Скворец
Грызу яблоко и смотрю по телевизору футбол, немного волнуюсь, что Стеллы до сих пор нет, а ее телефон недоступен. Я ужасно по ней соскучился, хочется ее растерзать. Как только в очередной раз вспоминаю свою злючку, дверь в комнату яростно хлопает и я прирастаю к кровати. Сучара залетает, как метеор, в каком-то совершенно бешеном порыве, сначала она выбивает из моих рук яблоко, потом пинком срывает с себя сапоги и бросает под стол. Я перестаю дышать и смотрю на нее очень испуганно. Шуба летит в угол, крупные серьги летят в другой, затем она резко дергает шнур телевизора и вырывает его из розетки.
— Раздевайся! — говорит командным тоном, — Я тебя хочу!
Я тревожно сглатываю и наблюдаю за тем, как агрессивно она стягивает с себя колготки и платье.
— Прямо сейчас? — говорю удивленно.
— А ты что, чем-то занят? — гаркает на меня озлобленно, — Ну че ты сидишь?
— Да… мы же вроде не п-планировали, — начинаю заикаться, — У меня с-с собой даже ничего нет…
— А ты что болеешь еще чем-то, кроме туберкулеза и чесотки?
— Нет…
— Тогда пофиг! — Стелла срывает с шеи какую-то подвеску не расстегивая замок.
— Сегодня я тебя боюсь… Может быть лучше, как раньше? — я строю идиотское лицо и кручу в воздухе двумя пальцами.
— Нет! — цедит железно, залезает на меня верхом и впивается в мои губы.
Ну нихрена себе соскучилась… Мне, конечно, приятно, но сегодня она особенно дикая и через чур странно себя ведет. Меня возбуждает, что она постанывает от одних поцелуев и снова кусается, а еще, кажется, она собирается вырвать мне все волосы.
— Может хотя бы выключим свет? — спрашиваю полушепотом.
— Нет, хочу при свете!
Ну ладно. Но я представлял себе это по другому…
— Было больно? — спрашиваю негромко и глажу ее по голове.
— Терпимо…
Теперь она слишком спокойная, лежит и размеренно дышит, обнимая меня руками и ногами. Стелла засыпает, но всего на час, мне не хотелось ее тревожить, поэтому я не вставал, чтобы выключить свет, наверно, он ее и разбудил. Она целует меня в плечо, а потом начинает водить пальцами по моему животу, вокруг мелких татуировок.
— Почему они у тебя такие уродливые?
— Они нормальные, — я улыбаюсь.
— Ну серьезно, их что трехлетний ребенок делал? — говорит мягко.
— Нет, пятнадцатилетний Хмурый… В тот год мы хотели быть татуировщиками, вот и били друг другу всякую фигню! А потом поняли, что погорячились.
— А ты что, тоже умеешь? — она слегка приподнимается и внимательно на меня смотрит.
— Да не особо, только если что-то подобное…
— А у вас есть машинка?
— Где-то валяется, но она дешевая, дурацкая и рвет кожу.
— Это ничего страшного, — в глазах Стеллы снова какой-то недобрый огонек, — Приноси ее завтра!
— Зачем?
— Я хочу такие же!
— Ты че, вообще спятила? — я смотрю на нее не отрываясь.
— Я серьезно. Мне нужны такие же татуировки, вот прямо поуродливее!
— Стелла, да что с тобой происходит?
— Ничего, просто мне нравится такой стилёк! Я все равно сделаю! Поэтому, давай лучше повеселимся и ты на мне порисуешь!
— Нет! — заявляю резко, — Я не знаю, что у тебя за бунтарский протест, но не трогай тело! Ты тысячу раз об этом пожалеешь!
— Я не пожалею!
— Стелла, нет! — я сверлю ее тревожным взглядом и грозно свожу брови.
— Денис, ну пожалуйста! Набей мне что-нибудь! На память! — говорит очень ласково.
По имени она меня вообще никогда не называет, надо показать ее врачу…
— Что значит, на память? Я пока не собираюсь помирать.
— Давай хотя бы одну… — Стелла делает слишком милое личико.
— У меня очень кривые руки! — я мотаю головой.
— Ну и что…
— Так тебе потом так ходить, а мне на это смотреть, — я все еще не теряю надежду ее отговорить.
— Ну я же смотрю на твоих уродцев! — она улыбается, а потом наклоняется и начинает целовать мою кожу с дурацкими рисунками.
Интересно, кто-нибудь может похвастаться такой же ненормальной девушкой?
Стелла все таки меня уговорила. На одну и маленькую. Мне кажется я никогда в жизни так не волновался, мои руки начали трястись еще по дороге в общагу. Мне ужасно не хотелось ее портить, но я уже понял, если Стелла что-то решила, она не отступит. Самое сложное, что у нее вообще не было идей, что это должно быть, сказала, что ей все равно и чтобы я решал сам. Как взять на себя такую ответственность? У меня же реально никакой аккуратности и таланта к рисованию, только более-менее ровный почерк. Место для татуировки ее тоже не интересовало, но когда я объяснял в каких местах бить больно, а в каких не очень, Стелла сразу же выбрала одно из самых больных — ребра. Сначала я долго тренировался ручкой, психовал, стирал и снова рисовал, то примитивные узоры, то сердечки, то смайлики, все это кривое дерьмо совершенно ей не шло. А потом решил, да ну ее нафиг, хочет изуродоваться- вперед, мне то какая разница, будет на ней что-нибудь страшное или нет. Для меня ничего не изменится. В очередной раз стер все свои художества и взял машинку. Напряженно выдохнул, собрался и не обращая внимания на Стеллин жалобный писк, стал аккуратно водить иглой по ребрам, под грудью справа. Это было недолго и, надеюсь, не очень больно, по крайней мере кожу я ей не порвал.
Я заклеил тату пленкой и опустил вниз шелковую майку. В знак благодарности, Стелла сразу же больно меня укусила и сказала, что я не предупреждал ее, что это до такой степени больно и это ее последняя татуировка в жизни. Вот и умница! Правда, я чуть не поседел!
— Ты не хочешь посмотреть?
— Да нет, потом! — она отмахивается.
— Ну ладно, — отвечаю расстроено, вообще-то мне хотелось, чтобы она посмотрела, — А мне будешь что-нибудь набивать?
— А можно? — в ней сразу проснулся энтузиазм и она поднялась на кровати.
— Давай! Хуже уже все равно не будет, — я улыбаюсь.
— А ты покажешь как?
— Конечно…
— Тогда сейчас, — Стелла довольно потирает руки, — Только в туалет схожу.
Ее возвращения я ждал с нетерпением, потому что я был уверен, что она посмотрит на свою тату, но судя по ее нулевой реакции, она этого так и не сделала.
— Я готова! — говорит страшно довольная.
Я сначала показываю, как работает машинка, меняю иглу, а потом снимаю толстовку и ложусь на кровать.
— Какие будут пожелания? — произносит очень коварно и запрыгивает на меня верхом.
— Да делай, что хочешь… — я снова вздыхаю.
Зная сучью натуры Стеллы, это может быть все, что угодно, от похабных картинок до похабных надписей.
— Место выбрала?
— Ага! Давай там же, чтобы я не одна ходила, как дура.
— Давай!
Стелла злобно хихикает, включает машинку и я зажмуриваюсь, предвкушаю порцию боли, но видимо у нее легкая рука, по крайней мере, мне удается не хныкать, как она. Ее шедевр тоже занимает не так много времени, по ощущениям, ее рисунок такой же маленький. Про пленку Стелла не забывает, аккуратно разглаживает края, а потом наклоняется, чтобы чмокнуть меня в губы. Конечно, я тоже ее кусаю и уверенно заявляю, что это было смертельно больно и это последняя татуировка в моей жизни. Она смеется и слезает, отключает машинку и убирает ее на стол.
— А ты свою не посмотришь? — говорит азартно.
— Нет, — отвечаю тихо, с совершенно глупой улыбкой и тяну ее за руку на кровать.
Я уже посмотрел, когда она отворачивалась. И она свою тоже посмотрела. Потому что теперь у нас обоих под сердцем написано: «Люблю», только разными почерками.