Ненужная жена. Рецепт любви

Глава 10. У Господаря

Перед походом в поселок, с надеждой попасть к Господарю, я волновалась как девчонка.

Оглядела почти прибранный дом — все ж рассчитывала, что Господарь сам пожалует посмотреть, что за нечисть завелась у нас. А раз пожалует, так ночевать где-то надо ему будет?..

Пока никто не видит, подошла к зеркалу, что висело в кабинете аптекаря, и придирчиво осмотрела себя.

Пожалуй, впервые за все время своего нечаянного попаданства. Так внимательно и с таким волнением — впервые. Я ведь даже толком не знала, как выгляжу теперь. Могу ли я вообще кому-то нравиться? Может, я собой не хороша, оттого все беды?

Но зеркало говорило об обратном.

Я была все еще худенькой, на мой взгляд, после перенесенной болезни. Но уже не истощенной, не костлявой, а стройной. А худоба… может, порода такая была у Эльжбеты. Тонкая легкая кость, худенькие запястья и лодыжки…

Лицо у меня было приятное.

Чистое, чуть румяное от мороза. Ясные светлые глаза, аристократически тонкие и аккуратные губы. Небольшой нос, чуть вздернутый. Придает пикантности…

Тонкая длинная шея, небольшая аккуратная грудь.

Самым большим достоянием моим были, конечно, волосы. Светлые, платина с серебром. Длинные и густые. Тугие богатые косы поблескивают золотыми ниточками…

А вот наряда, чтоб явиться к Господарю, у меня не было! Ну и недотепа…

Нет, конечно, одежда моя была чистой. И юбка новой. И рубашка белой. И фартук льняной, крепкий. Но эти вещи были простыми, не нарядными никакими!

Я была простой крестьянкой. Вот как тут запомниться Господарю, если таких сереньких мышек в городе каждая первая?!

— Курица, растяпа! — ругала я себя, приглаживая юбку, одергивая светлый фартук. — Что ж платья себе приличного не купила?! Хотя бы к празднику!

За этим-то занятием, за рассматриванием себя, меня и застала Лиззи.

— Скажи-ка мне, Лиззи, — задумчиво произнесла я. — Я красивая?

Девочка оставила веник и ведро, куда она ссыпала мусор, и подошла ко мне.

Она тоже чуяла, что Господарь может приехать к нам, и вместе со мной решила в доме пройтись, прибраться, где нужно.

— Ну, конечно, — уверенным тоном произнесла она. — Ты очень красивая. А тебе зачем знать?

Она с подозрением оглядела меня, то, как я верчусь перед зеркалом, то, как оправляю свою юбку.

— Ты замуж собралась, что ли? — всплеснула руками Лиззи. — За кого?!

Я покраснела, опустила голову. Врать Лиззи не хотелось. Но и говорить о своем странном влечении к Господарю тоже.

— Да какое же замуж, дитя, — тихо ответила я. — Просто понять хочу, отчего не пришлась ко двору твоему отцу. Чем плоха.

Лиззи дернула плечом.

— Чем ему все плохи, — ответила она. — Никого он просто не любит.

— Была б моя судьба другой, — задумчиво произнесла я, — если б достойный человек на мне женился?.. Была бы я счастлива?

— Сестрица, — строго произнесла Лиззи, — да ведь ты точно влюбилась! В кого?! Успела когда?! В того, что лопатой Клотильду огрел?! Он, конечно, молодец, но он женат! Сама знаешь! А на женатых засматриваться нельзя!

Я рассмеялась от души над попытками Лиззи угадать, кем занято мое сердце.

Но о Господаре смолчала.

— Давай-ка поработаем хорошенько, — сказала я Лиззи. — Пока дом в порядок приводят. Кровать вот мне привезли, да ставни на окна. Наварим сегодня мазей, и пастырей намажем побольше. Завтра в поселок пойдем. Сегодня уж не успеем, с нашим-то подопечным.

— Мы себе его оставим? — спросила Лиззи. Я вздохнула.

— А куда его, сироту? На мороз? Как нас с тобой Клотильда? Не по-человечески это.

— А ну, как кусаться он начнет? — быстро спросила Лиззи.

— Не начнет. Вылечим мы его.

— Сильно быстро вылечила, сестрица! Надо б его было к Клотильде отправить, чтоб он изгрыз ее ноги!

— Фу, гадость какая!

— А то ж. Только упырь и позарится на ее немытые пятки!

***

Мальчишка, кажется, просыпаться не собирался.

Кто ж знает, что с ним такое?! Может, лечение так подействовало. А может, измучен сверх меры голодом и болью.

Да только с утра мы собирались в поселок, а он все спал.

Пластырь мы ему поменяли. Да, кроме того, я ему кое-как влила пару ложек лекарства в рот. Он проглотил воду и снова забылся сном.

— Мрак, стереги его! — велела я псу. — Но не обижай.

Пес внимательно смотрел на меня, словно понимал, о чем я говорю. Затем поднялся, прошел и улегся рядом с мальчишкой.

— Ну, мы пошли!

В поселке у нас было много дел. К празднику купить кое-чего, елку присмотреть из тех, что местный лесничий разрешил вырубить. Приятные хлопоты!

За серебряный мы наняли человека с повозкой, и он возил нас по лавкам. И ждал, пока мы покупаем яблоки, пряники и конфеты к празднику.

Помня о мальчишке-сироте, я купила ему новый полушубок, рубашонку со штанами, да сапоги. То-то обрадуется. Поди, и добра-то в своей жизни короткой не видел от людей.

Нам с Лиззи купила отрезов на новые платья — ах, запоздалые хлопоты! Перед Господарем-то я не успею покрасоваться…

Впрочем, Лиззи успеет.

Эта маленькая кокетка тайком выбрала коробочку с самой яркой помадой и намазалась ею немилосердно. Губы у нее были яркие, лаковые, блестящие, что зерна граната. Сначала я хотела заставить ее стереть помаду, но потом передумала. Ходячая реклама!

Красавицы так и засматривались на нее. И мы нет-нет, да останавливались, показывали помаду любопытным, да продавали по пять медяков коробочку.

Ну, и купол я заказала у стеклодувов. Сказали, что справятся в три дня. Но плату потребовали вперед. Уж больно заказ странный. Если я его не возьму, то никому он и не пригодится.

Повозка наша была все полнее. На ней было и мясо, и молочный поросенок с медом — запечь на стол к празднику, — и подарки к Новому году. А я все ломала голову, где искать Господаря и как к нему попасть на прием.

Слуги его было по всему поселку. Ездили верхом, за порядком присматривали. На мои вопросы отвечали просто — Господарь в поселке.

Где? Где сам пожелает. После болезни верхом катается, свежим воздухом дышит. Смотрит, как народ живет.

И ничего конкретного. Я уж и надежду потеряла к нему попасть, увидеться.

Но помог нам случай. Точнее — Клотильда, как ни странно!

Я как раз заехала в лавку, где обычно продавала половину своих пластырей от боли.

Мы с лавочницей посчитали новые пластыри от спазмов и судорог — большие, по четыре медяка, и маленькие, по два. Она мне выдала деньги за них.

Как вдруг двери в ее лавку отворились, и ввалилась Клотильда, стеная и охая.

— Сестрица, — ныла она, — ну что, есть товар?!

Я даже остолбенела!

Она, наполучавшая по заслугам, моим пластырем лечиться хочет?!

Знает, кто его изготавливает, и нахально приперлась его к своей побитой жопе приложить?!

Клотильда двигалась враскоряку, как будто ее паралич хватил. Ноги волокла, руками опиралась о пару крепких деревянных костылей. Ныла и охала, хотя на ноги не забыла надеть новые сапожки, а плечи ее укрывала новая шуба.

— Уж сильно болит! — ныла она, подтаскивая свою тушу к прилавку. — Все ребра, хребтина так и ноет!

Хозяйка лавки ничего ответить не успела. Потому что я свои оставшиеся пластыри сгребла, и холодно глянула на Клотильду.

— Так и должно болеть, — сказала я злобно. — У воров всегда болит спина. Ведь палка господарская по ней гуляет! Даже не знаю, поможет ли тебе мой пластырь.

Клотильда даже дышать перестала, услыхав мой голос. Кое-как разогнулась, хватаясь руками завсе подряд. Глянула мне в лицо.

Да, она сразу меня не узнала.

Моя добротная одежда, мои причесанные волосы, мой уверенный голос — ничто не напоминало ей затравленную умирающую невестку.

Она смотрела мне в лицо и не верила своим глазам. По ее расчетам я, наверное, уже должна была остывать. А я стояла вот она, живая и здоровая. С румяными щеками. С полным карманом денег.

И уж этого Клотильда перенести не могла!

— А-а-а…— просипела она, словно из ее груди коленом жизнь выжимали. — Засужу!

— За что? — с нехорошей холодностью спросила я.

Клотильда тряслась, как холодец. Ее злобное лицо пылало румянцем.

— Искалечила! — проорала она, потрясая правым костылем. — Изломала кости!

— У-у-у, — протянула я. — Извини, что не подожгла. Господарь ведь велит строго казнить воров?

— Кто воровка?! — взвилась Клотильда, терзая на груди платок. — Кто?! Да я имею право!..

И она вцепилась в меня обеими руками, воя и визжа.

В общем, она вытолкала меня на улицу.

Меня с Лиззи, и ее, орущую, визжащую, то бьющуюся в припадке, то рвущую на себе одежду, тотчас окружила толпа зевак, потому что представление она устроила нешуточное.

Признаться, я ее напора испугалась. Как и Лиззи тоже. Мы прижались друг к другу, с ужасом наблюдая, как Клотильда кричит и брызжет слюной, словно у нее приключился припадок.

— За мое же добро! — вопила Клотильда на всю площадь, обращаясь к людям. — Меня же! Избили, изломали!

И люди вокруг ее трогать не смели.

Но не господаревы слуги.

Этот зловещий стук копыт я узнала б из тысячи.

Эту грозную поступь ни с чьей другой не спутаешь. Эти могучие кони с блестящей на солнце шерстью могли принадлежать только Господарю и его свите.

— А ну, прекратить!

Нас окружили всадники на черных, как смоль, конях.

Цокот тяжелых кованых копыт взлетал до крыш домов.

Всадники кружили вокруг нас, и вопли Клотильды странным образом утихли, заглохли. Словно она к лицу приложила подушку и сквозь нее продолжала кричать. Но совсем тихо, неслышно.

— Что тут за драка?

Я Господаря увидела сразу.

Он был верхом на огромном, страшном жеребце.

Видно, тот самый конь, что чуть не пал под ним.

Я его помнила; огромный, красивый, свирепый. Черный, как смоль. Длинноногий. С блестящей шкурой, отливающей синевой.

Вылечили его, стало быть. Не бросил, не дал ему Господарь помереть. Ну, все правильно. Верных друзей не бросают.

На лице Господаря была все та же серебряная неподвижная маска. Но даже не видя его лица, я знала: Господарю намного лучше. Он сидел в седле как влитой. С прямой спиной, с гордо поднятой головой. Расправив плечи, красуясь. В его руках, спокойно лежащих на луке седла, чувствовалась какая-то грозная сила.

Сильный мужчина.

В его присутствии и дышать-то боязно.

— Она меня избила-а-а… Искалечила, поломала-а-а…

Клотильда разбросала свои костыли и упала лицом в снег, под ноги господарского коня.

Господарь смотрел прямо на меня. Сквозь прорези в своей жуткой серебряной маске смотрел и молчал.

Он меня узнал, это я поняла сразу. Но, несмотря на благодарность, не спешил с выводами. Суд его должен был быть справедлив.

— Где ж она смогла тебя одолеть, такая маленькая и худая? — произнес он, наконец.

— Дома, Господарь, — дыша жарко и отвратительно, как совокупляющаяся чертовка, выдохнула Клотильда, ползя на коленях к Господарю. — Угостила меня палкой! Изломала ребра! Неблагодарная!

— Вранье! — выкрикнул вдруг выступивший из толпы любопытных мужчина.

Он прямо-таки пылал гневом и жаждой мести и справедливости.

— Это ж сироты из дома старого аптекаря! — вскричал он, тыча в нас пальцем. Ах, наш храбрый возница с лопатой навоза… и какой уверенный! В справедливости Господаря у него сомнений нет! — Я ж их до дома подвез! А эта старая ведьма у них последнее отбирала! В доме шарила! Кур красть пришла! Это моя палка по ее ребрам гуляла!

— Это невестка моя! — шипела злобно Клотильда. — Мой сын муж ее! Значит, дом ее — мой дом! Какое ж воровство?! За что побили?!

— А я слышал, выгнала ты ее, — сурово произнес Господарь. — Какая ж невестка, если живет отдельно?

— Сбежала, сучка!

— От хорошей жизни, от свекрови-матушки да от мужа доброго у нас невестки нынче бегут куда глаза глядят, — прогудел Господарь под своей маской, и народ зашелся в хохоте. — В сарае холодном голодом жить готовы. Только дай удрать.

— Распутная она, — шипела Клотильда. — Непутевая. От мужа удрала.

— Распутная, а о распутстве ее что-то никто не говорит? Мужиков, которых она привечает, никто не видел?

Вокруг Клотильды вся площадь хохотала многоголосо. Глазки Клотильды так и бегали.

— Не захотела о муже заботиться! Ишь, свой дом есть, есть куда податься. Вот и ушла.

— Ну, ушла и ушла. Развод дайте ей, коль жена плохая. Где сын твой? Чего ж на распутство жены не жаловался?

— Срамиться не хотел!

— Ну, вот теперь осрамился. Скрывать нечего. Жена ему дурна. Так я его одним словом своим освобожу.

Глазки Клотильды так и забегали.

— Не моя воля от нее избавиться. Не могу я от его имени о разводе решать.

— Так пусть идет ко мне сам. Я решу.

— В отъезде он. Нету его, — зачастила она.

— А я слышал, здесь он. Да к жене наведывается. Что ж не придет ко мне-то? Я бы вмиг этот спор разрешил.

— Твоей жизнью клянусь, — зачастила Клотильда, — великий Господарь! В отъезде он! Нету его!

— Есть! — крикнула на всю площадь Лиззи. — Раз сестрица говорит, что приходил, значит, так и было! Ей зачем врать? Она никого не грабила! Ни у кого ничего не отнимала!

— Молчи, звереныш! — шикнула на нее Клотильда.

— Не знаешь, где сын твой? Да что ж за семейка такая, — ругнулся Господарь. — Внучка твоя, дочь от сына? — кивнул на Лиззи он.

— Да, да, — закивала Клотильда. — Вот видишь, Господарь. Дружно мы живем. И девчонка вон бегает к этой, к непутевой, когда захочет. Сладу с ней нет! Сегодня прям с утра удрала! Я-то калеченная, не уследила. А как отвадить? Никак!

— Девчонка, — глухо произнес Господарь, — не бегает, а живет с этой женщиной. Недавно ночью я сам ее видел в том доме, что твоя невестка живет. Тоже удрала? Ночью? Не смей мне врать, старуха!

— А… — пролепетала Клотильда, прикусив язык. Сразу поняла, что попалась.

— А ты что в том доме делала? Коль он все же ее, а не твой?

Тут Клотильда сильно струхнула. Аж присела и обписалась перед грозным всадником на огромном черном скакуне.

— Так свое забрать… коль она жена, он муж, то и дом его…

— Свое? Дом ведь ее, сама только что сказала. Не твой, и не твоего сына. Что ты там своего оставила, что пришлось забирать?

— Ничего! Мебель поломала нашу, теплицу побила, чтоб нам не досталось ничего! Курицу у нас украла! — прокричала Лиззи на всю площадь звонко и яростно. — Чуть не последнюю! Мы голодом сидели, Чернушку кормили зерном, чтоб хоть яйца нам несла! А эта ведьма старая убила ее и домой утащить хотела в узелке!

Господарь словно мраком покрылся. Ярость клубилась вокруг него осязаемо.

— Али ты нуждаешься, — прошипел он задушено, глядя на сытое, круглое лицо Клотильды, — али не доедаешь, что у сирот последний кусок отнимаешь? Али цену деньгам не знаешь, коль ломаешь все забавы ради?

Клотильда только глазами хлопала.

— Да кто она, — квохтала она тупо, — и кто я. Я право имею. Это ж мое все. Сына моего.

— Кверху задом, — кратко бросил Господарь.

Всадники спешились тотчас, вцепились в визжащую Клотильду и лихо перевернули ее вниз головой. Кверху дрыгающимися ногами. Задрали юбки, обнажив дебелый зад.

Господарь меж тем свою плеть распустил, огладив ее плетеный ремень.

Вжих!

Воздух звонко лопнул, разорванный беспощадным ударом плети.

А самый кончик злобно взвизгнувшей плети разодрал кожу в кровь на ягодицах Клотильды.

Та зашлась криком, растопырив ноги под громкий хохот людей.

Господарь, собрав ремень плети, огладив его пальцами, снова прицеливался к жертве. Снова крутанул плеть над головой. И по-разбойничьи ловко, беспощадно и невероятно точно полоснул снова по заднице Клотильде, раздирая тело в кровь.

— И-и-и-и-и! — верещала Клотильда, с нечеловеческой силой извиваясь в руках удерживающих ее мужчин.

Под последний удар ее подставляли вчетвером.

Двое удерживали тело, двое ноги. Выставив ее голый зад под холодное зимнее солнце.

Плеть точно и беспощадно щелкнула в третий раз, взрывая воздух жутким свистом. Клотильда упала в снег грудью, воя, как безумная. Вся ее задница была в крови. Тело словно ножом исполосовали.

— Еще раз на воровстве попадешься, — тяжелым голосом произнес Господарь, сворачивая свою плеть, — заживо сожгу на площади, сволочь старая. К травнице этой подойдешь хоть на шаг — ноги и руки переломаю и на колесе выставлю. Поняла?

Не знаю, что там Клотильда поняла.

Кажется, она не понимала даже того, что лежит в снегу с окровавленным задом.

Выла она беспрестанно.

Господаревы слуги юбку на ней оправили и за руки в сторону оттащили, чтоб не смущала народ.

А Господарь подъехал ко мне.

— Ну, здравствуй, травница, — произнес он.

Голос у него был оживленный, здоровый.

Он уж не задыхался от боли и спазмов, как в прошлый раз. И, как мне показалось, с интересом и любопытством меня рассматривает.

Я смутилась, голову склонила, глаза спрятала.

— И тебе доброго здоровья, Господарь, — ответила я, поклонившись.

— Добрая ж гадина твоя родственница, — он весело кивнул в сторону, где затихал вой Клотильды. — Что ж ты не пришла к сельскому голове, защиты не попросила?

Я опустила взгляд.

— У Клотильды язык как помело. Наврала б с три короба, улестила. Поклялась бы, что пальцем не тронет. Меня б обратно в ее дом вернули. Там бы она меня и сжила со свету. Разведи меня сам с ее сыном, Господарь. Зла я им не прошу, хочу лишь свободы. Добра сама наживу, от них ничего не надо.

— Гордая, — с улыбкой в голосе произнес Господарь. — Сердитая.

Он рассматривал меня с любопытством. С интересом, словно увидел что-то необычное. Я себя почувствовала совсем юной, неоперившейся птичкой. А он посмеивался надо мной, словно я дитем неразумным была, девчонкой глупенькой, и жизни его учила.

От обиды, верно, я нахмурилась, и Господарь тихонько рассмеялся, озоруя.

— Ну, не обижайся на меня, — весело сказал он. — Лучше вот что скажи: это вот залечить быстро сможешь?

Он стащил с руки перчатку и протянул руку мне.

Да, теперь не оставалось сомнений, Господарь молод. Руки у него были молодые, красивые.

Краснота на них исчезла. Пропала воспаленная сыпь. Только кожа теперь шелушилась…

— И это все? — невольно вырвалось у меня. — Но это уж совсем пустяки. Само пройдет со временем.

Господарь упрямо мотнул головой.

— Время! — произнес он нетерпелив и насмешливо. — Я ждать не хочу! Так можешь или нет?

Ах, тщеславный…

Думаю, и маску он носит по той же причине. Сходит болезненная краснота, отравленная кожа отмирает, шелушится. А он не хочет даже крохотного пятна на своем лице показать людям.

Интересно, красив он был прежде?

Наверное, да. Если так переживает, что болезнь его изуродовала…

— Можно попробовать отмочить в горячей воде с травами и маслами, — ответила я. — Отшелушить щеткой да мазью заживляющей растереть…

— Сегодня сможешь?

В его голосе слышалось нетерпение.

И я вдруг заревновала; до боли прикусила губу, чувствуя, что слезы наворачиваются на глаза.

О том, что Господарь покарал травившую его Господарыню, не было ни слуха. Ни полслова. Неужто простил? И хочет вновь обрести свою красоту, свое здоровье, чтоб попробовать понравиться неприступной женщине?

— Смогу, Господарь, — тихо ответила я. — Нужно только купить кое-что в поселке… щетку, например, с мягкой щетиной… Да мазь приготовить…

— Так купи, — велел он еще более нетерпеливо, натягивая поводья. Его конь тоже словно почуял возбуждение, забил копытом. — Наведаюсь нынче к вечеру к тебе.

И, дав шпоры лошади, он умчался прочь.

Красивый, сильный, статный, свободный как ветер. Только комья снега полетели из-под копыт его коня. Да свист озорной, разбойничий стоял над улицей.

А я осталась одна…

— Да что ж за наваждение такое, — прошептала я, рукой пылающее лицо прикрывая. Одно только присутствие Господаря действовало на меня завораживающе.

— Что, сестрица? — сунулась Лиззи. — Что случилось? Господарь напугал тебя? Не бойся; под маской он вообще не страшный!

— Про мальчишку не сказала, — опомнилась я.

— Так вечером скажешь! — подбодрила меня Лиззи. — Давай домой скорее! К приезду Господаря ж приготовиться надо!