Незримый фронт

B. Костылев ДАМА С ЖУЧКОЙ

Это было в 1943 году. Для развития успеха наступавших войск нашу 213-ю дивизию под командованием генерал-майора П. А. Шевченко перебросили по железной дороге в район Валуйки — Белгород. Пока шли эшелоны, фронт отодвигался все дальше на запад. Недавние места боев становились глубоким тылом. Полки выгружались и торопились вслед наступавшим частям к Северному Донцу.

Поля освобождались от снега. По дорогам бежала ручейками вода. Пушки, машины и брички с боеприпасами увязали на оттаявших дорогах. Бойцы на руках вытаскивали их из грязи. В валенках и овчинных полушубках они шли день и ночь. Бывалые солдаты знали, что надо быстрее попасть к месту боя, чтобы не дать противнику закрепиться на новом рубеже. И все-таки южнее Белгорода, на линии Маслово-пристань — Пуляевка — Северный Донец нам пришлось занять оборону, сменив обескровленную кавалерийскую дивизию.

Начались бои местного значения. Бойцы зарывались в землю, командование укрепляло оборону, а мы, работники особого отдела, изучали поступившее пополнение, передний край обороны, занятый дивизией. Спешили с проведением мер, гарантировавших штабы и подразделения войск от проникновения вражеской агентуры. Все как будто шло хорошо. Но вот в апреле от старших оперуполномоченных полка Мартынова и Худайбергенова стали поступать сведения об исчезновении с переднего края наших солдат. Исчезали они по одному, ночью и из одного места.

Тщательная проверка тревожных фактов показала, что эти солдаты не могли ни дезертировать, ни перейти на сторону врага. Все они были комсомольцами, надежными бойцами.

Для разгадки этого чрезвычайного происшествия я выехал на место, взяв с собой работников особого от-дела дивизии старшего следователя Трусова и оперуполномоченного Артемова.

Недалеко от Северного Донца, по берегу которого проходили наши окопы, на пригорке стоял кирпичный дом. Раньше в нем размещался сельсовет, в период оккупации — немецкая комендатура, а сейчас жили там три женщины: две сестры Федоровы и некая Мэри с сыном да маленькой комнатной собачкой Жучкой.

На наши вопросы, почему они остаются жить в опасной зоне, а не эвакуируются, Мэри за всех объяснила, что при немцах уйти не успели, а сейчас, мол, не к чему.

— Уж раз погнали немцев, — заявила она, — так и отсюда выгонят.

Объяснение было убедительным. Если бы не излишняя развязность Мэри и какая-то наигранность в голосе.

Во время войны всякое бывало. Многим не удавалось вовремя уйти от немцев. Некоторые оставались на оккупированной территории без видимых причин, но таких были единицы. С ними стоило знакомиться поближе. Мэри тоже нельзя было обойти, причем сделать это надо было так, чтобы не вызвать у нее никаких подозрений.

К вечеру были собраны сведения о Федоровых. Оставшиеся в селе престарелые жители отзывались о них неплохо. При немцах обе сестры вели себя достойно. Живут вместе с Мэри потому, что их домик сгорел. Младшая из сестер, Катя, дружила с сержантом ближайшей воинской части. Один или со своим товарищем он довольно часто приходил под окно дома и вызывал Катю.

Этой ночью сержант тоже вызвал ее из дома и они вместе пошли куда-то.

…У следователя Катя говорила, что Мэри — хорошая, отзывчивая женщина, никуда не ходит, ведет себя прилично, любит своего единственного сына. Когда они, Федоровы, попали в беду, сама пригласила их жить вместе. За все время Катя ничего плохого за ней не замечала.

— Может быть, на Мэри наговаривают из-за того, что она была женой старосты? — строила догадки Катя. — Но она же не поехала с мужем и немцами, а осталась здесь, и не одна, а с сыном…

Лишь начальнику особого отдела удалось убедить Катю не доверяться слепо Мэри, не делать поспешных выводов, а прежде понаблюдать, с кем она встречается, какие ведет разговоры, почему вдруг рассталась с мужем.

И знакомый сержант проводил Катю домой.

Вскоре Катя сообщила, что с Мэри действительно происходит что-то не совсем ладное. Днем она подолгу стоит у окна верхнего этажа дома и смотрит в сторону реки, а ночью, как всегда, выводит гулять свою собачку. Та, выбегая во двор, громко лает. Через какое-то время Мэри начинает тихо говорить с кем-то по-немецки.

— В прошедшую ночь, — сказала Катя, — мы долго не спали, и разговор Мэри на немецком языке с неизвестным слышала не только я, но и моя старшая сестра. Тут же сестра заметила: «Вот, оказывается, почему Мэри так твердо уверена в возвращении немцев».

Специально выставленные наблюдатели подтвердили сказанное Катей. Наши разведчики ясно слышали немецкую речь и засекли место, откуда появился немец: несплошной фронт позволил ему обойти наши посты и окопы.

Из окон второго этажа здания, где жила Мэри, хорошо просматривалась линия обороны участка с ее блиндажами, окопами и пулеметными гнездами, что не могло не интересовать вражескую войсковую разведку.

В ту же ночь обо всем этом мы сообщили в особый отдел армии, сделав вывод, что мы натолкнулись на агента, оставленного в нашем тылу немцами со специальным заданием. В этом же донесении просили разрешения использовать установленный канал связи для заброски своей агентуры в тыл врага.

В ответ через день особый отдел фронта прислал подготовленного ими разведчика для заброски в глубокий тыл немцев и внедрения его в одну из школ, готовящих разведчиков. Нам разрешили направить к немцам своего человека для разведки переднего края и ближайших тылов противника.

Снабженные тщательно продуманными легендами, дезориентирующими врага данными и необходимыми документами, оба разведчика были помещены в тот блиндаж, откуда до этого был выкраден немцами наш сержант. Днем демонстрировали замену одних солдат другими.

Мэри заметно нервничала, стала раздражительной. В течение двух ночей она, как обычно, выходила на прогулку с Жучкой, та лаяла, но немецкий связной не появлялся. На переднем крае обороны, кроме редких пулеметных и автоматных выстрелов да далеких артиллерийских залпов, ничего существенного не происходило. Только на третий день выход Мэри и Жучки сработал: немцы выкрали наших разведчиков.

По второму эшелону сразу же была объявлена тревога, как только стало известно о чрезвычайном происшествии. Работники особого отдела усиленно искали «дезертиров», пропавших из окопов переднего края. Это должно было дойти до ушей Мэри и немцев и успокоить их.

…Обер-лейтенант абвера Роберт был доволен. На этот раз при вылазке по сигналу Мэри ему попали русские солдаты из пополнения. О размещении войск и техники первого эшелона они знали мало, зато обо всем, что видели по пути на передовую, рассказывали. Выжать из них удалось довольно богатые сведения. Показания одного не противоречат показаниям другого.

— Тоже моя система — брать сразу двоих в одном месте, — похвалился Роберт.

«Языки» из солдат и сержантов, которых поставлял последнее время Роберт, теперь не устраивали командование. Наблюдения Мэри были ценны, но ограничены небольшим участком. Обосновалась она удачно, но и ее было можно провалить, если злоупотреблять доставкой «языков». Хорошо, что комиссары и НКВД не догадываются, куда исчезают их солдаты. Удается их водить за нос только потому, что репродукторы день и ночь приглашают русских переходить к немцам. Узбекам обещают плов, казахам — бесбармак, украинцам — сало, все удобства и хлеба восемьсот граммов. Только переходи. Почему бы им и не перейти по своей воле?..

По графику, Мэри даст о себе знать через день. Хорошо, если к этому времени прибудет важный агент… Если не доставят вовремя, придется нарушить график…

…Катя, следившая теперь за каждым шагом Мэри, сообщала:

«После вывода Жучки на очередную прогулку в прошедшую ночь через непродолжительное время послышались шаги и затем немецкая речь. Во время разговора хозяйки с немцем Жучка ведет себя тихо. Видимо, так приучена или привыкла к этому человеку, поскольку они встречаются с ним не первый раз. На лай собачки немец приходит не всегда, а с перерывом в день или два. Когда Мэри возвращается в дом, на переднем крае слышится беспорядочная стрельба. Днем Мэри опять долго наблюдала из окон и что-то записывала. Моя сестра поинтересовалась, что она пишет? Мэри ответила: «Веду дневник». Делает она теперь это ежедневно, не стесняясь нас».

Дальше оставлять Мэри и активно действующий канал связи было опасно. Вторично его использовать мы не могли. Немцы готовились к наступлению. Особый отдел фронта дал указание поймать Мэри с поличным.

На следующую же ночь по тем местам, где немцы обычно проходили к нам в тыл, были выставлены секреты. Прошел день, другой, но никто на связь к Мэри не шел. На третий день, после того как протявкала Жучка, появились три человека. Все они без шума были взяты и доставлены в особый отдел. Один из них оказался офицером абвера и двое — младшими командирами войсковой разведки.

Абверовца сразу забрал особый отдел фронта. Разведчики же дали ценные показания. Они рассказали о появлении на нашем участке обороны новых воинских частей, подходе новых танков «тигр», самоходных орудий и другой техники. Эти сведения конкретизировали, уточняли и дополняли данные, полученные командованием ранее. О подготовке немцами наступления оно уже знало.

Встретившись в особом отделе с разведчиками, которые шли к ней на связь, и убедившись, что все ее дела с немцами известны, Мэри не стала запираться. Она рассказала, что при отступлении немцев с согласия мужа была завербована офицером абвера по имени Роберт для разведывательной работы в тылу. Для лучшей связи немцы оставили ей обученную комнатную собачку, которую ночью, в нужный момент, выводили на прогулку в условленное место. Громкий лай ее был отчетливо слышен по ту сторону Северного Донца и служил сигналом вызова на связь и подтверждением полного благополучия в делах Мэри.

По заданию немцев Мэри собирала сведения об огневых точках переднего края, расположении окопов, блиндажей, количестве находящихся в них бойцов, офицеров, их вооружении. Интересовали немцев и номера частей, фамилии командиров, сведения о подходе новых подразделений. Кроме того, для связи к Мэри были прикомандированы три немецких агента, работавшие в Белгороде. В дальнейшем через нее должны были идти немецкие разведчики и агенты в наш тыл. С этой целью немцы обстоятельно изучили все места удобного перехода Северного Донца.

При обыске у Мэри был изъят клочок бумаги с псевдонимами агентов из Белгорода. Военно-полевой суд приговорил шпионку к смертной казни.

В июне 1943 года, перед наступлением немцев, неожиданно появился наш разведчик Ефремов (условленный пароль «Россия»). Оказывается, после того как немцы при помощи Мэри «выкрали» его с переднего края, над ним долго «работали» разведчики абвера в лагере под Белгородом. Пройдя трудную проверку, бесконечные допросы, пытки и издевательства, он все же вошел в доверие. Офицер абвера завербовал его, дал задание проникнуть в штаб фронта или осесть вблизи его и с началом немецкого наступления по сигналу красных ракет взорвать штаб, для чего снабдили его взрывчаткой.

Смущало одно: почему немцы дали Ефремову такое нереальное, авантюрное задание — «взорвать штаб фронта». Причем снабдили Ефремова недоброкачественными документами старшего лейтенанта, которые подписал несуществующий командир 85-й гвардейской дивизии генерал Ф. Н. Еременко. Это не было похоже на немцев. Уж очень грубой была «липа», не обдумано задание, неряшлив и неквалифицирован инструктаж Ефремова. Поэтому я прямо спросил разведчика, что же за этим кроется?

— Сам об этом думал, товарищ командир, — ответил Ефремов. — Они сильно торопились с переброской. Впечатление такое, что на них кто-то поднажал. Потом, они уж очень уверены, что на этот раз разобьют нас.

— Как вы должны были попасть в штаб фронта?

— Еще на первом допросе, когда обер-лейтенант абвера добивался, кого я знаю из командиров в своем полку и дивизии, я сказал, что фамилия командира полка такая-то, причем вставил одну неправильную букву. Обер-лейтенант меня поправил и потребовал рассказать все, что я знаю о командире дивизии. Я ответил, что ничего сообщить не могу. Если, мол, знал бы, что попаду к вам и вы будете этим интересоваться, расспросил бы все у своего дружка — шофера командира дивизии, с которым мы из одного села: он знает все начальство не только дивизии, так как возит своего командира в штаб фронта. Сначала как будто об этом немцы забыли, а когда стали направлять обратно, вспомнили и велели устроиться с помощью «дружка» в штабе фронта.

За время продвижения к месту переброски опытный, талантливый разведчик Ефремов собрал ценные сведения. Он еще раз подтвердил, что немцы стянули к нашей линии фронта большие силы. Начертил карту скопления частей, артиллерии, танков, указал некоторые штабы. Карта была сверена с другими данными, уточнена авиаразведкой и в основном подтвердилась. На места скопления противника и его техники были произведены массированные налеты нашей авиации, а также применены «катюши».

О делах второго разведчика Николая Филиппова, переброшенного в тыл врага по заданию особого отдела фронта, я услышал при необычных обстоятельствах. Это было уже в ноябре 1943 года. Наша дивизия вела ожесточенные бои на подступах к Кировограду за село Верблюжка. Южная часть этого села находилась в наших руках, а северная — у немцев. Фронт был не сплошной. Условия для проникновения в наш тыл вражеской агентуры, отдельных разведчиков и даже целых воинских групп были благоприятными. Гитлеровцы использовали это.

На допросах заброшенный к нам немецкий агент Н. рассказал, что еще в школе разведчиков абвера он встречался с Николаем Филипповым и слышал от него, что под праздник Октябрьской революции в районе Кировограда, на участке такой-то немецкой части, готовится большая операция по заброске агентуры в тыл Советской Армии. Услышав, что об этом говорил наш разведчик, я понял, что Николай, не имея других средств сообщить нам о намерениях врага, решил рискнуть и использовать такую необычную возможность. Сведения, переданные Николаем, принял во внимание командир дивизии генерал-майор Буслаев.

30 октября 1943 года в местах предполагаемой операции были организованы группы усиления переднего края и выставлены секреты.

Шли уже шестые сутки, а никаких признаков активности со стороны немцев не было. Но вот рано утром 7 ноября в тумане на ряде участков переднего края началось наступление немцев мелкими группами. Мы с облегчением вздохнули: не подвел нас Филиппов.

На участке старших оперуполномоченных Фадеева и Луцко появилось человек тридцать-сорок немцев. В бинокль ясно было видно, что вооружены они двумя пулеметами, автоматами и гранатами, висевшими на ремнях. Некоторые из них были переодеты в красноармейскую форму. Группа по силе превосходила нашу больше чем в два раза. Но мы во что бы то ни стало должны были захватить их живыми, в крайнем случае хотя бы несколько человек.

Вражеские лазутчики шли в ста — ста пятидесяти метрах стороной от нашей засады. Было условлено пропустить их. Пятеро наших с пулеметами отделились, чтобы перекрыть отход вражеской группе. По сигналу открыли огонь. Несколько немцев упало. Фашисты растерялись и начали отход. Наши бойцы стали окружать группу, чтобы не дать ей уйти. В этот момент смертельно ранило нашего пулеметчика. Его место занял Фадеев и стал методично расстреливать немцев. В течение двадцатиминутного боя тринадцать немцев были взяты в плен, а остальные уничтожены.

Больше о славном советском разведчике чекисте Филиппове я ничего не слышал.