В день двадцатипятилетия битвы под Москвой меня потянуло посмотреть на старый фронтовой китель. Во внутреннем его кармане я случайно обнаружил приказ военного коменданта Балашихинского района № 1. Приказ оказался основательно потрепанным, порвался на сгибах, но текст его можно было свободно прочесть.
Нахлынули воспоминания…
Время тогда было трудное. Гитлеровцы рвались к Москве, создав угрожающее положение на ряде направлений. Большой отряд чекистов, в том числе и я, в полной боевой готовности ждал в Доме Союзов указаний генерал-майора, в распоряжении которого мы находились.
В два часа ночи нас, пятнадцать человек, отобрали из отряда, посадили на машину и отвезли к коменданту города Москвы генерал-майору Синилову.
Через час он нас принял и стал объявлять назначения: одних — военными комендантами подмосковных районов, а других — их помощниками. Слышу свою фамилию и имя: «Куспангалиев Урайхан назначен военным комендантом Балашихинского района Московской области».
Дело это было для меня новое, незнакомое, и я, признаться, сильно волновался: как бы чего не упустить по незнанию. Ведь мы готовились к другому, к выполнению специальных заданий в тылу врага и особых неотложных поручений.
В эту минуту вспомнились мне земляки-казахстанцы, родные, отец, проживавший тогда в Толыбайском аулсовете Испульского района Гурьевской области. Провожая меня на фронт, они наказывали мне беспощадно сражаться с фашистами. И вот пришло время испытаний. Как-то я оправдаю доверие односельчан, доверие Родины?
Твердый голос генерала, его четкие указания успокаивали.
Синилов рассказывал, что 19 октября 1941 года Государственный Комитет Обороны постановил ввести осадное положение в Москве. На дальних подступах оборона Москвы этим же постановлением возложена на командование Западным фронтом, а на ближних — на начальника гарнизона города Москвы и командование Московской зоны обороны.
Вся полнота власти в столице и в пригородах передана военным. Мы, военные коменданты, — одно из звеньев обороны. Мы должны обеспечить строгий порядок в своих районах, не допускать паники, неразберихи, вылавливать агентуру врага, парашютистов, немецких летчиков со сбитых самолетов, пресекать распространение вредных слухов. Для выполнения всех этих работ в помощь каждому коменданту придавался взвод или рота лыжников.
Приехав в город Балашиху, я увидел, что здесь положение гораздо серьезнее, чем мы думали, находясь в Москве. Через заградительный огонь самолеты гитлеровцев прорывались в Москву редко, а Балашиху, превращенную в мощный узел противовоздушной обороны, часто и крепко бомбили.
Наша зенитная артиллерия и авиация сбивали немало немецких самолетов, и вражеские летчики довольно часто выбрасывались с парашютом. Одни лыжники, без помощи населения, усмотреть за всем, что творится в районе, естественно, не могли. И вот тогда-то в городской типографии был отпечатан приказ военного коменданта № 1, текст которого был согласован с работниками военного коменданта Москвы, которому мы подчинялись.
После того как приказ расклеили по всем людным и видным местам, порядок в городе и районе заметно улучшился. Население стало активнее помогать нам. Через каждые пятнадцать-двадцать минут поступало сообщение или приводились задержанные люди. Парашютистов, немецких летчиков, фашистских агентов мы немедленно передавали особым отделам ближайших воинских частей согласно приказу. С остальными подозрительными лицами разбирались территориальные органы НКВД и мы сами.
Приходилось очень часто поднимать по тревоге роту лыжников, прочесывать отдельные уголки района или спешить на помощь местным жителям для задержания немецких лазутчиков. Мы не спали сутками, отдыхали урывками, зато знали, что враг не проникнет через наш район в Москву.
Помимо этой основной работы у коменданта было много других дел. И я, по правде говоря, не находил времени поинтересоваться, с какими именно целями являлись к нам вражеские агенты и парашютисты.
Лишь один раз позвонил мне начальник особого отдела воинской части, расположенной в самой Балашихе, и предупредил, что среди направленных нами дня два тому назад парашютистов, пойманных лыжниками, оказался крупный немецкий агент, уроженец Подмосковья. Помимо других заданий, по словам начальника, он должен был разведать расположение воинских частей и противовоздушной обороны Балашихинского района. Это заинтересовало меня, и я выехал в особый отдел, чтобы лично допросить немецкого агента и установить, что же известно немецкой разведке и командованию о наших воинских и зенитных частях, почему и чем заинтересовал их Балашихинский район. Нас всех тогда тревожило, чтобы немцы не узнали о сосредоточении наших войск для ответного удара.
Приказ военного коменданта Балашихинского района.
В особом отделе мне показали невзрачного на вид человека. В прошлом он жил в Балашихинском районе, потом выехал на Украину, купил там чужой паспорт и стал обыкновенным городским жителем.
Убежденный баптист, он никогда не порывал связи с общиной. Следуя библейской заповеди, он оружия в руки не брал, но задания немецкой разведки выполнял ревностно с давних пор. Эта деятельность, по его словам, не признавалась за грех ни одним из его знакомых пресвитеров.
Иван Иванович, как теперь назывался арестованный, рассказал мне немного. После получения задания от немецкой разведки его направили в штаб группы войск Гудериана. Инструктировавший его обер-лейтенант Лемке, сопровождавший всю группу парашютистов до места выброски, прямо предложил ему осесть в Балашихинском районе, разведать, сосредоточиваются ли там советские войска и где расположены зенитные подразделения, сказав, что это очень важно для немецкого командования.
После допроса Ивана Ивановича я доложил в комендатуру Москвы о повышенном интересе немцев к Балашихинскому району и сосредоточению наших войск. Имел также разговор с командованием противовоздушной обороны района, которое приняло соответствующие меры.
В декабре враг был разгромлен под Москвой и далеко отброшен на запад. Надобность в Балашихинской военной комендатуре миновала, и я был направлен на другой, не менее важный участок работы.