Ненужная жена. Рецепт любви

Глава 6. Аптекарские успехи

Поутру я проснулась рано, полная сил, свежая, несмотря на то, что легла уже под утро.

Голова кипела от мыслей и планов. Столько всего надо было сделать! И трудности не пугали. Я знала, что все удастся, все получится. Может, и не золотой мы сегодня заработаем, но уж на дрова, крупу, муку и маслице в коричневом горшочке хватит!

Не будя Лиззи, встала, наскоро привела себя в порядок. Для укрепления сил хлебнула ее лекарства. Причесала волосы, сплела их в косы и аккуратно уложила веночком на голове.

Из зеркальца на меня смотрела молодая привлекательная девушка. Да, о румянце во всю щеку говорить было рано. Но с лица исчезла восковая пугающая желтая бледность. Синяки из-под глаз тоже исчезли. А губы немного порозовели.

«Еще пара неделек, — торжествуя, подумала я, — и на человека буду похожа! А потом куплю себе платье новое, корсаж вышью шелком…»

Настроение было прекрасное. И я скорее побежала кормить недовольно квохчущих кур.

У них в домике было тепло, сухо. В гнездах я нашла целых три яйца!

— Кормилицы наши! — похвалила я пернатых, посыпала им пшеницы, и поспешила к теплице.

Издалека мне показалось, что в ней стекла полопались. Они были мутными, словно покрытыми сетью трещин. Но, подойдя ближе, я поняла, что они просто запотели, и снаружи настыла корка льда.

Возница, мой добрый помощник, вчера накидал весь навоз внутрь! Не скинул бездумно в снег, а выгрузил все в теплицу, наполнив ее в высоту, наверное, на треть.

Дверь подалась с трудом, немного примерзла. Но, открыв ее, я поняла, что внутри очень тепло. Снаружи зима, а внутри март!

— А ну-ка…

Я взяла лопату, разгребла солому, добралась до земли. Она больше не звенела, как камень. Копалась с трудом, комья ее были пронизаны кристаллами льда. Но примерно на половину лопаты в глубину земля оттаяла!

— Что за чудо! — шептала я, ковыряя лопатой верхний слой земли. — Ну, Клод, настал твой звездный час! Сегодня мы посадим тебя в торфяной ящик на окне!

За полчаса мне удалось отковырять примерно полведра земли. Она была холодна, морозна, но на печке, в тепле, быстро отойдет!

Не уставая благодарить доброго человека, что с таким вниманием отнесся ко мне и к моему добру, я бежала домой, спеша наполнить ящик. Пока мы ходим в поселок, ящик будет стоять на печи, а к вечеру мы там устроим Клода и его подруг…

К моему приходу Лиззи уже проснулась и поставила чайник на огонь.

— Что ты у меня за помощница! — похвалила я, скидывая шубу с плеч. — Ну-ка, смотри, что я принесла?

У Лиззи глазки заблестели.

— Это земля? — радостно спросила она. — Мы будем сажать двуцветники?!

Я лишь кивнула, улыбаясь.

— Вечером посадим их, — таинственным голосом произнесла я.

Сияющая мордашка Лиззи друг помрачнела. Девочка задумчиво глянула на ведро с землей.

— А страшная тайна, — вдруг спросила она, — у тебя есть?

Я опешила.

— Какая тайна?

— Ну, тайна, — неопределенно произнесла Лиззи. — Такая страшная, что и рассказывать никому нельзя. Ты думаешь, зачем нас Клотильда выгнала?

Я растерялась под ее недетским немигающим взглядом.

— Она же уморить нас хотела, — сообщила мне Лиззи. Ну, это не секрет… — Думала, мы умрем, а она об этом грехе расскажет Клоду… Тайна это страшная. Только Клотильда должна покаяться, и упросить цветы прорасти. Мол, двоих уморила, надо отмолить грех, вылечить многих.

— А ты откуда знаешь? — удивилась я. От этих откровений у меня мурашки по спине побежали.

— Так старуха рассказывала! — таинственным голосом ответила Лиззи. — Помнишь, я говорила?

— Ужасы какие рассказываешь! — я передернула плечами. — Наверняка сумасшедшая какая-то. Заморочила голову Клотильде, а ты и поверила!

— Думаешь, это неправда? — задумчиво произнесла Лиззи.

— А ты думаешь, Клод умеет слушать? — я улыбнулась, прогоняя страх. — Да и нас Клотильда выгнала уж после того, как ты у нее цветы стащила. Уже ни к чему ей эта тайна.

— Ну, не знаю, — Лиззи почесала нос. — Клотильда до последнего надеялась, что луковицы отыщутся. Она верила в их магическую силу. Думала, они удрали от нее. Крыс гоняла, думала, они съели — и все равно верила, что отыщутся…

Мне снова стало жутковато от этой немудреной истории.

— Ты же сама говорила, — продолжила меж тем Лиззи, — что этот цветок не у всех растет. Много ли людей осмелится грех на душу взять? Построить теплицу легко; а вот совершить страшное?..

Я лишь головой покачала.

— Ох, Лиззи, Лиззи, — произнесла я. — Нельзя же верить в страшные сказки. Клод твой у нас и так прорастет. Без страшных тайн. Ну, собирайся в поселок!

…А сама вдруг подумала, что есть у меня тайна для Клода…

***

Лиззи я укутала в забытую Клотильдой шубу — легкую, но теплую, — посадила в санки, дала корзину в руки, и мы двинули в сторону поселка.

Там сегодня было еще более оживленно и весело. Готовились к Новогодним праздникам. На главной площади наряжали огромную ель. Ей, наверное, лет сто было, и ее каждый год украшали красными шарами и гирляндами. По замерзшему пруду скользили мальчишки на коньках из костей, а кто-то на настоящих стальных!

Раздавали господарские подарки, маленькие узелки со всякой всячиной.

Народ радовался; обсуждали, что старый Господарь вот-вот вернется с войны домой. По этому случаю и подарки раздают так рано, еще до праздников. И не скупятся!

По этим узелкам гадали; что внутри достанется, того и в Новом году ожидать следует.

Если попадались сладости — ну, тут, думаю, все понятно. Сладко есть и пить в новом году. Если украшения —значит, к замужеству или к знакомству.

Деньги — богатым быть. Инструменты, иголки, шелка для вышивки — к работе в новом году. Крупы, колбаса — к сытому году.

В этом году в каждый узелок была увязана монета. У кого-то больше, у кого меньше. Кому-то доставалась немного медяков, кому-то — господарский золотой, с гербом и солнцем.

Лиззи господарские слуги вручили красный узелок с конфетами, и с целой гостью медяков.

Мне достался белый узелок с тяжелыми серебреными серьгами и с целой серебряной монетой! Серебро! Теперь у меня две таких монеты, одна за проданное розовое масло, вторая — господарский подарок!

Я чувствовала себя невероятной богачкой!

— Господарь, живешь ты вечно, — пробормотала я, пряча монету поглубже.

Не серьги я не глянула. Не знаю, отчего я смутилась, отчего меня вдруг бросило в жар. Да только я и любоваться ими не посмела.

— Сестрица Бьянка, так ты замуж выйдешь! — заверещала Лиззи, чуть не подавившись конфетой.

Я даже покраснела от смущения, торопливо сунула господарские подарки в карман. Простая медная монета грела мне сердце куда больше, чем перспектива замужества. Да и не хотелось мне замуж вовсе!

А вот накупить дров, круп, одежды — да, этого вот очень хотелось.

— Лиззи, снова ты со сказками своими! — ругнулась я.

— А-а-а, покраснела, покраснела! — торжествовала Лиззи. — Значит, знаешь, что гадание это правда!

— Я же отцом твоим замужем, — напомнила я. Лиззи лишь скорчила мордашку насмешливо. — Куда я пойду, в какой… замуж!

— Разведешься, — ответила она беспечно, облизывая лакомство. — Или, еще лучше, он сдохнет. И ты свободна.

— Лиззи!

— А что такого? — она с недетской жестокостью на меня глянула. — Тебе его жалко? Мне — нет. Он человек дурной. Злой и хитрый.

— Он все же твой отец, — напомнила я. Лиззи снова дернула плечом.

— Это еще неизвестно. Клотильда на меня шипела, как кошка помойная. Злилась все время; что-то не похоже, что она родню во мне видела.

— Ты немного похожа на нее, — заметила я. Лиззи снова поморщилась.

— Не говори так, — попросила она. — Не хочу этого сходства.

— А ты не веди себя, как Клотильда, — ответила я хитро. — Тогда и похожа не будешь!

— Может, домой пойдем? — предложила Лиззи, крутя головой. — Деньги у нас теперь есть. Чего тут мерзнуть?

Я рассмеялась.

— А как же пластырь наш?

— Как-нибудь в другой раз продадим, — беспечно ответила Лиззи.

— Э, нет! Мы же хотим, чтобы люди к нам шли и покупали наши лекарства, так?

— Ну, хотим…

— Значит, надо как можно скорее людям о наших лекарствах рассказать! Вот продадим хотя бы штук двадцать пластырей, тогда и по магазинам пройтись можно!

Настроение у меня было лучше некуда.

«Даже если не удастся пластырь сбыть — не беда!» — думала я.

Но как раз сегодня удача была на нашей стороне.

Люди были довольны подарками. Много кто получил в подарок медь; разве жаль дать три медяшки бедным девушкам, продающим пластырь?

В толчее я увидела и вчерашнего нашего помощника и поспешила к нему. Хотела поблагодарить его за помощь.

И он нас тоже узнал.

— О, стрекоза! — удивился он, увидев в санках Лиззи. — Жива, цела, здорова? А я уж думал, сляжет девчонка…

Он с удивлением покачал головой, и Лиззи, вытянув изо рта сладкого сахарного петушка, звонко выкрикнула:

— Меня сестрица Бьянка вылечила! Сварила лекарство из трав, и вылечила!

Мужчина снова покачал головой.

— А ты мастерица, девица!

Я рассмеялась.

— Так меня учили этому, — мягко ответила я. — Хотела вас поблагодарить сердечно. Вы нам помогли вчера. Добрый вы человек!

Я вынула один пластырь из узелка, протянула мужчине.

— Держите, — ото всей души сказала я. — Это от боли. От любой боли. Приложите к больному телу, и все как рукой снимет!

— Спасибо, — порадовавшись моему немудреному подарку, сказал он. — А то верно, плечо болит.

Мы раскланялись и разошлись с ним.

И я снова пошла по толпе, обменивая свои пластыри на медяки.

***

Двадцать пластырей мы не продали, хотя Лиззи, прочистив горлышко сладкими господаревыми подарками, звонко кричала о чудо-пластыре на всю праздничную площадь.

Но двенадцать продали. А это уже тридцать шесть медяков!

Столько денег я давно в руках не держала!

— Тридцать шесть, и твоих пятнадцать. Итого пятьдесят один. Да два серебряных — на это можно купить много чего! Да вообще все, что нам нужно!

— Сколько денег! — восторженно пробормотала Лиззи, глядя на россыпь монет в моих руках. — Вот это мы богачки!

— Ну, идем в лавку? — весело произнесла я. — Купим кой-чего к празднику?!

И мы пошли.

Для начала купили мешочек муки, крупы и горшок масла впрок. Немного овощей, кочанок капусты. Уже есть что поставить на полку! Да и пирогов можно напечь.

— Не забудь, — канючила Лиззи, толкая груженые санки, — ты хотела воска купить и краску… Помаду варить!

— О, с тобой разве забудешь, — пыхтела я.

Пришлось купить! Что ж делать.

Еще зашли к мяснику, купили жиру, варить мази. И небольшой кусочек мяса взяли, впрок.

— Заморозим его, и потом сварим суп, — сказала я.

И у жестянщика взяли несколько круглых красивых коробочек. Вообще, туда предполагалось класть нюхательный табак, но и для помады сойдет!

У пасечника взяли еще воска и меда прямо в сотах.

И в лавку с тканями заглянули. Купили отрез красивой ткани оливкового цвета на юбки новые, и нитки, чтоб их пошить. А еще дешевый лоскут на пластыри. Не все ли равно, какого цвета они будут?

— Тебе б башмаки новые, — глядя на растоптанную и рваную обувь Лиззи, заметила я.

— Но стоят они, наверное, кучу денег, сестрица, — пробубнила девочка.

— Ну что ж теперь, босиком по снегу ходить?

Да, мы зашли и к башмачнику, и выбрали для Лиззи пару хорошеньких новеньких красных сапожек. Ах, как радовалась Лиззи обновке! Как крутилась у зеркала, рассматривая себя и так, и этак!

Да, и стоило нам это дорого, но… радость в ее глазах стоит намного больше!

Уже ближе к выходу с площади присмотрели мы и торговца дровами. И заплатили ему половину серебряного, чтоб он нас довез вместе с ними до дома.

Вернулись еще засветло.

В доме все было на своих местах, тихо и чисто. И чужих следов у крыльца не было.

— Конечно, теперь Клотильда вряд ли приползет, — весело заметила Лиззи. — Ух, он ей бока намял лопатой! Небось, лежит, завывает теперь.

— Ну, приползет или нет, а двери все равно запирать надо, — твердо сказала я. — Сегодня мы посадим луковицы, а это значит, что ты их уж не сможешь таскать за пазухой. И значит, любой недобрый человек их может утащить.

Дома дел тоже полно было.

Курицу, что я потрошила и щипала, я положила в котелок и оставила Лиззи за ней приглядывать, а сама тем временем переносила дрова в поленницу.

Покормила кур, собрала яйца. Дома их собрался уже приличный запасец, и я, оглянувшись, с удивлением отметила, что буквально из ничего мы умудрились получить пищу и кров.

«И это только начало! — подбодрила я себя. — А весной расцветут двуцветники… наверное, открыто продавать их настойку я не смогу. Все ж Лиззи их утащила. Да и Клотильда… откуда знать, где она их взяла? Но добавлять это лекарств в мази и продавать подороже я могу. Да и намного подороже! Мази ведь не только будут снимать боль, но и лечить».

Лиззи намаялась за день, свалилась спать, не дождавшись ужина. Свои красные сапоги она поставила в изголовье. Думаю, любовалась на них, пока сон не сомкнул ее глаза. Даже одной рукой держалась за мягкое голенище.

А я присела у огня, неспешно выполняя нехитрую работу: из куска светло-оливковой ткани шила юбку для Лиззи. Иголка мелькала в моих пальцах, вода в котелке кипела, курица пахла все сильнее, все вкуснее.

За окном, кажется, крепчал мороз, и я порадовалась, что мы купили дров.

Обломками мебели много не натопишь. А вот добрые березовые и осиновые дрова горели жарко. В комнате было тепло, так тепло, что Лиззи раскраснелась.

Вдруг в дверь тихонько постучали.

«Да кто б это мог быть? — удивилась я, поднимаясь и оставляя шитье. — Уж точно не Клотильда. Она б ворвалась без спросу!»

— Сестрица! — позвал из-за дверей знакомый голос. И я узнала нашего возницу. — Дома ты? Не спишь?

Я открыла ему, и он ввалился в комнату вместе с облаком морозного пара.

В руках его была огромная корзина, и в ней чего только не было! И молоко в огромном бутыле, и масло, и гусь, жирный и свежий, и колбаса, и шмат нежного сала с розовыми прослойками мяса, и десяток яиц!

— Вот так встреча, — удивленно оглядывая непрошенного гостя, произнесла я. — Что вас сюда привело?

Вместо ответа мужчина сунул мне в руки корзину с гостинцами и стащил шапку с головы.

— Сестрица, не откажи! — взмолился он. — Дай еще пластыря, какой днем мне давала!

— А что случилось-то?! — даже присев от тяжести корзины, удивилась я.

— Да пластырь твой, — радостно затараторил мужчина. — Я ж его на плечо себе приклеил, и верно, прошло! А жена у меня уж который месяц с ногой мается! Опухает у нее нога, и шишка выскочила такая, что она и ходить не могла. К вечеру так и невозможно ногой двинуть. А тут я приехал домой, и этот пластырь-то ей на ногу и прилепил. Уж больно она жаловалась. Ну, прилепил, поехал по своим делам. А она меня на другом конце поселка догнала! — мужчина радостно рассмеялся. — Пешком! И боль прошла, и шишка-то ведь исчезла!

— Ну? Так это хорошо, — пролепетала я.

— Так она сказала: «Любые деньги лекарке заплати, пусть еще пластырь даст!» Ведь она как мучилась, как страдала, бедняжка. И вдруг забегала шустрее молодухи. Так что уж не откажи, дай ей еще пластыря! Я-то ведь почти весь на себя потратил, ей осталось чуть. А то боится она, что вернется болезнь! А ей страсть как болеть больше не хочется!

«Работают наши волшебные двуцветники!» — ликуя, подумала я. Но вслух, конечно, ничего не сказала.

За щедрость надо платить щедростью; и я дала своему нечаянному знакомому три пластыря.

— Если что заболит, так же прикладывайте, — велела я. — А ногу можно на ночь обмотать теплым шарфом поверх пластыря. Ну, и заходите, если что…

Дверь за ним закрылась, а я только ручки потерла, разглядывая целую корзину припасов.

— Скоро людская молва разнесет весть о моем чудо-пластыре! — обрадованно произнесла я. — И работу у меня прибавится. Но и денег тоже!