Ненужная жена. Рецепт любви

Глава 17. Решительные действия

— Да что же ты!.. Почему упрямая такая, почему не слушала меня! Чего было бродить по лесу, незнакомых баб привечать?!

Красавчик рухнул на колени передо мной. Он боялся даже притронуться, а я просто лежала на столе, положив руку под голову и засыпала.

Глаза мои застилали слезы. Как глупо… как глупо я попалась! Сама виновата, конечно. Ведь предупреждали. Ведь ждала беды от женщины.

— Поймали ее? — тихо спрашиваю я, а красавчик едва не воет от отчаяния.

— Альбу? Разве ее поймаешь, — шепчет он. — Хуже чумы она… Не думай сейчас о ней. Не твоя забота. О себе думай! Как помочь тебе?

— Не плачь только, — говорю я. Перед глазами уже расплывается сон, и мне хорошо. Странный яд какой… Действительно, милосердный. — Не пугай Лиззи. Что ж теперь сделаешь…

Лиззи тоже в отчаянии рыдала.

Смотреть на ее мокрую мордашку было той еще пыткой. Даже на миг проснулась, попыталась голову приподнять. Но сил мне хватило лишь на это. Затем сон снова навалился на меня, и я опять стала засыпать.

— Да как же так!.. — воскликнул красавчик. — А противоядие?! Ты ж Господаря вылечила! Должно быть, и тебе оно поможет!

— Я ему все отдала, — тихо ответила я. Сон смыкал мне веки, и то, что красавец-слуга не давал мне спать, тормошил, тряс за плечо, было для меня пыткой. — Больше нету…

— Есть! — вдруг закричала Лиззи громко и отчаянно. — Сестрица, так ведь есть! Совсем крохотный плод, у Клода! Ты забыла, что ли?! Или он не годится?!

— Годится, — ответила я. — Только лекарства из него мало получится… Да и не смогу я приготовить…

— Я смогу! — заголосила Лиззи, аж подпрыгивая от нетерпения и страха. — Я же видела, как ты делаешь!

— А если не выйдет, — тихо ответила я. — Зря только переведем…

— Не слушай ее, — жестко вступился красавчик. — Беги, девчонка, рви этот плод!

— А если не сварит…

— Да хуже уже не будет! — горько выкрикнул красавчик. — Что цветок, если ты умрешь?! К чему его беречь, если спасти жизнь нельзя? Беги шустрее, девчонка!

Лиззи, пискнув, даже не одевшись, так и подпрыгнула на месте и рванула со всех ног к дверям.

— Долго зелье готовится? — спросил красавчик, снова вырывая меня из приятной дремы.

— Четверть часа примерно, — ответила я через силу. — Может, больше… все ж ребенок…

— Тогда успеем, — твердо ответил он. — Только не спи! Не спи, травница! Я разговаривать с тобой буду, не дам уснуть и умереть. Верно, она тебя лютоцветом отравила. Любили ее родственнички гостей привечать этой дрянью. Напоят допьяна, да еще этой травы подмешают в вино. Гости пьяны, веселы. Спать ложатся и не просыпаются. Слышишь меня?

— М-м-м, — недовольно промычала я. Его слова терзали меня. Я чувствовала себя уставшей, измученной. И с каждой секундой все сильнее и сильнее. Лучше б я умерла, чем терпеть эту пытку!

— Однажды только одна гостья их нежеланная выжила, — продолжал красавчик. — На сносях была. Говорят, не только мать защищает дитя, но и дитя… защищает мать.

Тут он посмотрел на меня как-то странно.

— А не беременна ли ты, голубушка? — быстро спросил он. — Господарыня ведь не дура. Знает наверняка, какая доза насмерть успокоит. А ты вон еще не уснула.

— Беременна! — я даже рассмеялась сквозь сон, хотя слезы снова застлали мне взгляд.

Вот так, умирая, узнать, что в положении?.. Как безжалостно и иронично.

Ребенок от Влада… наверное, он был бы рад. Не знаю. Яд действовал так, что я не смогла не обрадоваться этому предположению, не опечалиться тому, что, вероятно, этому счастью теперь никогда не сбыться.

— И что стало с этой женщиной?

— Ничего, — ответил красавчик глухо. — Выжила. Выздоровела. Господаря родила. Глаза-то его видела? Вот метка лютоцвета.

Двери стукнули, вбежала запыхавшаяся Лиззи. В кулачке ее был зажат яркий цветок с крошечным, еще незрелым плодом.

— Совсем маленький, — трагично прошептала она, показывая мятые лепестки и круглое зеленое твердое семечко двуцветника. — Но я выжму из него все лекарственные капельки, сестрица! Только ты не умирай! И мне подсказывай!

Она шустро повязала рабочий фартучек, сполоснула руки, как я учила.

Взобралась с ногами на стул, очистила двуцветник от лепестков. Положила его в чашку, тщательно взвесила. Записала в тетрадь сколько мер он весил и принялась толочь в кашу.

— Что потом, — деловито проговорила она, возя ступкой, — не помню я. Запамятовала.

— Спирта добавь, — бормотала я, закрывая глаза. — Затем воды...

— Сколько? — с неумолимостью палача произнесла она. Хотя наверняка знала, хитрюга…

— На одну долю четыре…

— А на половину доли?

Она задавала и задавала мне вопросы. Я чувствовала их, как раскаленные гвозди, втыкающиеся в мой мозг. Звяканье лабораторной посуды вызывало у меня мучительный стон. Я пыталась отвернуться от работающей Лиззи, но тогда красавчик безжалостно принимался рассказывать мне какую-то ерунду.

Я снова выныривала из сладкого сна, нехотя, через силу, отвечала на его вопросы.

Лиззи собирала установку, чтоб выпаривать лекарство, а красавчик безжалостно теребил меня, спрашивал, правильно ли она делает. Помню даже, по щекам хлопал, приводя в чувство.

Я в его руках была словно воск. Словно кукла тряпичная, мягкая и вялая. После каждого слова в обморок проваливалась. И каждый раз приводить меня в чувство было все сложнее.

И все то время, что красавчик тряс меня, поливал водой и расталкивал, спать не давал, Лиззи варила мне спасительное лекарство.

Спокойно и точно, как хирург, делающий свое дело.

Без паники и без истерики, с недетской твердостью.

И первую каплю она выдавила из крошечного, незрелого плода очень и очень быстро.

— Живее, в воде ее разводи! — слышала я сквозь сон крик красавчика.

А потом в рот мне полилось питье, мятное и обжигающе холодное. Как колодезная вода, от которой ломит зубы и мозг сверлит.

Я вмиг проснулась и распахнула глаза, отфыркиваясь и отплевываясь.

Но красавчик неумолимо держал меня и лил из кружки питье мне в рот.

И мне ничего не оставалось, как глотать эту леденящую воду, захлебываясь холодом.

— Давай-давай, — сквозь зубы цедил он, придерживая меня. — Пей больше! Чтоб яд весь вышел!

— Проснулась, проснулась! — вопила Лиззи, как сумасшедшая, скача на стуле и хлопая в ладоши.

— Лиззи, — выдохнула я, приходя в себя и выдыхая, — ты ведь меня спасла…

— А то! — гордо ответила Лиззи, задирая нос. — Не одна ты такая великая травница! Я тоже могу! Я тоже умею!

Я чувствовала себя отвратительно.

Мало того, что после отравления все у меня болело, так еще и щеки пылали от пощечин, которыми красавчик меня в чувства приводил.

И одежда вся мокрая. Волосы тоже, хоть косу выжимай.

Ну, а от новости, которая только сейчас до меня дошла, я испуганно вскрикнула и расплакалась. Ладонями живот прикрыла.

Я лежала на нашей низенькой софе, в раскиданных подушках, испуганная, мокрая и жалкая.

И красавчик не смел на меня взглянуть. Потому что тайна, которую даже Влад еще не знал, но узнал он, мой спаситель, навсегда воздвигала между нами стену.

Господарский ребенок — это тебе не соринка. Просто так не отряхнешься.

— Ну, ну, — хрипло проговорил он, отступая и отирая мокрый лоб. Его одежда, рукава по локоть тоже были мокры, лицо бледно от пережитого. — Не бойся. Ничего с дитем не будет. Тем более, лекарство приняла…

Он отступил еще дальше, натянуто, криво улыбаясь. И я поспешила подняться.

— Ты хороший, — срывающимся голосом произнесла я. — Сильный и смелый. Добрый, верный. Но не для тебя я. И ты не для меня. Влада я люблю. Да и он меня тоже. Тут ничьей вины нет. Просто сложилось так!

Красавчик снова усмехнулся невесело.

— Не в этой жизни, — произнес он глухо и тяжело, — так в следующей пообещайся мне, Бьянка.

Я покачала головой.

— В следующей жизни все будет по-другому. Зачем обещаться, ведь ты, может, и не узнаешь меня?

— Я тебя всегда узнаю, — тихо ответил он и вышел стремительно прочь.

Только дверь за ним закрылась, как Лиззи стремительно кинулась ко мне и упала на грудь, зарыдав от испуга.

— Ну, ну, — я гладила ее по голове, а саму меня дрожь так и била. То ли от холода, то ли от яда. — Все ведь позади! А ты умница, ты такая умница!..

— Сестрица, — дрожащим голосом произнесла Лиззи, отнимая зареванное лицо от моей мокрой одежды. — Ты только Господарю не говори… Ох, или скажи, но я не знаю, как.

— Да что такое?! Что случилось-то?! — всполошилась я.

— Я снова украла, — на ухо прошептала мне Лиззи. — Ну, ничего не могу с собой поделать. Как вижу какую-то важную вещицу, руки так и чешутся!

— Что же ты украла, у кого?!

— У Господарыни, — тихо-тихо ответила Лиззи. — Когда кусала ее за ноги. Под одеждой ключ нащупала. Он на цепочке висел у нее. На золотой. Цепочка мягкая, я дернула покрепче — она и порвалась. Но это, наверное, важный ключ-то? Может, и Господарю он нужен?

К вечеру, когда я отошла от отравления, отлежалась, красавчик снова вернулся.

— Ушла, змея, — с досадой произнес он, стукнув крепко кулаком по косяку. — Откуда такое везение? Как заговоренная. Как может пешая женщина от всадников уйти?! А ведь убежала, укрылась…

Он помолчал. Все-таки, и хорошие новости тоже были.

— Ранить ее удалось, — сообщил он через некоторое время, не без скрытой гордости. — Как будто удача ее начала утекать. Чуть не поймали. Вырвалась в самый последний миг.

— Но ведь вырвалась, — сказала я задумчиво.

— Надо было медведя на нее натравить! — сердито выкрикнула Лиззи. — Или хорьков, чтоб они ее покусали!

— Хорьками ее не напугаешь, — ответил красавчик невесело.

— Напугаешь! — дерзко выкрикнула Лиззи. — Она моего «р-р-р» напугалась! И когда я ее укусила, тоже напугалась!

— Что? — удивился красавчик. — Как ты сказала, рычания напугалась?

— Ну да, — простодушно ответила Лиззи. — Я ей когти показала вот так, — она угрожающе скрючила пальцы, — и как рыкнула! Она так и присела с перепуга.

— Зверобоязнь у нее?! — красавчик, кажется, даже дышать перестал.

— Что… что это такое? — спросила я, испугавшись его реакции.

— Звериному Царю обещалась! — ахнул красавчик. В его глазах плавал страх. — Да неужто такая отбитая, совсем не боится ничего?!

— Что за Царь?! — прошептала я.

В памяти моей колыхнулись какие-то образы. Пугающие, темные. Страшные сказки, которые рассказывают старухи непослушным детям.

— Легенд не слышала, травница?

— Слышала, но… но это только страшные сказки!

— Значит, не только сказки, — глухо ответил красавчик. — Всего два раза в жизни слышал я о Зверином Царе и о его невестах. Раз даже видел ее…

Он передернул плечами, словно в жарко натопленном доме ему стало холодно.

— Взамен себя они у Царя всякое выпрашивают, — продолжил он тихо и глухо. — Богатства, чтоб само в руки шло. Здоровья, чтоб все заживало как на собаке. А эта вот выпросила, видно, удачу в своих злых делах…

— И… и как она должна была свое обещание выполнить? — испуганно спросила я.

— Да как, — ответил красавчик с усмешкой. — Известно как. Спать с ним должна была. Как жена с мужем.

Тут меня замутило, голова закружилась от отвращения.

Потому что в памяти моей Звериный Царь — это чудовище мерзкое. Длинный, тощий, как мертвый ствол дерева, опутанный мхами и паутиной. С головой-черепом оленя. С руками, тощими и сухими, как плети.

С таким спать?!

Красивого, ласкового мужа прочь гнать, а чудищу отдаться?!

Да зачем же, за какие такие богатства?!

— Да, может, просто ты куснула ее больно, — продолжил красавчик. — Вот она и отпрыгнула. Пустое это. Не верю я…

— Да?! — перебила его Лиззи, вынимая ключ, стащенный у Господарыни. — А это тогда что?!

— Что?! — переспросила я, как в какой-то пародийной оперетке.

— Ключ, — прошептал красавчик, разглядывая зажатую в кулаке Лиззи вещицу. — Неужто ключ от ее лесного убежища?!

— Да наверняка! —торжествуя, ответила Лиззи. — Я хорошенько его рассмотрела! Вертела и так, и этак. А если взглянуть на головку ключа вот с этой стороны, — она повернула ключ к нам, — то он похож на лисицу, свернувшуюся в калачик!

И это было точно так.

— Ты где взяла его? —изумился красавчик.

— Ясно же где, — проворчала Лиззи, положив эту вещицу ему на подставленную ладонь. — У нее украла, когда кусалась.

— Так вот чего она уже не такая ловкая, — усмехнулся красавчик, поворачивая и так, и этак. — Ключ потеряла! Спрятаться от нас не смогла!

— Но ведь ушла! — напомнила я.

— Так магия, дарованная Звериным Царем, не вмиг рассеивается, — ответил красавчик. — Но часть ее все ж улетела, раз подранить ее смогли.

Я вдруг подумала о Владе.

Может, поэтому он не мог с ней сладить, что она зачарованная была?

Может, поэтому ей удавалось его обманывать, травить? И все с рук ей сходило?

— А как совсем ее лишить защиты этого Царя? — резко спросила я.

Лиззи только развела руками. Она слышала тоже о Зверином Царе только в сказках. Наверное, Клотильда ими запугивала малышку, если та не слушалась.

— Убить его?

Красавчик лишь мотнул головой.

— Ты как вчера родилась. Кто ж убьет то, что бессмертно? Нет; чтоб лишить ее покровительства Звериного Царя, надо ключ ему вернуть.

— И только? — удивилась я.

— А этого мало?! Ты б осмелилась его отыскать в лесу, призвать? И ключ вернуть?

— Она же осмелилась его взять, — резко ответила я, схватив с его ладони зачарованную вещицу. — Чем же я хуже?

Красавчик в лице переменился.

— С ума сошла, — зашипел он. — Итак Господарь из меня душу вытрясет за то, что недоглядел, а тут еще и это! Не пущу!

— Сама пойду, — окрепшим твердым голосом ответила я. — Кого теперь-то мне бояться, если Господарыня уже куснула, свой яд сцедила?

— Да куда ты пойдешь? — ругнулся он. — Как ты найдешь его?

— Ну, она же нашла! И я смогу, — произнесла я твердо. — Пора ей прямо ответить за свои поступки. А то так и будет удирать и прятаться.

В библиотеке аптекаря я снова взяла бестиарий и принялась там отыскивать информацию о Зверином Царе.

Что ж, ее было совсем немного.

И изображения Звериного Царя разнились, сходясь лишь в одном — он был страшен.

И вызвать его можно было обрядом и зельем специальным. Зельем девяти трав.

— Чтоб зверьем и лесом пахнуть, — бормотала я. — Умыться им надо…

Девять простых трав, из тех, что девушки вплетают в косы, когда водят хороводы вокруг летнего костра.

Ромашка, душистые крестоцветы, быстро вянущие синие колокольчики…

Кое-какие травы были у меня припасены. А за какими-то надо было снова идти в лес. Они только-только проклёвывались из-под земли, прорастали на мшистых кочках. И сейчас, в наступающей ночи, найти их было бы непросто.

Но самое сложное тут было не в том, что придется блуждать в темноте. А в том, что рвать их должна была девственница. Да еще и в определенном порядке.

— Я их накопаю, — храбро предложила Лиззи. — А если что-то найдется раньше, метку поставлю, чтоб мы потом вернулись и сорвали!

— Так тому и быть, — согласилась я.

Но времени ждать не было. Чувство, что надо действовать быстро, жгло меня.

Альба была ранена, загнана в угол. Такие звери опаснее всего.

Оставшись без ключа, не имея возможности уходить тайными тропами, не имея тайного убежища, она нападет обязательно, пока магия не утекла сквозь пальцы, как вода.

Явится к Владу, чтобы добить его, ослабленного.

И, может, ее магии еще хватит на то, чтобы уйти…

— Нет уж, красавица! — шептала я сквозь зубы, отбирая лучшие цветы из своих сушеных трав. — Я тебе этого не позволю!

— Куда собралась?! — красавчик попытался помешать мне, когда я взяла корзинку и фонарь. — Не велено!

— Отойди с дороги! — рыкнула я. — Я свободная женщина! Тебе никто. Ты мне не муж, чтоб приказывать. И я слушаться тебя не обязана.

— Будущая Господарыня! — огрызнулся он. — А не просто девка!

— Тогда тем более прочь с моей дороги, — грубо ответила я. — Кто таков, чтоб Господарыне перечить?! Не смей ходить за мной, не смей следить, ритуал рушить.

Я молча обошла его, уходя в ночь. И Лиззи бежала вслед за мной с корзинкой.

К ночи похолодало. Свежие молодые травы прихватило морозцем. В лесу, просвеченном луной, пар изо рта взлетал седыми облаками.

Я шла неторопливо, освещая фонарем тропинку.

Как странно… Альба, верно, перед тем, как выйти за Влада и стать Господарыней, так же ходила по лесу, тайком, ночами. Собирала травы, творила темное волшебство, чтоб погубить будущего мужа.

А я, тоже готовясь стать Господарыней, задумала ее зло разрушить.

Я подобрала сухую ветку и шла, поднимая ею свежие толстые листья распустившихся лопухов.

Под ними таились, прижавшись к нагретой днем земле, цветы.

Совсем маленькие, еще не распустившиеся толком.

Кое-какие всего лишь остренькими ростками прокололи лесную подстилку. Такие мы с Лиззи находили с трудом. Но находили.

Я указывала на них своей палкой, и Лиззи аккуратно срезала зелень ножом.

Или повязывала тонкую ленточку рядом на куст или на деревце.

И мы шли дальше.

С каждым ростком, ложащимся в мою корзину, мне становилось идти все тяжелее. А еще я слышала, как мечется и воет о злости Альба, обнаружившая пропажу.

Она ушла слишком далеко, и силы покинули ее. Бежать обратно, искать, напасть на меня, отнять — она уже не могла так просто, как делала это раньше. Ей надо было отдохнуть, восстановиться.

Хотя б согреться, поспать.

Но злоба ее грызла, и она вопила на весь лес, терзая растрепанные косы. Кричала в небо с полной луной, словно душа ее рвалась вон.

А я, прислушиваясь к ее далеким стонам, шла дальше по тропинке, хотя ноги мои устали, и каждый шаг был подвигом.

Мы плутали до утра, собирая травы по очереди.

Но когда срезали последнюю, мне стало очень легко. Даже дышать легче.

И обратно мы шли быстро и весело.

Красавчик весь извелся, ожидая нас. Он не спал всю ночь, не отдыхал. У нашего дома протоптал тропку, бродя туда-сюда. И чуть не закричал от облегчения, увидев нас, выступивших из серого утра на освещенный двор.

— Коня вели седлать белого, — распорядилась я вместо приветствия, когда он подбежал ко мне. — Скоро варево готово будет, и я поеду в лес.

— А если он заберет тебя?! Звериный Царь?! — вскричал он.

— Значит, заберет, — ответила я. — А если я не сделаю это, Альбе так и будет все с рук сходить. И Господаря она изведет.

Я помолчала. Тронула его рукой.

— Я должна, — тихо произнесла я. — Понимаешь?

Раньше я варила только лекарства. Простые отвары, действие которых было понятно. Ничего в них волшебного не было — ну, за исключением, пожалуй, отвара двуцветника.

Теперь же я варила не лекарство. И не настойку.

В кипящую воду по очереди, через равные промежутки времени я кидала травы и помешивала, принюхиваясь к аромату.

Вопреки моему ожиданию, зверьем этот отвар не пах.

Пах летом, солнцем. Березовой рощей, немного костром и свежескошенной травой. Кислыми яблоками. Лесной малиной.

Пах счастьем и тайной, беспечной и прекрасной юностью. Верой в чудо и ожиданием счастья.

Какой коварный обман!

И, сварившись, он напоминал чай, но никак не зловещее зелье для призыва какой-то неведомой темной силы из сердца леса.

Расчесав и заплетя косы, я надела самое лучшее платье. Ожерелье, нарядные серьги. Меховую шубку, расшитый жемчугом и бисером убор на голову. Словно сама собиралась к нему в невесты.

В отвар опустила платок, смочила. Отжала лишнее. Влажной тканью отерла лицо, виски, шею, словно наносила духи.

Ладони пахли яблоками. На губах была легкая горечь. И дышалось легко, словно в самой свежей и густой чаще.

Лиззи молча подала мне ключ. Его я спрятала поглубже в карман, прижала к себе.

— Ну, что же, — произнесла я, собравшись и глянув на себя в зеркало. — Пора.

— Сестрица, — прошептала Лиззи, глядя на меня умоляющими глазами. — Ты только вернись!

— Не бойся, — я усмехнулась, — Уж у Звериного Царя не останусь!

Красавчик подвел мне оседланного белого жеребца, помог сесть в седло, поводья подал.

— Вернись, — только и сказал, и отступил, отпуская.

Конь нес меня сам, словно чуя, куда.

Да, наверное, и чуял.

Волшебный запах вел его, манил в чащу леса. Я неслась мимо меток, что оставляла Лиззи, и мне казалось, что тропинка нарочно петляет, чтоб меня запутать. Но мне было не страшно.

— Звериный Царь! — позвала я. Натягивая поводья и останавливая горячего скакуна.

Откуда-то из леса послышался вздох, и я поспешила туда, подстегнув коня.

Прозрачный лес сменился старыми, замшелыми стволами. И чем дальше я ехала, тем теснее они меня обступали, словно закрывая собой от глаз случайного путника. Становилось все темнее, но я смело и решительно ехала вперед, не останавливаясь и не оглядываясь.

— Звериный Царь! — еще раз крикнула я, и услышала его.

Нечто страшное, темное, нечеловеческое выступило из-за старых деревьев. Длинное тощее тело, опутанное то ли паутиной, то ли туманом. Жуткие тощие руки, узловатые тонкие пальцы, словно лапы паука. Острые зубы мех тонких черных губ. Подбородок, как расщепленный серый пень…

Жуткая, ужасная тварь.

Конь мой всхрапнул от испуга, встал, как вкопанный, чуть не скинув меня. Еле с ним справилась.

— Здравствуй, Звериный Царь, — сказала я, натягивая поводья и усмиряя коня. — Я пришла кое-что отдать тебе.

Он ничего не ответил; глаза из глазниц оленьего черепа смотрели на меня пылающими угольями.

Я поспешно отыскала в кармане ключ, на раскрытой ладони протянула его Царю.

— Возьми, — сказала. — Она больше не придет. Она обманывала тебя. Муж у нее есть. Не твоя она. Да и вообще ничья.

Звериный Царь с силой сжал кулаки, вскинул в лютой злобе руки к небу. Ревом его огласился лес.

От него и от секущего ветра я спрятала лицо в гриве коня, переждала, когда чудовище перестанет бесноваться.

Ключ на моей подрагивающей ладони блеснул лунным лучом и исчез.

С треском рвались корни деревьев, зарастали тропки травой. Лес больше не станет укрывать Альбу. Не поможет ей обратиться в лисицу. Не даст приюта в норе. И своих покоев царских, рядом со Звериным Царем, где отсиживалась она после преступлений, она больше не найдет…

А чудовище, отобрав у Альбы свою магию и свое покровительство, унявшись, вдруг протянуло мне руку.

На разжавшейся ладони Звериного Царя лежали, сверкая на восходящем солнце, самоцветы. Крупные бриллианты, яркий ровный жемчуг. Рдеющие гранаты и рубины, синие, как ночь, сапфиры. Зеленые, как глаза змей, изумруды.

Но мне дороже этих несметных сокровищ были серебряные глаза Влада.

Глядя, как искрятся сокровища на ладони Звериного Царя, я поняла, что он не сможет меня взять. Ничего у него нет, чтоб он мог мне предложить. Не на что ему меня поймать. Потому что больше власти, больше богатств и силы, я хотела бы быть с любимым человеком.

— Благодарю, но не возьму я этого, — твердо произнесла я. — Не нужно мне этого. Не пойду я к тебе. Другого люблю. Прощай.

Я решительно развернула коня, подстегнула, и он помчался обратно по тропинке.

И лес меня выпустил.