Глава 20. Вердикт и его авторы

Американская публика в сентябре 1909 года была хорошо осведомлена, что исследователь, вернувшийся из Арктики, может сфабриковать данные. В более ранние времена подобная мысль в голову не приходила, но преследование Кука словно раскрыло глаза, тем самым усложнив и положение Пири. Могущественные друзья теперь должны были не только смести с лица земли конкурента, но и доказать, что сам коммандер достоин почестей.

Работа началась, и профессор Генри Осборн попросил президента Национальной академии наук США Айру Ремсена назначить комитет из членов Академии, которому будут представлены записи Пири и Кука.

Доктор Ремсен не замедлил с ответом, который привела New York Times: «Мне представляется необоснованным собирать комитет по расследованию проблемы Северного полюса, пока не будет четкого понимания того, что коммандер Пири и доктор Кук готовы представить свои доказательства такому комитету. Если они захотят это сделать, то я без колебаний назначу такой комитет…»

Осборн тотчас предпринял шаги, чтобы получить согласие Пири и Кука, и генерал Хаббард сообщил: «Пири готов и хочет предоставить все свои записи и данные комитету Национальной академии или другим ученым, выбранным беспристрастно».

О дальнейших событиях рассказал Хэмптон Мур, конгрессмен от штата Пенсильвания, лучший друг Пири в Конгрессе и, кстати, пожизненный член Национального географического общества: «…доктор Ремсен сообщил, что он не сможет назначить вышеупомянутую комиссию до тех пор, пока не получит полномочия на это от своего совета, который соберется в конце ноября, и также если его об этом не попросят оба – как коммандер Пири, так и доктор Кук…

Ввиду того факта, что коммандер Пири с момента своего возвращения в сентябре ждал возможности предоставить свои записи научной комиссии в Соединенных Штатах, Национальное географическое общество считает, что оно должно получить его документы уже сейчас для того, чтобы его заявление о достижении полюса было рассмотрено безотлагательно».

Высказывалась и иная точка зрения – Ремсен не горит желанием ввязываться в подозрительное дело, вокруг которого гремят скандалы, но так или иначе дорога освободилась и Национальное географическое общество могло действовать вполне самостоятельно. Брайс замечает: «…Арктический клуб Пири был более чем счастлив заменить Академию на Национальное географическое общество. Гилберт Гросвенор[251] был испытанным и преданным другом Пири, а его власть над Обществом к тому времени была практически абсолютной».

15 октября президент Общества Уиллис Мур направил срочные телеграммы коммандеру Пири и в Данию.

Первая гласила: «Правление Национального географического общества желает рассмотреть данные Вашей экспедиции на очередном собрании в среду. Не могли бы Вы безотлагательно прислать нам данные в количестве, достаточном для подтверждения Вашего заявления?»

В Копенгаген: «Национальное географическое общество просит вас отказаться от плана первыми рассмотреть данные наблюдений Куком широты и долготы. Американские ученые обеспокоены задержкой и считают, что этот вопрос должен быть урегулирован в Америке».

Пири был готов:

Документы поступят в Вашингтон к среде. Я надеюсь, они подойдут Обществу.

Датчане, напротив, готовы не были: «Сожалеем. Университет не может выполнить вашу просьбу».

Получив отказ из Дании, Национальное географическое общество сосредоточило внимание на материалах Пири. 20 октября состоялось заседание совета директоров.

Хэмптон Мур продолжает: «Записи и данные наблюдений были немедленно переданы комитету [Общества] по исследованиям с директивой председателю [комитета] назначить подкомитет экспертов, членом которого он сам должен был состоять, для изучения упомянутых документов… Мистер Генри Ганнетт, председатель комитета по исследованиям, немедленно назначил остальных членов подкомитета – контр-адмирала ВМС Соединенных Штатов Колби Честера и начальника Береговой и геодезической службы Соединенных Штатов О. Х. Титтманна».

Конгрессмен не скупился на хвалебные слова в адрес назначенных вершителей судьбы Пири: «Мистер Генри Ганнетт, председатель комитета, который подготовит отчет о наблюдениях коммандера Пири, был главным географом Геологической службы Соединенных Штатов с 1882 года; он является автором работ: “Руководство по топографической съемке”… “Справочник высот”, “Магнитные склонения в США”… и многих правительственных докладов. Мистер Ганнетт – вице-президент Национального географического общества и один из основателей Общества в 1888 году.

Контр-адмирал Колби Честер, ВМС Соединенных Штатов, окончил Военно-морскую академию Соединенных Штатов в 1863 году. Он занимал практически все высокие посты в Министерстве ВМС, включая должности начальника военно-морской обсерватории Соединенных Штатов, командующего Атлантической эскадрой, начальника Военно-морской академии Соединенных Штатов, начальника Гидрографической службы ВМС. На протяжении многих лет адмирал Честер известен как один из самых лучших и квалифицированных навигаторов ВМС.

О. Х. Титтманн – начальник Береговой и геодезической службы Соединенных Штатов с 1900 года. Он член комиссии Соединенных Штатов по демаркации границ Аляски и один из основателей Национального географического общества».

Красивые слова «главный географ Геологической службы Соединенных Штатов» требовали уточнения. Оно появилось в 1914 году в официальном письме директора Службы Смита: «Мистер Ганнетт, хоть он и один из старейших сотрудников Службы, не является главным географом и не занимает никакого административного поста в Службе. Он был главным топографом с 1 июля 1889 года по 1 июля 1896 года. После этого, в то время когда он служил в нашем учреждении, его должность звучала как “географ”, но эта его работа не была беспрерывной».

Конгрессмен Генри Хельгесен, опубликовавший этот документ в 1916 году, заявил, что бумага показывает, «до какой степени обмана были готовы дойти поборники Пири, чтобы убедить комитет[252], ведущий расследование, будто экспертиза записей мистера Пири была сделана официально. На самом деле ни один из тех людей, которые тогда “исследовали” (?) данные Пири, не выполнял это с позиции официальной должности».

Уделим этим трем лицам побольше внимания. Писатель Уорд изготовил, будто специально для нас, короткие этюды – их биографии.

Ганнетт. «…Имеет ученую степень Гарварда и степень доктора права университета Боуден-колледж… На протяжении 27 лет он служил как знающий и способный сотрудник Геологической службы Соединенных Штатов… Он любезно включил в перечень своих наград в справочнике “Кто есть Кто” – “Член Национального географического общества”… и был восхищен необыкновенным успехом этого молодого редактора и директора по имени Гросвенор».

Честер. «…Во время гражданской войны стал лейтенантом… постоянно продвигался в звании, пока не стал контр-адмиралом в 1903 году… В последние годы был назначен для ведения переговоров о важных нефтяных концессиях с султаном Турции… В Америке нет более авторитетного лица в вопросах астрономических наблюдений».

Титтманн. «…Ему 59 лет… у него нет высшего образования. С 17-летнего возраста он связан с Береговой и геодезической службой… Он кое-что смыслит в астрономическом деле и направлял многие разведывательные экспедиции вдоль берегов Соединенных Штатов…

В сентябре 1909 года он поехал в Данию, представляя Национальное географическое общество, чтобы встретиться с доктором Куком. Его задачей было пригласить Кука прочитать лекцию для Национального географического общества и установить с ним дружеские отношения, чтобы Общество могло подготовить награждение его золотой медалью… Коммандер Пири, знаменитый герой, объявил Кука лжецом в то время, когда Титтманн был на пути в Европу…

Титтманну сообщили, что он – один из трех членов комитета, который будет исследовать данные, представленные Пири. Какое облегчение! Теперь он связан с лучшими людьми в Вашингтоне. Будет очень приятно принять участие в этой церемонии коронации монарха всех исследователей».

Небезынтересно услышать, как об этих трех героях отзывается доктор Кук. Ганнетта он называет «близким другом мистера Пири», а Титтманна – «начальником службы, под покровительством которой была выполнена часть работы мистера Пири». (New York Times сообщала: «Береговая и геодезическая служба очень гордится подвигом коммандера Пири – достижением полюса… Вся Служба считает, что лучи славы от такого результата коснутся и ее».) О Честере, одном из главных своих хулителей, Кук написал существенно больше, и одна из характеристик недруга звучит так: «…тесно связанный с меховой торговлей мистера Пири, один из круга лиц, делящих прибыль от обирательства эскимосов»[253].

Современный американский биограф Пири профессор Роулинс словно подхватывает последние слова доктора:

«…махинатор международного уровня по использованию политического влияния для извлечения личной финансовой выгоды…

…мерилом моральных устоев Честера могут служить его теневые многомиллионные сделки по персидской нефти, которые, начавшись в 1908 году, стали известны общественности лишь спустя 15 лет…».

Но вернемся к текущим событиям. Юрист Пири Николс передал в Национальное географическое общество отчет коммандера: три сертификата за подписью Марвина и Бартлетта, указывающие, что отряды достигали определенных широт; документы о прибытии на полюс и замеры глубин. Подкомитет дополнительно запросил данные, полученные непосредственно на Северном полюсе, и навигационные приборы.

Последняя просьба была некстати, ибо напоминала об инструментах доктора Кука, захороненных в Эта. 29 октября коммандер дал указание юристу:

Попросите мистера Ганнетта не акцентировать внимание на инструментах…

Вы можете также предложить мистеру Ганнетту встретиться со мной в моем отеле. В этом случае встреча будет не так бросаться в глаза и менее вероятно, что она привлечет внимание газетчиков.

Конечно, я полностью в распоряжении комитета, но мне кажется, что если я тихо войду в отель, не буду регистрироваться и дам указание администратору сохранять мое присутствие в тайне, а затем члены комитета тихо пройдут прямо в мою комнату, это может быть выгодно всем сторонам.

1 ноября Пири прибыл в Вашингтон. События этого дня задокументированы. Коммандер заглянул в помещение Национального географического общества и вместе с Честером отправился к нему домой. Их ждали Ганнетт и Титтманн; Уиллис Мур и Гилберт Гросвенор тоже были приглашены как наблюдатели.

Пири показал собравшимся разрозненные страницы, вырванные, по его словам, из записных книжек. На листах были измерения высоты солнца и координаты. Затем компания переместилась на вокзал, где коммандер оставил сундук с приборами. Инструменты осмотрели, не вынимая. Был вечер, полумрак, увидеть что-либо было трудно. Вся процедура заняла 10 минут. В целом на исследовательскую работу члены комитета потратили 5 часов, из которых значительная часть времени ушла на экскурсию в багажное отделение вокзала[254]. Уже в полночь Пири уехал на поезде в Нью-Йорк, а трое его почитателей подготовили доклад, прозвучавший 4 ноября на совете директоров Национального географического общества:

«Коммандер Пири представил подкомитету оригинал своего дневника и записи наблюдений вместе со всеми своими инструментами и приборами, а также некоторые из самых важных результатов экспедиции. Все это было тщательно изучено подкомитетом, и члены подкомитета единогласно придерживаются мнения, что коммандер Пири 6 апреля 1909 года достиг Северного полюса.

Они также считают обоснованным заявить, что организация, планирование и руководство экспедицией, ее полный успех и ее научные результаты самым блестящим образом характеризуют коммандера Роберта Пири и делают его достойным самых высоких почестей, которые Национальное географическое общество может ему оказать.

Генри Ганнетт, К. М. Честер, О. Х. Титтманн».

Все присутствующие 15 членов совета единогласно одобрили сообщение, и тотчас была принята восторженная резолюция. В тот же день обо всем этом рассказала New York Times, и в том же номере Уиллис Мур поспешно заверил читателей, что дружеское отношение к Пири со стороны членов подкомитета не мешало им быть абсолютно объективными: «…каждый член комитета был убежден, что не было оставлено ни малейшей лазейки для ошибки. Комитет не только увидел несколько записных книжек, в которые коммандер кратко заносил свои наблюдения и заметки… ученые также тщательно осмотрели инструменты, с помощью которых он делал свои наблюдения».

Одна задача была решена. Легковесное, предвзятое заключение «карманного» комитета и грубое вранье Мура стали основанием для того, чтобы придать предположению «Пири был на Северном полюсе» статус факта.

Вопрос о возможном предшественнике на полюсе оставался открытым, и именно этим следовало заняться. Главным было оказать давление на датчан. Роберт Брайс приводит письмо уже известного читателям генерала Эштона генералу Хаббарду: «…Профессор Генри Ганнетт был очень обеспокоен, и я встретился по его просьбе с ним, адмиралом Честером и еще одним джентльменом. С профессором Ганнеттом – несколько раз, так как он очень интересовался моими подробными объяснениями».

Эштон посоветовал собеседникам послать в Копенгаген информацию об обмане Кука, совершенном при восхождении на Мак-Кинли.

New York Herald рассказала о любопытном событии, которое произошло на следующий день: «Члены Национального географического общества, возглавляемые мистером Генри Ганнеттом, предприняли вылазку в Государственный департамент… Им вменялся режим молчания, мало что говорилось громче шепота, и часто можно было слышать: “Тссс! Тихо!” Какой-то репортер, узнав одного из членов делегации, подошел к нему пожать руку и назвал по имени. Ученый сразу стал отрицать свою идентичность и выглядел раздраженным из-за того, что его узнали».

New York Times тоже упомянула об этом визите:

«Точно не известно, на какую именно поддержку в Государственном департаменте рассчитывали географы, хотя мельком упоминалось, что в первую очередь они надеялись по дипломатическим каналам получить данные Кука из Копенгагенского университета.

Можно утверждать, что Государственный департамент не зайдет так далеко. Департамент крайне негативно относится к перспективе быть втянутым во что-либо похожее на полемику по поводу того, кто же на самом деле открыл Северный полюс. Еще меньше он хочет, чтобы сложилось впечатление, что он протежирует одного исследователя в ущерб другому, и об этом Департамент уведомил Гросвенора…»

Уместно сказать, что уничтожение Кука было делом не государственным, а частным, и Общество, название которого украшало прилагательное «национальное», было частным, коммерческим предприятием. Государство потенциально защищало своего гражданина Фредерика Кука.

Получив отказ правительственного учреждения, «искатели правды» направили новую депешу в Данию, но тактика сменилась – теперь это было не требование, а нижайшая просьба: «Национальное географическое общество готово послать своих представителей в Копенгаген. Поскольку наш комитет получил доступ к исходным записям коммандера Пири, мы почтительно просим Копенгагенский университет оказать любезность и позволить членам комитета присутствовать при официальном изучении документов доктора Кука».

Ответ был разочаровывающим: «Университет не может принять предложенную помощь, считая само собой разумеющимся, что все данные и записи после нашего исследования будут предоставлены в распоряжение других научных организаций».

Корреспондент New York Times в Копенгагене сообщил, что датские ученые «приветствовали бы включение в качестве члена комиссии американского ученого с признанным авторитетом», но предложением Национального географического общества они были возмущены, ибо «Общество никогда не имело научного статуса».

В декабре датчане отклонили притязания доктора Кука, и, казалось бы, звезда Пири должна была загореться еще ярче. Но и в это счастливое время полярному герою потребовалась поддержка Хаббарда, его высокие связи. Защищать коммандера пришлось теперь от выпада адмирала Шлея, президента Арктического клуба Америки, предложившего второму претенденту предъявить свои оригинальные записи той же датской комиссии, которая изучала материалы доктора Кука. 24 декабря Пири жаловался патрону:

Я боюсь, что предложение Шлея по поводу отправки моих материалов в Копенгаген является злонамеренным…

Несомненно, мои данные будут доступны для любой уважаемой организации, но я возражаю против того, чтобы раздраженные, возмущенные или озлобленные приверженцы Кука принуждали меня к каким-либо действиям, которые только могут прийти им в голову; представляется совершенно неприемлемым, чтобы отчетные материалы американского исследователя посылались в иностранную организацию, даже если она об этом попросит…

Я предлагаю, если вы не против, чтобы мистер Рейк посредством New York Times и ее связей с лондонской Times немедленно дал инструкции какому-нибудь компетентному представителю в Копенгагене добыть от Копенгагенского университета заявление о том, что у них нет желания изучать какие-либо новые полярные материалы, и чтобы это заявление было распространено Associated Press…

Если представляется нецелесообразным или невозможным немедленно получить от Копенгагена официальное заявление на эту тему, то можно распространить неофициальное сообщение о том, что нет оснований полагать, будто у Копенгагена есть желание исследовать доказательства Пири; указанная неофициальная информация могла бы подготовить почву для последующей официальной.

Хаббард подтвердил свои мастерство и возможности, и уже на следующий день в рождественском номере New York Times, под заголовком «Датчане не хотят изучать материалы Пири», было напечатано: «Доктор Морис Эган, дипломатический представитель Соединенных Штатов в Дании, прибыл сегодня в Вашингтон… и сделал два заявления… Он сказал, что Копенгагенский университет принял заявление коммандера Пири относительно его достижения полюса, согласился с мнением Национального географического общества и не имеет никакого желания изучать его [Пири] доказательства».

8 февраля 1910 года группа знатных миллионеров наградила коммандера премией в 10 000 долларов. Губернатор штата Нью-Йорк Чарльз Хьюз на встрече провозгласил: «Мы хотим воздать почести человеку, который храбро одержал, казалось бы, невозможную победу. Обстоятельства задержали эту церемонию, но отчасти мы можем оправдать себя тем, что эти обстоятельства были нам неподвластны».

Хьюз прочел телеграмму президента Тафта: «Я искренне надеюсь… что Конгресс по достоинству оценит всю важность великого достижения коммандера Пири, в значительной степени возвысившего репутацию американской предприимчивости, стойкости, мужества и выносливости».

Бывший мэр Нью-Йорка и член Арктического клуба Пири Сет Лоу предложил направить в Конгресс от имени собрания петицию с просьбой принять на законодательном уровне постановление о признании достижения Пири Северного полюса, и зал, стоя и аплодируя, высказал согласие.

На следующий день Сенат США единогласно принял законопроект, констатирующий арктические заслуги коммандера Пири и отправляющий его в отставку в чине контр-адмирала с выплатой ежегодной пенсии порядка 6000 долларов. Все шло как по маслу, но неожиданно произошла осечка: документ встретил противодействие в палате представителей – для его рассмотрения комитет ВМС назначил специальный подкомитет. (В дальнейшем называем его комитетом Конгресса.) Этот комитет провел пять заседаний: 4 и 7 марта 1910 года и 7, 10 и 11 января 1911 года. В него вошли семь конгрессменов; короткие характеристики им дал Уорд.

«Председателем был Томас Батлер от Пенсильвании, разумно председательствовавший. Самым видным, активным и проницательным был Эрнест Робертс от Массачусетса. Хотя он часто настаивал на строгих суждениях, он никогда не выходил за рамки вежливости. Единственным своеобразным представителем был Роберт Брюс Мейкон от Арканзаса, который сказал сам о себе в справочнике “Кто есть Кто”: “Всегда жил в своем родном округе”. Он был настолько бестактным и агрессивным… что сделал самого себя мишенью для нападок газет; но его доводы никогда не были основаны просто на выдумках, как это подавали репортеры. Он совершенно не доверял Пири и был с ним резок. Все друзья Пири должны были благодарить бога за такого врага; временами он становился настолько диким и так упорствовал в заблуждениях, что ни один благовоспитанный член комитета не захотел бы голосовать вместе с ним. Уильям Энглбрайт от Калифорнии обычно производил впечатление человека благоразумного, но находился в состоянии бурной ссоры с Мейконом и изводил его. Альберт Доусон от Айовы настаивал на том, чтобы ознакомиться с оригинальными записями, и часто задавал подробные, меткие вопросы. Артур Бейтс от Пенсильвании и Александр Грегг от Техаса никак себя не проявили, ограничившись несколькими словами».

Двое из семи – Робертс и Мейкон – особенно настойчиво искали истину. В результате первый поставил под сомнение вывод Национального географического общества о достижении Пири Северного полюса, а второй пошел дальше и высказал предположение, что Пири повернул на юг через день-два после ухода Бартлетта. Кроме того, Мейкон заявил, что Арктический клуб Пири и Национальное географическое общество тратят деньги на лоббирование интересов Пири в Конгрессе.

Для изучения материалов Пири законодатели решили собрать профессиональную команду. По словам New York Times, предполагалось, что в нее войдут: «…контр-адмирал ВМС США в отставке Мелвилл, контр-адмирал ВМС США в отставке Шлей и генерал-майор Армии США в отставке А. В. Грили; все эти лица завоевали признание Конгресса благодаря своим достижениям на ледяных просторах Арктики». В сообщении говорилось, что «члены комитета свяжутся с коммандером Пири, чтобы выяснить, удовлетворяют ли его предложенные три эксперта». Опережая события, корреспондент New York Times спросил об этом Пири. Газета отметила: «Он отказался каким-либо образом обсуждать данный вопрос, заявив, что это его совершенно не касается и что у него нет мнения, которое он хотел бы высказать».

Разумеется, со стороны Пири это было чистое лицемерие. Ход событий, предложенный конгрессменами, путал все его карты, поскольку выбивал почву из-под ног Национального географического общества, а именно его мнение должно было превратиться в законодательную оценку. Хаббард быстро устранил опасность. Его друг в Конгрессе Де Алва Александер направил председателю комитета Томасу Батлеру дружеское письмо.

«Дорогой Том, я рассчитываю на твою благосклонность к коммандеру Пири – и, конечно, не из-за твоей личной дружбы со мной, на которую, как ты знаешь, я отвечаю полной взаимностью, но потому, что… ты любишь быть справедливым и честным.

Есть две причины, почему адмирала Шлея, адмирала Мелвилла и генерала Грили не следует включать в число тех, кто будет рассматривать доказательства. Во-первых, это бросит тень на репутацию Национального географического общества. Во-вторых, это будет очевидно пристрастно и несправедливо, поскольку адмирал Шлей, как известно, настроен враждебно, а генерал Грили едва ли более доброжелателен. С другой стороны, адмирал Мелвилл настолько явный сторонник Пири, что любой вердикт, который он вынесет, не может считаться объективным…»

Членам комитета ничего не оставалось, как положиться на себя, и они пригласили на заседание Генри Ганнетта, Отто Титтманна и Колби Честера. Двое дали показания, Честер, находясь за границей, бесед избежал.

Стенограмма заседания 5 марта 1910 года свидетельствует, что ученые (лучше сказать, специалисты) тему знали очень поверхностно и не владели даже фактическим материалом об экспедиции.

Несколько страниц в стенограмме занимают дебаты об измерениях высоты приливов и глубин океана. Наверное, участники экспедиции стремились хорошо выполнить эти ответственные исследования, и в случае, если бы все методики были корректными, результаты могли стать весьма ценными. Но, измеряя глубины, Пири не определял координаты соответствующих точек, то есть не было известно, в каком месте океана измеряется глубина. Подобные данные бессмысленны. Что касается высоты приливов, эти попутные исследования на северных берегах с большим или меньшим успехом вели руководители вспомогательных отрядов, и понятно, что к теме завоевания полюса эта работа отношения не имела.

Отто Титтманн

Стенограмма:

Председатель: Вы уверены в том, что Пири достиг Северного полюса?

М-р Титтманн: Определенно.

Председатель: Укажите нам ваши причины такой уверенности…

М-р Титтманн: Позвольте я тогда начну с рассказа об имеющихся у меня официальных данных, относящихся к этому делу. Когда мистер Пири вернулся из Арктики, он послал нам тома наблюдений за приливами… также передал нам ряд замеров глубин, которые он выполнил, начиная от мыса Колумбия… до отметки примерно в 5 милях от полюса. Он послал мне все это в официальном порядке, и это – официальный отчет, который у нас есть, о том, что он был на Северном полюсе…

Председатель: …Расскажите нам, какой метод вы использовали, когда пришли к такому выводу.

М-р Титтманн: Мне кажется, я уже говорил, что ряд замеров глубин, представленный Пири, показал нам, что он находился в пределах 5 миль от полюса. Но, помимо этого, я, конечно, знал (и позднее это было подтверждено), что экспедиция мистера Пири отличалась от всех предыдущих. Так, когда он находился уже совсем близко от полюса, примерно в 140 милях, с ним была большая группа людей, в том числе капитан Бартлетт. До этого момента Пири во всем берег себя, предоставив выполнять самую тяжелую, первопроходческую работу более молодым и сильным участникам. Когда полюс, как я уже говорил, оказался в пределах досягаемости, то его [Пири] положение разительно отличалось от положения всех предыдущих исследователей, которые когда-либо находились на данном этапе путешествия. (Впрочем, до Пири никто так далеко на север не заходил.) Когда люди приближались к полюсу, они были в одиночестве, или обессилены, или не имели провианта. Когда же Пири достиг отметки в 140 миль от полюса, то его сани были в прекрасном состоянии, его собаки были в прекрасном состоянии, сам он был в прекрасном состоянии, у него был солидный запас провианта, и переход к полюсу представлял собой просто увлекательную прогулку, если бы только не вмешалась какая-нибудь случайность, вроде огромной полыньи, через которую он не смог бы перебраться. Так что выглядело бы абсурдным, если бы он не дошел туда. А то, что он продвинулся так далеко на север, разумеется, доказывать нет нужды, ведь все знают – Бартлетт и другие были с ним.

М-р Доусон: Какие есть официальные доказательства, подтверждающие факт, только что озвученный вами, – что отряд, состоящий из Пири, Бартлетта и других, дошел до этой точки – то есть на расстояние ударного броска к полюсу? Есть ли какой-нибудь официальный документ?

М-р Титтманн: У меня нет официальных доказательств этого, за исключением, как я уже сказал, ряда замеров глубин за подписью Пири, его официального отчета, который он сделал; этот отчет – строго официальный…

М-р Грегг: Видели ли вы журнал с исходными записями, в котором он регистрировал эти замеры глубин?

М-р Титтманн: Нет, не видел.

М-р Грегг: Я полагаю, вы понимаете, что я имею в виду, – журнал, который они заполняли периодически, по мере того, как продвигались вперед, своего рода ежедневник?

М-р Титтманн: Я такого не видел.

М-р Грегг: Мистер Титтманн, вы видели что-то, что он привел в конечный вид и послал в ваш офис?

М-р Титтманн: Да, сэр; послал в наш офис за своей подписью.

М-р Грегг: Вы видели когда-нибудь в любом качестве журналы с исходными записями, которые я описал?

М-р Титтманн: Нет, сэр, не видел…

М-р Робертс: Вы сказали, что он дошел до определенной точки перед тем, как расстался со своей командой. Сейчас я попрошу вас продолжить повествование начиная с этого момента.

Председатель: Расскажите нам обо всех фактах, которые, по вашему мнению, послужили основанием для комитета, исследовавшего их, прийти к тому выводу, к которому он пришел.

М-р Титтманн: Хорошо, сейчас о комитете. Когда все это произошло, я был в Европе. Вернувшись, я узнал, что меня ввели в комитет Национального географического общества. Однако это не было моей служебной обязанностью, я был сильно занят и пришел только на последнее заседание комитета; на этом заседании кэптен [255] Пири показал мне фактические данные наблюдений – астрономические наблюдения, которые он сделал, когда был на полюсе. Одно из наблюдений за положением солнца было сделано где-то в 3 милях от полюса. Он затем продолжал идти в том же направлении… Я не очень хорошо помню детали. Но, кажется, он прошел около 10 миль за полюс и снова оказался на более низкой широте. Он затем пошел в направлении, которое мы можем назвать восточным… и там еще провел астрономические наблюдения. Он показал мне оригинальные бумаги, на которых он записал их, и я попросил его объяснить мне все это; так что я просмотрел его астрономические наблюдения, увидел, в какой форме велись эти записи и как он их обработал, и остался совершенно удовлетворен, так же как и остальные члены комитета, которые к тому же имели возможность учесть все детали, в отличие от меня, так как я был сильно занят другими делами.

М-р Грегг: Записи, которые он вам тогда показал, – это были первичные записи, сделанные в то время?

М-р Титтманн: Да, сделанные в то время, на отдельных клочках бумаги.

М-р Грегг: Что показали эти бумаги?

М-р Титтманн: Они показали высоту солнца.

М-р Грегг: Я имею в виду – исследовали ли вы эти бумаги, чтобы понять – новая ли это бумага или старая? Были ли на ней признаки изношенности или все это было записано на новом, чистом листе?

М-р Титтманн: Ну, в это я не вникал – да и не мог вникнуть…

М-р Грегг: Мне сказал один ученый, будто человек может сидеть в Вашингтоне и составить наблюдения, показывающие, что он был на Северном полюсе. Это правда?

М-р Титтманн: Я отвечу на этот вопрос – да. Может быть, правда, что очень опытный человек сможет сделать это для одного конкретного места и времени, но вероятность того, что он сделает это на маршруте и повторит эти наблюдения… и соотнесет их с журналом или дневником, настолько мала, что когда встал такой вопрос, то я сказал, что если мистер Кук и мистер Пири представят свои расчеты и наблюдения – их оригиналы, а не просто заявления, то я увижу, являются ли они…

М-р Грегг: Являются ли они оригиналами?

М-р Титтманн: Я подразумевал именно оригиналы; если бы они послали их в мой офис, я бы передал их в отдел расчетов, и отдел расчетов изучил бы их и увидел, были они подделаны или нет…

М-р Робертс: Вы ведь сейчас говорите о сравнении наблюдений с журналом всей экспедиции, не так ли?

М-р Титтманн: С дневником.

М-р Робертс: С дневником с того момента, когда мистер Пири покинул свой основной отряд – когда он делал свой решающий бросок и оставался один?

М-р Титтманн: Нет, с дневником всей экспедиции.

М-р Робертс: Я думаю, вот что хочет узнать мистер Грегг. Если взять конкретно тот промежуток времени и соответствующее местоположение на карте, когда мистер Пири покинул свой основной отряд и шел самостоятельно, было бы возможным для человека… подделать все это?

М-р Титтманн: Возможно, во время четырехдневного путешествия он мог; да, я думаю, что он, вероятно, мог бы сделать это… но я не думаю, что мистер Пири мог так поступить.

М-р Робертс: …Я слышал утверждение, сделанное людьми, которые, насколько мне известно, имеют определенные знания… что они могут, сидя здесь, в Вашингтоне, состряпать для той местности наблюдения широты и долготы, которые будут неопровержимы.

М-р Титтманн: Может быть так для короткого путешествия; это – спорный вопрос.

Председатель: Профессор, лично я не могу понять, как кто-то мог бы быть настолько лживым, чтобы сказать, что он дошел до Северного полюса, если он этого не сделал; но тем не менее я хотел бы, чтобы вы каким-то образом подробно описали наблюдения, осуществленные Пири. …Я не знаю, как они были сделаны; я ничего не смыслю в астрономии, но я бы хотел, чтобы в этом документе были указаны виды наблюдений, которые он делал, те приборы, с помощью которых он делал эти наблюдения, а также – как именно он их проводил и что эти наблюдения показали… чтобы любой ученый-специалист, глядя на них, мог понять, как вы пришли к своему выводу и что позволило вам прийти к такому выводу.

М-р Титтманн: Я думаю, что мистер Ганнетт может предоставить вам все это, поскольку он здесь и свободен. Я же в самом деле должен быть в комитете по ассигнованиям.

Автору книги, прошедшему не одну тысячу километров по дрейфующим льдам, странно слышать об увлекательной прогулке в 140 миль в центре Северного Ледовитого океана. Эти слова Титтманна легкомысленны и безответственны. Что касается его утверждения: «ряд замеров глубин, представленный Пири, показал нам, что он находился в пределах 5 миль от полюса», фактически повторенного дважды, то оно вообще лишено смысла.

Титтманн испытал большое облегчение, переадресовав главный вопрос Робертса и Батлера: «Как вы пришли к своему выводу?» – коллеге по Национальному географическому обществу.

Генри Ганнетт

Разговор начался с выяснения статуса Ганнетта. На вопрос, находится ли он на службе у правительства, профессор ответил: «Я числюсь в Геологической службе». Председатель попросил назвать «официальную должность». Ответ гласил: «Ну, меня называют географом». В 1910 году Ганнетт стал президентом Национального географического общества.

Стенограмма:

Председатель: Пожалуйста, расскажите нам в деталях о тех методах, которые использовал комитет для исследования отчетов коммандера Пири о его экспедиции.

М-р Ганнетт: Вы хотели бы знать, что происходило на фактических встречах с ним?

М-р Робертс: Да.

Председатель: Расскажите нам самым простым языком, что вы увидели и что узнали об этом открытии. О тех отчетах, которые вы видели. О тех выводах, к которым вы пришли, и основаниях для ваших выводов.

М-р Ганнетт: Мистер Пири приехал из своего дома около Портленда, штат Мэн, и привез свои записи в саквояже и приборы в сундуке. Вначале он встретился с членами комитета в офисе Географического общества [256] , и мы назначили встречу в доме адмирала Честера… Мы просто сели с ним и прочли его дневник с его оригинальными записями; его оригинальные записи были в виде маленькой книжицы – как записная книжка, знаете, и, по всем признакам, это был подлинный дневник. Он прочитал записи из этого дневника последних двух или трех дней, когда Бартлетт был еще с ним, мы все читали их вместе… и с этого места до Северного полюса и весь обратный путь до мыса Колумбия. У нас были также его повторно просчитанные астрономические наблюдения, мы их изучили, но не пересчитывали заново, так как он уже пересчитал их на этих листах. У него был один лист для серии наблюдений, и адмирал Честер пересчитал их [257] . Я не знаю, пересчитывал их мистер Титтманн или нет, я не помню; у нас была серия его замеров глубин, а его наблюдений за приливами я никогда не видел.

В один и тот же день, одним и тем же дознавателям Титтманн и Ганнетт сообщили далеко не одно и то же.

Титтманн: «показал мне фактические данные наблюдений… на отдельных клочках бумаги».

Ганнетт: «его оригинальные записи были в виде маленькой книжицы».

В тот же день выяснится, что коммандер запрещает публично оглашать (показывать) свои записи, хотя опасность, что Кук ими воспользуется, уже миновала. Почти через год Пири все-таки допустит конгрессменов до них, однако в руках его будут уже другие «исходные материалы» – не «на отдельных клочках» и не «в виде маленькой книжицы».

М-р Энглбрайт: Вы обращаете наше внимание на его наблюдения широты, но вы не упомянули, как он придерживался своей долготы.

М-р Ганнетт: Я не видел никаких наблюдений долготы, и, насколько я понимаю, он и не делал их; и я не вижу причины, зачем ему надо было это делать. Он держал свое направление с помощью компаса и положения солнца в полдень, и его целью было – идти на север.

Последнее замечание Ганнетта недостойно географа. Нельзя проводить астрономические измерения, не зная точного времени. Оно же «привязано» к меридиану, стало быть, путешественник обязан регулярно определять долготу. И точно так же нельзя двигаться вдоль меридиана по компасу, не измеряя систематически магнитное склонение. Мы говорили обо всем этом в главах 11 и 15, пытаясь сопровождать Пири в его путешествиях по дрейфующим льдам.

Стенограмма:

М-р Батлер: Комитет попросил профессора Ганнетта сообщить комитету результаты его исследований отчетов Пири и вместе с тем аргументировать, на основании чего он верит в точность отчетов, сделанных коммандером Пири.

М-р Ганнетт: Хорошо, насколько я понимаю вопрос, вы хотите, чтобы дневник и наблюдения, сделанные мистером Пири, были представлены на рассмотрение этого комитета?

Председатель: Нет.

М-р Мейкон: Я хочу, чтобы эти документы были представлены. Этот Конгресс принадлежит стране, и все, что мы делаем, как его представители, должно быть сделано открыто, а не втайне. Если мы делаем что-то и это должно держаться в секрете, то я сам предам это гласности. Моя позиция такова, что мы не будем иметь дело ни с какими тайнами…

М-р Бейтс: Я понимаю, что для этого есть очень веская причина. Не хотели бы вы указать, почему эти документы должны держаться в секрете от общественности?

Председатель: Не хотели бы вы указать причину?

М-р Ганнетт: Не думаю, что я хотел бы это сделать. Я предпочел бы, чтобы Пири сам указал свои причины…

М-р Робертс: Правильно ли я понимаю, что мистер Пири возражает, чтобы его наблюдения за широтой и положением солнца были обнародованы, или он просто не хочет представить общественности свой дневник путешествия, или и то и другое?

М-р Ганнетт: И то и другое.

Вопрос о секретности еще будет обсуждаться. Пока же, как ни поразительно, выясняется, что о самом путешествии коммандера Ганнетт знал совсем мало.

М-р Доусон: Вы сказали, что вашему комитету были предоставлены наблюдения, сделанные до той точки, когда Бартлетт повернул назад. Сколько дней Пири проводил наблюдения, пока оставался один, начиная с этой точки?

М-р Ганнетт: Сколько дней?

М-р Доусон: Да, сэр, помните ли вы, сколько дней проводились наблюдения, пока он был один?

М-р Ганнетт: Нет, Пири сделал только одну серию наблюдений после того, как расстался с Бартлеттом, и до своего достижения полюса, затем на полюсе он сделал еще несколько серий наблюдений.

М-р Доусон: Что я хочу узнать, так это – сколько дней прошло после того, как он расстался с Бартлеттом и до того, как он вернулся к своему отряду?..

М-р Робертс: …Сколько прошло дней, начиная с момента, когда он расстался с Бартлеттом, и… до встречи с отрядом у базы снабжения? Вот что мы пытаемся понять.

М-р Ганнетт: Я не могу вспомнить это сейчас, хоть и очень стараюсь. Я не помню, сколько дней.

М-р Гросвенор: Он шел к Северному полюсу 6 дней.

Писатель Уорд комментирует: «Таким образом, мы узнаем, что президент – директор – издатель Национального географического общества был на своем посту, спасая из затруднительного положения невежества таких сбитых с толку лиц, как великий высококвалифицированный географ Генри Ганнетт». Мы же заметим, что Гросвенор неточен: Пири, по его словам, шел не шесть дней, а пять – 2, 3, 4, 5, 6 апреля; причем 6 апреля до 10 часов утра. Психологически уловка понятна: при фиксированном расстоянии увеличение количества дней снижает среднюю скорость.

Вскоре некомпетентность профессора Ганнетта всплыла еще раз.

Стенограмма:

М-р Робертс: Рассказал ли он [Пири] вашему комитету, какое у него было снаряжение во время этого броска?

М-р Ганнетт: У него было двое саней.

М-р Робертс: Сколько было собак?

М-р Ганнетт: По-моему, 36 собак, мне кажется, 36 или 32.

М-р Робертс: Как много эскимосов?

М-р Ганнетт: Два эскимоса.

М-р Робертс: И Хенсон?

М-р Ганнетт: И Хенсон.

М-р Робертс: И он сам?

М-р Ганнетт: Да, сэр.

М-р Робертс: И на своих двух санях он вез все свои приборы, инструменты, провизию для четырех человек и 32 или 36 собак на 22 дня?

М-р Ганнетт: Я не помню, на сколько дней; должно быть, на большее количество, так как они не ожидали, что так быстро вернутся назад.

В официальном документе, составленном после окончания слушаний, Робертс подвел итог[258]:

Эти выдержки из показаний ясно дают понять, что мистер Ганнетт, после того как им были тщательно изучены доказательства и отчеты кэптена Пири, не имел представления, сколько дней понадобилось кэптену Пири с момента, когда он расстался с Бартлеттом, чтобы дойти до полюса и вернуться на «Рузвельт»… Можно отметить также, что мистер Ганнетт, в результате тщательного изучения доказательств и отчетов кэптена Пири, сообщает, что во время решающего броска к полюсу кэптен Пири имел следующие снаряжение и сопровождение: двое саней, 36 или 32 собаки, 2 эскимоса и Хенсон. Позже из показаний кэптена Пири мы узнаем, что во время того решающего броска у него было 40 собак, 5 саней и люди в количестве шести человек. Это расхождение в столь важном пункте дает убедительное основание утверждать, что исследование комитета Географического общества было каким угодно, но только не тщательным.

Стенограмма:

М-р Робертс: Кто-нибудь еще, кроме мистера Николса и мистера Пири, выступал перед вашим комитетом и давал информацию по этому вопросу?

М-р Ганнетт: Нет.

М-р Робертс: Другими словами, ваш комитет не вызвал никого из других членов отряда для подтверждения заявлений, сделанных мистером Пири?

М-р Ганнетт: Нет…

М-р Робертс: Выражали ли вы какое-нибудь мнение относительно того, дошел Пири до полюса или нет, до того, как вы стали членом этого комитета?

М-р Ганнетт: Ох, какой вопрос… Я не помню, чтобы я выражал какое-нибудь свое мнение.

М-р Робертс: Причина, по которой я задаю этот вопрос, состоит в следующем. Вы, конечно, знаете: в нашей стране существует мнение, что мистер Пири не предстал перед независимыми экспертами, а заглянул, так сказать, домой к своим друзьям, что комитет, назначенный для исследования его данных, был к нему расположен; и нашему комитету было сделано заявление о том, что некоторые члены того комитета, ну, скажем, не враждебно относились к мистеру Пири, но весьма скептически и были вынуждены принять его заявление вопреки своему неверию – все это причина того, почему я задал вам этот вопрос: выражали ли вы свое мнение?

М-р Ганнетт: …Я думаю, будет справедливым сказать, что я его друг, но, мне кажется, я не встречался с ним и десяти раз за всю жизнь; мы знакомы, и это все. Я думаю, что с Титтманном аналогичная ситуация.

М-р Робертс: Это не ответ на поставленный вопрос… Что я хотел бы узнать, если вы потрудитесь ответить, так это ваш собственный настрой. Поверили ли вы до того, как увидели доказательства, что Пири дошел до полюса, или ваш разум был абсолютно чист в этом отношении?

М-р Ганнетт: Все, кто знает репутацию Пири, знают и то, что он не будет лгать. Я знаю его репутацию.

М-р Робертс: Справедливым выводом будет, что вы поверили в его заявление, когда оно впервые появилось в прессе, до того, как вы увидели доказательства?

М-р Ганнетт: Да, я определенно поверил.

М-р Робертс: Теперь, с учетом того, что вы сказали о возможности сфальсифицировать наблюдения в окрестностях полюса, которые будут неопровержимы и на основании которых любой человек сможет заявить, что он был в этом месте, не повлияло ли в значительной степени личное отношение на решение комитета Географического общества?..

М-р Ганнетт: Если бы было выявлено, что доказательства Пири недостаточны или ошибочны, то, думаю, у комитета не было бы ни малейшего сомнения в том, чтобы отвергнуть его заявление.

М-р Робертс: Это все правильно, но это – не ответ на мой вопрос. Я предполагаю, что наблюдения, которые он представил, астрономические наблюдения, были математически правильными, и в этом случае все зависит от того, делал ли он эти наблюдения в том месте, которое назвал, не так ли? Ведь он мог сесть и записать эти наблюдения в Вашингтоне и заявить, что сделал их на полюсе… выходит, в конце концов все решает личное отношение? Иначе говоря, вера в то, что, по словам мистера Пири, происходило после того, как он расстался с Бартлеттом, и до того момента, когда он вернулся на мыс Колумбия, полностью зависит от личного отношения к нему; это позиция вашего комитета?

М-р Ганнетт: Как уже замечательно объяснил мистер Титтманн, едва ли можно поверить, что человек, после того как он с риском для жизни преодолел все опасности и сразился с неведомым, просто сидел бы в 130 милях от Северного полюса; уж не говоря о характере Пири.

М-р Грегг: Мог ли он сделать это на расстоянии 130 миль от полюса – составить наблюдения и записи?

М-р Робертс: Другими словами, мог ли он скрыться из поля зрения за айсбергом или за мысом и подделать все это?

М-р Ганнетт: Я не знаю, знает ли Пири астрономию настолько хорошо, чтобы это сделать.

М-р Батлер: Если у него было достаточно знаний в области астрономии, он мог это сделать?

М-р Грегг: Могли бы вы это сделать, профессор?

М-р Ганнетт: Я думаю, что смог бы.

Председатель: Могло ли это быть обнаружено таким ученым, как вы?

М-р Ганнетт: Ну, это полностью будет зависеть от множества вещей. Сейчас любой ученый, который прочтет отчет Кука, объявит его мошенником, так как его хроника содержит много несоответствий; у него полночное солнце восходит не в тот день, его записи указывают, что он шел на юг вместо севера… и все такое, понимаете. В случае если попытку подделки предпримет более знающий человек, то он, конечно, сможет избежать некоторых из подобных ошибок, но сможет ли он избежать всего?

Председатель: Вы могли бы одобрить доклад с наблюдениями, не располагая никакими фактами, не зная человека?

М-р Ганнетт: Просто на основании одних наблюдений, ничего не зная об этом человеке и без всякого повествования?

Председатель: Да.

М-р Ганнетт: Нет, я не думаю, что мог бы.

М-р Грегг: Личное отношение и уверенность в человеке играют большую роль, помогая вам прийти к выводу?

М-р Ганнетт: Да, и другие сопутствующие обстоятельства, о которых так хорошо сказал мистер Титтманн… Что касается взаимоотношений комитета Географического общества и мистера Пири, то мистер Пири поставил условие, что ни один из его материалов не будет напечатан, и на то была вполне понятная причина – предположительно в то же время Кук приводил в порядок свои записи, чтобы представить их в Копенгаген, и, если бы Пири опубликовал свои наблюдения, то Кук мог бы ими воспользоваться.

Председатель: Что ж, причина, по которой записи Пири не были обнародованы, сейчас исчезла…

М-р Грегг: Рассматривал ли ваш комитет какие-нибудь свидетельства относительно того, сказал ли он [Пири] кому-либо из членов своего отряда, встретившись с ними, что он нашел полюс?

М-р Робертс: Сказал ли он Бартлетту и остальным?

М-р Ганнетт: Должно быть, да.

М-р Грегг: Были ли какие-нибудь свидетельства в распоряжении комитета?

М-р Ганнетт: Я не помню, чтобы были какие-то прямые свидетельства.

М-р Грегг: Утверждал ли он, что сказал об этом Бартлетту, когда присоединился к отряду?

М-р Ганнетт: Я не помню, задавался ли вообще этот вопрос и прозвучал ли ответ на него.

М-р Грегг: Я слышал, как он утверждал, что не говорил об этом никому до тех пор, пока Кук не заявил, что дошел туда…

М-р Робертс: Ваш комитет не предпринял никаких усилий, чтобы допросить Хенсона и каким-то образом подтвердить любое из заявлений, сделанных Пири?

М-р Ганнетт: Нет.

М-р Робертс: Или подтвердить данные о времени, которое потребовалось ему, чтобы совершить свои разные путешествия, о количестве миль в день?

М-р Ганнетт: Нет….

Председатель: В докладе вы сказали, что коммандер Пири представил подкомитету свои оригинальные журналы и записи наблюдений.

М-р Ганнетт: Да.

Председатель: Есть ли у вас копии записей и наблюдений?

М-р Ганнетт: Да.

Председатель: Ввиду заявления, сделанного сегодня утром представителем Александером от Нью-Йорка в нашем подкомитете… о том, что коммандер Пири готов и желает полностью представить комитету все свои оригинальные записи, наблюдения, приборы и журналы, а также другие данные, предоставленные комитету Национального географического общества, на основании которых он подготовил свой доклад, имеете ли вы какие-либо возражения против передачи этих копий комитету?

М-р Ганнетт: Ввиду заявления мистера Александера – не имею.

М-р Александер: Я не беру на себя ответственность сказать, что то, что представлено этому комитету, может быть открыто всей общественности. Я не знаю, согласен ли он [Пири], чтобы это было обнародовано. Мое простое предложение состоит в том, что он с удовольствием готов представить на рассмотрение джентльменам из этого комитета все данные, исходные и прочие, которые у него могут быть, с тем чтобы они могли заявить: «Мы видели оригинальные данные, которые были представлены Национальному географическому обществу», и на основании этого комитет мог сделать свои выводы. Но хотел ли бы он даже сейчас предать все гласности – это вопрос; я не говорил с ним об этом, и в нашем разговоре не было никакого намека, из которого я мог бы составить мнение относительно его готовности.

Председатель: Я не вижу, как это все может быть скрыто от общественности, если будет представлено здесь. Вы должны это принять во внимание.

М-р Александер: Тогда мне не хотелось бы ничего представлять комитету на основании моего заявления этим утром. Времени достаточно; мистер Пири может сделать свое собственное заявление по этому поводу.

Председатель: Я думаю, что будет хорошо, если мы сейчас приостановим рассмотрение и встретимся снова через 2–3 дня…

New York Times опубликовала материал из Вашингтона; в частности, в нем сообщалось: «Три члена комитета были согласны получить доказательства Пири и не предавать их гласности. Представитель Мейкон горячо возражал и, заявив о своей позиции, в сердцах гордо вышел из комнаты».

На следующий день газета выстрелила статьей «Мейкон против Пири»:

«Весь цивилизованный и научный мир принял без вопросов доклад коммандера Пири о его успешном достижении полюса. Повсеместно люди выказывают ему полное доверие и уважение, как человеку, который разгадал, и разгадал первым, великую арктическую тайну. Сомнения сохраняются только в подкомитете комитета ВМС палаты представителей. Там притаились подозрения, и члены подкомитета требуют “доказательств” от Пири, тех доказательств, которые уже убедили квалифицированных экспертов…

Однако интерес публики будет сосредоточен не на доказательствах Пири, а скорее на экстраординарных персонах, из которых состоит этот подкомитет. О них можно сказать многое… Можно сказать, что, поднимая вопрос о честности коммандера Пири и реальности его достижения, они выставляют американский народ объектом насмешек и презрения со стороны остального мира, щедро воздавшего ему почести, которые мы одни задерживаем. Можно сказать, что их поведение выглядело бы отвратительным и в сообществе моллюсков, но оно становится чем-то большим, чем просто отвратительным, когда его демонстрируют те, кто заявляет, и, несомненно, с некоторым основанием, что они принадлежат к отряду приматов. Мейкон, который непонятно почему входит в этот подкомитет, является особенно буйным. Он угрожает, что если все материалы не будут предоставлены с разрешением опубликовать их, то “он разоблачит все это дело в палате представителей…”. На это есть только один ответ: спускайте себя с цепи, мистер Мейкон, позвольте насладиться вашим выступлением.

Терпение страны было подвергнуто крайне тяжелому испытанию этими недостойными слушаниями. Пора задаться вопросом, действительно ли этот подкомитет, с его невероятной низостью, с его очевидным заискиванием перед военно-морской кликой, которая завидует Пири, представляет волю палаты представителей. Если нет, то один из членов этого подкомитета с душой настоящего мужчины должен встать и сделать так, чтобы это дело было отобрано у данного комитета и завершено палатой представителей».

Такой окрик в СССР означал бы как минимум конец карьеры, а в сталинское время – и конец жизни. В США дела обстояли лучше. Могущество Хаббарда, New York Times и Национального географического общества было велико, и у этого трио вполне хватило сил, чтобы покалечить жизнь Куку, но все-таки заткнуть рот Мейкону они не смогли. Он скажет еще свое веское слово…

7 марта слушания были продолжены, но благоразумный Пири документы не представил. От его имени выступил Де Алва Александер:

Коммандер Пири и его друзья заявили, что контракты, подписанные несколько месяцев назад с издателями, не позволяют ему сейчас обнародовать записи и научные данные. Это не только повлечет серьезные денежные потери для Пири… но будет означать и потерю доверия у его издателей, чего он не хочет ни при каких обстоятельствах.

Члены комитета разочарованно промолчали. Через 6 лет разумную оценку позиции Пири даст конгрессмен Генри Хельгесен, самостоятельно изучивший все обстоятельства похода коммандера к Северному полюсу: «Естественно, по мнению мистера Пири, его контракт с издателями и собственный кошелек были гораздо важнее, чем правительство Соединенных Штатов, которому он служил, так что правительственные дела могли подождать, пока он и его издатели решат свои вопросы».

К тому же заявление Александера, на первый взгляд похожее на некое извинение, было насквозь фальшивым, ибо издатели, так же как конгрессмены, – мы увидим это в следующей главе – при всем своем старании не могли получить от путешественника никаких внятных данных. Разговоры об обязательствах, не позволяющих обнародовать записи и научные данные, – чистый блеф.

На заседании с горячей поддержкой Пири выступили известные в США люди – контр-адмирал, конгрессмен от штата Алабама Р. П. Хобсон и уже представленный читателю конгрессмен Хэмптон Мур. Их речи не попали в стенограмму, но New York Times стояла рядом:

«Член палаты представителей Хобсон… который сам был однажды героем и, следовательно, узнает другого героя, если встретится с ним, выступил перед подкомитетом и сказал, что завоевание Пири края света столь же несомненно, как и его [Хобсона] заход в гавань Сантьяго[259]

Никто с правом голоса не сомневался в том, что Пири достиг полюса. Начать с того, что его слово положило конец разногласиям, однако у него также имелось изобилие доказательств, неоспоримых по качеству…»

Атака продолжалась, возглавил ее Хэмптон Мур, заявивший 15 марта в палате представителей: «Дискредитация Роберта Пири, после всех его лет усилий, не поднимет в глазах мировой общественности ни Конгресс, ни народ этой страны, но неизбежно повлечет за собой дискредитацию американских ученых, поставивших печать одобрения на его труды. Можем ли мы позволить себе сделать такое? С целью показать, что научные оценки тех, кто исследовал работу Пири, не отличаются друг от друга и полностью созвучны с официальной оценкой этой работы… я представляю на рассмотрение следующий доклад о заседании Национального географического общества Соединенных Штатов, состоящего из ведущих ученых страны, которые собрались 20 октября 1909 года, чтобы рассмотреть замечательный подвиг Пири…»

Был представлен проект резолюции: «…Этот Конгресс принимает вышеупомянутый доклад Генри Ганнетта, председателя Географического комитета Соединенных Штатов, О. Х. Титтманна, начальника Береговой и геодезической службы, и контр-адмирала К. М. Честера, ВМС Соединенных Штатов, в отставке, представленный ими Национальному географическому обществу 4 ноября 1909 года, как правдивое и правомочное заявление, которое должно рассматриваться с тем же вниманием и уважением, на которые оно имело бы право, если бы было официально представлено Конгрессу Соединенных Штатов».

По-видимому, это означало, что доклад менеджеров Национального географического общества следует считать официальным государственным документом, но план не сработал.

Писатель Хеншоу Уорд, упомянув патриотический спич Мура, назвал вещи своими именами: «Слова “[Общество] Соединенных Штатов” выражают идею, будто это Общество – официальная часть нашего правительства, а фраза “состоящего из ведущих ученых страны” – чистой воды вымысел. Характеристика Общества, озвученная мистером Муром, не просто искажение, она – выдумка. В 1909 году Общество состояло из 50 000 американцев, которые не были учеными, а просто платили свои три доллара в год, чтобы посмотреть на красивые фотографии[260]».

Писатель очень удачно сравнил славу Пири с конусом, балансирующим на своей вершине. «Она держится только на этой специфической коммерческой журналистской корпорации, состоящей из одного человека[261], – Национальном географическом обществе».

Задание руководителя с энтузиазмом выполнило лукавое трио: Титтманн заявил, что пройти 140 миль по дрейфующему льду – увлекательная прогулка; географ Ганнетт, величественно названный Муром председателем Географического комитета Соединенных Штатов, хотя был всего лишь председателем комитета, созданного Национальным географическим обществом, не понимал, почему путешественник на полярном льду должен заботиться о долготе, а Честер, на которого возлагались астрономические задачи, проигнорировал их, и более того, как мы увидим[262], скрыл правду.

Вердикт трех превратился в исторический миф. Легко проследить, как это произошло. Финальная часть слушаний, стенограмма:

Председатель: Вердикт Национального географического общества, подтверждающий отчеты и данные коммандера Пири относительно его достижения Северного полюса, был принят географическими обществами Лондона, Парижа, Берлина, Вены, Рима, Брюсселя, Антверпена, Женевы, Дрездена и Санкт-Петербурга, не так ли?

М-р Ганнетт: Да, сэр.

Председатель: Вердикт этого комитета, членом которого вы являлись, был принят научными обществами во многих разных городах мира?

М-р Ганнетт: Да, сэр.

Председатель: Материалы Пири не были представлены ни в одно из этих обществ? Они просто приняли заключение Национального географического общества?

М-р Ганнетт: Да, так и было.

В самой Америке никакой однозначной оценки деятельности Пири не существовало. К примеру, вот радикальное мнение американского ученого – профессора Уильяма Армбрустера:

«…исследование данных мистера Пири специальным комитетом Национального географического общества было самой пустой фальсификацией и позором для науки, грубым обманом и преднамеренным мошенничеством, совершенным перед лицом американского народа и всего мира. Это – искажение правды и исторический подлог…

То, что люди, занимающие столь высокие посты, допускают и поддерживают такие беззаконные дела, выше всякого понимания».

Роберт Брайс приводит многочисленные материалы, иллюстрирующие презрительное отношение соотечественников к исследователю Пири, в том числе редакционную статью в газете Emporia Gazette, штат Канзас:

«В нашей стране масса людей верит, что конгрессмен Мейкон поступает правильно.

Он говорит, что у Пири не больше доказательств, что он открыл полюс, чем у Кука, и он прав. Когда Пири только вернулся из Арктики, он отказался обнародовать свои предполагаемые доказательства, поскольку берег их для своего журнального рассказа, но его журнальный рассказ не содержит ничего, что можно было бы считать доказательствами. Множество географов и других специалистов подвергали критике этот его рассказ и отмечали, что в нем содержатся все возможные виды противоречий. Пири сотни раз спрашивали, как это стало возможно, что к полюсу он шел по дюйму, а возвращался словно в сапогах-скороходах, и он ни разу этого не объяснил.

Его поведение с самого начала было настолько высокомерным, что люди от него устали. Он получал выгоду за счет унижения Кука. Поскольку было доказано, что Кук мошенник, считалось само собой разумеющимся, что Пири должен быть настоящим героем, честным и благородным.

Меркантильность последнего, шагающая впереди него самого, вызывает у людей отвращение. Хотя он постоянно пишет о своей преданности науке, основной его заботой, видимо, является заколачивание денег».

Пири начал лекционное турне, и в первом же штате, Джорджии, знаменитость ждало разочарование – губернатор Джозеф Браун отказался представить публике путешественника. Браун, считая Пири лжецом, а доктора Кука – первооткрывателем, заявил:

«Какие доказательства представил Пири, за исключением своего собственного слова? Кук представил то же самое…

Пири должен объяснить, почему рассказ Кука – обман, а его идентичная история – правда. Американский народ не примет его улыбку как доказательство того, что он не такой же великий обманщик, каким он называет Кука. Пири и Кук рассказали аналогичные истории об открытии полюса, и теперь, как сиамские близнецы, они должны либо жить вместе, либо умереть вместе… Себялюбие Пири вызвало отвращение у всей страны.

Я рад, что Конгресс отказал в почестях Пири. Противное означало бы правительственное одобрение явной лжи: объявив историю Кука подделкой, в то же время предложить нам считать историю Пири правдой и восхвалять Пири только за то же, что сделал и Кук».

Дабы не подвергать коммандера новым унижениям, его менеджер предложил отменить лекцию в Питтсбурге, да и остальные тоже. Он написал Николсу: «Из-за того, что доказательства, затребованные комитетом Конгресса, не были представлены, отношение публики за последнюю неделю стало хуже чем нейтральным».

Пири пришлось взять тайм-аут. Впрочем, в целом ситуация была сносной. Коротко ее описал конгрессмен Хельгесен, через несколько лет ставший главным разоблачителем героя:

«…существовал стратегический шанс, что первоначальный азарт от этого дела угаснет и “расследование” станет еще более бессистемным и небрежным…

…Пири уже получил 50 000 долларов от правительства; его регулярное жалованье продолжало поступать без задержки; если ему назначат “офицерскую пенсию”, то эта пенсия будет выплачиваться с того времени, когда, по его заявлению, он достиг полюса; следовательно, вся регулярная зарплата, которую ему удастся вытянуть до назначения пенсии, будет чем-то вроде бонуса. Откладывание дела… давало Пири год на составление “оригинальных данных”. Иначе почему на первом слушании были представлены только копии “оригинальных записей”?»

С семьей и Бартлеттом коммандер отправился в Европу. Вояж стал триумфальным: обеды с королями, все возможные награды и многие почетные звания. Правда, скандинавские страны пожелали остаться в стороне.

В Лондоне Пири вручили специальную большую золотую медаль. Президент Королевского географического общества майор Леонард Дарвин, сын Чарльза Дарвина, 4 мая 1910 года произнес медовую речь: «…исключительно компетентный комитет из его соотечественников, назначенный Национальным географическим обществом из Вашингтона, исследовал его оригинальные данные и решительно подтвердил его заявление. Эта судейская задача не могла быть решена более надлежащим образом. На этих основаниях я стою здесь сегодня вечером и, как представитель Королевского географического общества, наделенный всей полнотой полномочий его совета, приветствую вас, коммандер Пири, как первого и единственного человека, который привел свой отряд к полюсу Земли».

Но снова Роберт Пири был возведен в ранг открывателя Северного полюса лишь на словах – надпись на медали гласила: «Роберт Эдвин Пири, 1910 год. Вручено Королевским географическим обществом за арктические исследования в 1886–1909 годах».

Президент США Тафт включил хвалу Пири в свое декабрьское послание Конгрессу: «Беспрецедентное достижение американца, который достиг Северного полюса 6 апреля 1909 года, подтвержденное самыми известными экспертами-учеными… делает честь стране. Его уникальный успех получил всеобщее, полное признание научных и образовательных учреждений Европы и Америки. Я рекомендую Конгрессу наградить должным признанием великое достижение Роберта Эдвина Пири».

Лавры и почести сыпались к ногам Пири. Но до спокойствия было далеко. 29 декабря 1910 года кэптен Пири плакался в жилетку Хаббарда:

Вы можете признать как факт, что проводится жестокая и беспринципная, хорошо выстроенная кампания с целью моей дискредитации.

Мотивы ее, как я уже говорил Вам, состоят в том, что, если меня удастся дискредитировать, это реабилитирует большое число лиц, организаций и газет (по крайней мере, в их собственном представлении).

Три стороны-организатора этой кампании образуют «единый фронт»; в порядке их значимости (и, полагаю, активности) – это New York Herald, сам Кук и его друзья…

Herald была патроном и покровителем Кука, и хотя она молчала на эту тему с ноября прошлого года, Беннетт снова начнет активно действовать со всей своей беспринципностью, если почувствует, что имеет хоть малейший шанс дискредитировать меня, поскольку, если этого добиться, это не только подтвердит его правоту в той кампании лжи, которую Herald вела против меня прошлой осенью, но и будет сокрушительным ударом по человеку, которого Беннетт ненавидит, вероятно, больше, чем кого бы то ни было другого, – по Уильяму Рейку из Times…

Письмо Валентина Вуда

В книге Уорда «Миф о Пири. Исследование американской славы» и затем в книге Роулинса «Пири на Северном полюсе. Факт или фикция?» приводится письмо коммандера Валентина Вуда Хеншоу Уорду от 12 сентября 1934 года. Документ нельзя не назвать сенсационным. Вот он.

«Летом 1916 года, после окончания Военно-морской академии США, меня направили для прохождения службы на корабль “Северная Дакота” на военной верфи в Нью-Йорке. Мой отец – коммодор[263]… М. Л. Вуд жил тогда в “Арми энд нейви клаб” на 43-й или 44-й улице, напротив отеля “Элкс”.

Однажды днем, когда я собирался вернуться на свой корабль после посещения отца, он дал мне очень грязную записную книжку, страницы которой были сплошь в пятнах и сальных отпечатках. Так как я должен был по службе находиться на борту корабля до конца недели, он попросил меня проверить вычисления в навигационном рабочем журнале.

Когда на корабле у меня появилось время, я пересчитал около половины наблюдений, которые были сделаны при очень низких высотах [солнца], гораздо более низких, чем я когда-либо видел. Результаты наблюдений были плохо вычислены, полны ошибок, и к концу работы я был абсолютно уверен, что они сфальсифицированы. Я сказал отцу, что считаю большинство из этих данных “наблюдениями с батарейной палубы”, то есть сделанными в каюте или сфальсифицированными.

Тогда мой отец сказал мне, что записная книжка, которую я проверял, была рабочим журналом Пири. Это был тот журнал, который он передал на рассмотрение в Национальное географическое общество как подтверждение своих заявлений с астрономической точки зрения. Общество попросило адмирала ВМС США в отставке Колби Честера проверить вычисления. Адмирал Честер поверхностно просмотрел этот журнал и сообщил, что заявление Пири подтверждено вычислениями. Позднее, когда в Конгрессе появилась оппозиция, Общество попросило адмирала Честера еще раз проверить этот рабочий журнал. Так как адмирал Честер собирался уехать в Европу, чтобы получить какие-то права на нефть в Персии, он попросил моего отца изучить этот журнал и послать ему результаты этого изучения.

Отец написал адмиралу Честеру, что считает большую часть результатов наблюдений сфальсифицированными и что Пири и близко не подходил к полюсу.

Примерно через год после этого я был с отцом в Нью-Йоркском яхт-клубе, когда к нам подошел один знакомый и сказал: “У меня есть два билета на очень занимательный прием в Клубе исследователей, не хотите ли вы пойти?” Мой отец спросил: “Для кого устраивается прием?” “О, я совсем забыл сказать: там будет самый великий исследователь из всех – адмирал Пири”. “Хм-м, нет, спасибо, – сказал мой отец. – И этот ответ – от имени нас обоих”».

Последний абзац письма приводит Роулинс: «Я надеюсь, что эта история о реальном исследовании пропавшей записной книжки сможет определенным образом помочь завершить уже довольно полную цепь изобличающих улик, которую Вы так компетентно выковали»[264].

Опускаем страницу книги Уорда, посвященную биографии и безупречной карьере Валентина Вуда. Далее писатель рассказывает: «Почти год я продолжал надоедать коммандеру Вуду своими вопросами, пытаясь понять, не было ли в его повествовании преувеличения или предвзятости. Его история оставалась неизменной… Самым важным для меня – он несколько раз повторил это – было то, что он ругал самого себя, как “плохого свидетеля”. Он понимал, насколько сильным было мое желание получить точные детали, но он не позволил себе ни на миллиметр отойти от того, что он отчетливо помнил. Когда я попросил его описать журнал Пири, он принес извинения за то, что события затуманились в его памяти, так как прошло уже 18 лет: “Когда я увидел журнал и он поступил в мое распоряжение, я не знал, чей он, и, следовательно, я изучал его не так тщательно, как если бы мне сказали, что он принадлежит Пири. Сам журнал, как я сейчас смутно припоминаю, был записной книжкой в черном переплете, размером примерно 7×11 дюймов и толщиной около половины дюйма. В журнале было довольно много наблюдений… Образцы наблюдений, приведенные в конце книги ‘Северный полюс’, – это самые лучшие примеры полярных наблюдений, которые только можно было найти. Представьте себе все то же самое в грязи, потертостях и, по большей части, запачканное жиром, и вы получите полное представление о том, как выглядели страницы в записной книжке Пири”».

Валентин Вуд рассказал об отце – Мозесе Линдли Вуде: «…окончил Военно-морскую академию в 1875 году и ушел в отставку в звании коммодора в 1909 году. Он многое сделал для Береговой и геодезической службы… Был первым по математике в своем выпуске и преподавал высшую математику в 1895–1896 годах в Военно-морской академии».

Об отношениях между отцом и адмиралом Честером: «Когда комитет Национального географического общества попал под огонь критики… адмирал Честер, как член [комитета], одобривший астрономические и навигационные данные, естественно, собрал все доказательства, которые он использовал, когда изначально подтвердил заявление Пири. В то время он был настолько занят, отстаивая свои азиатские нефтяные права, что у него не было времени заняться этим делом. Поэтому он послал соответствующие данные моему отцу…

Я видел этот посланный пакет… Он не был очень большим. Любой навигатор в такой ситуации в первую очередь будет проверять астрономические данные, представляющие наибольшее значение. И мой отец провел самую тщательную проверку и сделал график всех наблюдений, имеющихся в навигационной записной книжке…

Я не знаю, исследовал ли когда-нибудь комитет Конгресса серьезно записную книжку, которую я увидел. Я знаю, что она была представлена Национальному географическому обществу для подтверждения заявления Пири, что он был на Северном полюсе…

Я знаю, что весьма конкретной причиной, по которой моему отцу был передан этот журнал, было стремление ответить на атаки в Конгрессе против Пири и комитета, исследовавшего его доказательства…

Адмирал Честер был командиром гидрографического судна, на котором служил мой отец, и, как следствие, был глубоко уверен в способностях отца как штурмана, поэтому он послал записную книжку Пири отцу для проверки… Отец и адмирал Честер были старыми товарищами по плаванию… У них не было тесной дружбы, но с обеих сторон были уважение и симпатия…

Разумеется, адмирал Честер никогда не сомневался в честности Пири и принял и одобрил его заявление без каких-либо тщательных исследований, бросив лишь поверхностный взгляд на его записную книжку…»

Уорд приводит собственные этические рассуждения: «Было бы естественно для моралиста, который ведет полемику 20 лет спустя, прийти к выводу, что факты относительно записной книжки должны были быть оглашены. Но меня не интересуют абстрактные аргументы о таком скандальном долге… Коммодор Вуд не мог предать гласности подобные факты, не нарушив кодекс чести офицера и джентльмена. Единственным человеком, который мог опубликовать эти факты, был адмирал Честер».

Естественный вопрос: где находится журнал Пири, исследованный Валентином Вудом? У Брайса читаем: «Вуд рассказал, что, после того как журнал был возвращен его отцом, Честер передал его в Национальное географическое общество, но все запросы Уорда в Общество остались без ответа. Благожелательное контактное лицо в Обществе намекнуло, что заниматься этим бесполезно. “Там все верят в безгрешность Общества. К тому же во всем Обществе нет ни одного настоящего ученого!”»

Роулинс высказался так: «Сегодня Национальное географическое общество утверждает, что у него нет копии журнала Пири 1909 года, хотя известно, что когда-то она у них имелась».

Загрузка...