Ненужная жена. Рецепт любви

Глава 9. Первые хлопоты

— Ну, теперь-то мы можем дом поправить, сестрица?

— Можем, малышка. Теперь мы все можем.

Сижу и смотрю на золото. А у самой руки трясутся.

Трижды я бралась пересчитать монеты, и трижды сбивалась со счета. Посчитанных денег было столько, что каждый день я могла покупать по коровьей туше для своего щенка. И еще себе ни в чем не отказывать.

А потом я сбивалась.

Потому что все мысли были о серебряных глазах Господаря.

«Зачем я о нем думаю? — я зарылась пылающим лицом в ладони. — Словно околдовал! Сам болен, но сколько силы в его голосе и взгляде! Наваждение какое-то… не думать, не думать…»

— Ты как будто не рада, сестрица?

— Я рада, — произнесла я, отнимая ладони от пылающего лица. — Просто так сразу… такая удача… я растерялась.

Щенок, набив пузо мясом, прибежал в комнату и растянулся на половике у камина.

Он не собирался ни выть, ни проситься обратно к хозяину. Тут ему было хорошо. Сытно. Да и Лиззи ему понравилась; она с готовностью чесала его меховое пузо, по-щенячьи еще голое в паху. А он растягивался во весь свой гигантский рост, кося довольным глазом и поджимая лапы.

Огромная собака.

Грозный страж у нас будет…

— Но мы же не забудем Клода? Мы посадим его?! Пусть у нас много денег теперь, мы же все равно перенесем его в теплицу?

В голосе Лиззи слышалась тревога.

А у меня в ушах звон, сердце просто выскакивает…

Влюбилась?! Что за подростковая глупость! Забыла, как тут мужчины поступают с женщинами?! Жан тому пример! Захотел — приласкал, захотел — выбросил.

…Но в памяти всплывало то, что Господарь целовал строки письма от любимой, и сердце мое снова таяло…

Этот не из тех, что выкидывают женщин.

Но и не из тех, кто влюбляется в кого попало. Альба его, которую он полюбил так безумно и опрометчиво — она ведь из аристократов. Гордая, неприступная. Не чета мне, простой девушке из народа. Покорила его сердце своей холодностью. А я вот вспыхнула, как мотылек, попавший в огонь свечи. Глупо как…

— Конечно, посадим, — как можно тверже произнесла я, стараясь взять себя в руки и изгнать из головы всякие мысли о Господаре. — Он не должен пропасть! Богатство, свалившееся нам на голову, ведь не вечно. И тот, кто купается в деньгах, не думая о будущем, горько пожалеет о своей беспечности. Конечно, мы вырастим двуцветники. Если б не они, разве помогла б я Господарю? Нет. Вот вырастим их, и кого-нибудь еще спасем.

— Господарю они еще понадобятся, — уверенно сказала Лиззи.

Я лишь улыбнулась, отрицательно тряхнув головой.

— Смотри, они уезжают. Свернули шатры. Настойка двуцветника быстро поднимет его на ноги.

Но Лиззи была упряма.

— Он приедет еще, — сказала она, рождая своими словами в моем сердце слепую надежду. — Так просто, без твоей помощи, он не вылечится!

— О, Лиззи. Ты ведь его видела! Каков он? Любопытно до ужаса. Сильно страшен?

Лиззи задумчиво опустила взгляд.

— Да нет, — произнесла она после минутного колебания. — Хотя и похож на мою коленку, когда я с лестницы слетела и содрала с нее кожу…

— Лиззи!..

— Ну, просто весь красный. Лицо расчесано ногтями! Губы потрескались, кровоточат. Словно он на морозе железяку целовал. На голове платок. Наверное, волосы состриг до лыса!

— Сильно старый? — осторожно спросила я.

О нем все говорили — Старый Господарь. Это прозвище повторяли с почтением. И я до сих пор не задумывалась, почему его так называют. Хотя тело у него было сильное и молодое. Но кто ж его знает…

Лиззи пожала плечами.

— Да какой же он старый, — небрежно ответила она. — Едва ли старше Жана, твоего мужа.

— И твоего отца! — напомнила я.

— Нос у него острый, — продолжила Лиззи, игнорируя мое едкое замечание, — вот такой длинный и прямой! У стариков красная дряблая кожа на шее висит, как у индюков, —Лиззи попыталась руками оттянуть кожу на своем подбородке. — А у него шея ровная. Как бревно. И грудь широкая, как наш диван.

— Лиззи!!

— В общем, молодой он, — подвела итог Лиззи.

— А почему ж называют его Старый Господарь?

Тут Лизи как-то странно на меня глянула.

— Видно, от болезни тебе последнюю память отшибло, —сказала она удивленно. — Впрочем, если ты и имени своего не помнишь…

— Лиззи!!!

— Он из старой правящей семьи, — снисходительно пояснила Лиззи. — Чужаков пришлых, нечистых, они перебили, вернули себе венец Господарей и правят. Еще и войной пошли на чужаков. Армию их истребили, из чудовищ и нечисти. Изгнали из земель наших. Вот этот Господарь воевал, а теперь вернулся с победой домой.

— А, — только и могла ответить я.

Кажется, личность Эльжбеты с каждым днем все больше из меня испарялась.

Она дала мне самые необходимые знания об этом мире, чтоб я не погибла сразу, а теперь улетучивается. И я не знаю, точнее, забываю много-много мелких деталей этого мира…

Но вместе с этим я все полнее ощущала себя, прежнюю.

Ту, что умерла. Ту, что что просила шанс и его получила.

Раньше, лежа опутанная капельницами, маясь от боли, я мечтала только об одном — чтобы все это прекратилось. Теперь…

Теперь же я вдруг почувствовала, что вольна мечтать обо всем на свете. И попытаться стать кем-то более значимым, чем тихая и неприметная жена щеголя.

Эльжбета мечтала выйти замуж. Хотела семью. К чему это привело, все прекрасно знают.

Она была слишком добра, чиста и наивна. И думала, что жизнь длинная, и в ней найдется место для всего — и для работы, и для счастья. Но она выбрала не того человека. Точнее, не тому доверилась. И за этот дорого поплатилась!

Я же, оставшись полноценной хозяйкой новой жизни, замуж вовсе не хотела. Я ощутила в себе новые мечты и желания.

Дом. Как давно это было… наверное, еще в детстве. Почти в детстве.

— Ну, мы же поправим дом, сестрица? — умоляюще спросила еще раз Лиззи. — Так хочется свой дом иметь! А он даже у нас есть. Только и остается, что порядок там навести!

— Да, — ответила я задумчиво. — Знаешь… Когда-то давно я ведь тоже хотела свой дом. Чтоб деревья, склоняясь, на закате застилали листьями алый свет в окнах. Небольшой дом, в два этажа. С лестницей и небольшими уютными комнатками, где не будет не нужного хлама. И где все будет на своих местах. Дом с уютной спальней, с крепкими надежными дверями, с толстыми стенами, за которыми нипочем непогода, холод и опасности.

— Красивая мечта, — почти шепотом произнесла Лиззи. — А когда это было?

— Наверное, в прошлой жизни…

— Если мы возьмемся за дело, господский дом у нас будет, — уверенно произнесла Лиззи. —Вот увидишь, сестрица, я тебе во всем буду помогать!

Мысль мне эта понравилась. Господский дом…

Быть госпожой хотя бы самой себе — уже не быть ничтожеством!

— У Клотильды тоже большой дом. Но низкий, одноэтажный, — продолжила Лиззи. — Но это ведь совсем не то. У нее мне не нравилось. А этот совсем другой. Красивый…

Жилище Клотильды приземистое, с маленькими окнами. Длинное, как барак или общежитие. Такое же грязноватое и темноватое. С рядком дверей по обеим сторонам коридора. Там были и спальни, и кладовые, и места для прислуги.

А еще одна дверь, в самом конце узкого длинного коридора, вела не на улицу, а прямиком в хлев. Клотильда держала скотину в доме, обогревая ее зимой вместе с домочадцами. Поэтому и воняло в доме соответственно.

— Давай оставим все пробирки и реторты здесь, во флигеле. Тут будет рабочее место травницы, — предложила я. — Негоже, чтоб в комнатах воняло чадом и жиром. А дом будет только для нас с тобой! Для праздников, для гостей, для нарядов.

— О! — Лиззи запрыгала, захлопала в ладоши. — Наряды? Мы купим себе красивые юбки?!

— Ну, разумеется, — пообещала я. — К Новому году разоденемся. Будем ничуть не хуже любой горожанки. В холле, на алом ковре, поставим и нарядим елку. Сами наделаем елочных игрушек из разноцветных лоскутков ткани, расшив их бусинами и лентами. И яблок можно навешать.

— И конфет! — заверещала Лиззи, абсолютно счастливая. Глаза ее так и сверкали.

— Зажжем свечи, загадывая желание и поджидая новогоднее чудо. И оно бы обязательно придет, — таинственным голосом пообещала я. — А летом в саду расцветут розы.

— Клотильда выкопала самые красивые кусты, — напомнила Лиззи, недовольно сморщив нос. — Ты сама говорила.

— Не беда. Я посажу новые, еще красивее. Их будет так много, что воздух всегда будет сладким. Их цветы я буду срезать, чтобы давить розовое масло. Можно ведь изготавливать и крема, и простые духи, и мази, и лосьоны, — бормотала я, размечтавшись. — У аптекаря в кабинете наверняка много книг о том, как варить самые разные зелья! И цветов в нашем саду всегда росло много. Восстановим наши теплицы, насобираем трав в лесу. И наши двуцветники зацветут и дадут свои дивные плоды.

— Во дворе нашего с мамой дома росла мягкая зеленая трава. А по ней петляла тропинка, выложенная круглыми красивыми камешками, — сказала Лиззи. Видно, небольшой кусочек воспоминаний сверкнул искрой в ее мозгу. И девочка вдруг опечалилась. — Можем мы с тобой здесь так же сделать?..

— Конечно, Лиззи, — мягко ответила я. — Все это мы с тобой сделаем. Для себя. Посадим и розы, и траву. И выложим тропинку камешками.

…И дерево; мое дерево, которое я сама выберу, посажу у дома и выращу.

Оно будет расти и после того, как меня не станет. Как память обо мне.

Мне очень захотелось создать свой маленький и уютный мирок для нас с Лиззи. В котором нам было бы безопасно и радостно. Хотелось открыть свое дело. Заниматься травами и лекарствами. Помогать людям. И быть независимой ни от кого.

Старый аптекарь содержал семью достойно. Не шиковал, но серебро водилось в его кармане.

Он читал много книг о том, как смешивать травы.

Когда их собирать и как сушить.

Вот и я хотела этого же — свое хозяйство и свое небольшое дело, чтоб честно зарабатывать кусок хлеба.

Вот чего мне захотелось вдруг.

Но в этом мире, о котором я мечтала, вряд ли было место замужеству.

Такому, как с Жаном, так точно нет.

Да и вряд ли я захочу вдруг отдать все свое добро, наработанное, выстроенное с нуля, в руки нового господина мужа. Снова кому-то подчиняться? Нет уж. И довериться я смогу далеко не всякому.

А Господарь… так запавший мне в душу мужчина… Он слишком недосягаем.

«Что ж, — вздохнула я. — Им можно восхищаться на расстоянии. Помнить его. Вряд ли он с высоты своего положения обратит на меня внимание! Так что глупые мечты нужно забыть и не терзать ими понапрасну сердце».

— Что ж, хорошо, — только и смогла сказать я в ответ своим мыслям. — Ясно все с Господарем…

— Но мы займемся домом сейчас? — обеспокоенно произнесла Лиззи, и я обняла ее крепко-крепко, греясь теплом ее души. — Ты ведь не пошутила? Не передумала?

— Разумеется, дорогая!

— И Новый год там встретим? В новом, большом и светлом доме?! — она умоляюще смотрела на меня. Как тут откажешь?

— Ну, давай попытаемся… — улыбнулась я. — Давай устроим этот дом только так. Как нам нужно и как нам нравится. И никого в него не пустим! Господарь обещал мне развод прислать, значит, Жан не будет иметь никаких прав на этот дом.

***

Ох, управиться до Нового года…

Я знала, что это практически невыполнимая задача. Трудная, тяжелая. Столько всего надо

исправить, отремонтировать, купить и привезти! Успеем ли просто полы вымести? Что уж говорить о мебели…

Но я взялась бы сейчас за любое дело, за любую работу, лишь бы позабыть взгляд серебряных глаз! Взвалила б на плечи любой тяжкий труд, лишь бы позабыть Господаря…

Перво-наперво я отправилась в поселок и закупила там два воза дров. Надо было дом протопить как следует, чтоб стены не были сырыми и промерзшими. Второе — купила стекол у стекольщика и велела окна в доме застеклить.

Дорогое удовольствие; стоило нам пять серебряных. Но что теперь для нас были деньги! Ведь и золото у нас теперь водилось.

На что деньги копить, на дорогие наряды на украшения? Что ж, и их время настанет.

А теперь мне хотелось воплотить в жизнь ту мечту, о которой мы с Лиззи задумались.

День и ночь мы с Лиззи топили там, отогревая стены, избавляясь от изморози и инея на стенах. Дышали жаром все камины и печь на кухне. А мы подкидывали осиновые дрова, да столько, что трубы докрасна раскалялись. А в комнатах было жарко, как в бане.

Оттаивали стены, капало с промерзшего потолка.

Мрак наш в этот дом не заходил. Для него там слишком жарко было.

Да и вообще наш верный страж исполнял свою работу.

Туши, что оставили господаревы слуги, я разделила на куски, и отправила на чердак во флигеле, в холод. Кости тоже разложила по мешкам и разделила. Из части можно было суп варить, а часть сразу Мраку отдать, зубы точить.

Утром и вечером Мрак получал по куску мяса, сгрызал его и был доволен.

Ранним утром и вечером, когда уже становилось темно, Мрак шел обходить наши угодья, всю нашу усадьбу.

Поначалу я думала — удерет пес. Молодой, глупый, заиграет. Заскучает о Господаре.

Но он знал свою работу. Для того его и выводили господаревы умелые псари.

Он увидел во мне хозяйку, и служил теперь лишь мне. Оберегал и заботился так, как его учили заботиться о хозяине.

Перед ужином, проснувшись, очнувшись от блаженного тепла, он срывался с ковра у камина и бежал к дверям. Я выпускала его, и он с громовым лаем несся в ночь.

Кого он отпугивал? Кого преследовал? Дикого зверя? Лихого человека? Не знаю.

Да только однажды вернулся он подраненным, волоча кровоточащую лапу.

Но глаза его были такими же уверенными и спокойными, как прежде. Словно зло он поймал и покарал.

Что раны? Мы залечили их двуцветником за пару вечеров.

А Мрак, уходя на вечерний обход, стал только более грозным, хитрым, сильным и коварным.

Я видела, как он прячется меж сугробов, подкарауливая кого-то. И думала, что врагам нашим несдобровать, будь то разбойники или просто хитрецы, желающие поживиться чужим добром.

Уж если б Мраку попалась на глаза Клотильда, он бы ее не пощадил.

Возвращаясь с охоты, он забирался спать с нами, на нашу софу. Приваливался теплой меховой грудью к моей спине, клал свою голову на мою, защищая мою спину, и так спал.

Дом же наш, протапливаемый со всех каминов и печей, потихоньку оттаял. Стал теплым, сухим.

И Мрак скоро перестал с такой неистовой злобой гоняться за тенями по округе. Словно вместе с морозом из стен дома ушли все злые духи и привидения.

Говорят же в народе, что пустующие дома сразу становятся обителью для недобрых духов. А если снова в доме заводится жизнь, то и привидениям среди живых не место.

Когда собака успокоилась, я осмелилась позвать плотников и столяров, чтоб посмотрели, что нужно в нашем доме исправить. Ну, и женщин из числа крестьянок, чтоб прибрали мусор и обломки мебели в комнатах.

Впереди были праздники.

Заработать хотели все, поэтому и работники пришли, и работа спорилась.

Медяки мои и серебряшки, заработанные пластырями, таяли. А в комнатах исчезали груды мусора, разбитая мебель. Я и золотые разменивала, оплачивая работу, мебель и новую утварь в дом.

Отмывались начисто, до блеска, полы, и стены. Каменная кладка и деревянные балки вычищались жесткими щетками. Только брызги серые летели.

А затем начисто все отмывалось чистой прозрачной водой!

Мужчины вставляли в комнаты новые двери, крепкие, пахнущие деревом, с красивыми медными ручками. Вносили мебель, комоды и кровати. Столы и крепкие новые стулья. Все то, что Клотильда украла или покрушила!

Наверху было совсем немного комнат. Кабинет аптекаря, пара спален, небольшая столовая.

Внизу был холл, кухня, намного просторнее, чем во флигеле, зал для гостей и удобная ванна.

Все это мы с помощницами перемыли. Уж сколько ведер воды перетаскали — не счесть! Да только сияло чистотой теперь все. И лестница наверх, каждая ступенечка, и комнаты. И оконные рамы, и стекла.

Камины — и те были начисто выметены, отмыты от гари красные кирпичи.

Печь на кухне побелили. На стол я постелила льняную скатерть, хрустящую, свежую.

Над печью развешала новую утварь, купленную в поселке. Блестящие сковороды, деревянные лопаточки для помешивания. В печь сунула новые горшки для запекания. В новые шкафы поставила новые тарелки, кружки.

И дом стал словно после ремонта.

Чисто и пусто.

В нем царила такая настороженная тишина, словно стены этого жилища с волнением дали перемен. В каждой комнате эхо слышно.

В спальнях теперь были чистые полы из светлого дерева, блестящие на зимнем солнце. Мы их оттирали с песком-дресвою, а потом начисто выметали. Даже углы отмыты тщательно, в них были изничтожены все признаки паутины и пыли.

Комнатка, что я отвела Лиззи, была совсем маленькой, но невероятно уютной. К тому же внизу была кухня, и комната должна была быть самой теплой.

В ней даже зеркало сохранилось, большое, почти на половину стены. Я его натерла до блеска, и в комнатке стало светлее и как будто больше места.

В эту комнату вставили дверь в первую очередь, и кроватку крепкую новую поставили, с резным изголовьем.

Новый тюфяк принесли, набитый не соломой, а птичьим пухом. И подушки с одеялом. Под таким одеялом и сама Клотильда не спала!

Кроватку застели новым чистым бельем. На пол перед ней вместо ковра кинули баранью лохматую шкуру.

А над самой кроватью повесили балдахин из голубой плотной ткани, чтоб он защищал Лиззи от сквозняков. И на окна повесили такие ж занавеси, чтоб не дуло.

— Это все мне? Это все мое?! — восторженно бормотала девочка, рассматривая свою новую обитель.

— Разумеется, тебе, — ответила я. — Как приличной барышне. Ну, что еще нужно тебе в твоих хоромах?

Лиззи задумалась.

— Разве что шкаф с платьями, — ответила она, наконец. — И все чтоб шелковые! Ну, ладно, бархатные половина. А то зеркало есть, а нарядов нету. И столик бы у зеркала. Куда же я буду ставить свою помаду?

Я рассмеялась. Ох, и кокетка растет! Ох, и модница!

— Лиззи, — строго произнесла я. — Какие же платья? А не нужно ли нам поработать как следует для начала, чтобы их заработать?

— А что такое? — удивилась Лиззи. — Разве мало мы работаем? Смотри, как в доме чисто. Я ведь тоже помогала!

— А как же Клод? О нем ты забыла? Наше будущее от него зависит, а не от шелковых платьев.

Я тихонько вздохнула. У аптекарской дочки, Эльжбеты, были красивые платья.

И она думала, что ее красота поможет ей удачно выйти замуж и устроить безбедно свое будущее.

Не помогла.

Так надо и Лиззи избавить от этого опасного заблуждения.

— Ох, Клод… — охнула Лиззи. Про него-то она в приятных хлопотах позабыла!

— Да. Его высадить надо через неделю, до Нового года, а в теплице все еще холодно. Земля-то отошла, но воздух больно холоден.

— Что же делать?! — воскликнула она. — Мне правда не все равно, что с ним будет! Даже с господаревыми деньгами — нет, не все равно! Я хочу, чтоб Клод рос и цвел!

— Придется у стеклодувов заказать большой стеклянный колпак и устроить что-то вроде теплицы в теплице, — ответила я. — Но дальше откладывать больше некуда, Клод уж сильно вырос со своими подружками. Так что нужно изготовить ему грядку, померить ее и идти в поселок за куполом.

— А елку? — с придыханием спросила вдруг Лиззи. — Мы елку хотели поставить, помнишь? И нарядить ее! Тогда нам надо и яблок купить. И конфет. И красных лент.

Я только покачала головой, смеясь.

— Ох, и хитра ты! Ничего-то не забываешь!

— Конечно, — беспечно ответила Лиззи. — Как можно забыть о том, о чем мечтаешь больше всего?

***

С утра встала пораньше, еще затемно. Проведала наших курочек. Они тоже стали не такие тощие, как были. Зерно, отруби, очитки овощей — и перышки стали блестеть, и гребешки покраснели.

Собрала у них яйца, отправилась готовить завтрак.

Ночевали мы все там же, во флигеле. Моя комната была еще не готова, а одна в большом доме Лиззи спать не отваживалась.

Пока Лиззи спала, я приготовила завтрак. Нарезала тонко сала с прослойками мяска, чуть подсолила, поджарила золотистых шкварочек. На них кинула пару кусочков колбаски, залила свежими яйцами. Верху немного сыра накрошила, чтоб расплавился.

Вот и завтрак готов; с краюхой хлеба очень сытно. А нам большего и не надо.

Пока Лиззи просыпалась и умывалась, я сходила посмотреть нашу теплицу.

Она вся превратилась в ледяной дом. Испарения опушили каждый стеклянный квадрат, вода застыла и покрыла стекла слоем льда. Стенки стали толстые.

Внутри теплицы было влажно и прохладно.

Я разгребла навоз лопатой и потрогала землю. Она была сырой, теплой. Копнула ее — да, оттаяла. Глубоко, хорошо оттаяла. Навоз горел и грел.

В нем я панировала выкопать лунку до самой земли, большую и глубокую, чтоб как раз влезли все луковицы. Вокруг лунки уложила б навоз стеной. И сверху накрыла бы эту лунку куполом. Клод и его подружки росли б сначала под купол, где было б намного теплее, чем во всей теплице.

— Колпак нас выручит, — пробормотала я. — Ну, главное теперь удачно посадить наши луковки!

Шагами замерила длину и ширину нашего колпака, примерно прикинула высоту. Да уж, большое сооружение… Надо еще смотреть, чтоб в дверь прошло!

Шагая к флигелю, я вдруг задумалась, а где, у кого Клотильда раздобыла эти редкие цветы.

Луковицы были явно не однолетние. Им года три, четыре… Кто-то выращивал их, отогревал так же землю, высаживал, когда все кругом было еще в снегу…

«Что-то я не слышала о таких умелых садоводах, — подумала я. — А если есть в наших краях такие, то почему лекарство из двуцветника такая редкость?»

И тут же вспомнилась моя разоренная комната… Как будто что-то искали…

«Клотильда у меня искала эти цветы? В комнате? Искала тайник? В поселке наверняка знали, что аптекарь варил зелье из двуцветников. До Клотильды молва и дошла. Может, и теплицы побила от злости, что ничего не нашла? Думала, он там растут, а там ничего не оказалось? Иначе отчего ей быть такой злой? Но зачем ей двуцветник, лечиться? Так она здорова. Кого-то иного лечить? Так вся ее семейка как лоси. На них пахать можно. А кого-то иного пожалеть Клотильда просто не может. Продавать? Наживаться?»

Ответа на эти вопросы у меня не было к сожалению…

Дома Лиззи уже разливала травяной чай по кружкам, раскладывала по тарелкам еду.

Мрак вертелся рядом, дожидаясь своей порции мяса.

Получив, убрался в угол и принялся за еду.

— Мы сейчас пойдем? — нетерпеливо спрашивала Лиззи, пока я мыла руки.

— Да, только позавтракаем.

— А денег много возьмем? Все?

Я улыбнулась.

— Ну, что ты. Мы же не собираемся купить половину поселка!

— О-о-о, — протянула Лиззи благоговейно. — Это было бы здорово!

— Возьмем три монеты золотых, да медяшек с серебряшками. Остальное пусть Мрак сторожит. И Клода, и золото наше. Тут его оставим.

— А нам хватит на все? — обеспокоенная, спрашивала Лиззи. — Вдруг нет? Вдруг на что-то не достанет?

Я снова усмехнулась.

— На пять золотых можно маленький дом купить, — сказала я. — Мы берем три.

Лиззи ничего не ответила. Только вздохнула и как будто бы успокоилась.

В дверь вдруг слабо поскреблись и Мрак зашелся громовым лаем, подскочил со своего места у порога.

— Странно, — произнесла я, поднимаясь. — Раньше он не лаял на людей. Таился и молчал, если кто приходил.

А Мрак рычал, скаля зубы и прижимая уши.

Я теперь не боялась визитов Клотильды и Жана. Вместе с собакой Господарь мне словно охранную грамоту выдал против них. Да и против любого человека, задумавшего зло.

Но того, что стоит за дверью, и что так яростно облаивал Мрак, я вдруг испугалась.

Что там?

Все ж насмелилась, дверь отперла, придержав пса.

С мороза, в тепло натопленной комнаты, просочился не громила и не разбойник, а тощий мальчишка лет четырнадцати.

— Сестрица, не погуби, — бледными, растрескавшимися от жара губами, прошептал он. — Больно… ой, как больно-то! Дай… пластырь свой чудный дай! Спаси! Терпеть больше не могу!

Одет он был из рук вон плохо. Рванина, грязные растоптанные башмаки.

Бледный, тощий.

На плече, на драной старой шубе, расплылось темное пятно. Не было никаких сомнений — мальчишку кто-то укусил, притом не сегодня. Несколько дней назад. Разодрал острыми зубами одежду, добрался до живого тела.

— Больно, — в полубреду шептал мальчишка, сползая по косяку.

Мрак рычал на него, вздыбив на загривке шерсть и внимательно глядя на нашего визитера. Не сводя глаз.

— Только помоги, — молил мальчишка, — боль уйми! И я уйду! Клянусь, уйду, не потревожу!

Он разжал тонкие пальцы. На грязной ладони его лежало два медяка…

У меня даже сердце занялось.

Пришел лечится. Не обворовать, не тайком. Плату принес. А сам, небось, не ел несколько дней?

— Куда ж ты пойдешь! — сплеснула руками я. — Да уж, сейчас! Пойдет он! Давай, снимай свою шубейку. Посмотрим, что там у тебя.

— Там… — шептал он, слабыми руками пытаясь стащить с себя одежонку. — Не выдавай только людям, сестрица! Забьют они меня до смерти! Я клянусь — уйду, и больше не услышите обо мне.

— Ты обворовал кого-то? Кто укусил тебя? Охранные псы?

Мальчишка чуть тряхнул головой с грязными, неровно остриженными волосами.

— Упырь, кровосос, — выдохнул он страшное признание.

— Что? — я так и встала, перестала стягивать с него шубейку. — Упырь?..

— Это значит, — подала голос Лиззи, спрятавшаяся за нашу постель и боязливо оттуда выглядывая, — что он сам скоро станет упырем. И всех перекусает.

— Этого только не хватало!

Мрак рычал, захлебываясь злобой. Но мальчишка, кажется, так был вымотан и измучен болью, что ему было все равно. Даже если б собака на него кинулась, верно, ему было б не так больно.

Упырь, значит…

И Мрак зол…

Не на упыря ли он охотился все это время?! Не с ним ли разодрался в кровь?!

Этого только не хватало! От этих догадок волосы на голове шевелились. И вообще, что такое этот упырь? Суеверия местные? Юродивый больной? Зверь какой? Что?!

— Давно он укусил тебя?

— Нет, нет… третьего дня… Три дня не спал. Три дня болит. Я не опасен, я еще не опасен!

— Так, держи-ка Мрака, — кое-как придя в себя от этих новостей, велела я Лиззи. — Надо посмотреть, что там у мальчишки на самом деле!

Кое-как сняла я со стонущего его рубище, обнажив тощее костлявое плечо.

Оно и верно было прокушено. Челюсть странная, полукруглая, похожая на человеческую. Но зубы… Что ж за зубы у этого зверя, если сквозь одежду каждый из них прокусил?! Да оставил четкий отпечаток. Клыки что иглы, тонкие и острые. Кусают глубоко.

Раны были не особо ужасны. Ну, прокус. Ну, до крови. А вот припухлость вокруг них и краснота с синевой и черными прожилками — это дурно.

— Яд в тело пошел, — мрачно сообщила Лиззи, глянув на больного. — Скоро он сам захочет кусаться.

— Пожалей, сестрица, — умолял мальчишка. Он был так измучен, что и встать не мог на ноги. — Облегчи! Не гони! Некуда мне идти, некому мне помочь!

— Так ты сирота?

Я перевела дух. Ну, как не пожалеть попавшего в беду? Даже если он в упыря превратится в перспективе… сейчас-то это измученный больной и голодный ребенок!

— Неси-ка, Лиззи, самый большой пластырь от боли, — велела я.

— Упыря лечишь, — напомнила Лиззи. Я руками всплеснула:

— Да что же, сердца у меня нет?! Слышишь, как стонет? Больно ему! А двуцветники все лечат. Может, и эту напасть вылечат?

— Думаешь? — произнесла Лиззи с надеждой.

Она забралась в свое царство коробочек и пластырей, вынула большой, с ладонь, и принесла мне.

Его я приложила на дрожащее, пышущее жаром плечо мальчишки, прижала.

Тот вздрогнул по моими руками, сделал попытку подняться, вырваться.

— Ой, печет! — заверещал он, пытаясь оттолкнуть меня. — Печет!

Странная какая реакция. Никогда и никого не жгло. Может, это на упыриный яд так действует?

Впрочем, жжение прошло быстро. Несколько секунд — и мальчишка вдруг обмяк в моих руках, завалился вдруг на бок и… захрапел.

— Он что, уснул?! — изумленно произнесла Лиззи.

— Так сколько маялся от боли, — ответила я, поднимаясь. Мальчишка, раскрыв рот совсем по-детски и тонко свистя носом, лежал на половике у камина. — Настрадался.

Я приподняла пластырь.

Раны еще были свежи, а вот черные прожилки вокруг них исчезли.

— Действительно лечит? — изумилась Лиззи. — Даже упыря можно вылечить?

— Невероятно, — пробормотала я. — Двуцветники, упыри… с ума сойти можно!

Я ничего не знала об упырях. Я ничего не знала об их заразных укусах. И где мне было почерпнуть знаний, кроме аптекарской библиотеки? Только там.

Ведь с мальчишкой надо было что-то делать.

Если он опасен, надо сказать Господарю! Да и о шастающем рядом кровососе тем более! А если мальчишка не опасен… так его долечить требуется.

— Мрак, стереги его! — велела я собаке. — А мы с Лиззи в дом сходим. Посмотрим, есть ли что в книгах про упырей. И что там написано.

Мрак послушно улегся рядом со спящим. Подозрительно и удивленно обнюхал его, словно выискивая опасность, насторожившую его в начале. Лизнул бледную кожу. Привалился теплым боком к тощему детскому тельцу.

Я прикрыла спящего своей старой шубой, и мы с Лиззи направились к дому, в библиотеку старого аптекаря.

Такие вести мне совсем не понравились.

Упырь, серьезно?!

И, главное, об упырях я знала меньше, чем ничего!

Может, Эльжбета и знала что-то, только ее сознание из меня совсем уж выветрилось.

Кабинет аптекаря наемным рабочим и уборщицам я трогать не велела. Еще побили б нечаянно лабораторную посуду, или в яд залезли б и потравились.

Решила — сама управлюсь. За одним и книги целее останутся, что хранятся в шкафу.

Книг про всяческую нечисть мы с Лиззи нашли несколько. И пара бестиариев, и рецепты отваров и трав, отпугивающих ту или иную нечисть.

И каково же было мое изумление, когда я нашла там вполне серьезную главу об упырях!

То есть, это были не выдумки темных людей! А реальная опасность!

Там был подробный рисунок этого существа. Серовато-зеленое изможденное тело, плоский нос, острые зубы. И рисунки с его потрохами — видно, убивали и разрезали эту тварь, чтоб посмотреть, что у него внутри.

В качестве оберегов от него, верно, использовали соль и серебряную воду. И еще отвар из душицы и мечелистника. Чтоб нечисть близко не подходила. Но сейчас их взять было негде.

Клотильда все перепортила, зараза… Что в голове у нее, опилки?! Это ведь полезные травы! Лечебные. Всегда пригодились бы!

— Упыри бывают прирожденные и обращенные, — прочла я. — Обращенные — значит, искусанные. Обращение идет долго. После укуса сильная изматывающая боль… ага… И да! — я с ликование подчеркнула ногтем нужную строку. — Лечится настойкой из двуцветника! Две недели по капле… На любой стадии обращения можно вылечить! Только вот сам излечаемый может быть уже против излечения. Ему уже может нравиться кусаться.

— Этот вроде не против, — заметила Лиззи. — Сестрица, знаешь, о чем я подумала? Мрак-то, наверное, упыря гонял. С ним подрался. Помнишь, он раненый пришел? Не в господаревом ли обозе пряталось это чудовище? С ним, небось, приехало…

— Вот и я об этом подумала, — ответила я ей. — Ах, ужас-то какой, — бормотала я. — Живо одевайся и собирай мешочки с солью, все, что были в доме! Пойдем с Мраком, обсыплем все кругом! Вдруг упырь вернется?!

Мы вернулись во флигель, за собакой. Мрак лежал рядом с мальчишкой в обнимку. Тот обхватил собаку, зарылся лицом в теплый мех и свистел носом, как закипающий чайник.

Мрак терпел, замерев неподвижно, и кося на нас одним глазом.

— Мрак, нечего валяться! Собирайся-ка, пройдемся немного.

Пес с готовностью подскочил, скинув с себя тонкие мальчишеские руки и встряхнувшись. Мальчишка даже не пошевелился, продолжая сопеть.

Одной теперь боязно было идти, даже при свете дня. Лиззи я оставила со спящим, велела закрыться, а сама с Мраком пошла к забору, огораживающему дом.

Мрак бежал впереди, словно понимал, зачем я иду. Я думала, пробираться в снегу вдоль забора будет сложно, но оказалось, что Мрак там уже натоптал тропинку. Это был его обычный путь.

Я шла и потихоньку сыпала соль на снег. И Мрак, оборачиваясь, одобрительно чихал, и продолжал идти, помахивая хвостом.

В укромном закутке, у деревьев, через забор явно кто-то перелез. В одном месте, присыпанная снегом, явно была кровь, следы борьбы, черная шерсть.

Был притоптан и примят снег, словно кто-то валялся тут. Мрак добежал до этого места, обнюхал, порыкивая.

— Ах, вот где тебя поранили, Мрак, — пробормотала я.

Это место я посыпала солью особо щедро. Кто знает, почему именно здесь зверь пролез. И полезет ли еще раз. Но пусть лучше не сможет!

Мрак, наблюдая мои манипуляции, остался очень доволен. Он разбаловался, начал скакать, как будто радовался устроенной чудовищу неприятной ловушке.

Так мы обошли весь наш дом, окружив его солевым кольцом.

На дорожку у дома я посыпала соли, и вокруг флигеля тоже.

Нечего шастать кому попало!

Но все же сердце было неспокойно. Ничего себе, новости! Чудовища бродят на каждом шагу! И ладно двери у нас крепкие… а окна? Ажурные рамы, тонкие стекла…

— Надо ставни потолще, — сказала я Мраку.

Пес одобрительно гавкнул.

Лиззи, выслушав, что я сделала на улице, одобрила мои действия.

— Правильно, — сказал она. — Лишним не будет. Хотя упырю и воды-то нашей достаточно. Мы ею умываемся, белье стираем. Ему до нас касаться чистый яд! А вот поселок в опасности…

— Так надо Господарю сказать! — горячась, выдала я. — Ведь он с такими чудищами сражался. От земель своих отгонял. Не понравится ему, что одно из них сюда пробралось и бесчинствует!

И тотчас покраснела.

Стыдно самой себе признаться, но я цеплялась за каждую возможность увидеть его еще раз.

Казалось бы, забыла, делом занялась. Ан нет. Все помнила; все маялась, выдумывая причину, по которой могла бы сама себе позволить снова заговорить о нем. Вот, придумала. И ухватилась за нее крепко…

Лиззи приуныла.

— Так кто ж ему скажет, — сказала она. — Господарь-то сильно нездоров. Кого ж к нему пустят? Да и где его искать…Ты знаешь, где господарев дом?

— Меня пустят, — говорю, а у самой кровь кипит. От глупой, нелепой надежды сердце заходится. — Я же травница. Помогла ему. О здоровье справлюсь. Может, ему еще какая помощь нужна. А в поселке говорят, что он у поселкового головы остановился. До дома не поехал.

— Ну, попробовать можно, — согласилась Лиззи рассудительно. — Авось, и пустят. Пусть изловят эту зверюгу, или собак пустят по следу.