Неуправляемая

Глава 8

Драму казалось, что дым все еще валит у него из ушей, когда он догнал Эш, пересекавшую границу владений его родителей. Формально, после смерти отца более дюжины лет назад, это место принадлежало только его матери, хоть она и сдавала большую часть полей в аренду местным фермерам, но старые привычки не просто трудно сломать, иногда это казалось невозможным.

Страж не обратила внимания на него. Она просто продолжила идти на соседское поле, выбрав прямую дорогу к развалинам на холме.

— Ты не захочешь продолжать идти в том же направлении, — сказал он, как только ее догнал. Необычно делать это с женщиной. В большинстве случаев ему приходилось замедлять шаг, чтобы учесть разницу в длине ног, но Эш была всего на пару дюймов ниже его, а ее ноги даже длиннее. Он помнил это по прошлой ночи. Кроме всего прочего.

— И почему же?

В ее голосе звучала язвительность, и он почувствовал еще одну волну благодарности за то, что ему удалось уговорить Мэйв остаться. Не то, чтобы он шантажировал ее, но несколько лет назад припас на всякий случай парочку очень интересных фотографий.

— Потому что на следующем поле ты попадешь на пастбище, где Билли Эверс пасет своего призового быка. Финн Мак Кумал отличается вспыльчивостью.

— Твой сосед назвал своего быка в честь легендарного вождя воинов? — она скептически посмотрела на него, но немного замедлила шаг.

Драм пожал плечами.

— Когда он был телёнком, ему больше биться об что-то головой, чем вздремнуть.

Эш фыркнула.

— Тогда в какую сторону идти?

— Нужно повернуть направо. Там за поворотом есть тропинка, которая приведет нас туда, куда нужно. Это не так уж и далеко.

Некоторое время они шли в тишине, за что Драм был благодарен. Может быть, это и не совсем удобно, но час в машине с сестрой-сорокой, а затем нежные расспросы матери вернули ему головную боль.

Боль лишь напомнила ему о выпитом вчера виски, а это, в свою очередь, заставило его вспомнить о другой большой ошибке прошлой ночи.

Он не должен был ее целовать. Эш ясно дала это понять, когда отправила его в полет одним толчком.

Ему было неприятно думать о том, какую силу она могла бы применить, если бы он попытался зайти дальше. Возможно, он проснулся бы, а его зубы лежали бы на подушке рядом.

Драм хотел свалить все на спиртное, но даже его собственная совесть не верила в эту историю. С гораздо меньшим количеством алкоголя в животе он вел себя гораздо хуже, что, возможно, свидетельствовало о том, что его проблема была связана скорее с жалким отсутствием элементарного интеллекта.

Ему не нравилось называть себя глупым, но ботинок начинал обуваться с пугающей легкостью. Драму было бы гораздо приятнее, если бы он мог свалить свою оплошность на Эш. Проблема заключалась в том, что женщина не заигрывала с ним, даже не моргнула длинными темными ресницами в его сторону.

Она не просила ее целовать. Он просто набросился на нее, как хищный зверь. Если только ему не удастся доказать, что она источала какой-то феромон, который замыкал мужской мозг, то в этой неудаче виноват только он сам.

Но это было не самое страшное. Хуже всего то, что каждый раз, когда он смотрел на нее, ему хотелось сделать это снова и снова.

Наверное, с ним было что-то не так. Они едва могли говорить друг с другом, не ссорясь. Они ни в чем не соглашались. У них были противоположные точки зрения. Ради всего святого, они даже не принадлежали одному виду, и все же Драм напрягался каждый раз, когда она смотрела на него этими бездонными темными глазами.

Он благодарил своего создателя, что Эш не смотрит на него в данный момент. Поход по грязным полям с эрекцией — не самое лучшее времяпрепровождение для мужчины.

Откашлявшись, он попытался сосредоточиться на чем-то другом, а не на том, как его спутница на него влияет.

— Значит, ты читала много ирландской мифологии?

— Я ничего не читала, — сказала она. — Меня не существовало до того, как ты увидел меня прошлой ночью. Но все Стражи знают о войне — как на не сражаться и как, по слухам, сражались другие в прошлом.

— Однако Финн Мак Кумал — это легенда. И Фении тоже. Никто не знает, были ли их битвы на самом деле.

— Но никто и не знает, что они не были.

Точно. Вот и весь разговор.

Они шли по полям, обходя стороной дом Билли Эверса, пока перед ними на уединенном холме не замаячили руины башни. На небе появилась туча, отчего пейзаж потускнел, а камень стал грязно-серым, в то время как раньше он сверкал серебром в ярком свете.

Вокруг обвалившегося камня росли деревья и кустарники, а по внешней стене, борясь с плющом, ползли лианы паслена. Место выглядело пустым и забытым, одним из тысяч остатков ушедшей эпохи.

Драм посмотрел на Эш. Она стояла у подножия холма, выставив вперед одну ногу и упираясь ею в склон. Ее руки лежали на бедрах, а сузившиеся глаза были устремлены на древнюю груду обломков. На мгновение он подумал, не видит ли она что-то, чего не видит он, потому что ее взгляд, казалось, был прикован к определенной точке. Но она ничего не сказала.

Вместо этого Эш опустила руки и указала подбородком на вершину холма.

— Пойдем.

Она быстро преодолела небольшое расстояние длинными и уверенными шагами. Драм последовал за ней без комментариев, и через несколько мгновений они стояли перед разрушенной аркой, которая когда-то служила входом в башню. Он ожидал, что Эш будет колебаться, но она без раздумий шагнула вперед, в тусклое пространство замкнутого помещения.

— Будь осторожна, — крикнул он, карабкаясь за ней. — Крыша, возможно, уже провалилась, а верхние этажи сгнили, но концы некоторых балок все еще находятся наверху, а верхние части стен не слишком устойчивы. Смотри в оба, чтобы тебе не упало что-нибудь на голову.

Эш не стала отвечать, но ему показалось, что он услышал ворчание. Драм решил, что ему придется удовлетвориться этим.

Пока она осматривалась, Драм воспользовался возможностью оглядеться вокруг себя свежим взглядом. Он провел много часов со своими сестрами, бегая и гоняясь за ними по этим старым руинам. Не нужно было обладать большим воображением, чтобы вспомнить звуки детского смеха и дразнилок, выкрикиваемых на ирландском, словно это был их собственный тайный язык.

Он и его сестры росли, изучая родной язык в школах наряду с английским, но его бабушка и дедушка получили образование в те времена, когда преподавание старого языка было еще под запретом, а родители — в те времена, когда его использование считалось отсталым. Поэтому для пятерых детей Драммонд ирландский язык действительно казался кодом, который никто не мог взломать.

За прошедшие годы Драм несколько раз бывал здесь, обычно проезжая мимо, когда совершал неспешные прогулки во время своих визитов домой. Он видел свидетельства того, что время идет вперед.

Стены были не такими высокими, как он помнил, отчасти потому, что он вырос, а отчасти потому, что они продолжали разрушаться из-за сырой и ветреной ирландской погоды. Пространство тоже не выглядело таким огромным. То, что в детстве казалось пещерой, теперь не дотягивало даже до половины гостиной в квартире в «Костях».

Эш ходила вокруг него, поскрипывая ботинками по полу из щебня и разросшегося мха. Она хмуро осматривала стены — от осыпающихся остатков разрушенного очага до большой дыры, в которой узкая щель от стрелы то ли от возраста, то ли от насилия превратилась в щель, через которую могли бы пройти двое.

Она посмотрела на Драма.

— Здесь ничего нет.

— Я говорил тебе об этом до того, как мы покинули Дублин. Это пустые руины. Чего ты ожидала?

— Что-то большее, чем ничего. — она подняла руки вверх и зарычала. Это было не просто рычание, похожее на звук разочарования, а настоящее рычание. Если бы последний ирландский волк не был убит до начала девятнадцатого века, он бы оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, не прячется ли кто-нибудь в тени. — Зачем твоя магия показала тебе это место, когда ты пытался найти моего Хранителя, если здесь нет никаких доказательств его существования?

— Если ты помнишь, я указывал на отсутствие связи между неизвестным человеком и знакомым местом. Также перед тем, как мы покинули Дублин.

«Ладно», — признал про себя Драм. Может быть, это было немного грубовато. Но от досады, вызванной тем, что он оказался в ситуации, настолько выходящей за рамки обычного, что в ней присутствовали магия и горгульи, и от мучений, вызванных необъяснимым возбуждением, которое он испытывал от одного взгляда на горгулью, стоявшую рядом с ним, его самообладание было слегка испорчено.

Это не помогло, когда внезапная дрожь, по сравнению с которой события предыдущей ночи показались приступом икоты, сотрясла землю у него под ногами и швырнула его на задницу. Ощущение было такое же, как и раньше, словно кто-то только что встряхнул землю, как огромный ковер, только Драм стоял на ней, когда эти космические запястья сделали свой мощный щелчок.

По крайней мере, на этот раз он был не единственным, кто упал на землю. Эш приземлилась рядом с ним с грохотом и проклятием на, как он думал, латинском.

— Никакие силы природы не вызывали этих землетрясений, — прошипела она.

— Я же говорил тебе, — сказал он, слегка задыхаясь. — В Ирландии не бывает землетрясений, по крайней мере, таких, которые мы могли бы почувствовать.

— Ты почувствовал это.

— Да.

У него также свело живот, когда он услышал внезапный треск камня, более громкий, чем взрыв пушки, раздавшийся в разрушенной башне вокруг них. Адреналин захлестнул его, и инстинкт заставил его броситься… в буквальном смысле слова… на женщину, которую он желал с полуночи.

Но он не заигрывал, а рефлекторно и по-идиотски пытался заслонить собой каменное существо, чтобы их не раздавило камнями, падающими со стен башни. Сооружение обрушивалось на них сверху. Именно оттуда доносился шум, и, к своему удивлению, Драм обнаружил в себе готовность умереть, чтобы защитить едва знакомую ему женщину.

Кто бы мог подумать?

Только он не умер, и камни так и не упали. Вместо того чтобы обреченность падала сверху, она приближалась снизу. Земля в центре башни раскололась, и в мшистых обломках появилась гигантская яма. Края раздвинулись, словно огромная зияющая пасть, и обнажили тьму внутри.

По крайней мере, видение дало им некоторое предупреждение о следующем толчке. И это им очень помогло. От толчка они покатились к пропасти слишком быстро, чтобы успеть отползти в сторону.

Драм почувствовал, как они ударились о край, а затем возникло тошнотворное ощущение, что земля проваливается под ним. Он закричал, и лишь небольшая часть его сознания, освободившись от ужаса, подумала, не похож ли он на маленькую девочку. Не то чтобы это имело значение, ведь он бы умер в момент приземления.

На мгновение он почувствовал, как воздух хлестнул его по щекам, прежде чем падение резко остановилось. Под судорожно цепляющимися пальцами он почувствовал покалывание электричества и превращение ткани и плоти в нечто совершенно иное.

Когда они закружились в воздухе, Эш сменила свой человеческий образ и расправила крылья в темноте. Они поймали ветер и остановили свое падение к центру земли.

По крайней мере, это напоминало центр земли. Он не мог сказать, как далеко они упали, но воздух вокруг них был абсолютно черным. Разрыв в земле над ними казался очень далеким, и свет от него проникал не более чем на несколько футов. Они еще не достигли дна, но, по крайней мере, не разбились вдребезги.

Драм прервал свой крик, закрыв свой рот со щелчком. Может быть, он все-таки доживет до ужина. Хорошо. Это избавит Ма от необходимости его убивать.

Он услышал, как тяжелые взмахи крыльев Эш всколыхнули воздух. Мгновением позже почувствовал под ногами твердую землю, и у него сразу же отказали колени. Он рухнул на землю, задыхаясь от ужаса, и провалился почти в темноту.

Эш с тихим шелестом опустилась рядом. Не видя ее, он протянул руку и пошарил, пока его пальцы не коснулись гладкой кожи ее голого тела. К черту личные границы. Ей понадобится топор, если она захочет заставить его отпустить ее.

— Ты в порядке? — ее голос снова стал грубоватым. Видимо, ей так же, как и ему, не понравился этот бросок в недра земли.

— Я жив и, кажется, ничего не сломал, но это не делает меня ближе к порядку, чем Дублин к Томбукту. — Драм сел, но продолжал обхватывать пальцами ее ногу. — Как, черт возьми, это произошло?

— Как я уже говорила тебе и твоей сестре вчера вечером, это, должно быть, дело рук ночных. Я чувствую, как земля противится их оскверняющему прикосновению.

— Прекрасно. Но теперь, когда я думаю об этом, то полагаю, что более уместным был бы вопрос: «Как, черт возьми, нам выбраться отсюда?» Есть идеи?

Пока говорил, Драм свободной рукой шарил в кармане джинсов в поисках брелка. После покупки паба почти пять лет назад (с большой помощью семьи) он стал работать допоздна.

Вскоре он понял, что блуждание в темноте приводит только к разочарованию, проклятиям и большому количеству потерянного времени. Он быстро начал носить с собой маленький, но мощный светодиодный фонарик вместе с ключами. Он нашел его и нажал на кнопку как раз вовремя, чтобы увидеть недоверие на лице Эш к его невежеству.

В круге яркого света он увидел, что она указывает пальцем за свое плечо. На свои крылья.

— Таким же образом, как мы избежали неудачной посадки. Но сначала я должна осмотреться.

— Что? Здесь, внизу? Этот Хранитель — какой-то пещерный тролль?

Она отвернулась от луча его фонарика и вгляделась в темноту.

— Не будь глупцом. Последний тролль на этой планете вымер много веков назад.

— Что ж, приятно знать, — пробормотал Драм, ослабляя хватку на ее ноге, когда она отошла. Он поднялся на ноги и осветил место вокруг них.

Если бы он не помнил… в мельчайших подробностях… как они с Эш оказались в нынешних условиях, то мог бы подумать, что они просто попали в обычную пещеру. Справа и чуть впереди виднелись каменные стены. Однако слева луч фонарика уходил в густую, непроглядную тень.

— Направь свою штуковину в пол, — огрызнулась Эш. — Она мешает мне видеть.

Драм уставился на нее.

— Что ты можешь здесь увидеть?

— Многие из зол, с которыми борется Страж, чувствуют себя комфортнее в темноте.

Его сердцебиение участилось, и он послушно направил свой фонарь вниз, прежде чем подойти к ней.

— А кто-нибудь из этого зла сейчас здесь?

— Расслабься, человек. Если бы существо Тьмы затаилось в тени, мы бы уже вступили в бой. — она говорила так, словно смеялась над ним.

— Не надо грубить, — сказал он, не обращая внимания на то, что с момента их первой встречи он не отличался хорошими манерами в общении с ней. — Меня зовут Драм, а не человек. Особенно не так, как ты это произносишь. Словно это оскорбление.

Она не ответила. Только прошла вперед в темноте, словно ожидая наткнуться на какое-то затерянное сокровище или аккуратно написанное изложение причин текущих событий.

— Я не понимаю, — пробормотала она, проводя рукой по шершавой поверхности стены пещеры. — Здесь что-то должно быть, что-то, что мне суждено найти. Это единственное объяснение и твоего видения, и того, что это место нам открылось.

При тусклом приглушенном света он видел ее разочарование и растерянность. Ее брови хмурились, отчего на бледно-серой коже появились морщины, а то, как она прикусила губу, заставило его задуматься, как ей удалось не проткнуть себя собственными клыками. Она смотрела во тьму, словно ожидала раскрытия тайн мироздания.

Вместо этого ей открылась еще большая кровавая тьма. Драму стало чертовски тошно от этого. Он видел перед собой не дальше собственного носа, хотя эхо их голосов подсказывало ему, что пещера вокруг них должна быть огромной.

Он упал с высоты примерно шестидесяти футов через дыру в земле, которой не должно было быть, и, хотя его спутница смягчила приземление, он все равно чувствовал себя так, словно из него выбили всю душу.

Если не в прямом, то в переносном смысле. Эта спутница, судя по всему, уважала его примерно так же, как он уважал футбольных хулиганов, которые время от времени заходили в его паб, прежде чем понять, что это не их заведение.

И в довершение всего казалось, что темнота за пределами круга его фонаря движется, пульсирует и мерцает, как мираж в Сахаре. Драм моргнул, покачал головой и присмотрелся.

Как оказалось, это, возможно, было ошибкой.

Если странное движение воздуха и обеспечило ему заблаговременное предупреждение, то, насколько мог судить Драм, оно не особо помогло. Его глаза, возможно, и видели, как тени сливаются в громадную фигуру с глазами, похожими на раскаленные угли, и длинными руками с острыми когтями, похожими на осколки обсидиана, но его мозг чуть не сгорел, пытаясь осмыслить эту картину.

Существо прыгнуло вперед, каким-то образом умудряясь двигаться со скоростью, примерно вдвое превышающей скорость звука, и при этом придавая своим движениям пугающую извилистость змеи. Оно потянулось к нему своими сверкающими когтями, и Драм инстинктивно среагировал.

Его руки взлетели вверх — одна закрыла лицо, а рука с фонариком направила его прямо на монстра. Драм открыл рот, чтобы издать очередной девичий крик, но вместо этого услышал собственный голос, прорычавший незнакомым командным тоном.

— Отойди!

Эти слова сопровождались ослепительной вспышкой света, теплого, золотистого оттенка, резко контрастировавшего с бледным лучом фонарика. Он исходил не из крошечной прозрачной колбы прибора, а из ладони Драма. Свет врезался в фигуру так, словно оба они обладали реальной массой. Драм готов был поклясться, что слышал удар.

Существо завыло, в его вопле не было слышно ни боли, ни возмущения. Оно отлетело назад, подальше от золотого света, затем по спирали устремилось к потолку пещеры, после чего рассыпалось на миллион крошечных осколков тьмы и растворилось в воздухе.

Драм смотрел на это с расширенными глазами и разинутым ртом. Что, черт возьми, только что произошло? В один момент он увидел собственную смерть, глядящую ему в лицо, а в другой — точную копию персонажа из фильма «Марвел».

Может быть, он действительно сошел с ума вчера вечером возле аббатства, и все это было галлюцинацией, которую он пережил в больничной психиатрической палате. Это было более разумное объяснение, чем все остальное, что он мог придумать.

Он услышал, как Эш зашевелилась рядом с ним, и повернулся, чтобы посмотреть на нее. Ее глаза казались еще шире, чем у него. Она смотрела на него так, словно он только что предстал в голливудской версии лепрекона, в зеленом костюме, с рыжими волосами и обязательным горшком с золотом. Драм едва не поймал себя на том, что оглядывается по сторонам в поисках миски американских хлопьев с сахаром.

— Ты, — прошептала она, и он не мог понять, в ее голосе звучит обвинение или полное неверие. — Это был ты.

Драм опустил руки и потер ладонь, которая взорвала существо, о штанину джинсов.

— О чем ты говоришь? — неловко спросил он.

— Ты мой Хранитель.