выставленные за дверь отеля, они чувствовали себя на коне. Косвенно они убедились, что доктор Кук честен, но задача состояла вовсе не в проверке правдивости Кука, а в том, чтобы ценой собственного падения нанести ему сокрушительный удар. Данкл и Луз направились в New York Times и заявили под присягой, что Кук предложил им 2500 долларов за полный цикл полярных расчетов и еще премиальные – 1,5 тысячи, если вычисления будут приняты в Копенгагене.

Негодяи гордились собой: они участвовали в подлоге, чтобы разоблачить Кука; причина же их обращения в газету – он не заплатил им. Times превозносила обманщиков как очень уважаемых граждан, ибо они нашли способ вывести Кука на чистую воду.

Показаниям шарлатанов газета отвела бескрайнее место – почти три полные страницы. Сообщалось, что накануне копия показаний Данкла и Луза была отправлена в Копенгагенский университет. Биограф Кука Хью Имс заметил: «История с Данклом и Лузом – ярчайший пример международной травли. Целью были вовсе не читатели американских газет, а официальные власти Дании».

10 декабря New York American напечатала интервью с Данклом. Он цинично бахвалился: «Мы знали, что уже через несколько дней все это потеряет смысл. Университет в Копенгагене принял бы доказательства доктора Кука, и после этого, что бы мы ни сказали, это не имело бы никакого значения. Мы предпочли предать эту историю гласности до того, как датчане ознакомятся с его документами».

Газета высказала свое мнение: «У Данкла, в связи с его выступлением, возникли трудности с деловыми партнерами, а капитан Луз, который до этого имел хорошую репутацию, должен нести бремя позора… Для капитана Луза есть только одно, самое небольшое оправдание – его бедственное финансовое положение».

В том же номере приводилась и каблограмма, посланная из Копенгагена Лонсдейлом, который привез датчанам отчет доктора Кука: «Никакие расчеты, сфабрикованные Лузом, не были использованы в докладе доктора Кука, посланном в Копенгаген…

Так как я лично занимался финансовыми делами Кука… то могу категорично заявить, что он не дал ни монеты сверх положенной платы за услуги кому бы то ни было и, насколько мне известно, не предлагал никому никаких взяток или какую-либо сумму около 4000 долларов, упомянутую этими людьми. Сам факт – заявление этих двух людей о том, что им была предложена большая сумма денег за фальшивые материалы для доктора Кука, и то, как они сейчас изменили курс поведения по отношению к нему с абсолютно ясной целью, характеризуют их как пару никчемных персонажей, готовых быть на любой стороне на то время, пока им это выгодно».

Никто не знает, в какой степени старания Рейка и Times повлияли на датчан. Скорее всего, сомнения в честности доктора Кука в самом деле были посеяны. Так или иначе, 17 декабря Копенгагенский университет огласил свой вердикт, никоим образом не упомянув о расчетах Луза. Однако знаменитая газета, давшая приют подонкам, по-прежнему стояла на страже честности и истово убеждала читателей, что вот-вот появится некое дополнительное заявление ученых по поводу того, что фальшивые данные были включены в отчет. Заголовки из Times:

28 декабря: «Кук использовал данные Луза».

29 декабря: «Кук использовал цифры Луза как примечания. После длительного совещания между Куком и Лузом Лонсдейл нанес их карандашом поверх напечатанного отчета».

8 января: «Карандашные заметки между напечатанными строками рассматриваются как попытки использовать цифры Луза».

Только 21 января все эти домыслы были опровергнуты заметкой, упрятанной в толще газеты: «Вопреки ожиданиям, наблюдения, сфабрикованные капитаном Лузом, в отчете не упомянуты».

«Моя жизнь важнее, чем полярный вопрос»

Доктор Кук намеревался инкогнито покинуть страну. Чтобы изменить внешность, он сбрил усы, постриг волосы, купил черную шляпу из мягкого фетра с опущенными полями.

Лонсдейл 25 ноября отбыл из Нью-Йорка в Копенгаген с отчетом, Кук же в Канаде тщетно искал своего друга капитана Берньера, чтобы составить с ним план похода в Эта за приборами и журналами. Через два дня миссис Кук получила письмо, в котором муж просил ее немедленно прибыть в Европу: «Если ищейки тебя все еще преследуют, положи оригиналы моих записей в банковскую ячейку… Если они за тобой не следят, привези бумаги с собой. Моя жизнь важнее, чем полярный вопрос, который при необходимости может подождать».

Муж и жена, она – из Соединенных Штатов, он – из Канады, проследовали в Европу. Записная книжка, которую привезла миссис Кук, была отправлена Лонсдейлу в Копенгаген.

Кажется, супруги сделали все, что могли, и, успокоившись, направились в тайное путешествие в Южную Америку. Доктор Кук должен был прийти в себя и восстановить силы.

Между тем привезенные материалы Лонсдейл вручил профессору Элису Стремгрену и ректору университета Карлу Саломонсену. В Дании не очень-то обращали внимание на бурную полемику за океаном между Куком и Пири. Ни показания инуитов, ни клятва Баррилла впечатления не произвели. Руал Амундсен, посетивший США с рекламой своего предстоящего плавания на «Фраме» по Арктическому бассейну[240], 21 ноября сказал журналистам: «Я был крайне удивлен, когда по приезде сюда узнал, что заявления доктора Кука подвергаются сомнению. Скандинавская пресса, как ни странно, молчала о полемике, которая здесь развивалась между сторонниками доктора Кука и коммандера Пири. Все это стало новостью для меня».

14 декабря Лонсдейл получил письмо, отправленное Куком из Марселя: «Дорогой Лонсдейл, после многих бессонных ночей я пришел к выводу, что несправедливо по отношению к датчанам просить их принять наш неполный отчет как окончательное доказательство победы. Хотя это оставляет меня в неудачном положении, я предпочитаю представить в качестве предварительного отчета то краткое изложение, которое у Вас есть, и просить университет отложить заключительное исследование, пока мои вещи не доставят из Гренландии… Внимательно прочтите вложенное письмо для профессора Торпа и снимите с него копию перед отправкой…»

«Письмо для профессора Торпа» – это то самое послание, которое доктор Кук сочинил еще в сентябре[241].

Путешественник сам сформулировал ответ, который могли дать ученые из Копенгагена. Официальное решение от 21 декабря звучало так: «Материалы, которые были представлены университету для исследования, не содержат результатов наблюдений или сведений, которые бы можно было рассматривать как доказательство того, что доктор Кук достиг Северного полюса в ходе своей последней полярной экспедиции».

На родине эту формулировку самым ужасным образом исказили. Уже на следующий день New York Times возопила: «Заявление Кука об открытии им Северного полюса отвергнуто; возмущенная Дания назвала его предусмотрительным жуликом. Так как у него не было исходных данных наблюдений, он использовал “подделки” Луза».

На рисунке в газете был изображен ящик с двумя телеграммами от Пири: одна, давняя, была заявлением о том, что Кук «надул публику», во второй, от 21 декабря 1909 года, говорилось:

В пятиполосном материале Кук был назван «монстром двуличия», «бессовестным жуликом», «королем шулеров всех времен», «бесчестным негодяем», «подлым воришкой», «нечестивцем», «величайшим самозванцем всех времен».

3 января 1910 года Лонсдейл получил заказной пакет, посланный из Гибралтара, подписанный и запечатанный миссис Кук. Это была записная книжка, и Лонсдейл без промедления передал ее в университет. После исследования комиссия сообщила: «Содержание журнала существенным образом совпадает с материалами, которые мы получили ранее…»

В марте 1923 года в журнале World’s Work Гиббс, преследовавший Кука в дни его славы в Копенгагене, опубликовал статью «Как я разоблачил полярный обман доктора Кука». В ней журналист, гордясь собой, сообщил, что Копенгагенский университет официально аннулировал почетное звание, присвоенное доктору Куку.

Это была очередная ложь. Эндрю Фримен в 1937 году запросил правительство Дании и получил в ответ официальный меморандум датского МИДа: «Ни Университет, ни [Королевское датское] Географическое общество не отменяли тех почетных званий, которые присвоили доктору Куку на тот момент [1909 год]».