7, 10 и 11 января 1911 года члены комитета ВМС задавали вопросы Пири, и конгрессмены по-прежнему искали правду. У кэптена имелся целый штат консультантов и помощников. Он «даже просил бывшего президента Рузвельта выступить перед подкомитетом в его поддержку. Теодор Рузвельт дипломатично отказался». Однако Роберта Бартлетта и Мэтта Хенсона не пригласили, хотя их рассказ, казалось бы, мог быть очень полезен.
Доброжелательный тон задал председатель:
М-р Батлер: Когда мы отложили слушания прошлой весной, некоторые члены комитета пожелали, чтобы вы представили некие доказательства того, что вы были на Северном полюсе, что вам это удалось, прежде чем Конгресс примет решение… если у вас есть какие-то данные или материалы, которые позволили бы нам самостоятельно установить этот факт, мы с радостью их примем…
Выберите тот вариант, который считаете нужным, и ведите рассказ, как получится, а я, как один из членов этого комитета, буду очень рад сесть и выслушать вас.
Эта часть разговора стала первой опасностью для Пири:
М-р Энглбрайт: Пожалуйста, покажите на карте точку, где находится Северный магнитный полюс.
Кэп. Пири: Здесь (показывает на карте), на Кинг-Уильям[271].
М-р Энглбрайт: И, фактически, где бы вы ни были на Земле, стрелка всегда будет указывать на магнитный полюс?
Кэп. Пири: Она имеет такую тенденцию…
М-р Батлер: Было ли что-нибудь в движениях вашей стрелки, что помогло бы определить, были вы или нет на полюсе?
Кэп. Пири: Нет, сэр; за исключением тех случаев, когда я использовал компас…
М-р Энглбрайт: Применяя компас в северных районах, вы использовали его с определенным склонением?
Кэп. Пири: Вы используете его, проверяя, где только можно, с помощью наблюдений. Вдоль этого побережья (показывает на карте) есть наблюдения, сделанные британской экспедицией… Есть другие наблюдения, проведенные мною вот здесь (показывает) летом 1906 года и вот здесь (показывает) летом 1900 года. Чтобы у вас появилось представление, что это за склонения: здесь на «Рузвельте» (показывает) склонение примерно 95° Вест. Другими словами, северный конец стрелки указывает чуть южнее истинного запада, и по мере того как вы двигаетесь на запад, склонение увеличивается.
М-р Энглбрайт: Разве все это не закартировано Береговой службой и другими морскими государствами?
Кэп. Пири: У них есть определенные линии склонений, но, конечно, чем больше наблюдений, тем точнее данные.
М-р Энглбрайт: У вас была с собой такая карта?
Кэп. Пири: Нет, сэр; такой карты у меня не было.
М-р Доусон: Вы провели какие-то наблюдения в том районе, которые пролили бы новый свет на магнитные склонения стрелки?
Кэп. Пири: Я не делал этого во время своей последней экспедиции; я это делал во время своих предыдущих экспедиций, когда шел вдоль побережья (показывает). Должен сказать, что во время этого путешествия у меня была двойная упряжка – из 12 собак – и легкие сани. Обычная упряжка состояла из восьми собак, хотя мы стартовали с мыса Колумбия с семью.
Обидно, что профессионал ничего не может сказать о величине магнитного склонения на обширнейшей территории, открытой им. Крайне неприглядно кэптен меняет предмет разговора, и никто из конгрессменов не останавливает его, не возвращает к животрепещущей теме, ибо политики просто не понимают, насколько она важна.
Парадоксальное нежелание Пири определять в 1909 году магнитное склонение объяснил профессор физики и астрономии Роулинс: «Если бы он [Пири] показал фактическое направление по компасу в лагере Джесуп и/или попытался угадать магнитное склонение для районов дальше лагеря… то данные, полученные следующими исследователями, раскрыли бы обман. Гораздо безопаснее было замять вопрос с помощью отговорок вроде той, что солнце “слишком низко”, чтобы использовать теодолит».
Согласимся с Роулинсом и добавим к «трем постулатам фальсификатора» (см. главу 15, с. 382) четвертый: не определять магнитное склонение!
М-р Доусон: Принесли ли вы с собой оригинальные записи, которые вы делали, передвигаясь в окрестностях полюса?
Кэп. Пири: Они у меня есть; да, сэр.
М-р Доусон: Есть ли у вас какая-нибудь карта, которую вы составили в то время и которая показывает ваши перемещения около той точки, где предположительно находится Северный полюс?
Кэп. Пири: Я не составлял никакой карты; нет, сэр.
М-р Робертс: Я хотел бы спросить, вели ли вспомогательные отряды записи во время своего возвращения?
Кэп. Пири: Они делали записи; да, сэр.
М-р Робертс: И передали их вам?
Кэп. Пири: У меня есть отчет Бартлетта. Кажется, у меня есть отчеты Макмиллана и Борупа, но я не уверен. Я могу предоставить вам хронику событий обратного пути каждого вспомогательного отряда, если вам это нужно…
М-р Робертс: Как вы получили эти сведения?
Кэп. Пири: Какие сведения?
М-р Робертс: Относительно хроники их обратного пути и происшествий во время возвращения.
(Отличный вопрос, раскрывающий трагические изъяны системы Пири.)
Кэп. Пири: Вернувшись, я приказал Бартлетту подготовить для меня отчет о его путешествии, и я вспоминаю, что у меня есть краткий отчет Борупа и еще – Макмиллана. Боруп по возвращении на мыс Колумбия получил инструкции идти на запад вдоль этого побережья (показывает на карте), точно так же как и Марвин после своего возвращения должен был идти вдоль этого побережья (показывает на карте), с тем чтобы я был защищен по всей протяженности северного побережья на случай, если бы я столкнулся с такой же ледовой обстановкой, как в предыдущей экспедиции, когда я был вынужден отступить вот здесь (показывает на карте).
М-р Робертс: Что меня в первую очередь интересует, так это то, вел ли каждый вспомогательный отряд дневник, или записи, или журнал?
Кэп. Пири: У меня есть отчет Бартлетта, и, я думаю, у меня есть отчет Макмиллана.
М-р Робертс: Но эти отчеты были сделаны после того, как люди вернулись на корабль?
Кэп. Пири: Они были переданы мне потом. Наверное, у них были какие-то черновые заметки.
М-р Робертс: Делали ли они записи изо дня в день, когда шли обратно? Знаете вы это или нет?
Кэп. Пири: Я предполагаю, что они делали записи в журнале и затем дали мне копии своих журналов или отчетов. Я совершенно уверен, что они сделали именно так.
М-р Робертс: Есть ли у вас возражения, чтобы мы ознакомились с ними?
Кэп. Пири: Ни малейших.
М-р Энглбрайт: Есть ли у вас здесь отчет мистера Бартлетта?
Кэп. Пири: У меня нет отчета. У меня есть его записка, переданная мне…
М-р Робертс: Это оригинал?
Кэп. Пири: Вот документ (предъявляет), переданный мне Бартлеттом в то время.
«Арктический океан, 1 апреля 1909 года. Сегодня я собственноручно определил нашу широту с помощью секстанта – она составляет 87°46′49″ с. ш. Я возвращаюсь отсюда, возглавляя четвертый вспомогательный отряд. Я оставляю коммандера Пири с пятью людьми, пятью санями, полностью загруженными, и 40 отобранными собаками. Люди и собаки в хорошем физическом состоянии. Условия движения хорошие. Погода благоприятствует. При такой же средней скорости, как в последние 8 маршей, коммандер Пири должен дойти до полюса через 8 дней. Роберт Бартлетт, капитан “Рузвельта”».
М-р Робертс (после исследования бумаги): Эти цифры написаны вашим почерком?
Кэп. Пири: Это почерк Бартлетта.
М-р Бартлер: Вы взяли это в том месте, где Бартлетт вас оставил?
Кэп. Пири: Как раз когда он записал это в одну из своих записных книжек, он вырвал эту страницу и отдал мне. Он сохранил копию…
М-р Батлер: Есть ли у вас копии тех наблюдений, которые вы сделали на полюсе?
Кэп. Пири: Двух из них.
М-р Батлер: Не здесь?
Кэп. Пири: Да, сэр, не здесь…
М-р Доусон: Есть ли у вас какие-нибудь возражения против того, чтобы позволить комитету увидеть оригинальные записи, сделанные вами во время этого последнего путешествия и во время наблюдений в непосредственной близости от полюса?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Грегг: Вы хранили их в записной книжке или на отдельных листах бумаги?
Кэп. Пири: В записной книжке.
М-р Доусон: А с того времени вы извлекли их из книжки?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Грегг: Это оригинальные записи или копии?
Кэп. Пири: Оригиналы.
М-р Энглбрайт: Были ли они изъяты из книжки для того, чтобы сделать с них фотографии и использовать в качестве иллюстраций?
Кэп. Пири: Эти, сделанные Марвином и Бартлеттом, были взяты из их записных книжек и отданы мне. Мои собственные наблюдения, внесенные в отдельные записные книжки, были изъяты оттуда, когда я упорядочивал все свои бумаги по возвращении на корабль, и я сложил их все в маленький водонепроницаемый пакет, который пришил к своей нижней рубашке. Свои фотографии я спрятал в герметичные жестяные банки.
М-р Робертс: Когда были вставлены эти цифры (показывает)?
Кэп. Пири: Сразу после наблюдений. Единственное, что удерживало Бартлетта от возвращения, это проведение наблюдений, и как только он провел эти наблюдения и сделал запись, он отправился назад.
М-р Робертс: Почему он использовал два карандаша для этой записи?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать.
М-р Робертс: Я должен заключить, что это явно другой карандаш (показывает); похоже на химический карандаш.
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Робертс: А это (показывает) похоже на обычный графитовый карандаш.
Кэп. Пири: Бартлетт лучше меня может ответить на этот вопрос.
М-р Доусон: А у вас есть также дневник или журнал вашего отряда?
Кэп. Пири: Да, есть.
М-р Робертс: Не знаете ли вы: Бартлетт поставил свою подпись (показывает) после того, как провел наблюдения, после того, как записал цифры?
Кэп. Пири: Да, сэр; я думаю, да.
М-р Робертс: Это, похоже, совершенно другой карандаш.
Кэп. Пири: Да, сэр. Это было подписано в тот момент, и, конечно, после того, как были проведены наблюдения.
М-р Робертс: Кажется довольно странным, что у него был такой набор карандашей – три карандаша. Эти записи были сделаны одновременно, в один и тот же день?
Кэп. Пири: Да, сэр.
Автору книги хотелось бы дать комментарий. Конечно, мой арктический опыт совсем иной, чем у Пири. Я не зимовал в Арктике, не зимовал год за годом, не перенес адских мук, выпавших на долю американского исследователя. Тем не менее стаж арктической работы у меня большой – 28 лет: с 1970-го по 1998-й. Я организовывал экспедиции, участвовал и руководил. А потом еще 20 лет занимался полярными походами сына – Матвея Шпаро. Сколько было моих собственных экспедиций? Не меньше двадцати трех. Я хорошо представляю себе быт полярного путешественника и усвоил основной принцип работы: все вокруг тебя должно быть как можно проще. Как можно меньше психических сил следует тратить на повседневные обыденные действия.
Вижу перед собой картину: у теодолита Владимир Рахманов и Юрий Хмелевский, мои незабвенные друзья, штурманы экспедиции к Северному полюсу в 1979 году. Володя «ловит» солнце и диктует цифры, Юра записывает. В его руках толстая тетрадь в мягкой обложке, легко помещающаяся в накладной карман его объемной пуховой куртки. Карандаш хитро привязан к тетради – практически неотделим. Есть ли у Хмелевского запасной карандаш? Конечно, и не один, но не тут, не в руках, не в кармане; где-то там – в дебрях рюкзака. Но в кармане у Юры есть удобный перочинный нож, чтобы подтачивать карандаш. Все записи Хмелевского выглядят почти каллиграфическими, хотя он делает их стоя и на морозе. Да, еще есть ластик, Юра всегда готов стереть и записать заново.
Холодно? Иногда очень. Но они – стоики, и они выбирают позы и последовательность действий так, чтобы терять поменьше тепла. На руках Юры перчатки с обрезанными пальцами, Володя в огромных рукавицах. Руки Хмелевского крепки до невозможности, и он – полная невозмутимость.
Понятно, что Бартлетт писал свое послание Пири не стоя, а сидя, и не на морозе, а в иглу, и тем не менее он не мог менять карандаши. Три карандаша – это абсурд.
Бартлетт – опытный арктический исследователь, капитан «Рузвельта», многие дни был во главе передового отряда. В делах полярного быта он должен быть рационален, и поэтому в лагере 1 апреля 1909 года у него в руках не могло быть трех карандашей. Исключено! Записка писалась позже. Она, вероятно, улучшалась, переделывалась, редактировалась. Возможно, была написана под диктовку. Красивое и аккуратное «Факсимиле сертификата Бартлетта от 1 апреля 1909 года» стало иллюстрацией в книге Пири, страницы 360–361. А рядом, на странице 359, размещено «Факсимиле наблюдений Бартлетта от 1 апреля 1909 года». Эти два документа вместе с критикой Хельгесена мы даем в главе 26. И… пофантазируем. Безумно интересно, сохранились ли те листы, которые 7 января 1911 года держал в руках Робертс? Где они? Каким великолепным музейным экспонатом они могли бы служить!
Председатель комитета верил Пири, приободрял его и тем не менее раз за разом задавал несносные вопросы.
М-р Батлер: У нас есть ваше слово и эти наблюдения в подтверждение того, что вы были на Северном полюсе. Это простой способ разобраться – ваше слово и ваши доказательства. Для меня, как члена комитета, достаточно вашего слова, но что касается доказательств, я совершенно не разбираюсь в этом…
Я абсолютно удовлетворен вашими показаниями, но было ли необходимо находиться точно на полюсе, чтобы сделать те наблюдения, которые вы сделали?
Кэп. Пири: Это вопрос, который уже обсуждался. Я могу ответить, что до сих пор наблюдения никогда не проводились где-либо, кроме как в соответствующем месте.
М-р Батлер: Вы должны были быть в соответствующем месте, чтобы провести определенные наблюдения, и если вы там были, то вы там были. Но могли бы вы составить эти данные, не находясь на полюсе, и, если бы вы их составили, не побывав на полюсе, существует ли способ выявить это?
Кэп. Пири: На это я могу ответить только следующим образом. Существуют разные мнения относительно этого. Вы обнаружите, что некоторые эксперты скажут, что наблюдения можно сфальсифицировать, а другие – что нельзя.
М-р Батлер: Другими словами, наблюдения могут быть представлены как выполненные человеком, заявившим, что он якобы был в определенном месте?
Кэп. Пири: Утверждают, что так.
М-р Робертс: Мистер Ганнетт и мистер Титтманн сказали нам, что для человека, обладающего достаточными знаниями, возможно, сидя здесь, в министерстве, в Вашингтоне, составить данные и заявить, что он был в том месте, где были проведены эти так называемые наблюдения. Другими словами, сами по себе данные не являются доказательством.
Кэп. Пири: Таково мнение эксперта…
М-р Доусон: Мне было бы интересно увидеть журнал, который вы вели изо дня в день во время вашего пребывания в окрестностях полюса. Вы делали записи в этот журнал каждый день?
Кэп. Пири: Не каждый день. Иногда мы были настолько заняты, что я не делал записей. Я не делал записей в тот день на пути к полюсу, когда Бартлетт дрейфовал на льдине.
М-р Батлер: Не было времени делать записи в тот день?
Кэп. Пири: 6-го и 7-го делал только памятные заметки. 7-го, и во время первого обратного марша, и, кажется, еще в паре случаев я делал пометки. Я отложил их на потом, но так и не нашел времени заняться ими.
М-р Доусон: Когда вы писали в тех условиях, вам приходилось преодолевать значительные трудности?
Кэп. Пири: Что вы имеете в виду?
М-р Доусон: Физические трудности.
М-р Батлер: Вы же не брали с собой письменный стол или пишущую машинку?
Кэп. Пири: Нет, сэр; у меня были карандаш и записная книжка.
М-р Доусон: Было ли достаточно тепло, чтобы держать карандаш, и достаточно светло, чтобы различить, что вы пишете?
Кэп. Пири: Было очень светло.
М-р Доусон: Вы делали записи в иглу?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Доусон: Было слишком холодно, чтобы делать их на открытом воздухе?
Кэп. Пири: Записи в журналы обычно делались в иглу после приготовления чая, перед сном.
М-р Доусон: Конструкция иглу такова, что там очень светло?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Батлер: И лампы горели все время?
Кэп. Пири: Нет, сэр. Когда солнце поднимается над горизонтом и светит непрерывно, нет никаких затруднений…
М-р Доусон: Делали ли вы записи в вашем дневнике при температуре около нуля и ниже?
Кэп. Пири: Я сомневаюсь, что какие-либо записи были сделаны при температуре намного ниже нуля.
М-р Энглбрайт: И вы не делали никаких записей, помимо тех, что были абсолютно необходимы?
Кэп. Пири: Как правило, нет. Иногда после чая с пеммиканом я писал одну-две страницы в своей записной книжке.
М-р Батлер: Вы не писали эту интересную книгу (говорит о напечатанном повествовании) там, в тех условиях?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Когда вы начали вести журнал вашего последнего путешествия?
Кэп. Пири: Эта записная книжка была заведена на корабле 22 февраля…
М-р Робертс: Там содержатся все записи, сделанные во время пути к Северному полюсу и обратно?
Кэп. Пири: Да, сэр… Записи на верхней странице (показывает) являются сугубо личными.
Пири читает записи за 14, 19 марта, 1 апреля. Последние два абзаца:
До сегодняшнего дня я намеренно держался позади всех, для того чтобы справляться с задержками или воодушевлять людей, у которых ломались сани, и следить за тем, чтобы все было перевезено. С этого момента я займу свое место во главе.
Бартлетт проделал хорошую работу и оказал мне неоценимую помощь. Я дал ему это почетное место, потому что он был этого достоин, потому что он заслуживал его своим умением обращаться с «Рузвельтом», потому что он уберег меня от сотен мелких неприятностей и еще потому, что я счел справедливым, учитывая блистательную работу, проделанную Англией в Арктике в течение (число пропущено. – Д. Ш.) лет, чтобы человеком, который сможет гордиться тем, что был ближе всех к полюсу после американца, стал подданный Великобритании.
Продолжение стенограммы:
М-р Робертс: Сейчас позвольте мне спросить: если я правильно понимаю, эта та же самая записная книжка, которая была представлена комитету [Национального] Географического общества, не так ли?
Кэп. Пири: Верно.
М-р Робертс: Приблизительно когда?
Кэп. Пири: В октябре 1909 года.
М-р Робертс: Больше года назад?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: И члены комитета прочитали ее всю внима-тельно?
Кэп. Пири: Нет; я не могу сказать, что они прочитали ее всю внимательно. Ее передавали по кругу. Я не могу сказать, сколько они прочитали.
М-р Робертс: В их докладе было сказано, что они прочитали ее очень внимательно.
Кэп. Пири: Я совсем не буду удивлен, если иные члены комитета очень внимательно прочитали эту записную книжку. Я не знаю, прочитал ли кто-то из них всю записную книжку полностью.
М-р Робертс: То, к чему я веду, задавая эти вопросы, заключается в том, чтобы выяснить, можете ли вы объяснить расхождение заявлений мистера Ганнетта, одного из членов комитета, и заявлений, которые представлены в вашем дневнике или в вашей записной книжке, относительно снаряжения, которое у вас было во время финального броска. Вы знаете, что заявил мистер Ганнетт?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Робертс: Он сказал комитету, что у вас было 4 человека, двое саней и, кажется, 32 или 33 собаки, что представляет собой совершенно другой отряд, как вы понимаете, чем 6 человек, 5 саней и 40 собак. Если он, как член комитета, занимавшегося этим вопросом, заявляет, что изучил все данные весьма тщательно, и при этом сообщает нам такое количество снаряжения и сопровождения для финального броска, то как вы объясните подобное расхождение?
Кэп. Пири: Когда он выступал перед комитетом?
М-р Батлер: В марте прошлого года.
Кэп. Пири: Полагаю, он просто не помнил цифры.
М-р Батлер: У него вообще не было никаких записей. Я думаю, он просто лишь отвечал навскидку.
М-р Робертс: Меня удивляет, почему такие расхождения.
Кэп. Пири: Я не несу ответственности за то, что он не вспомнил правильно. Я никогда не видел доклад о показаниях членов Географического общества.
М-р Бейтс: Я не вижу, каким образом то, что сказал мистер Ганнетт, имеет отношение ко всему этому…
М-р Мейкон: Мы должны провести расследование по данному вопросу досконально, и у нас есть заключение, сделанное независимым научным географическим обществом, в котором сказано, что они тщательно изучили отчеты, сделанные кэптеном Пири, и обнаружили там определенные факты. Получается, что их заявления ничего не стоят? Если это так, то я хотел бы, чтобы комитет отметил это.
М-р Батлер: Это будет определять комитет.
Пири продолжил чтение записной книжки, и нам интересно, что же будет сказано о навигации 5 апреля? Вспомним – в отчете «Северный полюс» говорилось:
Я произвел определение широты. Наблюдения дали 89°25′ с. ш.
Херберт в дневнике Пири нашел упоминание об этом измерении, но не 5 апреля, а 6 марта – на полях страницы[272]. Итак, 6 апреля:
Туманная погода беспокоила меня меньше, чем могла бы, ибо вчера я, опасаясь облака на юге, предусмотрительно выполнил наблюдения широты (89°25′). Это на 2 мили дальше моего навигационного счисления, и это говорит о том, что я был скромен в своих подсчетах, как и предполагалось, или о том, что обратный дрейф льда ослаб, или – и то и другое.
Очевидно, Херберт этой записи не видел, и вывод можно сделать только один: британский полярник изучал другой дневник Пири. У коммандера имелся не один дневник, а по крайней мере два.
Стенограмма. Пири продолжает чтение:
На следующий день, 6-го, после того как мы построили наши иглу и вошли в них, я сделал следующую запись:
«Наконец полюс!!! Приз трех столетий, моя мечта и цель в течение 23 лет…»
Я не хочу это читать…
…звучит немного глупо, когда я читаю это сам.
М-р Батлер: Мы уважаем ваши чувства…
Кэп. Пири (читает): «Наконец-то мой. Я едва могу заставить себя осознать это. Все кажется таким простым и обыденным, как говорил Бартлетт: “Как каждый день”. Три года назад в этот день в Штормовом лагере началась буря. Семь лет назад в этот день я отправился на север с мыса Хекла».
После этого нет последовательных записей до пятницы 9 апреля.
М-р Мейкон: Вы не записывали, что вы делали во время своего пребывания на полюсе в течение 30 часов?
Кэп. Пири: У меня здесь есть запись (читает):
«Легкий западный бриз после нашего прибытия. Только что, в 12:45, поймал солнце сквозь облака (89°57′); опять опережаем счисление. Солнце снова исчезло до 8 часов вечера, затем ярко засветило, все еще западный ветер. Эскимосы ремонтируют сани. Проехал 10 миль с пустыми санями и двойной упряжкой собак, двумя эскимосами. Наблюдения в час ночи (89°50′ на другой стороне). Во время поездки один эскимос сказал другому, что солнце сейчас теплое, находится впереди нас. Сделал несколько фотографий, затем вернулся в лагерь.
7 апреля. Провел день с легкими санями, двойной упряжкой, съездил на восток и на запад. Наблюдения в полдень и поиски трещины, где можно провести зондирование. Ушли в 16:30. Минимальная температура -32°, максимальная -11°, при старте -25°. Невозможно найти место для зондирования; в 5 милях к югу от лагеря 1500 фатомов, не достали дна, потеряны проволока и груз».
Помнится, Эльза Баркер горевала, что записей за 6 и 7 апреля нет. Как видим, кое-что наскреблось. Между тем заседание завершилось, и комитет продолжил работу 10 января.
М-р Бейтс: В течение нескольких недель, кэптен Пири, вы прошли некие физические тесты – по ходьбе и верховой езде?
Кэп. Пири: Я прошел эти тесты во исполнение приказов Министерства ВМС.
М-р Бейтс: Что вы делали?
Кэп. Пири: Я ходил пешком и ездил верхом.
М-р Бейтс: С каким результатом?
Кэп. Пири: Полагаю, я смогу ответить на этот вопрос в двух-трех словах. Я получил предписание от Министерства ВМС в ноябре, там говорилось, что в документах министерства нет сведений о том, что я проходил какие-либо физические тесты за 1909 год, и содержалось распоряжение пройти один физический тест, который будет зачтен за 1909 год, и еще один – до конца года – который будет зачислен за 1910 год. Я прошел оба эти теста в декабре. За 1909 год я выбрал тест по ходьбе. Господин председатель, должен ли я углубляться в подробности, каковы требования этого теста?
М-р Батлер: Что следовало доказать – что вы можете ходить?
Кэп. Пири: Это формальность со стороны Министерства ВМС.
М-р Батлер: Выполнили ли вы тесты?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Бейтс: Причиной тому был намек, я не могу сказать – обвинение, во время слушаний прошлой весной, что кэптен Пири – старый человек, имел травму и утратил возможность эффективно передвигаться.
Сколько миль вы прошли?
М-р Мейкон: Я бы хотел, чтобы джентльмен точно сказал, что было сделано, даты и часы каждого теста, условия и обстоятельства, при которых проходил тест, и состояние дороги, по которой он передвигался, выполняя эти тесты.
Кэп. Пири: Требования официального теста, господин председатель, который я выбрал за 1909 год, были следующими: офицер должен прошагать 50 миль [273] за 20 часов, за три последовательных дня…
М-р Бейтс: Когда вы проходили этот тест?
Кэп. Пири: 18, 19 и 20 декабря. Это были воскресенье, понедельник, когда пошел снег, и вторник, когда снег все еще продолжал идти. Вот копия моего отчета в Министерство ВМС:
«…18 декабря я прошел 25 миль за 6 часов и 45 минут, 19 декабря – 25 миль за 7 часов и 26 минут, и 20 декабря – 5 миль за 1 час и 28 минут; в общей сложности 55 миль за 15 часов и 39 минут…
В качестве теста за 1910 год я выбрал верховую езду…
28 декабря я проехал 50 миль за 4 часа и 53 минуты, 29 декабря – 50 миль за 4 часа и 45 минут, а 30 декабря – 10 миль за 38 минут; в общей сложности – 110 миль за 10 часов и 16 минут…»
М-р Энглбрайт: Каков был ваш наибольший дневной переход во время арктического путешествия, будь то дорога туда или обратно?
Кэп. Пири: Наибольший переход был во время второго марша при возвращении с полюса.
М-р Энглбрайт: Сколько вы прошли?
Кэп. Пири: Приблизительно 50 географических миль[274].
М-р Энглбрайт: Это результат одного марша?
Кэп. Пири: Одного марша…
М-р Батлер: Ну, погодные условия были описаны в вашей книге, но мы будем рады услышать о них снова. Если я правильно помню, вы указали в своей книге, что во время второго марша вам удалось пройти около 50 миль, предположительно?
Кэп. Пири: Я сделал два лагеря.
М-р Батлер: Какие были условия в этот день – ледовая обстановка, погода и состояние людей и собак?
Кэп. Пири: Погода была неплохая… подходящая для путешествия, с признаками надвигающейся бури, которая у нас и началась на третий день – во время третьего марша. Качество льда было то же, что и во время путешествия к полюсу. Мы держались следа. Люди были в хорошем состоянии. Собаки были в хорошем состоянии. На полюсе они дважды получили двойной рацион. Мы облегчили груз на санях, как только могли. Он был небольшой. Мы выбросили некоторые предметы одежды и избавились от аппаратуры для зондирования. У нас были и тропа, по которой мы следовали, и иглу.
М-р Батлер: Сколько часов потребовалось, чтобы пройти этот марш в 50 миль?
Кэп. Пири: Не могу сказать. Я не делал никаких записей в дневнике в течение двух дней, 7 и 8 апреля… Мы шли, пока не добрались до иглу; вошли внутрь и приготовили чай.
М-р Батлер: Вы миновали одно иглу?
Кэп. Пири: Да, сэр; остановились там на короткое время, выпили чаю и пообедали.
М-р Батлер: Насколько ровным был лед?
Кэп. Пири: Ровным?
М-р Батлер: Да, сэр; во время этого длинного перехода в 50 миль.
Ложь Пири не вызывает сомнений. Его последующие длинные рассуждения о гладкости льда, об отсутствии свежевыпавшего снега, ухудшающего скольжение саней, и т. п. неинтересны. Искать истину, сравнивая теперешние байки Пири с текстом его книги или с записями Хенсона, смысла нет, ибо дело не в деталях, а в физической невозможности пройти 50, да вовсе и не 50, а 71 милю.
Тут прозвучал неприятный вопрос:
М-р Бейтс: Во время ваших путешествий вы и ваши люди ехали на санях?
Кэп. Пири: Иногда.
М-р Бейтс: Сколько времени?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать.
М-р Бейтс: При каких обстоятельствах человек мог ехать в санях?
Кэп. Пири: Обычно мой отряд путешествовал по следующей схеме. Утром, сразу после завтрака, я покидал лагерь и спешил вперед… Человек, возглавлявший отряд, покидал лагерь утром и двигался вперед так быстро, как только мог.
Эскимосы укладывали на сани те вещи, которые остались в лагере, запрягали собак, следовали за этим человеком и обгоняли его… Я садился в первые сани, подъезжавшие ко мне, и находился в них какое-то время, никогда не оставаясь там более пяти минут за один раз. Человек, управляющий санями, в это время стоял на подножке саней (показывает). Затем я слезал с саней… и шел пешком, пока меня не догоняли следующие сани, и я делал то же самое с этими санями или продолжал идти рядом с первыми санями. К тому времени, когда меня нагоняли самые последние сани, если я вообще настолько замедлялся, чтобы появились последние сани… мы, как правило, уже приближались к следующему иглу для обеда или ночевки.
Неправдоподобная картина. Хенсон в Boston American начиняет сказку реализмом: «Мне пришло в голову, что, вероятно, он был обижен на нас во время путешествия к полюсу (речь идет о 2–6 апреля. – Д. Ш.), потому что мы часто были впереди или вне пределов его досягаемости, так что он не мог забраться на наши сани… Мы хотели, чтобы он оставался на своем месте… Мы не жаждали его присутствия».
Сомневались члены комитета в Пири или не сомневались, но свою работу они хотели выполнить на отлично, чтобы потомки не упрекнули их в спешке и халтуре. Дознаватели в своих стараниях большое внимание уделили собачьему транспорту. Правда, об инуитах – по сути, такой же тягловой силе коммандера – мужи не рядили – тема была скользкой и политизированной. Но о собаках поговорили всласть; добытые материалы, весьма обширные, были приобщены к стенограмме: об аляскинских упряжках, перевозящих почту или участвующих в многочисленных гонках, о каюрах, бьющих рекорды, о роли собак в охоте, о том, как они перевозят тяжелый скарб инуитских семей с места на место. Пири показал себя знатоком, и для любого специалиста по ездовым собакам в стенограмме найдется много интересного…
Не раз возникал вопрос о количестве собак на разных этапах путешествия, и если число животных в отрядах, уходящих к берегу, сомнений не вызывало, то количество псов, продолжавших бег на север, аккуратно сосчитать не удавалось. Шутливую причину этого нашел конгрессмен Доусон: «Надо думать, сложно вести учет точного количества собак, когда эскимосы едят их каждые пять минут». (Пири в беседах с конгрессменами несколько раз упоминал инуитов, жующих зажаренных собак. Костерки разводили из сломанных нарт.) Есть и другая – всамделишная – причина разночтений: Пири одному не по силам следить за всеми премудростями походной жизни – количеством собак, саней, продуктов, горючего, снаряжения, одежды…[275]
Собачья тема была исчерпана, и председатель задал Пири вопрос:
Хотите ли вы что-то представить комитету?
Кэп. Пири: Я должен прояснить пару вопросов, на которые я не смог дать полный ответ на прошлом заседании. Здесь у меня отчет Бартлетта об обратном пути. Как видно (показывает), это просто рукописная копия журнала Бартлетта.
Журнал не представляет собой ничего интересного. В нем тривиальные записи за 15 дней похода, с 1 по 24 апреля, 9 дней пропущены, последнюю запись от 20-го мы процитировали в главе 15: «Оставили мыс Колумбия, 24-го пришли к кораблю»[276].
М-р Робертс: Этот отчет уже ждал вас, когда вы вернулись на корабль?
Кэп. Пири: Нет, не так. Он был написан Бартлеттом в мае по моей просьбе. Мы вернулись в конце апреля, и Бартлетт был на борту корабля…
М-р Грегг: Вы сказали, что Бартлетт написал это; было ли это написано непосредственно в его журнале или это копия, сделанная позже?
Кэп. Пири: Я не знаю. Бартлетт мог бы вам ответить, но я бы сказал, судя по виду этого документа, что это копия журнала Бартлетта, написанного во время путешествия.
М-р Грегг: Вы не знаете, делал ли он записи в журнале ежедневно?
Кэп. Пири: Я бы сказал, что он делал записи точно таким образом, как они представлены здесь.
М-р Робертс: Не знаете ли вы, Бартлетт вел дневник или делал ежедневные записи во время перехода на север и обратно?
Кэп. Пири: У меня нет сомнений, что он это делал. Я не могу в этом поклясться…
Суждения Пири противоречивы и неопределенны. Право, отчет, подготовленный «в мае по моей просьбе», и «копия журнала Бартлетта, написанного во время путешествия» – это не одно и то же. Ясно, что документ появился задним числом. Трудно не предположить, что отчет продиктован коммандером в таком виде, чтобы текст соответствовал его собственному рассказу. В придуманной бумаге Пири и Бартлетт зафиксировали 24 апреля как день прибытия Бартлетта на корабль. Позже Пири дата разонравится, и он исправит ее на 23 апреля.
М-р Робертс: Знаете ли вы, где находится судовой журнал «Рузвельта»?
Кэп. Пири: Не могу сказать так сразу; возможно, он у меня, а возможно, у Бартлетта.
М-р Робертс: Кто вел его?
Кэп. Пири: Первый помощник капитана, как это обычно бывает в таких путешествиях…
Журнал «Рузвельта», насколько я знаю, никогда не покидал корабль. Это была книжка вот такого размера (показывает). Кажется, это был обычный печатный бортовой журнал, он хранился на борту «Рузвельта», и, должен сказать, его вел исключительно мистер Гушье, первый помощник.
М-р Робертс: Он был полностью посвящен плаванию корабля и тому, что происходило на корабле?
Кэп. Пири: Когда мы плыли, ничего особо не происходило. Если офицер вел журнал достаточно аккуратно, то журнал покажет, когда различные отряды покидали «Рузвельт», когда они возвращались и что происходило на борту «Рузвельта».
М-р Робертс: Вы не брали этот журнал с собой, когда покидали корабль?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Находится ли он сейчас у вас?
Кэп. Пири: Я не могу сказать, может быть. Если он нужен комитету, то я поищу. У меня есть какое-то количество разных бумаг, некоторые на острове Игл, а некоторые здесь, и я сейчас не могу вспомнить, был ли он передан мне, или он у Бартлетта, или у мистера Гушье.
М-р Робертс: Корабля больше нет. Не мог ли он остаться на корабле?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
Корабельный журнал вряд ли контролировался Пири, и, стало быть, эта «независимая» книжица могла рассказать нечто опровергающее легенды коммандера. Поэтому журнал должен был исчезнуть, и, судя по диалогу Робертса и Пири, именно так и произошло. К слову, пропали фотографии Хенсона, более сотни, сделанные, как считалось, на Северном полюсе (см. главу 28). Они были явно нежелательным документом, ибо на них видны тени, по наклону которых определяется высота солнца, а значит, и широта места. Гудселл, не ставший, в отличие от Макмиллана и Борупа, «ура-патриотом» Пири, не получил разрешения на чтение лекций или издание книги (см. главу 31). Примеры можно продолжить – похоже, все, что таило правду, скрывалось, подчищалось или уничтожалось.
Члены комитета, задавая вопросы Пири, меняли темы, как кажется автору, весьма произвольно, хотя, безусловно, у некоторых конгрессменов существовала стратегия (например, у Робертса и Мейкона). В целом картина получалась пестрая, но мы, доставляя определенные неудобства читателю, в основном следуем хронике допроса:
М-р Энглбрайт: …Во время путешествия к Северному полюсу, когда нет ничего, кроме плавучего льда, единственным возможным способом идентификации местности будут замеры глубин, не так ли, чтобы с помощью этих результатов любой будущий исследователь смог определить свое местоположение? Иначе говоря, если другой исследователь пойдет к Северному полюсу, в пределах 5 миль от него бросит лот и достигнет дна на глубине 100 фатомов, это выявит ошибку в вашем отчете. Неужели человек ничего больше не может сделать, кроме как брать замеры глубин, чтобы определить свое местоположение?..
Кэп. Пири: Если бы ряд глубинных замеров тянулся до самого полюса и все они достигли дна, это было бы абсолютной идентификацией и подтверждением. Если бы выполненные замеры указали на глубину 1500 фатомов и кто-то отправился туда и получил цифру только в 100 фатомов, это не выглядело бы хорошо, но если бы этот кто-то получил цифру в 2000 фатомов или 2500 фатомов, то я бы сказал, что это ничего не означает.
Таблица глубин, полученных Пири, приведена в его книге – широта места, результаты зондирования, имена людей, осуществивших замер, короткие комментарии. Рядом с таблицей – графическое изображение, воспроизводим его.
Последние три раза проволока рвалась: у Марвина 29 марта на глубине 700 фатомов, у Бартлетта 1 апреля – на 1260 фатомах и у Пири 7 апреля – на 1500 фатомах.
Автор книги предполагает, что эксперимент, затеянный Пири, провести невозможно. Не трудно, а именно невозможно. Место зондирования всегда будет зависеть от ледовой обстановки, и поэтому никакой стройности или строгости добиться нельзя. Конечно, во времена Пири не только профиль, но и одиночные замеры глубины океана представляли бесспорную ценность, но при одном обязательном условии: координаты точки, где мы «дотронулись до дна», известны. Если нет координат, то все усилия бессмысленны. Этого – поразительно! – не понимал Пири. Или понимал? Возможно, своим глубинным экспериментом он просто втирал очки Америке и всему миру. «Профиль» Пири был тем же каналом Пири, той же Землей Крокера. Так или иначе, руководители вспомогательных отрядов ушли на юг, и только коммандер мог заниматься гидрографией, но он-то, бедняга, был не в состоянии выполнять даже простейшие регулярные навигационные наблюдения.
Херберт (его книга издана в 1989 году) пишет: «Следует… обратить внимание, что серия из девяти замеров глубин Пири не была произведена на меридиане мыса Колумбия… к настоящему времени единственная серия замеров вдоль этого меридиана была выполнена английским военным судном “Соверен” в октябре 1976 года, и ее данные не совпадают с данными 1909 года.
Последний замер Бартлетта на широте 87°15′ не обнаружил дна на глубине 1260 фатомов. В точке Пири “в 5 милях от Северного полюса” не удалось достичь дна на глубине 1500 фатомов… Однако между этими замерами они пересекли подводный хребет Ломоносова, высшая точка которого на 70-м меридиане находится на глубине всего 656 фатомов. Ну и какой же вывод можно сделать из всей этой истории с замерами Пири?..
…последний замер, который обнаружил дно… был выполнен Марвином на широте 85°23′, всего в 137 милях от мыса Колумбия, а судно “Соверен” определило, что океан в этой точке на 260 фатомов глубже. Замеры Пири бесполезны и как индикаторы его маршрута, и как индикаторы его “самой северной точки”».
Между тем на слушаниях развернулась дискуссия, к которой подключились приглашенные со стороны Пири конгрессмены Александер и Хобсон.
М-р Грегг: Предложили ли вы правительству или общественности какой-то способ, как можно воспроизвести ваш путь и как кто-то другой сможет найти полюс, придерживаясь того курса, по которому следовали вы?
Кэп. Пири: Разумеется, никаких следов, по которым можно было бы идти, нет.
М-р Грегг: Предоставили ли вы какие-нибудь данные наблюдений или данные широты или долготы, и вообще, есть ли у вас какие-нибудь данные, с помощью которых полюс может быть снова найден?
Кэп. Пири: Любой человек может дойти до Северного полюса, если ему позволит его снаряжение, от любой точки.
М-р Грегг: Я имею в виду: есть ли у вас какие-нибудь данные, которые позволят кому-то другому дойти до полюса по этому маршруту?
Кэп. Пири: Ничего, что могло бы ему помочь.
М-р Грегг: Тогда Северный полюс вновь потерян, как и раньше?
Кэп. Пири: Да, сэр. Конечно, термин «открытие» Северного полюса не является правильным. Следует говорить – «достижение» полюса.
М-р Мейкон: Это – беллетристика.
М-р Бейтс: Есть ли у вас записи долготы и широты того курса, по которому вы шли?
Кэп. Пири: Нет ничего, кроме представленных наблюдений – наблюдений широты в различных точках. Наша долгота значительно не отличалась от колумбийского меридиана[277]…
М-р Грегг: …Есть ли у вас какая-то карта, или схема, или что-нибудь, с помощью чего кому-то можно было бы пройти по вашему пути?
Кэп. Пири: Чтобы добраться до мыса Колумбия?
М-р Грегг: От этого места до полюса.
Кэп. Пири: От мыса Колумбия как отправной точки со своими приборами, своими хронометрами и своими компасами он может следовать по моему курсу.
М-р Грегг: Вы оставили данные, в соответствии с которыми он должен будет использовать эти приборы?
Кэп. Пири: Ему не понадобятся никакие данные, имеющиеся у меня.
М-р Грегг: Это должно быть независимое, сугубо его личное предприятие?
Кэп. Пири: Это должно быть независимое предприятие, и после того как он доберется до мыса Колумбия, он сможет решить, в каком направлении идти.
М-р Грегг: Не используя ничего из того, что у вас есть?
Кэп. Пири: За исключением моего опыта. Таково мое мнение…
Представитель Александер от Нью-Йорка: Я просто хочу заметить, что у нас возникло небольшое недоразумение… связанное с ответами на вопрос, что из записей, оставленных кэптеном Пири, могло бы привести будущего путешественника к Северному полюсу. В течение последних трех-четырех дней я прочел его книгу, и там он дает широту и долготу. Он покинул мыс Колумбия, и во всех случаях, когда он мог делать наблюдения, он их делал и записывал…
М-р Хобсон: Я могу предположить, что курс, которым следовал кэптен Пири, наверняка можно нанести на карту, и тогда, если подтвердится, что он практически осуществим, это станет руководством для любого отряда, пытающегося пройти по тому же маршруту.
Представитель Александер от Нью-Йорка: Вопрос состоит лишь в следующем. Капитан плывет из Нью-Йорка на острова Мадейра. Вокруг одна вода. Он не может оставить никаких маяков или буев… но он измеряет широту и долготу и плывет на острова Мадейра по определенному курсу, по которому также до островов Мадейра может проплыть кто угодно…
М-р Мейкон: Что касается замечания мистера Александера о наблюдениях широты и долготы, хочу обратить внимание, что уважаемые члены комитета [Национального географического общества], рассматривавшие дело кэптена Пири, сообщили нашему комитету, ссылаясь на записи, что кэптен Пири не сделал ни одного наблюдения долготы за время своего путешествия, и все же джентльмен из Нью-Йорка говорит, что прочел в книге, будто он [кэптен Пири] сделал такие наблюдения…
М-р Грегг: …Когда Колумб открыл Америку… он привез с собой карту, по которой каждый мог отправиться по его пути… Есть ли у вас какая-нибудь подобная карта, какие-нибудь данные, дающие возможность кому-то другому следовать по вашему пути?
Кэп. Пири: Я еще не составил такую карту.
М-р Грегг: Есть ли у вас данные, на основании которых вы можете ее составить?
Кэп. Пири: Я думаю, что у меня есть данные, которые позволят мне составить такую карту. Вот карта сзади меня (показывает), содержащая всю информацию.
Председатель был в своем репертуаре:
Предположим, что вы составили карту и некто отправился по маршруту, указанному на ней. Сможет ли он увидеть, проходили ли вы там?
Кэп. Пири: По прошествии шести месяцев нельзя обнаружить никаких следов на маршруте от мыса Колумбия до полюса.
М-р Энглбрайт: Когда вы приходите на Северный полюс, есть ли какие-то трудности с выполнением надлежащих астрономических наблюдений, подтверждающих, что вы находитесь на Северном полюсе?
Кэп. Пири: Я не знаю ни одной причины, по которой местоположение Северного полюса не может быть определено приблизительно так же, как местоположение экватора или любой другой точки… на земном шаре. Но есть одно заметное обстоятельство, отличающее работу на Севере, это – сравнительно низкая высота солнца.
Солнце на Северном полюсе поднимается над горизонтом только на 22,5°, а чем ближе солнце находится к горизонту, тем более неопределенной становится рефракция; так что нельзя рассчитывать на ту же точность, что и при стандартных наблюдениях… Но летом солнце – это единственное, что вы можете использовать, так как звезд нет. Есть одно обстоятельство, о котором вы, джентльмены, все знаете, но, возможно, его следует озвучить здесь и сейчас. Начиная с 26 марта… не было ни единого момента, когда можно было бы увидеть звезду…
Робертс запомнил мини-лекцию о звездах, но, прежде чем задать вопрос на эту новую тему, вернулся к старому – отчетным документам Пири, представленным в Береговую и геодезическую службу.
Вернувшись из Арктики, осенью 1909 года Пири обменялся письмами с Перкинсом из Береговой и геодезической службы. Эти письма вошли в стенограмму слушаний, и мы приводим их с сокращениями.
Пири – Перкинсу, 18 октября 1909 года:
Я также посылаю Вам профиль замеров глубин от мыса Колумбия до точки в пределах 5 миль от полюса.
Если такая просьба допустима, то я бы хотел попросить Вас, чтобы этот профиль и вся серия замеров в настоящее время не предавались гласности.
Перкинс – Пири, 21 октября 1909 года: «Ваша телеграмма и письмо от 18-го числа… получены… Позднее мистер Николс… передал мне копию профиля замеров от мыса Колумбия до полюса, за что я Вас благодарю…
Гидрографическое управление Министерства ВМС запросило Ваши материалы по глубинным замерам, которые я пошлю им сразу, как только получу от Вас данные для определения местоположения [точек, где осуществлялось зондирование].
Я обратил внимание на то, что Вы сказали об обнародовании профиля и полной серии замеров, и спешу заверить Вас, что их не предадут гласности в настоящее время».
Профиль, полученный Пири, заинтересовал военных, но Перкинс не мог позволить себе послать им данные о глубинах без координат соответствующих точек.
Пири – Перкинсу, 28 октября 1909 года:
Что касается профиля замеров глубин, который Вам передал мистер Николс и который, как Вы сообщили мне, желает получить Гидрографическое управление Министерства ВМС, то скажу, что эти замеры были сделаны на меридиане мыса Колумбия и, отметив на этом меридиане широты, которые, как мне кажется, указаны в таблице на листе с профилем, можно найти их местоположение.
И наконец, письмо Перкинса в Гидрографическое управление Министерства ВМС от 30 октября: «Прилагаю фотографию профиля глубинных замеров, выполненных экспедицией Пири… вместе с копией только что полученного [его] письма…
Профиль замеров… был прислан мне на тех условиях, что в настоящее время он должен храниться строго конфиденциально, но из письма коммандера Пири от 28-го числа я понял, что у него нет никаких возражений против того, чтобы эти данные были посланы Вам, однако… они не должны быть переданы прессе».
Стенограмма:
М-р Робертс: Расскажите, почему, получив распоряжение предоставить правительству определенную информацию, вы попросили правительство не предавать ее гласности и никоим образом не использовать до какого-то более позднего момента?..
Кэп. Пири: …Я не просил правительство воздержаться от использования этих данных, а просил лишь не разглашать их «в настоящее время», да и то только в том случае, «если такая просьба допустима».
В осенние дни 1909 года, когда коммандер и Перкинс обменивались письмами, бал правила контроверсия и любые тайны Центральной Арктики, по мнению Пири, следовало держать подальше от Кука. Тут и там коммандер почти торжественно сообщал, что не может раскрыть ценную информацию, ибо ею может завладеть доктор Кук. Но «вор» – конкурент не занимался гидрографией, и поэтому, казалось бы, океанские глубины не представляли для него ценности. Почему же тогда профиль, полученный коммандером, следовало утаивать от публики?
Ответ можно дать лишь самый общий. Мы полагаем, что Пири боялся абстрактного человека со здравым смыслом, который, узнав о глубинах океана в точках с неизвестными координатами, развел бы руками: «Король-то голый». В более широком смысле слова, как уже говорилось, из жульнических постулатов Пири следовало, что нужно как можно меньше распространяться на тему любых исследований на дрейфующих льдах во время пути к Северному полюсу.
М-р Робертс: Что-то говорилось о том, что не было видно звезд, когда вы были на полюсе и в течение нескольких дней до этого. Были ли звезды видны в какое-то время после того, как вы покинули мыс Колумбия?
Кэп. Пири: Возможно, во время ранних маршей; да.
М-р Робертс: Были ли сделаны какие-нибудь наблюдения для выяснения вашего точного местоположения с использованием звезд вместо солнца?
Кэп. Пири: Никаких.
М-р Робертс: Вы не делали попыток определить свое местоположение с помощью наблюдений за звездами?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Есть еще один вопрос, который я хотел бы задать… Я слышал, как этот вопрос задавался людьми много раз, и позволю себе спросить вас: почему, когда вы отправились к полюсу в своем финальном рывке, вы не взяли с собой кого-то из членов своего отряда для того, чтобы были надежные, убедительные доказательства на случай, если когда-нибудь поднимется вопрос относительно истинности достижения полюса? Я не знаю, захотите ли вы ответить на этот вопрос.
Кэп. Пири: У меня нет ни малейшего возражения, чтобы ответить на этот вопрос, мистер Робертс…
Полюс – это то, чему я посвятил всю свою жизнь; это то, на чем я сосредоточил все, на что я потратил часть самого себя, ради чего я прошел через такие адские муки и страдания, которые, я надеюсь, никто из присутствующих здесь никогда не испытает, во что я вложил деньги, время и все остальное, и я не считал, что в тех обстоятельствах я должен был разделить его с человеком, может быть – способным и достойным, но еще молодым и отдавшим этому делу всего несколько лет и который, честно говоря, на мой взгляд, не имел таких же прав, что и я. Думаю, такая формулировка моих соображений будет верной.
М-р Робертс: Бартлетт хотел идти и жаждал дойти до полюса?
Кэп. Пири: И да и нет… Ни у кого из членов моей последней экспедиции никогда не было никаких оснований рассчитывать, что он пойдет до полюса вместе со мной…
У Бартлетта никогда не было мысли о том, что он пойдет вместе со мной до полюса, насколько я знаю. У него никогда не было оснований для подобной мысли… Бартлетт во время [его] последнего марша, когда мы шли рядом… сказал: «Коммандер, я хотел бы пройти с вами весь путь, если это можно устроить». Мне это показалось самой естественной вещью, которую он мог сказать. Я ответил: «Бартлетт, на свете нет человека, которого я хотел бы иметь рядом с собой больше, чем тебя, но нам надо придерживаться плана. Тебе лучше повернуть назад из следующего лагеря, как это и предполагалось…»
М-р Робертс: Когда вы покинули мыс Колумбия, знал ли каждый руководитель вспомогательного отряда, как много маршей ему придется сделать, прежде чем вернуться назад?
Кэп. Пири: Нет, сэр. Я сказал Бартлетту то, что сказал вам. Остальным я не говорил ничего.
М-р Робертс: Они не знали, в каком порядке будут возвращаться назад?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Есть еще один вопрос, который я бы хотел задать в этой связи. При отборе участников вашей последней экспедиции был ли им отдан некий приказ хранить молчание о том, что им доведется наблюдать или встретить во время путешествия, или они после возвращения в цивилизацию могли свободно рассказывать, писать и читать лекции?..
Кэп. Пири: Члены отряда не имели права писать или читать лекции после возвращения без соответствующего разрешения.
М-р Робертс: Никто из них?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Батлер: Им платили за их работу?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Батлер: Вам платили за вашу работу?
Кэп. Пири: Нет, мне не платили.
М-р Батлер: А всем остальным платили?
Кэп. Пири: Да, сэр.
Мейкон был начеку и уличил начальника экспедиции:
Разве правительство не выплачивало кэптену Пири зарплату?
Председатель Батлер, помогая Пири, как бы замял спонтанное вранье:
Да, сэр; конечно, выплачивало. Получали ли вы что-нибудь, кроме зарплаты, от правительства?
М-р Робертс: Я не могу сказать, когда именно, но в течение прошлого года Хенсон выступал с лекциями… Я не уверен, что это материал для протокола, но это просто любопытно. Он выступал?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Робертс: Ему было дано разрешение?
Кэп. Пири: Да, ему было разрешено. Из других членов отряда Макмиллан… читал лекции и Бартлетт… на основании разрешений.
М-р Робертс: Когда им были даны разрешения, как давно?
Кэп. Пири: Я не могу сказать. Я бы не сказал, что это было совсем недавно, но я не могу сказать, когда именно было дано разрешение.
Верно, Макмиллан, Бартлетт и Боруп читали лекции. Эти трое были словно надежные солдаты на защитных бастионах, воздвигнутых Пири. Хенсон разрешения не получил и выступал вопреки воле бывшего хозяина (см. главу 28).
На слушаниях тем временем прозвучал сакраментальный вопрос и последовал абсолютно бессмысленный ответ коммандера:
М-р Талботт: Можете ли вы дойти до полюса вторично практически по тому же маршруту?
Кэп. Пири: Я могу пройти практически по тому же маршруту. Да, сэр.
Наступил последний день слушаний – 11 января 1911 года.
Робертс, предельно вежливый, конкретный и целенаправленный, превосходно подготовленный к допросу Пири, продолжил:
Кэптен Пири, когда вы вернулись после своего броска к полюсу, то первыми, кого вы увидели, были люди с корабля?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Робертс: Вы, конечно, рассказали им о своем путешествии?
Кэп. Пири: Нет, я этого не сделал. Я не вдавался в подробности относительно путешествия.
М-р Робертс: Вы сказали им, что достигли полюса?
Кэп. Пири: Я рассказал Бартлетту, и никому больше.
А сказал ли Пири Бартлетту? Масса сомнений в этом. Конечно, Бартлетт подтвердил, но, во-первых, когда подтвердил? Поразительно, но этого никто не знает. Может быть, уже после того, как «новость» о достижении полюса была оглашена публично? А во-вторых, такова уж судьба капитана «Рузвельта» – выручать коммандера, кэптена, контр-адмирала (см. главу 30).
Конгрессмен Мейкон, выступая в палате представителей, рассудил по-своему: «Мистеры Ганнетт и Титтманн сказали, что они не видели никаких доказательств того, что он [Пири] когда-то кому-либо рассказывал об открытии полюса до момента, пока не отправил свою телеграмму в Нью-Йорк… и это было сделано только после того, как он услышал, что Кук… сообщил о своем открытии полюса. Джентльмены должны иметь в виду, что он утверждал, что это был венец славы, самый важный момент всей его жизни, и все же нет никаких свидетельств, кроме его своекорыстного заявления, что он когда-либо кому-нибудь сообщал о своем открытии до того, как узнал, что доктор Кук заявил об открытии им полюса».
Продолжение стенограммы:
М-р Робертс: Я вспоминаю, что читал в газете о том, что на пути от места зимовки корабля, во время обратного плавания, вы где-то встретили какого-то охотника. Был ли это Уитни?
Кэп. Пири: Я встретил Уитни в Эта, в нижней части Китового залива.
М-р Робертс: Вы рассказали ему что-нибудь? Разговаривали ли вы с ним о вашем путешествии?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Вы не сказали ему о том, что достигли полюса?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Спрашивал ли он вас об этом?
Кэп. Пири: Не думаю, что он спрашивал; я не помню.
М-р Робертс: Есть еще один вопрос, который был у меня в мыслях и в мыслях многих других людей: почему вы не сказали ему ничего, не познакомили его с результатами своего похода? Вы не могли бы объяснить нам это?
Кэп. Пири: Ожидалось, что за мистером Уитни прибудет корабль. Как известно из моих записей, я имел почетное обязательство представить по возвращении отчет о моей экспедиции, и я считал, что должен беречь отчет о путешествии, сохраняя его в тайне, а не делиться им с каждым до прибытия домой.
М-р Робертс: Вы предполагали, что он может вернуться в цивилизацию, опередив вас, и что он может объявить об этом открытии миру до того, как вы сами об этом объявите?
Кэп. Пири: Такая возможность существовала. Он возвращался домой на отдельном корабле… и непредвиденные обстоятельства арктического путешествия могли привести его домой первым.
М-р Робертс: Считали ли вы, что, если бы он даже просто объявил о достижении вами полюса, это было бы нарушением обязательств, о которых вы сказали?
Кэп. Пири: Думаю, что так.
У автора создается впечатление (верное ли?), что Робертс, затрагивая разные темы, оставаясь каждую минуту деликатным и приветливым, то и дело словно загонял Пири в ловушку. И вот он, Робертс, как и Мейкон, поработавший высокопоставленным прокурором, разыгрывает многоходовой спектакль с сильнейшим финалом, ставшим, если хотите, полярной классикой. Приводим часть вопросов конгрессмена, сокращаем обширные и в основном интересные ответы Пири и почти пренебрегаем участием в допросе коллег Робертса по комитету, впрочем, весьма незначительным.
М-р Робертс: В чем разница между пеммиканом для собак и пеммиканом для людей?
Кэп. Пири: Он был, по сути, один и тот же…
М-р Батлер: На что похож его вкус?
Кэп. Пири: Его вкус целиком зависит от человека и от того, где он находится.
М-р Батлер: Каким его вкус будет для меня?
Кэп. Пири: Я не думаю, что вы захотите взять вторую ложку этой еды…
М-р Робертс: Мистер Батлер предложил вопрос. Покупали ли вы этот пеммикан на открытом рынке или он был специально приготовлен для вас?
Кэп. Пири: Он был изготовлен на заказ…
М-р Робертс: Он очень жирный?
Кэп. Пири: Это определенно так. Примерно одна треть пеммикана – не что иное, как говяжий жир или сало.
М-р Робертс: Теперь – что-то недавно говорилось о температуре в иглу.
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Робертс: Конечно, вы ели в иглу?
Кэп. Пири: Ну, что касается меня, то я, если приходил в лагерь очень голодным, съедал мой пеммикан в интервалах во время строительства иглу, так что, когда мы входили в иглу, я был готов пить чай, есть галеты и ложиться спать…
М-р Робертс: В иглу температура была такой, что вы могли держать голыми руками свои банки, нож и вилку?
Кэп. Пири: У каждого из нас была ложка…
М-р Робертс: При тех чрезвычайно низких температурах… могли ли вы держать консервные банки и другие металлические предметы голыми руками?
Кэп. Пири: Это зависело от того, насколько низкой была температура. Человек, одетый в меха, может делать голыми руками то, что не сможет делать человек, одетый в синтетическую одежду… Когда температура опускалась так низко, что было невозможно держать предметы голыми руками, мы использовали рукавицы, не перчатки.
М-р Робертс: Обычные рукавицы с большим пальцем?
Кэп. Пири: Да, сэр, но без пальцев. Меховая рукавица, а внутри нее – рукавица из плотного материала.
М-р Батлер: Из шерсти?
Кэп. Пири: Да, сэр, высочайшего качества…
М-р Робертс: …Что составляло весь груз?
Кэп. Пири: На каждых санях находились пара снегоступов, очень легкая киркомотыга и немного запасной одежды… В каждом подразделении из четырех саней были еще некоторые мелочи. Это в дополнение к кухонным принадлежностям.
М-р Робертс: А спальные мешки?
Кэп. Пири: Не было, сэр. Я никогда не использовал спальные мешки со времен моей первой экспедиции. Я изготовил меховой костюм, который ношу днем, а ночью он – мой спальный мешок. Это – одна из важных деталей экономии веса во всей моей работе…
М-р Робертс: Единственным инструментом была киркомотыга?
Кэп. Пири: Нет… на каждых санях было еще ледовое копье. Эти ледовые копья были изготовлены… для какой-то южноамериканской республики, и я получил большое количество таких копий. Я немного уменьшил гибкость наконечника с тем, чтобы копье можно было использовать для раскалывания льда, и человек, который знал, как это правильно делать, работал весьма эффективно. Также у каждого подразделения из четырех человек была одна легкая лопата. На подножке каждых саней крепились маленький топорик для резки пеммикана вот такой длины (показывает), нож-пила и клинок вот такой длины (показывает)…
М-р Робертс: Эти инструменты… использовались для строительства иглу?
Кэп. Пири: …Нож-пила был совершенно необходим. Лопата иногда использовалась… Каждый человек в отряде имел один такой нож-пилу, и всегда существовало несколько запасных…
М-р Робертс: Каков вес самих саней?
Кэп. Пири: Я не могу назвать вам цифры… но, думаю, их вес был 80 с лишним фунтов…
М-р Робертс: Какой вес вы везли на санях в этом [последнем] путешествии?
Кэп. Пири: Разумеется, мы не взвешивали ни одни сани – у нас не было устройств для этого, но на пути от мыса Колумбия вес саней ни в одном случае не превышал 500 фунтов…
М-р Робертс: Когда вы начали свой финальный бросок после прощания с Бартлеттом, у вас было пять саней. Были ли они загружены до отказа?
Кэп. Пири: Практически; почти…
М-р Энглбрайт: Какой был вес груза на санях Бартлетта, когда он пошел назад?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать. С Бартлеттом было три человека, которых нужно было кормить.
М-р Робертс: И собаки?
Кэп. Пири: Да, сэр. Он ушел с самыми слабыми собаками и планировал на обратном пути использовать некоторых из них как пищу для других животных…
М-р Робертс: Не для себя?
Кэп. Пири: Мы надеялись, что до этого не дойдет, хотя могу сказать, что нет ничего плохого в задней ноге эскимосской собаки, если там достаточно мяса, и эскимосы порой предпочитают ее пеммикану. Несколько раз в разных лагерях они обращались ко мне с такой просьбой, и я нередко давал им собаку.
М-р Робертс: С собой ли у вас ваша записная книжка?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Робертс: Есть ли у вас какие-нибудь возражения против того, чтобы я зачитал, что написано на верхнем листе, просто чтобы идентифицировать этот документ?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс (читает): «№ 1. От “Рузвельта” до _________ и обратно, с 22 февраля по 27 апреля, Р. Э. Пири, ВМС Соединенных Штатов».
Странно, что Робертс не спросил, почему на обложке отсутствуют слова «Северный полюс». Но вернемся к стенограмме. Пири, говоря о пеммикане, меховых одеждах, ножах-пилах, нартах, чувствовал себя как рыба в воде и, возможно, немного расслабился.
М-р Робертс: Есть ли у вас какие-нибудь возражения против того, чтобы я ознакомился с записной книжкой?
Кэп. Пири: Нет возражений, только хотел бы обратить ваше внимание на личные записи.
М-р Робертс: Конечно. Я хотел бы просто посмотреть на то, что мы называем журналом путешествия.
Кэп. Пири: Против этого у меня нет возражений.
М-р Робертс: Эти листы (показывает) разрозненны?
Кэп. Пири: Да, сэр; в них даны наблюдения.
М-р Робертс: Я полагаю, эти страницы расположены по порядку?
Кэп. Пири: Не могу сказать; должно быть, так. Вчера вечером я помогал стенографисту закончить записи вчерашнего дня.
М-р Робертс: Очевидно, это было вашим обычаем – начинать новую страницу каждый день?
Кэп. Пири: Я старался так делать.
М-р Робертс: Здесь охвачено довольно много дней, и каждый день начинается с новой страницы. Я заметил, что нет записей за 16 и 17 марта?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Позвольте мне спросить вас. Я заметил здесь заголовок. Что это означает (показывает)?
Кэп. Пири: Это означает 9-й марш и 23-й день. Пожалуйста, позвольте мне объяснить. Это – 9-й марш от мыса Колумбия и 23-й день с тех пор, как я покинул корабль.
М-р Робертс: Эти заголовки заставляют меня задать вам вопрос: были ли они написаны на всех страницах до того, как вы отправились в путь?
Кэп. Пири: Нет, сэр. Это происходило следующим образом: я делал запись, как эта, а затем не делал никаких записей два-три дня, но помечал каждую промежуточную страницу и начинал следующую запись наверху страницы, надеясь, что у меня появится возможность во время следующего марша записать события этих дней, но, боюсь, мне так ни разу и не удалось это сделать.
М-р Батлер: По-моему, мистер Робертс как-то спросил вас, делали ли вы записи, находясь в иглу?
Кэп. Пири: Наверное, все были сделаны в иглу.
М-р Батлер: Конечно, эти записи вы делали голой рукой?
Кэп. Пири: Обычно голой рукой…
М-р Робертс: Я вижу запись: «Четверг, 25 марта, 31-й день, 17-й марш». Записи этого дня переходят на следующую страницу, почти на полстраницы.
Я нашел запись: «26 марта, 32-й день, 18-й марш». Записи переходят на вторую страницу и заполняют ее всю.
«Суббота, 27 марта, 33-й день, 19-й марш». Записи заполняют всю страницу и переходят на следующую, занимая приблизительно две трети страницы.
Я нашел: «Понедельник, 29 марта, 35-й день». Нет номера марша. Вы собирались его вписать позже?
Кэп. Пири: В этот день не было никакого марша; мы там застряли. Здесь Бартлетт дрейфовал на льдине.
М-р Батлер: То есть в этот день никакого марша не было?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
М-р Робертс: Я заметил, что в записи «Четверг, 1 апреля, 38-й день» наверху страницы нет никакого упоминания о номере марша. Записи за тот день занимают три страницы. Последняя страница продолжается на полях. Мне бы хотелось, чтобы в протоколе [слушаний] было отражено, что с левой стороны каждой страницы существуют поля в полдюйма или больше. Записи продолжаются на полях всех трех страниц и также на верхней части страниц за текущий день.
«Пятница, 2 апреля, 23-й марш, 39-й день». Записи на полутора страницах, есть несколько заметок на полях первой страницы, есть вставки между строк.
«3 апреля, 23-й марш, 40-й день». Записи занимают полторы страницы.
«4 апреля, 25-й марш, 41-й день», записи на двух страницах, и также есть заметки на полях с левой стороны каждой страницы.
5 апреля, это 42-й день, две страницы и одна треть, на полях нет заметок.
«6 апреля, 43-й день, 27-й марш», записи занимают две страницы, и также есть заметки на полях и дополнительные записи.
Затем следуют два вложенных листа. Не прочитав их внимательно, я не могу сказать, являются ли они частью записей этого дня.
Затем идут две пустые страницы.
«Среда, 7 апреля, 44-й день, первый обратный марш». Нет записей в этот день. Нет записей на следующей странице. Нет на следующей странице. Нет на следующей.
Затем появляется «8 апреля, 45-й день, 2-й обратный марш». Нет записей.
«9 апреля, 46-й день, 3-й обратный марш», записи на полутора страницах. Записей на полях нет.
«10 апреля, 47-й день, 4-й обратный марш». Записи занимают одну страницу, есть заметки на полях.
«48-й день, 11 апреля, 5-й обратный марш». Записи занимают одну страницу, записей на полях нет.
«6-й обратный марш, 50-й день, вторник, 12 апреля», запись из пяти строк.
Вы рассказали нам о порядке, в котором велись эти записи. Заметки для конкретного дня все были написаны именно в этот день или, по крайней мере, все записи конкретного дня сделаны в одно и то же время?
Кэп. Пири: Наверное. Я мог, возможно, дополнить некоторые записи в следующем лагере, но в пределах этих рамок, да.
М-р Робертс: Вы никогда ничего не заполняли позднее, чем в следующем лагере?
Кэп. Пири: Нет, сэр; не думаю.
М-р Робертс: Вы уверены?
Кэп. Пири: Я абсолютно уверен.
М-р Робертс: Все записи были сделаны либо день в день согласно обозначенным здесь датам либо на следующий день?
Кэп. Пири: В самое скорое время. Как я уже сказал, какие-то дни я оставлял пустыми, чтобы внести записи позже, если у меня будет время.
М-р Робертс: По всей видимости, последней сделанной записью была следующая: «Вторник и среда, 21 и 22 апреля, 60-й день». Я не могу понять этого. Здесь написано: «См. продолжение в начале книжки».
Вы оставите эту записную книжку на изучение комитету?
Кэп. Пири: Мне не хотелось бы оставлять ее членам комитета или кому-либо еще. Я не хочу расставаться с ней, она всегда при мне.
М-р Робертс: Если у членов комитета есть желание, то я бы хотел, чтобы эту записную книжку изучили и обратили особое внимание на ее состояние. На ней нет пятен от пальцев или признаков использования в походных условиях; очень аккуратно хранившаяся записная книжка.
Вот оно – блестящее окончание расследования Робертса: Пири не писал дневник на маршруте, в иглу, а, скорее всего, изготовил его после окончания похода, на корабле, вероятно, тогда же, когда свой отчет об обратном пути сотворил Бартлетт. Дневник Пири слишком чист, а руки полярного путешественника, ежедневно отправляющие в рот жирный пеммикан, чистыми никак быть не могут. В пути их не помоешь. Можно потереть снегом, поскоблить меховой рукавицей, но жир на пальцах все равно останется.
Бартлетт в своей книге упоминает журнал Пири 1906 года как «маленький засаленный дневник». Полевой журнал исследователя (оформление, расположение записей, аккуратность, педантичность заполнения и т. д.) – отражение, если хотите, характера владельца, и трудно поверить, что дневники путешественника в зрелом возрасте, которые он ведет в равноценных экспедициях и в одинаковых условиях, столь разительно непохожи.
Еще лучшим доказательством того, что Робертс уличил Пири во вранье, по мнению автора, служит громоздкая оправдательная речь самого Пири, которая после двухчасового перерыва прозвучала на слушаниях. Вот часть объяснений кэптена:
Я хочу кое-что показать в связи с тем, что вы рассматривали сегодня мою записную книжку. Я хотел бы сказать несколько слов о том, как моя записная книжка перевозилась… Эта сумка (показывает) была сделана из хирургической водонепроницаемой ткани… и моя записная книжка хранилась в ней. Эта сумка (показывает) в течение дня лежала в брезентовом кармане на моих санях… В течение дня моя записная книжка находилась в этой сумке, в застегнутом кармане. Когда я вечером входил в иглу, то сумку (показывает) я вынимал таким образом (показывает), заносил в иглу и клал рядом с собой. Записная книжка извлекалась только для того, чтобы сделать записи, и сразу же после этого помещалась обратно и вновь завязывалась, с тем чтобы защитить ее от сырости в иглу…
Прекрасно. Могу сказать Пири, своему собрату по полярным путешествиям, только одно. Если уж так тщательно хранить записную книжку, так много тратить физических и душевных сил на заботу о ней, то хотелось бы и записи иметь соответствующие – терпеливые и аккуратные. Что все-таки первично: содержание дневника или его защита? Робертс не нашел запись за 7 апреля. Пири, читая вслух тот же журнал, огласил с пяток предложений, написанных, как он сказал, 7 апреля[278], кстати, созвучных его книге. Объяснить это можно только сумбурностью заполнения журнала, которую так настойчиво подчеркивал Робертс. Думаю, и она противоречит чистоте страничек.
Уолли Херберт весомо сообщил, что «на единообразие почерка во всем дневнике… обратил внимание графолог лаборатории судебно-медицинской экспертизы Скотленд-Ярда в Лондоне».
«Мое личное мнение (после тщательного изучения оригинала), – продолжает британец, – что дневник был написан в полевых условиях. Однако важен тот факт, что единственное прямое упоминание о Северном полюсе мы находим на вложенном листе. Пустые страницы освобождали Пири от необходимости принять окончательное решение до того, как у него будет больше времени обдумать свою дилемму».
(По-видимому, мнение, высказанное Хербертом, – еще одно подтверждение того, что «оригинал», изученный им, и записная книжка, показанная конгрессменам, – разные предметы.)
Остается вопрос: зачем Робертс так подробно изучал каждую страницу журнала Пири? Ответ есть. Прозорливый конгрессмен, предвидя, что кэптен никому не доверит свои записи, не только постарался огласить текст журнала, но и составил словесный образ каждой страницы: исписанная площадь, занятые или свободные поля и прочее. Вероятно, Робертс полагал, что в будущем такая работа позволит сравнить журнал, просмотренный членами комитета, с любыми другими дневниками Роберта Пири.
В качестве лидера Робертса сменил Мейкон, настроенный воинственно:
Кэптен Пири… это рассмотрение законопроекта о предоставлении вам высоких почестей, и я хочу выяснить, имеете ли вы на них право, была ли ваша служба государству настолько значимой, чтобы сделать вас достойным таких почестей. И если она была таковой, то я хочу, чтобы вы эти почести получили. Поэтому я спрошу вас для начала: как долго вы находились на государственной службе в качестве офицера ВМС?
Кэп. Пири: Кажется, я поступил на службу 26 октября 1881 года.
М-р Мейкон: Чуть более 29 лет?
Кэп. Пири: 26 октября 1881 года. Я полагаю, с этой даты.
М-р Мейкон: Сколько из этого времени вы посвятили непосредственной работе в Министерстве ВМС?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать так сразу. Я думаю, это указано в письме министра ВМС этому комитету; оно было написано прошлой зимой.
М-р Мейкон: Вы можете назвать количество лет, не нужно уточнять до месяцев или дней.
Кэп. Пири: Я думаю, эти сведения детально изложены на 23 странице речи мистера Мура[279].
М-р Мейкон: Речи мистера Мура? Так вы не можете сказать приблизительно?
Кэп. Пири: Нет, можно разве посмотреть в тексте речи.
М-р Мейкон: Тогда я вас спрошу, можете ли вы сказать приблизительно, сколько лет вы посвятили… арктическим исследованиям?..
Кэп. Пири: Моя первая экспедиция была в 1886 году. Подробный ответ на этот вопрос также дан на странице 6 речи мистера Мура.
М-р Доусон: Я предлагаю, чтобы оба заявления были включены в протокол.
М-р Мейкон: Я пытаюсь выяснить у него. Он должен знать об этом столько же, сколько и мистер Мур.
Кэп. Пири: Это официальные документы.
М-р Мейкон: Он должен разбираться в собственной служебной биографии. Я знаю о сроках исполнения своих обязанностей конгрессмена все… что могло бы быть отражено в моей служебной биографии… Факты – это то, чего я добиваюсь… Мне не нужны факты из вторых рук, я хочу получить их из первых рук.
М-р Батлер: Я предлагаю включить официальное письмо от министерства, которое есть у мистера Робертса, в протокол.
М-р Мейкон: Я спрашиваю его о том, что знает он сам. Можете ли вы сказать нам, исходя из ваших собственных знаний, сколько лет вы занимались своими северными или арктическими исследованиями?
Кэп. Пири: Я не могу ответить так сразу, так как у меня нет дат. Мне нужно посмотреть их, и если я их посмотрю, то, вероятно, получу ту же самую информацию, которая представлена в этом официальном сообщении из министерства.
М-р Мейкон: Указано, я видел, что на исследования на Севере вы тратили большую часть своего времени на протяжении 23 лет.
Кэп. Пири: Моя первая экспедиция – на странице 6 речи мистера Мура…
М-р Мейкон: Разве вы не помните, когда она была?
Кэп. Пири: В 1886 году.
М-р Мейкон: Это настолько маловажное дело, что вы не можете вспомнить, когда вы отправились в экспедицию?
Кэп. Пири: Я отправился на Север в первый раз в 1886 году на срок около 6 месяцев.
М-р Мейкон: Начиная с этого момента большая часть вашего времени была посвящена арктическим исследованиям или службе в Министерстве ВМС?
Кэп. Пири: Господин председатель, мне кажется, что ответ на этот вопрос есть в тексте речи. Я не могу ответить на этот вопрос, не посмотрев статистическую информацию.
М-р Мейкон: Если вы не можете ответить на этот вопрос, то мне ответ и не нужен.
М-р Доусон: Эти факты зарегистрированы в ВМС, и министр ВМС предоставил их комитету.
М-р Мейкон: Джентльмены, прошу меня извинить, но кэптен вчера заявил комитету, что это было делом его жизни; что оно буквально поглотило всю его душу настолько, что он не хотел делить и частицу этой славы ни с кем на свете. Так вот, если он определил это как дело всей жизни, если он был настолько погружен в то, что делал, он должен быть заинтересован в том, чтобы предоставить нам сведения, основываясь на собственных знаниях.
Кэп. Пири: Я не могу подробно ответить на этот вопрос без соответствующих данных или написанного [Министерством ВМС] сообщения…
Я прошу комитет принять сведения Министерства ВМС касательно времени, что я был в отпуске, и если вычесть это время из общего времени с момента моего поступления на службу в октябре 1886 года, то вы получите срок исполнения моих служебных обязанностей.
М-р Робертс: Здесь (протягивая кэп. Пири документ) полная информация Министерства ВМС, которую вы можете просмотреть для ответа на вопрос.
Кэп. Пири (после изучения документа): Могу сказать, что в этом письме утверждается, что я находился на действительной службе в течение 12 лет и 9 дней. Это на день составления письма 11 февраля 1910 года. Я не находился на службе 16 лет, 1 месяц и 16 дней. Из этого времени примерно 13 лет и 5 месяцев были проведены в отпуске… а остаток – в ожидании приказов или в оплачиваемом отпуске.
М-р Мейкон: Вы получали свое жалование все время?
Кэп. Пири: Не все время; нет, сэр. Здесь указано: «В течение 6 месяцев, с 5 мая 1896 года по 4 ноября 1896 года (за исключением двух дней на службе, 25 и 26 октября)», согласно этому докладу, я был в «неоплачиваемом отпуске».
М-р Мейкон: В течение 6 месяцев из 16 лет вы не получали жалованья?
Кэп. Пири: Так утверждается. В целом это совпадает с тем, что я помню.
М-р Мейкон: Можете ли вы указать, сколько вы получили от правительства в качестве компенсации за вашу службу?
Кэп. Пири: Я не могу ответить с ходу. Вообще, я не уверен, что мог бы дать ответ сам.
Почему Пири в очередной раз не сослался на речь Мура? Искомая цифра – 38 148,36 доллара – названа им. Очевидно, коммандер не хотел сообщать эту весьма приличную сумму членам комитета.
Последовали вопросы о технологии зондирования, о течениях в океане и движении льдов. Словно в завершение темы, Мейкон спросил о навигации и услышал в ответ, что широта на маршруте определялась несколько раз, а долгота – ни разу.
После перерыва и разъяснений Пири о том, как тщательно он хранил записную книжку, Мейкон продолжил допрос:
…Кажется, вы сказали, что вообще не определяли долготу?
Кэп. Пири: Я ни разу не определял долготу во время путешествия.
М-р Мейкон: Я консультировался у астрономов, географов, исследователей и ученых, которые заявили, что при движении по настолько обширной территории, как та, по которой пролегал ваш путь к Северному полюсу, невозможно строго выдерживать направление движения, если не проводить наблюдений долготы. Что вы об этом скажете?
Кэп. Пири: Я бы сказал, что об этом пусть лучше судят эксперты.
М-р Мейкон: В таком случае, если мнения экспертов расходятся, остается определенная неясность?
Кэп. Пири: Да, сэр.
М-р Мейкон: А каково ваше мнение на этот счет?
Кэп. Пири: Мое мнение такое – мы были в состоянии держать свой курс. Я также считаю, что в то время года и в существующих там условиях любая попытка провести наблюдения долготы была бы пустой тратой времени.
М-р Мейкон: Почему?
Кэп. Пири: В середине путешествия солнце стояло настолько низко, что любые наблюдения долготы, очевидно, были бы нецелесообразными, и, кроме того, общепризнано, что вблизи полюса наблюдения долготы не имеют смысла из-за низкой точности.
М-р Мейкон: Значит, вы не придерживаетесь теории других ученых, согласно которой, если вы не проводите наблюдений долготы, вы не можете знать точно, в каком направлении двигаетесь?
Кэп. Пири: Не думаю, что мне нужно вступать в дискуссию по общим вопросам. Я хотел бы представить факты и свое видение этих фактов комитету или любым экспертам.
М-р Мейкон: Вы – исследователь, и весьма известный, и мы хотим выяснить, знали ли вы, что делаете, или нет. Когда вы посылаете человека вспахать поле, он должен кое-что знать об этой работе, иначе он не выполнит ее разумно.
Кэп. Пири: У меня нет желания вступать в дискуссию по общим вопросам. Я хочу представить факты относительно своей работы.
М-р Мейкон: У вас нет научного мнения, которое вы хотели бы высказать?
Кэп. Пири: Не более того, что уже содержалось в моих ответах, – я считаю, что любая попытка провести наблюдение долготы была бы пустой тратой времени.
Не первый раз, будучи прижат к стене, Пири напускал на себя гордый вид, показывая, что обсуждать сказанное ниже его достоинства.
Херберт, ссылаясь на свое путешествие на собачьих упряжках через Северный Ледовитый океан, пишет:
«Это поразительный ответ…
Мы проверяли свое счисление пути, определяя местоположение – широту в местный полдень и долготу и широту в конце каждого дня, когда было видно солнце (или звезды и планеты в первый месяц путешествия). Мы редко шли более четырех дней, не имея возможности определить свое местоположение, и эти определения местоположения были жизненно важными. Без понимания своего местоположения и регулярной проверки магнитного склонения достичь Северного полюса невозможно».
Автор присоединяется к мнению британца. В наших лыжных переходах по дрейфующим льдам долгота определялась по возможности ежедневно: в марте – мае в 18:00 по местному времени по солнцу, в январе – феврале по луне и звездам.
М-р Мейкон: Сколько вы провели наблюдений после того, как на широте 87°47′ расстались с мистером Бартлеттом, между этим местом и Северным полюсом, на дистанции в 133 мили – наблюдений любого характера?
Кэп. Пири: Я хотел бы отметить, что я провел в общей сложности 13 одиночных, или 6,5 двойных, наблюдений солнца в двух разных местах, в трех различных направлениях, в четыре временных отрезка.
М-р Мейкон: Где они проводились?
Кэп. Пири: Три серии этих наблюдений были сделаны в лагере Джесуп и одна – в точке приблизительно в 10 милях от этого лагеря.
М-р Мейкон: Лагерь Джесуп находился прямо на полюсе?
Кэп. Пири: Это был лагерь на полюсе.
М-р Мейкон: Таким образом, вы не проводили никаких наблюдений – ни долготы, ни каких-либо других – на протяжении 133 миль после того, как расстались с Бартлеттом на широте 87°47′?
Кэп. Пири: Нет, сэр.
Заметим, что Пири вынудили признать, что он не измерял высоту солнца 5 апреля.
М-р Мейкон: И без наблюдений вам удалось выдержать прямой курс на полюс, руководствуясь при этом лишь предположениями и расчетами? Так, что ли?
Кэп. Пири: Пусть мои наблюдения будут ответом на этот вопрос. Я доволен, что прошел это расстояние, оставаясь в пределах намеченного курса, как я делал и во время своих других путешествий в предыдущих экспедициях…
М-р Мейкон: Как вы пришли к выводу, что находитесь в 4–5 милях от полюса в сторону Берингова моря, если вы не проводили никаких наблюдений долготы?
Кэп. Пири: Я этого не знал, пока не провел наблюдения.
М-р Мейкон: Но вы не проводили никаких наблюдений долготы?
Кэп. Пири: Я не проводил никаких наблюдений долготы.
М-р Мейкон: Наблюдения какого характера привели вас к заключению, что вы находитесь в 4–5 милях к западу от полюса?
Кэп. Пири: Наблюдения, проведенные мною в тех двух местах, о которых я говорил. После того как я провел эту серию наблюдений, я понял, что примерно знаю свое местоположение, как об этом и сказано в книге.
Позорный диалог. Мейкон, руководствуясь логикой и здравым смыслом, загнал Пири в угол. Кэптену ничего не оставалось, как абсолютно бессодержательно сослаться на свою книгу, где по поводу навигации на Северном полюсе ничего путного нет.
М-р Мейкон: …Кэптен, вы сказали, что расстались с капитаном Бартлеттом в 133 милях от Северного полюса и перед стартом, расхаживая взад-вперед, размышляли о том, как достигнете полюса за 5 маршей, и вы… уложились в эти 5 маршей и добрались до полюса точно в то время, что и предполагали, около 10 часов утра, – как раз вовремя, чтобы провести наблюдения…
Расстояния, пройденные за каждый день, были не измерены, а оценены приблизительно?
Кэп. Пири: Да, именно так.
М-р Мейкон: Каким образом вы оценивали расстояние? Поверхность на этой дистанции не была полностью гладкой, не так ли? Тут и там вы натыкались на торосы и трещины, ледяные горы, через которые нужно было переходить, – и они были весьма высокими, как вы сказали… Так как же вам удавалось здраво оценить расстояние при таких тяжелых условиях путешествия?
Кэп. Пири: Это вопрос профессионализма, результат накопленного за многие годы опыта. Пожалуй, вот аналогичный пример. Человек, проведший в плавании на кораблях изрядное время, сможет, взглянув на воду за бортом идущего судна, довольно точно определить, сколько узлов делает корабль. Но пусть моим ответом на вопрос выступит первая часть моей реплики.
М-р Мейкон: Я собирался задать вам вопрос относительно второй части вашей реплики. Я собирался спросить, не проще ли навигатору определить скорость судна на гладкой поверхности воды, чем исследователю оценить пройденное расстояние, когда он идет через такие торосы, о которых вы говорили, то вверх, то вниз, останавливаясь для пересечения полыней и при этом пересекая иной раз одну полынью намного дольше, чем другую? Подобные эпизоды ведь имели место, не так ли?
Кэп. Пири: Я бы сказал, что это вопрос профессионализма в обоих случаях.
М-р Мейкон: Значит, вы определяете расстояние, просто полагаясь на свой профессионализм. Итак, вы прошли 133 мили за 5 маршей?..
Кэп. Пири: Мы преодолели расстояние от лагеря, где Бартлетт повернул обратно, до лагеря Джесуп за 5 маршей.
М-р Мейкон: Это 133 мили; то есть 26,6 мили в день. Вы не припомните путешествие любого исследователя, которое бы показало такой рекорд – 5 дней движения по неизведанным ледяным просторам со средней скоростью 26,6 мили в день?
В ответ был представлен документ, подготовленный Гросвенором, сравнивающий скорости Пири на дрейфующем льду и на ледяном щите Гренландии. Вывод директора Национального географического общества звучал так: «В истории полярных исследований ни у кого не было столь многочисленных и длительных путешествий по льду, как у Пири. Его скорость – это результат долгих лет тренировок, благодаря которым он приобрел огромную физическую выносливость и овладел мастерством управления нартами».
Мейкон имел шанс снова оказаться на коне, когда спросил:
Учитывали ли вы отклонения от маршрута, вызванные необходимостью обойти какой-то объект, какое-то препятствие или перейти через препятствие, оценивали ли вы как-то это расстояние?
Пири прибегнул к испытанной тактике – говорить о чем-нибудь другом:
По моим оценкам, как я уже сказал, это было – 10 миль к моей самой дальней точке [лагерю Джесуп] и 8 миль вправо; я хотел сказать «на восток», но там нет ни востока, ни запада.
Конгрессмен не развил тему, но его следующий вопрос снова имел хорошую перспективу:
На сколько раньше он [Бартлетт] прибыл туда [на корабль], чем вы?
Кэп. Пири: На четыре дня.
М-р Мейкон: Он был там четыре дня, прежде чем пришли вы?
Кэп. Пири: Четыре дня.
Читатель знает, что слова «четыре дня» – это неправда, на самом деле – «три дня». Бартлетт пришел на «Рузвельт» 24 апреля, что записано в его дневнике и зафиксировано Гудселлом, Пири появился 27 апреля.
Мейкон говорил теперь о соперничестве Пири и Кука:
Возвращаясь к расстоянию, хотел бы спросить вас: не присоединились ли вы к своим поборникам, опротестовавшим заявление Кука о том, что в арктическом поясе он проходил чуть больше 24 миль в день с легкими санями и с маленьким отрядом; а некоторые из них даже утверждали, что там невозможно идти со скоростью 24 мили в день?
Кэп. Пири: Я не припоминаю утверждения, что там невозможно пройти 24 мили за день.
М-р Мейкон: Мне сообщили, что адмирал Мелвилл назвал такую скорость абсолютно невозможной, но, когда вы вернулись и представили свой доклад, где речь шла о 26 милях в день и более, он поздравил вас с этим и не посчитал нужным извиниться перед Куком за то, что усомнился в его правдивости, когда тот сказал, что проходил 24 мили в день.
Кэп. Пири: Мне ничего об этом не известно…
М-р Мейкон: Имело место серьезное противостояние между вашими поборниками и поборниками доктора Кука касательно открытия полюса и того факта, что он представил свои доказательства, как их называют, в Копенгагенский университет. Я хочу вас спросить, не желаете ли вы ввиду этого противостояния представить ваши доказательства в ту же самую инстанцию, чтобы по ним было вынесено соответствующее заключение?
Кэп. Пири: Я бы предпочел вообще не рассматривать этот вопрос. Я думаю, что на этот вопрос может самостоятельно ответить каждый член комитета.
М-р Мейкон: Однако джентльмены, которые выступали здесь перед нами прошлой весной, сказали, что они были в составе подкомитета, исследовавшего ваши доказательства, и они признали тот факт, что поверили в открытие вами полюса еще до того, как увидели хотя бы одно из них. Таким образом, они не могли быть беспристрастными судьями, которые разобрались бы в этом деле. Вот почему я спрашиваю, не желаете ли вы, чтобы теперь ваши доказательства были представлены тем же беспристрастным инстанциям, которые оценивали убедительность доказательств доктора Кука? Если вы не хотите представлять им свои доказательства, то все, что вы должны, – это сказать об этом; никто не вправе заставить вас это делать.
М-р Батлер: Насколько я помню, датчане пришли к выводу, что Кук достиг Северного полюса…
М-р Мейкон: Нет; это было до того, как они изучили доказательства…
М-р Батлер: …Они сделали это до того, как изучили доказательства?
М-р Мейкон: Да.
М-р Доусон: Кук тем временем лопался от гнева, не так ли?
М-р Мейкон: Нет, он отнюдь не лопался.
М-р Батлер: Так какой был вопрос?
Кэп. Пири: Полагаю, я ответил на последний вопрос.
М-р Мейкон: Я задал вопрос, не хочет ли он представить свои доказательства, на что он ответил, что не желает это обсуждать. Другими словами, он уклонился от ответа: хочет он или нет. При этом, безусловно, имеется в виду, что он отказывается это сделать.
М-р Бейтс: Ничего подобного.
М-р Мейкон: Так и есть.
Продолжение стенограммы.
[М-р Мейкон]: Кэптен, ваши доказательства представлялись на рассмотрение какому-нибудь географическому или научному обществу, кроме Национального географического общества?..
Кэп. Пири: Это копия письма, полученного мною от майора Леонарда Дарвина, президента Королевского географического общества в Лондоне (показывает). А это копия письма, полученного мною от мистера Дугласа Фрешфилда, члена совета Королевского географического общества.
М-р Мейкон: Прочтите, пожалуйста, это письмо. Оно даст ответ на мой вопрос.
Приводим письма:
«Дорогой коммандер Пири. Примите, пожалуйста, нашу искреннюю благодарность за документы, которые Вы нам прислали, включая копии наблюдений, сделанных Вами на полюсе. Они были тщательно нами изучены. По мнению моего совета, ни в этих, ни в каких-либо других новых материалах, которые к ним попали, нет ничего такого, что могло бы как-то повлиять на мою позицию, выразившуюся в том, что от имени Общества я вручил Вам в Альберт-холле специальную золотую медаль за Вашу исследовательскую работу, в ходе которой Вы стали первым, кто достиг полюса Земли…
Леонард Дарвин, президент Королевского географического общества».
«Дорогой коммандер Пири. Вы получите официальное письмо от майора Дарвина, в котором он благодарит Вас за предоставление копий Ваших полярных записей Королевскому географическому обществу и сообщает, что они были самым тщательным образом изучены нашим научным консультантом, который пришел к тем же выводам относительно них, что и комитет Географического общества Соединенных Штатов[280], на основании отчета которого принимал решение совет Королевского географического общества.
Признав этот доклад как окончательный, наш совет испытал определенные трудности в отношении дальнейших рекомендаций.
Некоторые из нас считают, что простая признательность за любезно переданные Вами записи может быть истолкована неверно и что Вам должно предотвратить этот риск, прямо указав результат независимой экспертизы, проведенной в нашем офисе.
Я надеюсь, что предложенный образ действий будет удовлетворительным для Вас…
Дуглас Фрешфилд, член совета Королевского географического общества».
Чуть позже Робертс попытался уточнить:
Всего пару вопросов, о которых я забыл. Вы говорили о предоставлении копий ваших записей Королевскому географическому обществу в Лондоне. Они просили вас об этом?
Кэп. Пири: Меня спросили, не привезу ли я свои записи с собой.
М-р Робертс: По какому случаю?
Кэп. Пири: Когда я поехал туда; я заявил, что привезу их и представлю на рассмотрение Обществу.
М-р Робертс: Вы взяли оригиналы?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: Но вы предоставили копии?
Кэп. Пири: Да, я предоставил копии.
М-р Робертс: Это было после вручения вам медали?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: Какие-нибудь другие географические или научные организации просили вас представить доказательства?
Кэп. Пири: Нет, насколько я помню.
М-р Робертс: Вы сами, добровольно не предлагали передать их на рассмотрение в какую-либо еще организацию?
Кэп. Пири: Не припомню, чтобы я это делал.
Уолли Херберт, получивший в Англии многие почести за свои арктические заслуги, настроен к своим соотечественникам более чем критически: «Пири представил Королевскому географическому обществу семь страниц копий своих наблюдений и выдержки из дневника на пяти машинописных страницах. Они уже были связаны тем, что вручили ему специальную золотую медаль, и, чтобы избежать крайне неловкой ситуации, им ничего не оставалось, кроме как считать, что его данные были получены на полюсе, и сделать вид, что якобы их проверили».
Роберт Брайс добавляет: «…Одобрение… доказательств Пири… едва ли было единодушным. После исследования копий, представленных Пири, было проведено голосование относительно того, следует ли направить Пири письмо с выражением поддержки от президента Общества Леонарда Дарвина. Из 35 членов совета Королевского географического общества 18 отсутствовали, двое воздержались, и письмо было одобрено голосованием восьми человек против семи».
Мейкон продолжал свой неприятный допрос:
Кэптен, вы читали отчет, который написал доктор Кук о своем открытии полюса, до того, как назвали его мошенником, а его отчет – «золотым кирпичом»?
Кэп. Пири: На этот вопрос можно ответить, просто сравнив даты.
М-р Мейкон: Разве вы сами не подтвердили его слова во многом, что касается маршрута, движения к полюсу, даже в описании окрестностей полюса и описании условий на полюсе?
М-р Энглбрайт: Я хотел бы дополнить вопрос, добавив к нему вот что. Когда доктор Кук опубликовал свой рассказ, разве у него не было ваших первых газетных статей?
М-р Доусон: Я бы хотел поинтересоваться, уж не собирается ли комитет вообще заняться делом Кука?..
М-р Мейкон: По-моему, вы говорили, кэптен, что эскимосы, которых вы выбрали для своего похода к полюсу, пошли бы с вами и в преисподнюю, если бы вы им сказали. Кажется, такая формулировка использована в вашей книге? И что они вместе с Хенсоном… подчинялись вашей воле точно так же, как пальцы на вашей правой руке. Вы ведь делали такое заявление, не так ли?
Кэп. Пири: Если это есть в моей книге, то я буду на этом настаивать.
М-р Мейкон: Вы действительно думаете, что те люди отправились бы за вами в преисподнюю, или это было просто образное выражение?
М-р Бейтс: А что вы об этом думаете, коллега Мейкон?
М-р Мейкон: Я не знаю, я пытаюсь выяснить.
М-р Бейтс: Какое это имеет отношение к тому, дошел ли Пири до полюса?
М-р Мейкон: Это имеет некоторое отношение, если принять во внимание все обстоятельства, связанные с данным вопросом…
Кэп. Пири: Я думаю, эти люди пошли бы со мной по льдам так далеко, как пошел бы я сам, даже если бы они прекрасно понимали, что их возвращение на землю под большим вопросом. Таково мое мнение.
М-р Батлер: Это заявление, безусловно, предполагает, что существует преисподняя.
М-р Мейкон: И это предполагает, что они скажут то, что кэптен велел им сказать, и будут этого придерживаться.
М-р Батлер: Вы закончили?
М-р Мейкон: Да…
М-р Бейтс: Мне кажется, последнее замечание лучше исключить.
М-р Мейкон: Я не думаю, что комитет должен что-то с этим делать…
М-р Батлер: Мы решим это на закрытом заседании.
М-р Мейкон: Да, мы решим все это позднее.
Кэп. Пири: Я хочу попросить вас, господин председатель, чтобы это было исключено из протокола, если возможно.
Мейкон задал еще три неприметных вопроса на одну и ту же тему. Он сослался на косвенных свидетелей в Гренландии, отрицавших достижение Пири Северного полюса. Кэптен назвал эти случаи сомнительными, но на одном неожиданно сосредоточился:
Если у мистера Мейкона есть это… газетное сообщение, касающееся Мене Уоллеса… то я попрошу занести его в протокол.
М-р Мейкон: Вот оно.
М-р Батлер: Ознакомьтесь и решите, это заявление или нет.
Кэп. Пири (после изучения): Это не полное заявление, господин председатель; это – только часть оригинала.
М-р Батлер: Есть ли у вас полное заявление?
Кэп. Пири: У меня нет, но, наверное, я могу найти его. Насколько я знаю, оригинальное заявление появилось в определенном номере New York World не так давно, и мне бы хотелось, чтобы первое полное заявление Уоллеса, о котором я говорю, было занесено в протокол, и если оно будет найдено и занесено, то я также попрошу разрешения внести в протокол это (показывает документы…) сразу за тем заявлением.
Очевидно, Пири располагал официальным опровержением, и теперь он торопился эффектно его представить.
«Расписка, подписанная Мене Уоллесом, за ружья, продовольствие и снаряжение, переданные ему коммандером Пири в заливе Норт-Стар 23 августа 1909 года…
“Настоящим я подтверждаю получение от коммандера Пири следующих предметов продовольствия и снаряжения (это все, что я просил, и все, что мне необходимо для обеспечения комфортного существования): 4 ящика галет, 1 ящик чая, 1 ящик кофе, 1 ящик сахара, 1 ящик бобов, 1 ящик масла, соль и перец, 1 двуствольное ружье 10-го калибра, 100 снаряженных патронов, 1 магазинную винтовку “Винчестер” калибра 40–82 и 200 патронов к ней, 11 досок для саней, каяк с веслом, 1 пару стальных полозьев для саней, 6 дюжин винтов для них же, 2 куска древесины для древков гарпуна и копья, 250 капсюлей, 1 топор, 1 нож-пилу, 2 ножа, 2 пары ножниц, 2 напильника, 2 капкана на песца; 4 пакетика иголок, 12 катушек ниток, 14 наперстков, 2 пары солнцезащитных очков; 1 котелок; 1 кружку, 1 тарелку, 1 миску, нож с вилкой, 3 трубки, 3 или 4 фунта табаку, 2 дюжины коробков спичек, 1 свитер. Мене Уоллес”».
[Кэп. Пири]: В этой связи хочу сказать, что все письмо Мене [заявление в газете] заслуживает не больше доверия, чем та его часть, которую убедительно опровергает эта подписанная расписка.
М-р Батлер: Тогда передайте оба [документа] нам.
Перед лицом тяжелых обстоятельств спутник доктора Кука Франке передал Пири весьма дорогостоящее имущество, письменно подтвердив пиратские условия. В письме жене Роберт Пири гордился фальшивкой про склад, якобы оставленный для терпящего бедствие доктора Кука. (Обе истории в главе 14.) В этот ряд неприличных документов попадает и процитированная расписка. Ужас в том, что, находясь под присягой, Пири целенаправленно вводит в заблуждение конгрессменов и в их лице всю Америку.
Опровержения некрасивой бумаги, по сути, были даны в главе 6[281]. Но автор книги полагает, что важно еще раз собрать вместе кричащие обстоятельства и документы, дезавуирующие подделку, предъявленную Пири членам комитета.
Во-первых, щедрый склад, на словах оставленный Пири для Миника, стоил бы немалых денег, и трудно поверить, что алчный коммандер мог потратиться столь бессмысленно. Не меценатством прославился Роберт Пири в Арктике, а, напротив, стяжательством.
В-вторых, как мы помним (глава 6), Бриджмен, довольный выгодным договором с опекуном Миника, заверил Джозефину Пири, что, когда молодой инуит окажется в родной стране, у него не будет огнестрельного оружия. Но коли имелась такая гарантия Бриджмена, то о каком «двуствольном ружье» или «винтовке “Винчестер”» может идти речь.
В-третьих, еще раз приведем часть письма Миника, которую Пири так старательно пытается опровергнуть: «…Они оставили меня по приказу Пири в незнакомой части Гренландии без мехов, ружья, ездовых собак или снаряжения, чтобы бороться за существование в пустынных льдах». Эту жалобу Миника подтверждает дневник датского миссионера Густава Олсена, опубликованный в 1923 году: «Они дали ему [Минику] немного пищи, а из одежды он имел только то, что было на нем».
Мейкон и его коллеги по комитету Конгресса ни о чем подобном не знали, и Пири вполне мог гордиться своей предусмотрительностью.
Снова место главного дознавателя занял Робертс. Он расспросил Пири о фотографиях, а затем попробовал разобраться в милях, освоенных коммандером 2–6 апреля, о которых так по-разному рассказали Пири и Хенсон (см. главу 15).
М-р Робертс: …В этой брошюре [282] я нашел на страницах 18 и 19, что вы оценили ваш первый марш в 10 часов, 25 миль; 2-й – 20 миль за 10 часов; 3-й – 10 часов, 20 миль; 4-й без упоминания в часах, 25 миль или больше; и последний – 12 часов, за которые вы прошли 30 миль. Как я понял, вы также сказали, что лагерь Бартлетта находился на расстоянии 133 географических миль от полюса?
Кэп. Пири: От полюса, да…
М-р Робертс: Тогда, суммируя… расстояния, указанные в буклете… я обнаружил, что эти 5 маршей… составляют 120 миль.
Кэп. Пири: Одно из значений «20 миль» – это типографская ошибка в брошюре.
М-р Робертс: В брошюре?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: В ней указано, что первое расстояние было 20 миль?
Кэп. Пири: О первом сказано – 25 миль.
М-р Робертс: Второе – 20 миль?
Кэп. Пири: 20. И третье – 20 миль.
М-р Робертс: Третье – 20 миль.
Кэп. Пири: Третье расстояние в 20 миль, указанное в буклете, – это типографская ошибка…
М-р Робертс: А какая цифра должна быть?
Кэп. Пири: 25 миль.
М-р Робертс: Тогда, если вы называете цифру в 25 миль, это помещает вас в точку в 125 милях от лагеря Бартлетта, или в 8 милях к югу от полюса…
Едко на тему опечаток (типографских ошибок) высказался Роулинс: «Вся эта претензия Пири на точную оценку расстояния является абсурдной, как показывают его собственные цифры. В своей первоначальной версии, в сентябре 1909 года (New York Times), Пири приводит наибольшую оценку тех волшебных маршей 2–6 апреля – соответственно 25 миль, 20, 20, 25 “или больше”, и 40. Но последняя цифра, видимо, показалась преувеличенной, поэтому в его брошюре “Как Пири достиг Северного полюса…”… указано вместо этого: 25 миль, 20, 20, 25 и 30. Наконец, [комитету] Конгресса в 1911 году он сообщает… что ранее был жертвой опечаток и что его оригинальный дневник содержит правильные расстояния: 30 миль, 20, 25, 25, 30. Желаемая цифра в 130 миль… фигурирует изначально и в итоговом варианте. Таким образом, первую версию Пири… благословили, услужливо отменив опечатки».
Робертс перешел к неприглядной роли Национального географического общества:
…Я бы хотел, если вы не возражаете, разобраться в том, как именно ваши записи были изучены комитетом [Национального] Географического общества[283]. Мне хотелось бы узнать от вас о том, что именно было сказано и сделано[284].
Но позвольте мне предварительно задать вам один вопрос. Просили ли вы, прямо или косвенно, Географическое общество рассмотреть ваш отчет? Другими словами, была ли вами предпринята инициатива получить какие-нибудь официальные заключения относительно материалов вашего путешествия?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Робертс: Инициатива исходила от других сторон; вы были приглашены Географическим обществом, чтобы представить ваши материалы?
Кэп. Пири: Да, это так.
М-р Робертс: Я так понимаю, сначала вы послали им с мистером Николсом некий официальный отчет, послали его из Портленда или из какого-то другого места штата Мэн. Это действительно так?
Кэп. Пири: Я послал им бумаги, да.
М-р Робертс: Вы не согласитесь сообщить нам, что это были за бумаги?
Кэп. Пири: Ну, на это я скажу, что члены подкомитета, которые получили эти бумаги, – и, возможно, они сохранились у них в архиве – смогли бы предоставить максимально точную информацию. Не думаю, что у меня есть опись того, что за бумаги содержались в этом отчете.
М-р Робертс: В ответ на это я скажу, что прошлой весной мы запросили эти бумаги у комитета, но они отказались предоставить их нам на том основании, что у них было некое предписание сохранять материалы в тайне… Поэтому я и спросил вас о них.
Кэп. Пири: Я бы предпочел, чтобы этот вопрос рассматривался подкомитетом…
М-р Робертс: Я не прошу вас говорить от имени подкомитета, но я вас спрашиваю: что вы им отправили?.. Есть ли у вас перечень того, что вы послали с мистером Николсом?
Кэп. Пири: Не могу сказать, есть ли это у меня; я посмотрю.
М-р Робертс: На тот момент вы, конечно же, знали, что в обществе назревают сомнения относительно правдивости заявлений доктора Кука и что публика также задается вопросом, завоевали ли вы полюс?
Кэп. Пири: Контроверсия существовала.
М-р Робертс: Вы знали о контроверсии в то время, когда вас попросили представить ваши доказательства Географическому обществу?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: В ответ на запрос Географического общества вы послали им некие документы с мистером Николсом?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: И вы не хотите сказать нам сейчас, что именно это было?
Кэп. Пири: Я не могу сказать вам сейчас, я не помню.
М-р Робертс: И вы не сохранили никаких копий?
Кэп. Пири: Как я уже сказал, я бы предпочел, чтобы вопрос о том, что было заявлено комитету и какие действия он предпринял, был задан комитету.
М-р Робертс: Раз уж у вас нет копий этих бумаг и, как я понимаю, вы не хотите довериться своей памяти и сообщить, что же вы послали, то мы идем дальше. Действовал ли комитет Географического общества на основании тех данных, которые вы тогда послали с мистером Николсом?
Кэп. Пири: Я не могу ответить вам вот так сразу, в какой мере члены комитета использовали их.
М-р Робертс: Что вы услышали от комитета после того, как послали им эти документы, или данные, или что вы там еще могли им послать?
Кэп. Пири: Не могу сказать, что я услышал от комитета что-либо еще, кроме просьбы прибыть на заседание этого комитета…
М-р Робертс: Как вы получили эту просьбу?
Кэп. Пири: Я не могу сказать твердо – в виде телеграммы или письма, и я не помню, от кого пришла просьба.
М-р Робертс: Было ли в этой просьбе что-то такое, что заставило вас подумать, будто те бумаги, которые вы уже послали, не были вполне удовлетворительными?
Кэп. Пири: Нет, я ничего такого не припоминаю.
М-р Робертс: Я не уверен, что это действительно относится к делу, но задам вам один вопрос, а вы можете ответить на него или не отвечать. Что вы подумали, когда они, получив ваш отчет, попросили вас приехать и привезти с собой оригиналы?
Кэп. Пири: Посылая свои материалы в комитет, я подумал, что позднее я предстану перед комитетом с моими приборами и записными книжками.
М-р Робертс: То есть, значит, вы не рассчитывали, что данные, посланные вами с мистером Николсом, будут достаточными…
Кэп. Пири: Потому что там были не все мои материалы.
М-р Робертс: Имеется в виду, что это была только часть отчета?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: Значит, предполагалось, что это только часть, и они были уведомлены, что…
Кэп. Пири: Что я готов лично явиться на заседание подкомитета.
М-р Робертс: Там, в посланных бумагах, содержалось заявление такого рода, не так ли?
Кэп. Пири: Мне нужно вспомнить. Я знаю, что суть такова: я был готов появиться перед ними.
М-р Робертс: Вы получили просьбу или приглашение приехать. Вы помните, как это было сформулировано, что они от вас требовали?
Кэп. Пири: Я не помню, но, вероятно, у меня есть это послание, будь то телеграмма или письмо.
М-р Робертс: В ответ на это вы приехали?
Кэп. Пири: Приехал.
М-р Робертс: И что вы привезли с собой?
Кэп. Пири: Я привез с собой мои приборы и те материалы, которые сегодня представлены здесь.
М-р Робертс: Привезли ли вы большее количество материала, чем то, которое вы предъявили комитету раньше?
Кэп. Пири: Я привез все мои фотографии, или почти все, и, кажется, мои негативы. Я не до конца уверен.
М-р Робертс: В котором часу вы приехали в город, мистер Пири?
Кэп. Пири: Не могу сказать.
М-р Робертс: Вы приехали утром?
Кэп. Пири: Я скажу, что приехал из Бостона на Congressional Limited [285] , но в какое время, не могу сказать.
М-р Робертс: …Вы должны были приехать на следующее утро.
Кэп. Пири: Да, я приехал в какое-то время на следующий день.
М-р Робертс: Что вы делали, когда прибыли в город? Куда вы направились?
Кэп. Пири: Я не помню моих передвижений.
М-р Робертс: Пожалуй, я задам несколько наводящих вопросов, как говорят юристы, и в моих вопросах будет намек на ответ. Вы пошли в офис Географического общества в утреннее время?
Кэп. Пири: Я не помню, когда я туда пошел. Члены комитета могут сказать.
Невозможно понять, почему члены комитета должны помнить время или место встречи лучше, чем коммандер. Для них встреча была отвлечением от служебных обязанностей, выполнением дружеского долга, неким развлечением; для Пири на встрече фактически решалась его судьба.
М-р Робертс: Вы ходили в офис Географического общества?
Кэп. Пири: Нет, думаю, что нет. В офис Географического общества?
М-р Робертс: Да, на 16-й улице.
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать.
М-р Робертс: Ладно, позвольте мне задать вам следующий вопрос. Где вы встретились с членами комитета, назначенного для изучения [вашего заявления]?
Кэп. Пири: Заседание комитета состоялось в доме адмирала Честера.
М-р Робертс: Нет, где вы встретились с ними? Я спрашиваю не о месте проведения заседания комитета, а о том, где вы встретились со всем комитетом или с кем-либо из его членов.
Кэп. Пири: Там, как мне помнится. Члены комитета могут вам сказать.
М-р Робертс: Я хотел бы услышать все, что вы можете вспомнить о том, когда вы в первый раз увидели кого-либо из членов комитета и где.
Кэп. Пири: Это можно отложить. Я постараюсь ответить на этот вопрос…
М-р Робертс: Нет, я хочу, чтобы вы сейчас вспомнили.
Кэп. Пири: Я не помню о встрече с кем-либо из членов комитета.
М-р Робертс: Вы не хотите сказать, что не встречались с двумя членами комитета в офисе Географического общества, не так ли?
Кэп. Пири: Я не хочу говорить ни «да», ни «нет».
М-р Робертс: Что ж, идем дальше. В конечном итоге вы пошли в дом адмирала Честера?
Кэп. Пири: Я пошел в дом адмирала Честера.
М-р Робертс: И три члена подкомитета были с вами?
Кэп. Пири: Были, да.
М-р Робертс: Или прибыли вскоре после вашего прихода?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: Вы не можете точно вспомнить, как вы все там оказались?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Робертс: Можете ли вы сказать нам что-то определенное о том, в какое время дня вы туда попали?
Кэп. Пири: Нет, не могу.
М-р Робертс: До обеда или после?
Кэп. Пири: Не знаю.
М-р Робертс: Вы не можете этого сказать?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Робертс: Можете ли вы вспомнить, как долго вы там оставались?
Кэп. Пири: Где-то до вечера.
М-р Робертс: Что вы делали на заседании комитета? Я хочу понять, как проходило изучение доказательств. Вот что я хочу выяснить, мистер Пири.
Кэп. Пири: Опять же: поскольку члены комитета досягаемы, я бы предпочел, чтобы они ответили на этот вопрос.
М-р Робертс: Нет, я хочу услышать это именно от вас, если вы сможете вспомнить.
Кэп. Пири: Я помню, что я был там, в доме адмирала Честера, с членами комитета, и, по-моему, к членам подкомитета присоединились и некоторые другие лица. Я помню также, что я оставался там до вечера; не могу сказать, до скольки.
М-р Робертс: Вы предъявили комитету те оригинальные заметки, которые показали нам? Читали ли они их?
Кэп. Пири: Эту записную книжку?
М-р Робертс: Да, ту, которую вы показали нам.
Кэп. Пири: Мне кажется, этот вопрос уже рассматривался на вчерашних слушаниях или за день до того.
М-р Робертс: Что вы предъявили ее тому комитету?
Кэп. Пири: Что я предъявил ее тому комитету.
М-р Робертс: И они прочли ее?
Кэп. Пири: Как много прочли разные члены комитета, я не могу сказать.
М-р Робертс: А вы представили данные ваших астрономических наблюдений?
Кэп. Пири: Они были у меня с собой.
М-р Робертс: Вы представили их тогда?
Кэп. Пири: Мне кажется, да. Они были у меня с собой, и я предполагаю, что члены комитета видели часть, а возможно – и все.
М-р Робертс: Проверяли ли они какие-либо вычисления в вашем присутствии, то есть делали ли они заново необходимые расчеты?
Кэп. Пири: Все, что я могу сказать, – это то, что, по-моему, профессор Ганнетт производил некоторые расчеты. Я не могу сказать, пересчитывал ли он вычисления в полном объеме.
М-р Робертс: Вы не помните, проверял ли адмирал Честер астрономические вычисления?
Кэп. Пири: Мне помнится, адмирал Честер изучал таблицу положений солнца[286].
М-р Робертс: Как вы думаете, сколько часов, по самым точным вашим оценкам, вы были там с членами комитета?
Кэп. Пири: Ну, я бы сказал, что был там большую часть дня.
М-р Робертс: Я не уверен, что у нас есть эта информация. Вы помните, когда это было? Можете ли вы вспомнить месяц или день?
Кэп. Пири: Я могу сказать, что это было где-то в октябре.
М-р Робертс: Вы принесли в дом адмирала Честера ваши приборы?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Робертс: Где они находились?
Кэп. Пири: Они были на вокзале.
М-р Робертс: Видели ли члены комитета эти приборы?
Кэп. Пири: Видели.
М-р Робертс: Они их видели? Где они видели их?
Кэп. Пири: На вокзале.
М-р Робертс: Вы ходили с ними?
Кэп. Пири: Да, ходил.
М-р Робертс: Вы помните, во сколько вы пришли на вокзал?
Кэп. Пири: Нет, сэр, я не помню. Кроме того, что был уже поздний вечер.
М-р Робертс: Уже стемнело?
Кэп. Пири. Да, уже стемнело.
М-р Робертс: Когда вы пришли на вокзал, что вы или члены комитета делали с приборами?
Кэп. Пири: Прошу прощения?
М-р Робертс: Во-первых, в чем были привезены приборы?
Кэп. Пири: Они были привезены в сундуке.
М-р Робертс: В вашем сундуке?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: После того как вы пришли на вокзал и нашли сундук, что вы и члены комитета делали с приборами?
Кэп. Пири: Там. на вокзале мы открыли сундук.
М-р Робертс: То есть в камере хранения на вокзале?
Кэп. Пири: Да.
М-р Робертс: Были ли вынуты все инструменты?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать. Члены комитета, вероятно, помнят это лучше, чем я.
М-р Робертс: Что же – вы совсем не помните, вынимали ли они приборы и осматривали ли их?
Кэп. Пири: Некоторые приборы вынимались; насчет всех – не могу утверждать.
М-р Робертс: Проверял ли кто-нибудь из членов комитета эти приборы на предмет того, были ли они точными?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать.
Полагаю, что было бы невозможным провести там проверку.
М-р Робертс: Были ли эти приборы в распоряжении комитета когда-то еще, кроме того осмотра на вокзале?
Кэп. Пири: Насколько мне известно – нет.
М-р Робертс: Оставались ли когда-либо оригинальные заметки, которые вы зачитывали, в распоряжении комитета?
Кэп. Пири: Нет.
М-р Робертс: Располагали ли они когда-либо копиями этого документа?
Кэп. Пири: Кажется, да.
М-р Робертс: Когда они получили копии?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать.
М-р Робертс: До или после того, как они представили отчет Обществу?
Кэп. Пири: Этого я не могу сказать.
В документе «Мнение меньшинства» Робертс подвел собственный итог этого не слишком достойного диалога:
При внимательном чтении показаний кэптена Пири видно, что его воспоминания о событиях этого дня крайне смутные и неопределенные. Эти слушания были самым важным эпизодом во всей его карьере, так как комитет должен был разрешить для общественности спорный вопрос о его достижении полюса. Тот факт, что события этого дня не оставили сильных впечатлений у него в памяти, как видно из его показаний, становится очень убедительным доказательством того, что исследование его материалов [Национальным географическим обществом] было каким угодно, но только не доскональным, тщательным и точным.
Верно, только вот прилагательные «крайне смутные», «неопределенные» не годятся.
Рациональный Пири прекрасно все помнил и прекрасно все знал, но, не желая попасть впросак, юлил, не отвечал на вопросы, прикидывался непомнящим.
Жалостливые слушания. Жаль Пири. Позорные слушания. Позор Пири. Пять лет к стенограмме никто не имел доступа. Член палаты представителей Генри Хельгесен: «Общественность никогда не видела эти слушания опубликованными. Они были фактически запрещены. В библиотеке Сената нет их копий, у членов комитета Конгресса нет копий, сенаторы и конгрессмены тщетно пытались достать копии. Почему же эти слушания утаивались?»
Конгрессмен нашел документ и опубликовал его. В главе 26 мы расскажем, что в целом сумел сделать и хотел сделать этот человек. Сейчас лишь его короткий вывод: «Неосновательный, мишурный характер этих так называемых показаний настолько очевиден, что, вместо того чтобы подтверждать заявление Пири, они окончательно и исчерпывающе доказывают, что Роберт Пири не открывал, не достигал и не завоевывал Северный полюс».
Но эти беседы в комитете Конгресса – куда значимее, чем опровержение конкретного, пусть очень важного, события. Ответы Пири конгрессменам – это, если хотите, итог жизни будущего контр-адмирала.
Когда-то давно, во время первой северогренландской экспедиции, Джо Пири написала в своем дневнике: «…Он [Берт] воспитан так, чтобы, говоря или действуя, всегда соответствовать тому, что другие люди думают или высказывают». Точная и тонкая характеристика. Перед Моррисом Джесупом или Томасом Хаббардом стоит заискивать, ибо в конечном итоге от них все зависит. Но не менее важно кого-то заставить молчать, даже, может быть, уничтожить. Создать склад для себя и поделиться с близким человеком тем, что он «якобы» создан для спасения Кука. Присвоить себе рекорд, установленный итальянцами, которые отдали жизни за свою победу. Подделать расписку Миника, ставшую доказательством того, что этот несчастный инуит – обманщик. Отправить на тот свет умирающих аборигенов, изолировав их от врача, обобрать тяжелобольного Дедрика, извести Кука.
Мы много раз восхищались силой Пири. Но в беседах коммандера с конгрессменами его силы не видно – только слабость, только страх, только незнание, как быть и что сказать. Царит страх. Временами в разговорах о быте, о собаках, об иглу, о пеммикане, точно в полумраке, вспыхивает свет, но, господи, как этого мало!..