Незримый фронт

В. Кожевников, С. Мацуленко ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

В Лукомский лес с группой чекистов Андрей Чернов был заброшен самолетом. Трое суток он скрывался в густом ельнике. Изучал обстановку, ждал. Ему было точно известно: колонна пленных советских бойцов и командиров должна проследовать именно этим путем. До Борисова, где находился лагерь военнопленных, было не так уж далеко. Но время шло, и Чернов начал тревожиться, как-то ему удастся выполнить свое первое боевое задание в тылу врага. Еще там, на Большой Земле, при подготовке к операции, ему сказали:

— Нужно во что бы то ни стало проникнуть в лагерь военнопленных. По сведениям, там вербуют людей для Борисовской разведшколы. Постарайтесь попасть в это гнездо шпионажа. Нам важно знать, куда немцы направляют своих агентов, с какой целью. Задача трудная, чрезвычайно рискованная. Будьте осторожны.

На исходе четвертого дня Чернов направился прямо в село к крайней избе, покрытой черепицей. Он знал, что здесь живет местный полицай, Андрей встретил его возле палисадника. Тот держал в руке лопату. Возле него лежала крупная дворняжка. Собака злобно зарычала и рванулась к Андрею. Хозяин удержал ее.

— Здравствуйте, — нарочно робко сказал Чернов. — Нельзя ли у вас переночевать и что-нибудь перекусить.

— Кто таков? — бородатый мужик смотрел на Чернова исподлобья.

Андрей рассказал, что он штабной писарь, выходит из окружения, растерял в лесу товарищей и теперь пробирается к своим. Трое суток лесной жизни да неделя специального режима перед отлетом сделали свое дело: осунувшийся, помятый, в изодранных обмотках, заляпанных грязью, он показался полицаю одним их тех, кто действительно выходил из окружения.

— А куда винтовку сховал?

— А зачем она мне? Какой я теперь солдат? Один в поле не воин. — Андрей имел при себе только ложку, фиктивную красноармейскую книжку да пустой замызганный кисет.

«На ловца и зверь бежит», — подумал полицай и, проверив документы Чернова, вслух произнес:

— Ну что ж, солдатик, заходи, коли не хитришь.

Пока они ужинали, в деревню вошла колонна пленных.

— Шнель! Шнель! — грубо кричали конвоиры, подталкивая отстающих автоматами.

Увидев в окно немецких автоматчиков, Андрей изобразил на лице испуг, вскочил с места.

— Стой, вояка, не суматошься, — полицай достал револьвер. — Ты своих хотел побачить? Выходи!

— На месте разберемся, — брезгливо бросил немецкий офицер по-русски, когда полицай подвел к нему Андрея.

К вечеру колонна прибыла в лагерь. Пленных загнали в барак, а Чернова сразу же допросили. Два эсэсовца через переводчика задавали вопросы. Андрей отвечал четко, но неторопливо. Он хорошо запомнил напутствие комиссара: не торопиться говорить, торопиться слушать. Знание немецкого языка помогло ему. И пока переводчик говорил, он успевал обдумывать ответы. Заранее отработанная легенда оправдала себя: Андрей сразу понял это по замечаниям эсэсовцев. Он сделал вид, что ничего не понимает по-немецки, и продолжал смотреть на них вопросительно.

Спустя неделю Чернова как «бывшего штабного писаря» вызвал комендант лагеря. В кабинете находился еще один пленный — приземистый парень лет двадцати пяти, с пугливым взглядом и жидкими белесыми волосами. По сравнению с ним смуглый кудреватый Андрей выглядел молодцом.

Разговор с ними вел не комендант, а незнакомый Чернову немецкий майор, полный, румяный, как спелое яблоко, с белыми холеными руками и маленькими колючими глазками. Он чисто говорил по-русски. Вопросы задавал умело. Его больше всего интересовало делопроизводство и особенности учета кадров в Красной Армии.

Андрей догадывался, что от разговора с этим хитрым немцем зависит его дальнейшая судьба. Он старил на карту весь запас знаний, полученных при подготовке к операции. Впрочем, он внимательно следил и за ответами своего напарника. Белобрысый был настоящим штабистом. Слушая сильно заикающегося от волнения белобрысого, Андрей успевал схватить смысл вопросов и сформулировать свои ответы во время этого своеобразного экзамена.

— Беру обоих, — наконец заявил толстяк коменданту.

Вместе с пугливым парнем Андрей был взят на работу в бюро по изготовлению документов Борисовской разведшколы. Обоим сразу присвоили клички: Чернову — «Сизов», его напарнику — «Баранов».

В первую ночь на новом месте Андрей долго не мог заснуть. Давало себя знать нервное напряжение. Но главное было не в этом. Его беспокоил завтрашний день. Ведь именно завтра для него начнется настоящая работа разведчика.

…Прошел месяц, а от Андрея все еще не было вестей. На чекистской базе в Лукомском лесу не знали, что с ним, где он: в лагере военнопленных или в разведшколе и жив ли вообще. Каждую неделю связной, обосновавшийся в Борисове под видом часового мастера, сообщал одно и то же: «Часы стоят». Это означало: известий нет. Командир группы стал беспокоиться за судьбу Чернова. По согласованию с центром он решил ввести в игру еще одного человека. Выбор пал на официантку офицерского казино в поселке Печи, где располагалась немецкая разведшкола. Другого пути установить связь с Андреем, если он действительно там, не было. Поселок находился в шести километрах от города, тщательно охранялся эсэсовцами и проникнуть туда, не имея специального разрешения, невозможно. Да и каждый новый человек мог вызвать у немцев подозрение. Они хорошо знали местных жителей. Тоня Колчина жила в поселке вместе с матерью и пятилетней дочуркой. Муж ее погиб в первые дни войны. Немцы знали об этом, но не трогали ее. Они взяли ее в казино, надеясь, что, имея ребенка, она не станет рисковать и связываться с партизанами. Но никто не подозревал, что эта хрупкая молодая женщина уже с первых дней оккупации выполняла задания партизанского отряда.

От своей подруги, которая торговала овощами на городском рынке, Тоня получила новое задание. Теперь она каждый день присматривалась к посетителям казино. Многих из них она знала давно, некоторых видела впервые. Но ни один из них не походил на человека, внешность которого ей описали. «Здесь ли он вообще?» — беспокоилась Тоня. Ведь почти все сотрудники школы наведывались в казино, а Чернов ни разу не появлялся. Правда, в школе есть своя столовая для курсантов. Но вход туда посторонним категорически запрещен. А расспрашивать знакомых офицеров — значит навлечь на себя подозрение.

Между тем Андрей сам давно искал возможности встретиться с «часовых дел мастером». Но попасть в город пока не удавалось. Его новый шеф Гонзери по кличке «профессор» под страхом смерти запретил отлучаться из гарнизона. Оставалось одно: терпеливо ждать подходящего случая и быстрее войти в доверие к Гонзери.

Первые две недели Чернов с напарником работали с утра до позднего вечера. Через их руки прошли сотни разнообразных документов. Здесь были и красноармейские книжки, изъятые у пленных и убитых советских бойцов, и фиктивные бланки всевозможных воинских справок, и удостоверения личности, и поддельные печати, и фальшивые паспорта, и анкеты на агентов немецкой разведки, заброшенных в тыл Красной Армии. Все это было аккуратно занесено в картотеку, составленную по инициативе Андрея.

За усердие «профессор» похвалил их. Он ежедневно заходил в бюро. Появлялся внезапно, бесшумно, словно кошка, и напарник Чернова в первое время даже вздрагивал от неожиданности.

— Ты что, голубчик, трепыхаешься, как пуганая ворона? — спросил однажды Гонзери. — Или на руку не чист?

Баранов после того стал заикаться еще больше.

— Вот п-паразит, так и н-норовит нас п-п-подстеречь, — сердито сказал он после ухода Гонзери.

Андрей промолчал. Он еще плохо знал напарника. С первого дня Баранов держался замкнуто. Чернов не раз пытался заговорить с ним, но безуспешно. Тот или отмахивался, или отвечал односложно, или смотрел на Андрея загадочным взглядом, в котором сквозили не то испуг, не то подозрительность, не то затаенная печаль. «Кто он? Не провокатор ли?» — терялся в догадках Андрей. Но, столкнувшись с настоящими провокаторами, он вскоре отбросил эту мысль.

Как-то в столовой за ужином к ним подсели два сотрудника.

— Приятного аппетита, — вежливо улыбаясь, сказал один из них по-немецки.

Андрей удивленно взглянул на Баранова. Тот молча пожал плечами, продолжая есть.

— Простите, — сказал второй по-русски. — Мы думали, что вы немцы. Значит, мой друг ошибся. Весьма рад его заблуждению. Среди этой немчуры, — он покосился на гитлеровцев, сидевших в углу зала, — приятно встретить соотечественников. Можно, так сказать, по душам поговорить. А то мы, откровенно скажу, — и чуть придвинулся к Андрею, — изголодались по русской речи.

Чернов несколько раз видел их в столовой, но не знал, чем они занимаются в школе. Однажды Гонзери назвал их «охотниками». Такие клички носили агенты, которых немцы забрасывали к партизанам. «Они, конечно, не могли не знать, кто мы», — подумал Чернов, бросив быстрый взгляд на Баранова. Ему хотелось определить реакцию своего напарника на эту болтовню. Но тот еще ниже склонился над тарелкой. Видно, Баранов сам боялся провокации.

На другое утро Чернов с деланным возмущением рассказал Гонзери об «охотниках».

— «Охотниками» я займусь сам, — сказал тот. — А вам с Барановым разрешаю посещать казино, но только по воскресеньям. Туда заходят наши курсанты. Послушайте, о чем они болтают там.

Чернов получил пропуск и в первое же воскресенье направился в казино вместе с Барановым. «Так лучше, — думал он. — Присутствие напарника может как-то обезопасить от задуманного «профессором» подвоха. Да и белобрысого пора прощупать».

Они вошли в казино в самый разгар веселья. Вовсю гремела радиола. Немцы развлекались кто как мог. Андрей с Барановым уселись за крайним столиком в углу, напротив буфета. Клиентов обслуживали две официантки. Одна — молодая с приятным лицом и русыми косами, скрученными в узел на затылке. Другая — средних лет, полная, с грубоватыми чертами лица. Немцы в шутку называли ее «Мадонной», а первую — «фрау Тоня».

Колчина разговаривала с немцами игриво, ее украинская речь, разбавленная русскими, немецкими и белорусскими словами, вызывала беззлобный смех. Когда она подошла к столу, Андрей заметил, как в ее утомленных глазах вспыхнул и тут же погас радостный огонек.

— Що вы хочете, щоб я подала? — вежливо спросила она.

Приняв заказ, Тоня бросила испытующий взгляд ка угрюмого Баранова и молча удалилась за стойку буфета.

Андрей прислушался к разговору двух курсантов, сидевших справа. Один вполголоса рассказывал другому, как его завербовали.

— И вот с тех пор я «граф Шумилов», иностранец-белорус и по профессии шпион.

Снова подошла Тоня. Андрей пытался заговорить, но она только улыбалась. Присутствие напарника настораживало ее.

По дороге к зданию школы Баранов вдруг стал словоохотливым. То ли выпитое вино подействовало, то ли внутри давно накипело, но чувство страха, так долго державшее его в плену подозрительности, исчезло.

— Б-больше ноги моей зде-десь не б-будет, — с раздражением сказал он. — Я не могу г-глядеть на этих п-пьяных ск-котов. Да и раб-ботать на них мне п-противно. Так хочется на-насолить им. Ск-кажи мне, Сизов, д-долго ли мы еще б-будем т-так мучиться?

Вокруг никого не было. Из казино все еще доносились звуки музыки. Опасность быть подслушанными не угрожала. И Андрей решил прямо, без обиняков, сказать, чем, по его мнению, они могли бы «насолить» немцам. Баранов слушал внимательно.

— Я д-давно хотел п-предложить тебе т-то же самое, — ответил он.

— Итак, по рукам? — сказал Андрей. — С завтрашнего дня документы готовим с легким изъяном: из двух — один с браком. Относиться друг к другу станем хуже. Пусть «профессор» думает, что мы не сошлись характерами. Это облегчит нашу работу.

И уже с понедельника в красноармейских книжках и удостоверениях личности, которые выдавались агентам перед заброской в тыл Красной Армии, начал появляться «брачок»: незаметное с первого взгляда искажение номера воинской части, слишком отчетливый, не такой, как в подлинных документах, оттиск печатей, ошибки в адресах госпиталей.

А в следующее воскресенье Андрей снова пошел в казино. На этот раз один. Немцев было немного.

Чернов сел за тот же крайний стол, что и в первый раз. Раскрыв меню, он долго изучал его и заодно прислушивался к немцам.

— Скажите, пожалуйста, сколько времени? Мои часы стоят.

Андрей поднял голову. Возле него стояла Тоня.

— Вам привет от часовых дел мастера.

— Счастливые часов не наблюдают, — ответил Чернов, глядя на Тоню с удивлением. Он никак не ожидал услышать здесь, в этом казино, знакомый пароль.

— Що б вы хотилы зьисты? — улыбнулась она.

— Сосиски можно? — спросил он и торопливо вполголоса добавил: — Работаю у «профессора». Пока все гладко. — Он опять повысил голос: — Чашку кофе. Один коктейль.

Связь заработала. Теперь Тоне каждое воскресенье можно передавать сводки: кто из агентов и куда заброшен, приметы и клички, на чье имя и какие выданы ему документы…

Гонзери доверил Чернову проверочные беседы с отдельными агентами. Это позволяло изучать немецких разведчиков не только по документам. Одни механически, равнодушно повторяли заученные записи в фальшивках, другие отвечали четко, уверенно — видно, опытные шпионы. Третьи, их было немного, смотрели на Чернова враждебно. Андрей чувствовал, что они ненавидят его. Рослый агент по кличке «Темный» даже назвал его предателем.

«Этим стоит заняться», — подумал Андрей, а вслух произнес:

— Ты что, снова в лагерь захотел попасть? Одно мое слово, и шеф живо тебя упрячет.

«Темный» криво усмехнулся и вышел из кабинета.

— А вд-друг это очередная хитрость шефа? — тихо спросил Баранов.

Чернов и сам понимал, что Гонзери мог специально подставить ему своего человека. «Как поступить в этом случае? Выдать «Темного»? А что если этот верзила действительно ненавидит немцев? Нужно с ним еще раз встретиться», — решил Андрей.

В тот же день он рассказал Гонзери о результатах проверочной беседы и как бы между прочим спросил:

— Как поступать с теми, кто ведет себя нагло?

— Не обращай внимания. Они только перед вами хорохорятся. Важно, чтобы парни назубок знали свою новую биографию.

Записи в документах обычно были немногословными. Запомнить один или два десятка слов — дело нетрудное. Чернов решил передавать Тоне содержание только этих записей. По одной фальшивке каждый раз.

В назначенное время он явился в казино. Андрей сразу оценил находчивость Тони: радиола звучала ка полную мощность. Немцы о чем-то болтали, но их голоса заглушала музыка. Свободных столиков было много. Чтобы не вызывать подозрений, Андрей выбрал новое место. Он знал, что за ним могут следить.

Подошла Тоня и, как обычно, приветливо поздоровалась. Посматривая в меню, Чернов сказал:

— Слушайте внимательно и запоминайте: удостоверение личности, серия… номер… Капитан Белых Степан Андреевич. Заброшен в Москву в июне. Кличка «Монах».

Андрей рассмеялся и снова повторил данные.

Тоня принесла ужин по своему выбору.

— Вам привет от командира, — сказала она, ставя на стол закуску и пиво. — Вспоминают про вас. Жинка и дочка ваши живы и здоровы.

Андрей возвращался из казино в приподнятом настроении. Шел не спеша. Под сапогами похрустывал первый снег. Небо было звездное и казалось мирным, спокойным, даже задумчивым. Из-за темного леса выплывала яркая приветливая луна, озаряя поселок серебристым светом, отчего сумрак вокруг становился прозрачным.

Навстречу в обнимку шла парочка. Когда они поравнялись, Андрей узнал «Темного». Тот был пьян, от него несло самогоном. Увидев Чернова, он на мгновение опешил, затем грубо отстранил девицу.

— А-а, гад, попался, — зарычал «Темный», надвигаясь на Чернова. — Теперь я тебя проучу. Ты думаешь, я дурак, не соображаю, что ты за птица? На фашистов работаешь? — в его руках блеснул нож.

Андрей отпрянул в сторону, но «Темный» поймал его за локоть. Резкий удар в челюсть, и верзила грохнулся на землю.

На другой день «Темный» бесследно исчез, как исчезали многие агенты, не оправдавшие доверия «профессора». Среди местного населения у Гонзери были свои люди. К ним относилась и та девица, которую Чернов встретил вместе с «Темным».

После этого случая Гонзери все реже и реже появлялся в бюро. Ему казалось, что два месяца — достаточный срок для проверки лояльности Чернова и Баранова. Их недружелюбные отношения между собой он принимал за чистую монету.

— Где взаимная неприязнь, там и взаимный контроль. Лучшего и не придумаешь, — сказал он преподавателю радиодела, своему единственному другу.

В начале ноября, когда немецкие войска стояли в Сталинграде, почти у самой Волги, многих сотрудников школы наградили. Медаль «За храбрость и заслуги» получил и Чернов. Вручая ему награду, Гонзери перед строем курсантов сказал с пафосом:

— Сизов незаменимый работник. Он безгранично предан нашему великому делу, и его честность не вызывает у меня ни малейших сомнений. Он отдает все силы для победы германской армии. К документам, изготовленным Сизовым, не только большевики, но и сам черт не придерется. Действуйте энергично и смело?

Гонзери задумал убить сразу двух зайцев: своей похвалой вызвать у Баранова предательскую зависть, у Чернова — лакейскую угодливость.

Но Баранов не страдал честолюбием. Он разгадал «дипломатию» Гонзери.

— Ты не п-переживай, — сказал он Чернову. — Я ведь все п-понимаю. П-пока шеф д-дремлет, нужно спешить.

И они спешили. Завели две записные книжки, в которые наклеивали фотокарточки немецких агентов, засланных в тыл Красной Армии. Затем по памяти восстанавливали клички шпионов. Из журнала учета выписывали основные данные на них: подлинные фамилии, год и место рождения, вымышленные фамилии, на которые оформлялись фиктивные документы с указанием воинской части, военного звания и должности агента.

Все это делалось в строгой тайне, урывками. Для безопасности Чернов и Баранов поочередно, под видом перекура, дежурили в коридоре.

Андрей беспокоился лишь об одном: где хранить записные книжки. Шкатулка для ненужных бланков, куда он временно прятал «продукцию», могла в любой момент заинтересовать «профессора».

Как-то вечером во время работы внимание Чернова привлекла настольная лампа с толстой деревянной стойкой прямоугольной формы.

— Видишь? — тихо сказал он, показывая Баранову на лампу.

Работа закипела. Каждый день в послеобеденное время они поочередно возились с лампой, расширяя гнездо внутри стойки. Чтобы не стучать, пользовались только перочинным ножом. Через неделю тайник был готов. В него свободно вмещались две записные книжки.

Об этом Андрей решил сообщить в центр через Тоню. Когда он вошел в казино, его обдало пьяным угаром. Немцы преждевременно праздновали победу под Сталинградом. Среди них находилось много курсантов. Всюду раздавались безумные выкрики.

«Ликуете, черти? — усмехнулся Чернов. — Ничего. Будет и на нашей улице праздник».

— Эй, Сизов, садись с нами, — крикнул высокий блондин по кличке «Белый».

Андрей знал, что тот только что вернулся с задания. За столом сидели еще один курсант и рыжая девица с оголенными плечами. Отказываться от предложения было неудобно, и Чернов подсел к ним. От всей этой троицы разило водочным перегаром. «Белый» наполнил бокалы.

— Выпьем, Сизов, за победу! — торжествующе пробасил он. — Не стесняйся. Сегодня я угощаю. — Он сделал щедрый жест рукой. — «Профессор» всучил мне кучу денег.

— С удовольствием, — сказал Андрей.

— Сизов, дружище, ты знаешь, как меня щедро отблагодарили. — Язык у «Белого» начал заплетаться. — Я принес шефу оттуда такую депешу, что он будет век мне признателен. Только благодаря моим донесениям немцы разбомбили вдребезги советскую батарею под этим проклятым Воронежем.

«Из этого типа нужно выудить все, пока он пьян», — решил Андрей и, улыбнувшись, спросил:

— Опять туда собираешься?

— Нет, хватит с меня. Пусть другие лезут под пули. Теперь я имею право целую неделю кутить вот с этой куклой. — «Белый» бесцеремонно обнял девицу за плечи. — А потом подамся в Борисов. Шеф поручил мне переловить там всех партизанских лазутчиков. В следующее воскресенье они у меня поплачут кровавыми слезами.

Подошла Тоня и поставила на стол новую бутылку водки.

— Тонечка, красотка! — «Белый» ухватил ее за локоть. — Заказывай. Любой подарок в городе достану. Я сегодня самый богатый человек.

Колчина избавилась от него шуткой и, забрав посуду, медленно удалилась. Спустя минуту она появилась за стойкой буфета. Андрей поднялся и, сделав вид, что захмелел, пошатывающейся походкой направился к буфету.

— Девушка, приготовьте, пожалуйста, коктейль для моих друзей.

Пока Тоня наполняла фужеры, Андрей закурил и, пуская ей дым в лицо, тихо сказал:

— В ночь на воскресенье готовится облава в городе. Моего собутыльника нужно обезвредить. — Он повысил голос: — Быстрей, дорогуша, наливай. Мои друзья не любят ждать, — и шепотом добавил: — Запомни его: кличка «Белый», фамилия Светланов.

Взяв поднос с фужерами, Чернов тем же нетвердым шагом вернулся на место.

Прошла неделя, другая, а Тоня как в воду канула. «Что с ней? Где она? Не попалась ли?» — беспокоился Чернов. Нужно что-то предпринимать, а что — он не знал.

Предчувствуя недоброе, Андрей снова пошел в казино. На этот раз избрал обеденное время, надеясь днем узнать о Тоне. На небольшой площади, возле магазина, толпились люди. Они о чем-то возбужденно говорили. Подойдя ближе, Андрей вздрогнул. На перекладине между столбами висела молодая женщина. На ее обнаженной груди лист фанеры с надписью: «Повешена за преступную связь с партизанами».

— Ироды проклятые, — тихо всхлипнула старушка и зашагала прочь.

С тяжелым чувством Чернов вошел в казино. Ни на кого не глядя, он сел за свободный стол, машинально взял меню и долго его рассматривал.

Знакомая украинская речь вернула Андрея к действительности. Он поднял голову, улыбнулся. Перед ним стояла Тоня. Ее лицо после болезни было бледно, но глаза светились радостью. От нее он узнал все новости. Облава в городе провалилась, «Белый» обезврежен, но в отместку за неудачу гестаповцы арестовали десять местных жителей якобы за связь с партизанами. Одну из жертв специально привезли в поселок и повесили здесь для устрашения.

Приближался Новый год. Обстановка на фронте обострилась. Тоня передала Чернову, что немцы под Сталинградом окружены. В гарнизоне царило напряжение. Все чего-то ждали. «Профессор» нервничал. В разговоре с Андреем высказал недовольство составом разведчиков, подготовленных школой. На новогоднем ужине он обрушился на курсантов с ругательствами.

— Я знаю каждого из вас, — кричал шеф. — Знаю, чем вы дышите и что думаете. Среди вас завелись большевистские агитаторы. Они мутят вам головы всякой ерундой. Я желаю знать, кто они? Кто эти сволочи, собачьи твари?

Андрей догадывался, что шефа беспокоят провалы агентов, и опасался новой вспышки его подозрительности.

В конце января «профессор» вызвал Чернова к себе. Не успел Андрей войти в кабинет, как Гонзери набросился на него:

— Это ты большевистский агент? Ты, собачий ублюдок? Мне теперь ясно, почему наши парни проваливаются. Ты портишь им документы. Вот живой свидетель, — и он указал на человека в форме советского танкиста, что сидел спиной к окну. — Он чуть не попался в лапы к чекистам!

Андрей взглянул на незнакомца. В прищуренных глазах «танкиста» играла злая усмешка. «Одно из двух, — подумал Чернов, — либо Гонзери берет на пушку, либо этот тип действительно нашел какой-то брак в красноармейской книжке».

— Если вы, господин майор, верите басням всякого агента, то прошу меня уволить. Моя преданность вам хорошо известна. Вы же сами представляли меня к награде. — Андрей решил наступать, он говорил чуть возбужденно, с нескрываемой обидой в голосе. — Не моя вина, что кое-кто из этих дураков попался. Причина, очевидно, в другом.

— Это мы сейчас проверим, — сердито сказал «профессор», но уже без крика. — Принесите сюда десяток красноармейских книжек. Вот по этому списку. Даю пять минут.

Андрей быстро отобрал десять указанных в списке книжек. Среди них оказалось семь новых, недавно оформленных, и три использованных, с которыми агенты благополучно вернулись обратно. Все книжки были с легким изъяном. На одних в графе «воинское звание» вместо «красноармеец» стояло «рядовой», в других искажены номера воинских частей, а на трех последних резко выделялись оттиски печатей.

«Неужели шеф догадался? — тревога охватила Чернова. — Нет, не может быть. Он же в наших тонкостях не смыслит. Так почему он дал список именно на этих агентов? Что придумать, если танкист разоблачит?» Впервые за все время работы здесь Андрей почувствовал реальную угрозу провала. Холодный пот выступил у него на лбу. О себе он думал меньше всего. Он знал, на что шел. Его тревожила судьба записных книжек. Столько сил вложить в них, и вдруг все впустую. С этим Андрей не мог смириться. «Как передать их Тоне в случае ареста? Как назло, шеф услал куда-то Баранова. Бежать самому? Но Гонзери наверняка предусмотрел и этот вариант. Охрана может задержать. Тогда все пропало. Да и подло уходить одному без напарника». Единственную надежду на спасение Чернов возлагал на три красноармейские книжки, которые уже побывали за линией фронта.

«Будь что будет, — решил он. — В крайнем случае возьму все на себя. Быть может, Баранову удастся бежать».

«Танкист» внимательно рассматривал каждую книжку. Вытащил свою, стал сверять записи. От нетерпения у него дрожали пальцы.

— Ты что, с перепоя или цыплят воровал? — с раздражением заметил «профессор».

— Вот одна, вот другая, а вот третья, — злорадствовал «танкист», откладывая в сторону книжки. Это были те самые, на которые рассчитывал Чернов.

У Андрея сразу отлегло от сердца. Изъяны в других документах не вызывали подозрений.

— Какие же погрешности ты нашел в этих книжках? — спросил он как можно спокойнее.

— Печать провальная.

— Сам ты провальный, — вспылил Чернов. — Да знаешь ли ты, что все эти книжки испытания выдержали? Их владельцы живы, невредимы и вино пьют в казино. А ты, видать, сдрейфил при первом же невинном вопросе.

Расчет Андрея удался. Гонзери сменил гнев на милость.

…От Колчиной поступили радостные вести. Она сообщила Чернову, что пять немецких агентов пойманы, Помогли его сведения.

Приближалась весна. Андрей чувствовал, что немцы готовят новое наступление. Работы в бюро прибавилось. Теперь каждую неделю в тыл Красной Армии забрасывались агенты. «Куда, зачем? Что задумали немцы?» Андрей стал чаще обедать с преподавателями школы, надеясь узнать что-либо от них. Иногда ужинал в казино в компании немецких офицеров. Но обрывки разговоров не давали необходимых сведений.

А дни бежали. Командир группы через Тоню намекнул ему о возвращении. Чернов и сам понимал, что его пребывание в школе затянулось. Подозрительность Гонзери обострилась. Он стал чаще наведываться в бюро, лично проверять оформленные документы. Но Андрею хотелось добыть еще и сведения о военных планах гитлеровского командования.

В начале апреля из Минска приехал представитель германской военной разведки. Вместе с ним прибыло пять агентов, окончивших немецкую разведшколу в Варшаве. Приезд новых шпионов держался в строгой тайне. Для них отвели просторный дом, расположенный на другом конце поселка.

Целую неделю тайные гости находились под наблюдением «профессора». Он поручил Андрею срочно изготовить для них документы.

— Когда будут готовы, покажите мне.

По строгому тону шефа Чернов понял, что готовится к заброске за линию фронта какая-то особая группа. Он не стал рисковать; все пять фиктивных удостоверений личности были сделаны без дефектов.

— Прима, прима! — удовлетворенно сказал Гонзери. — А теперь идем со мной к варшавским питомцам. Объяснишь им все тонкости штабной кухни и структуру ваших армейских штабов. Но предупреждаю: все, что увидишь и услышишь, похорони, как в могилу.

Андрей насторожился. Предстоящая встреча могла пролить свет на коварные замыслы врага. В то же время Чернов ясно сознавал всю сложность задачи, поставленной ему шефом. Нужно быть настоящим штабистом, чтобы уметь искусно разбавлять ложь правдой. Как назло, и с Барановым не пришлось предварительно поговорить.

Но встреча не оправдала ни опасений, ни надежд Андрея. В присутствии высокого гостя из Минска варшавские «питомцы» вели себя, как школьники на экзаменах. Полуправдивые объяснения Чернова они воспринимали без малейшего сомнения. Даже надменный полковник абвера остался доволен беседой.

— На сегодня хватит, — сказал он по-немецки, передавая Гонзери папку. — Анкеты на этих сохраните, — он указал глазами на агентов, стоявших в стороне в почтительной позе, — а карту уничтожьте.

На обратном пути Гонзери предложил полковнику поужинать в казино. Тот согласился. Андрей решил последовать за ними. Его заинтересовала карта. «Наверняка план новой операции. Нужно во что бы то ни стало узнать. Упустить такую возможность глупо. Лишь бы Тоня оказалась на месте».

У входа в казино Гонзери неожиданно оглянулся, словно вспомнил что-то.

— Сизов, возьми папку и возвращайся. — Он понимал, что в хмельном угаре можно забыть секретные документы. И отдал их Чернову. — Держи у себя до завтра. За сохранность отвечаешь головой. А в казино другой раз сходишь.

В бюро карта сразу же подверглась тщательному изучению. На ней была нанесена дислокация частей Красной Армии от Ельца до Воронежа. Андрей тут же снял с карты кальку и спрятал копию в тайник.

«Профессор» пришел на другое утро. Он был не в духе. Под глазами, красными от бессонной ночи, набрякли мешки. Проверив содержимое папки, он собрался уйти, но, взглянув на Баранова, спросил:

— Ты что уставился на меня? Сказать что-нибудь хочешь? Говори.

— Нет, ничего. Т-так п-просто.

— Хитришь, парень. По глазам вижу. Меня не проведешь. — Гонзери снова достал карту и, подойдя к окну, внимательно рассмотрел ее.

— Копию сняли? Признавайтесь.

— Зачем она нам? — Андрей недоуменно смотрел на шефа, а в душе проклинал напарника.

— Это вас нужно спросить. Вот следы от нажима карандаша.

— О каких следах вы говорите? Я ничего не вижу.

— Не притворяйся. Говори, куда спрятал копию?

— Что с вами, господин майор? Если мне не верите, спросите у Баранова.

— Возможно, г-где-нибудь раньше с нее к-копировали.

— Успели сговориться? Не выйдет! — Гонзери сел за стол, достал пистолет. — Считаю до десяти: раз, два…

Андрей понял: шеф берет на испуг. Под дулом пистолета у Баранова могут сдать нервы. Нужно опередить.

— Господин майор, зачем так горячиться? Вы напрасно нас подозреваете. Ведь карта же не первой свежести. Баранов прав. Она, наверное, побывала во многих руках, прежде чем к вам поступила.

— Хорошо. — Гонзери действительно не помнил, были на ней подозрительные следы или нет, а спрашивать об этом полковника — себя опорочить. — Но предупреждаю: если найдется копия, вздерну обоих, — он сделал, красноречивый жест рукой. — А пока сдайте мне ваши пропуска. И не вздумайте улизнуть.

Вскоре пришли два «ревизора». Они тщательно осмотрели все, вплоть до личных вещей Чернова и Баранова. Одна лишь настольная лампа не вызвала подозрений.

«Надо немедленно уходить, — решил наутро Андрей. — Уходить вместе с Барановым. Задание, по существу, выполнено».

Но уход неожиданно пришлось отложить. Утром «профессор» направил Баранова вместе с преподавателем радиодела в Минск за «канцелярскими принадлежностями», то есть за новыми бланками документов. Скоро пришло известие, что машина с посыльными Гонзери попала под бомбежку советских самолетов и все пассажиры погибли.

Вечером Чернов отправился в казино. На этот раз он пришел не с пустыми руками. В карманах лежали поддельные печати, в пилотке за подкладкой — секретная карта, а за голенищами сапог были упрятаны аккуратно завернутые в непромокаемую бумагу записные книжки с фотокарточками и основными данными на агентов, засланных в советский тыл.

Спустя час Андрей и Тоня встретились за поселком, на опушке леса.

Они шли молча. Тоня изредка останавливалась, чтобы сориентироваться в сумрачном лесу. Пока она уточняла дорогу, Андрей прислушивался к лесным шорохам, держа наготове пистолет. Он опасался погони. Ведь от немецкого гарнизона они ушли недалеко. Эсэсовцы могут обнаружить его исчезновение. Тогда от овчарок не уйдешь.

Темнота застала их на краю глубокого оврага. Не успел Андрей осмотреться, как внезапный луч карманного фонаря ударил ему в лицо. В то же мгновение чья-то сильная рука выбила у него пистолет, и хриплый голос скомандовал:

— Хальт! — И в луче света блеснуло дуло автомата.

«Все, конец!» — решил Андрей, поднимая руки. Рядом в той же позе застыла от страха Тоня. Пока их обыскивали, Андрей настороженно разглядывал этих словно выросших из-под земли людей, пытаясь определить, кто они: свои или враги? «Одежда гражданская, почему говорят по-немецки? Может, те самые «охотники», которых немцы еще накануне направили к партизанам?»

— Что, голубчики, попались? — сказал человек, обыскивающий Андрея.

— Смотри, фрица поймали, — сказал другой, осветив Чернова с головы до ног. — Да еще с невестой. Должно быть, прямо со свадьбы.

— Петров, хватит болтать, — сердито сказал третий, что стоял чуть в стороне, держа наготове автомат. — На базе разберемся. Связать им руки!

Слово «база» и простое, без грубостей обращение немного успокоили Андрея. Так могли поступать только партизаны. Он покорно подчинился, не проронив ни слова. Их побег был настолько поспешным, что Тоня не успела предупредить командира партизанского отряда. А на базе знали ее немногие, только те, кто поддерживал с ней связь в городе.

Спустя час группа прибыла на место. Когда Андрея ввели в командирскую землянку, он не поверил глазам. Перед человеком с густыми черными усами, в котором он по описанию Колчиной сразу признал командира, стояли знакомые два «охотника» со связанными руками.

— Что, знакомых увидел? — спокойно сказал усатый, заметив удивленный взгляд Андрея. — Знать, одного поля ягоды?

— Верно, Николай Трофимович, знакомые, только мы с разных огородов, — в тон командиру ответил Андрей. — Это же отпетые бандиты. Я сам готовил им фальшивые документы. Только не знал, в какой партизанский отряд немцы решили их забросить.

— Не верьте ему, он провокатор, — взорвался один из них, тот, что был пониже ростом. — Он заодно с немцами, и нас, паразит, хотел заарканить. Но мы его враз раскусили. Не на тех напал. Святая правда, командир, предатель он, изменник, фашистский выродок…

— Стой, не шуми, здесь не балаган, — оборвал его Николай Трофимович. И, подозрительно осмотрев Андрея с ног до головы, спросил:

— Откуда вы, приятель, знаете меня?

— Колчина сообщила, — спокойно ответил Андрей. — Ее вы, очевидно, помните? Ваши ребята задержали ее вместе со мной в лесу. А кто я, — он показал глазами на «охотников», — прошу без свидетелей. У меня есть к вам личный разговор.

— Ну что ж, выкладывай, — сказал Николай Трофимович, когда они остались вдвоем.

…В полночь Андрей уже летел в Москву. Как только самолет пересек линию фронта, он облегченно вздохнул.