Незримый фронт

В. Ришт НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ВСТРЕЧИ

На юге страны гражданская война шла на убыль. Деникин был разгромлен, и в январе 1920 года части Красной Армии освободили от белогвардейцев Ростов-на-Дону. Вскоре в Почепскую уездную чрезвычайную комиссию, где я тогда служил, пришла телеграмма от Феликса Эдмундовича Дзержинского. Он предлагал немедленно откомандировать в Москву, в распоряжение ВЧК, трех чекистов-коммунистов. Штат уездной ЧК небольшой, и оторвать трех человек было не так-то просто. Но приказ есть приказ. В Москву направили двух моих товарищей — Козина и Салаева — и меня, в то время члена уездной ЧК.

Дорога оказалась трудной. Да это и понятно: транспорт был разрушен, поезда ходили редко. Кое-как втиснулись в вагон. Ехать пришлось стоя. Только перед самой Москвой вагон немного разгрузился. Прямо с вокзала, в помятых дорожных бекешах и шапках, с чемоданами двинулись на Лубянку, где помещалась ВЧК. Идем усталые, голодные. В карманах у нас только по куску камфары да нафталина — широко распространенные профилактические средства того времени.

Феликс Эдмундович Дзержинский в рабочем кабинете.

На Лубянке нас долго не задержали: обстановка не благоприятствовала заседаниям и совещаниям. Уже через час мы вместе с другими приглашенными были в кабинете Дзержинского. По рассказам товарищей, бывавших у Феликса Эдмундовича, я примерно представлял, как выглядит знаменитый кабинет председателя ЧК. А знаменит он был своей необыкновенной простотой. В комнате ничего лишнего: стол, стулья, в углу за ширмой — железная солдатская кровать. Здесь Феликс Эдмундович работал и здесь же в редкие свободные часы отдыхал. Позже, когда мне становилось особенно трудно, когда до предела изматывался на работе, я всегда вспоминал этот кабинет Дзержинского. Вспоминал и думал: «А разве ему легче? Разве он жалуется на усталость?»

Феликс Эдмундович вошел в кабинет и сразу, без предисловий, заговорил о деле, ради которого нас вызвал. Говорил он ясно, твердо, уверенно. Ростов освобожден Красной Армией. Но этот город еще далеко не советский. В Ростове собрались сливки российской контрреволюции, буржуи и помещики, не успевшие бежать с белыми. Феликс Эдмундович подчеркнул, что именно нам, чекистам, предстоит наладить мирную жизнь в городе. Надо быстро очистить Ростов, близлежащие поселки и станицы от контрреволюционеров и заговорщиков, от мятежников, бандитов, налетчиков, спекулянтов. Работа предстоит серьезная, напряженная и ответственная. Для этого организуется новая Донская ЧК.

— Понятна ли задача? — спросил Дзержинский.

Все было, конечно, понятно. Феликс Эдмундович не стал нас задерживать. Он вызвал коменданта, приказал ему обеспечить нас всем необходимым для поездки в Ростов, и мы в этот же день покинули Москву.

Ростов бурлил и волновался. Уже в первые дни работы в Донской ЧК мы убедились, как прав был Феликс Эдмундович, предупреждая нас о чрезвычайно сложной обстановке в городе. Один за другим раскрывались и обезвреживались заговоры, шла жестокая борьба с крупными бандами, со шпионами и предателями. Буржуи и их прихлебатели всеми способами срывали начинания молодой Советской власти, устраивали саботажи, дезорганизовывали работу предприятий и транспорта. Чекистам приходилось работать днем и ночью.

Враг был хитер, но и мы не дремали. Как-то у одного арестованного офицера было обнаружено письмо, в котором он предупреждал своего друга полковника, окопавшегося в штабе Северо-Западного фронта, о грозящей ему опасности. Этим письмом и решила воспользоваться ЧК, чтобы обезвредить опасного заговорщика. Поздней ночью я подъехал на извозчичьей пролетке к полковнику. Вместо кучера на козлах сидел переодетый чекист.

— Господин полковник, — сказал я заговорщику, когда он прочел письмо и принял меня за «своего». — Вас подстерегает большая опасность. Следует как можно быстрее оставить место работы и сменить квартиру.

— Что же вы мне посоветуете? — с тревогой спросил полковник и начал торопливо одеваться.

— У ворот стоит экипаж, — сказал я. — Мне поручено доставить вас в надежное место.

Ничего не подозревающий полковник сел в пролетку и вскоре оказался в «безопасном месте» — в камере ДонЧК. Потрясение было так сильно, что полковник долго не мог вымолвить слова. Все, однако, окончилось благополучно, и на другой день заговорщик вполне нормально разговаривал с работниками ЧК.

Приходилось нам в то время изымать золото, бриллианты и другие ценности, похищенные из сейфов государственных банков и награбленные другими путями. Чекисты громили бандитов и спекулянтов, решительно пресекали малейшие контрреволюционные выступления. Работали мы энергично, и к августу 1920 года задание Дзержинского по Ростову было в основном выполнено. К этому времени пришел приказ: всем полякам-коммунистам прибыть в распоряжение Польского ревкома к товарищу Дзержинскому. Я снова оказался в дороге.

На этот раз путь от Ростова до Харькова был много лучше, чем от Почепа до Москвы. Обстановка на транспорте явно улучшалась. Я очень хорошо отдохнул в дороге и готов был к новой работе. В Харькове, однако, нас ждало разочарование. Председатель Чрезвычайной комиссии Украины товарищ Манцев объявил полякам-чекистам, что направить нас по назначению не может. Оказывается, Красная Армия покидает территорию Польши, и как дальше будет обстоять дело с Польским ревкомом, пока неизвестно. В конце концов решено было откомандировать нас в Москву в распоряжение ВЧК.

Что представляет собой Временный Польский революционный комитет, под руководством которого мы должны были работать, и для чего он был создан, я узнал позже, уже в Москве. После Второго конгресса Коммунистического Интернационала, обратившегося с призывом к рабочим всего мира встать на защиту революции в России, Польское бюро агитпропа ЦК РКП(б) вошло с ходатайством в ЦК РКП(б) объявить мобилизацию коммунистов-поляков на польский фронт. Центральный Комитет эту просьбу удовлетворил, объявил мобилизацию и создал Польское бюро ЦК РКП(б) во главе с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским для практического руководства деятельностью мобилизуемых коммунистов. В бюро вошли также Юлиан Мархлевский, Феликс Кон, Эдвард Прухняк и Юзеф Уншлихт.

Этим событиям предшествовали большие изменения на польском фронте. Отражая натиск войск Пилсудского, Красная Армия 14 мая 1920 года перешла в контрнаступление и заняла города Борисов, Житомир, Киев. 4 июля началось общее наступление наших войск, они быстро продвигались вперед.

30 июля в городе Белостоке был образован Временный Революционный Комитет Польши (Польревком). Юлиан Мархлевский стал его председателем, а Феликс Дзержинский, Феликс Кон, Эдвард Прухняк и Юзеф Уншлихт — его членами.

Первое в истории Польши рабоче-крестьянское правительство развернуло кипучую деятельность на освобожденных территориях. Душой его был Дзержинский. В этих условиях преданные и знающие люди были крайне нужны для большой агитационной, разъяснительной, организаторской работы не только Польревкому, но и всем армиям польского фронта.

Но, как я уже говорил, обстановка на фронте изменилась, и вместо Польревкома мы снова оказались в Москве, у Феликса Эдмундовича Дзержинского. И в этот раз Дзержинский принял нас в своем кабинете на Лубянке. Кроме Феликса Эдмундовича за его рабочим столом сидели Менжинский и, кажется, Ксенофонтов.

— Вот и собрались рыцари Польского ревкома, — шутя сказал Феликс Эдмундович. — Хотели поработать для Польши, но не пришлось. Что ж, ничего не поделаешь… Вам придется разъехаться по чрезвычайным комиссиям страны и работать там.

Я получил назначение в город Уральск, в незнакомый мне до этого край.

Председателем ЧК Уральской губернии был тогда Долгирев. Он тут же приказал зачислить меня в штат, а в ноябре этого же, 1920 года послал на укрепление Гурьевской уездной ЧК уполномоченным. Положение в Гурьеве в те годы было напряженным. В апреле 1921 года вспыхнуло восстание русских казаков. Оно сразу приняло большой размах. В нем оказались замешанными комендантская рота, начальник милиции Яшков и его помощник Толстов.

Главари заговора были известны нам еще до начала восстания, и я даже предложил проект плана ареста руководящего центра — Ефремова, Яшкова и Толстова. Намечалось арестовать их одновременно. Но председатель ЧК Кубасов изменил план, арестовав сначала Яшкова и Толстова, и только позже решил взять Ефремова, Это было ошибкой. Арест двух участников заговора сразу же стал известен Ефремову: повстанцы вели неослабное наблюдение за УЧК.

В канун намечавшегося восстания для ареста Ефремова были посланы помощник уполномоченного Миридонов, оперативный комиссар Пантелеймонов и два бойца. Мне поручили провести операцию по другой группе. Когда Миридонов стал отпирать калитку ворот, охрана главаря повстанцев схватила его.

Миридонова закололи штыком. Поднялась стрельба, послужившая сигналом к началу восстания. Повстанцы хотели сначала захватить и разгромить ЧК. Они наступали со всех сторон. Но к зданию ЧК стекались коммунисты города и брались за оружие. Хорошо сражался с повстанцами батальон военизированной охраны под командованием Яковлева. Геройски действовал пулеметчик Толмачев. Его пулемет был установлен на автомашине. Весь уездный отдел ЧК также активно участвовал в подавлении восстания. Это было моим первым боевым крещением в Казахстане.

Через пятнадцать-двадцать дней из Астрахани в Гурьев по распоряжению ВЧК пришел 125-й стрелковый полк, который и завершил ликвидацию восстания.

Чекист Миридонов с воинскими почестями похоронен на площади Гурьева, там же, где похоронены организаторы Советов, погибшие от пуль белогвардейцев.

До 1935 года я работал в органах ВЧК—ОГПУ—НКВД, участвовал во многих операциях, а затем был откомандирован на работу в Казахский Совнарком.

Много лет прошло с тех пор. Но я и сейчас с волнением вспоминаю годы, отданные революции, нашей Родине и незабываемые встречи с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским.

В Дзержинском меня больше всего поразили его глаза — светлые, веселые, доброжелательные. Еще при первой встрече он сразу же расположил нас к себе. Говорил мало, только по делу, а обаятельный образ его остался в наших сердцах на долгие годы.