Нищий и принцесса

Глава 5

Стелла

В очередной раз не могла уснуть пол ночи и в итоге проспала в школу, слышала, как мои соседки Катя Гришина и Катя Никишина собираются, но не могла заставить себя подняться. Пришла только ко второму уроку и ко мне сразу же на всех парах примчался прилипала Антоша Лавренов.

Располагаюсь за партой, демонстративно не обращая внимания на Чумакову и недовольно закатываю глаза.

— Тебе письмо, танцуй! — улыбается во все тридцать два и протягивает мне какой-то конверт.

Внутри все сжимается в маленькую горошину, но я не подаю вида.

— Опять твои любовные послания? — отправляю конверт в брендовую сумку и вешаю ее на спинку стула.

— Нет, оставили для тебя на вахте, охранник попросил тебе передать. У меня появился конкурент? — Тоша стреляет глазами.

— Скажешь тоже! Думаю только о тебе, днями и ночами! — я язвительно поднимаю брови.

— Это приятно. Может сходим куда-нибудь на выходных? — он склоняется надо мной и подмигивает.

— Может быть и сходим, скинь мне варианты, — я толкаю его руку, — Ну всё, Тошик, скройся!

Не обращаю внимания на его недовольное цоканье, думаю только об этом письме. Я знаю что там, мне не терпится его открыть, но я знаю свою реакцию, во время уроков этого лучше не делать, а в спальне будут мешать девчонки. Поэтому тревожно жду окончания уроков и бегу под дальную, почти не проходную лестницу. Трясущимися пальцами вскрываю конверт и сразу узнаю почерк мамы. Она уже передавала мне несколько писем через государственного адвоката.

«Привет, мое солнышко! …

Я зажимаю рот ладошкой и вздыхаю.

… Я надеюсь у тебя все хорошо. Ты сильная и смелая девочка, поэтому, пожалуйста, не грусти, тем более есть приятные новости. У меня поменялся адвокат, Григорий Абрамов оплатил мне какую-то московскую акулу, суды снова будут откладываться, но с ним мои шансы отсюда выбраться намного выше. Я прошу тебя, не глупи и не отвергай Пашку, он очень хороший мальчик и давно тебя любит. Я не хочу на тебя давить, но ты просто представь, что весь наш кошмар может закончиться и мы сможем жить спокойно, как раньше. Рано или поздно, ты все равно выйдешь замуж, и слава Богу у тебя есть голова на плечах и ты не сделаешь глупость и не выскочишь за первого встречного, по великой любви. Потому что великая любовь через несколько лет заканчивается. В этом вопросе нужно думать холодной головой. Пашка отлично тебе подходит, он спокойный, мягкий и готов сделать для тебя все, что угодно. Ты снова будешь иметь деньги и легко сможешь им вертеть.

Стелла, они помогут выплатить наши долги… От такого предложения нельзя отказываться! Я пока не могу с тобой разговаривать и больше всего боюсь, что ты что-нибудь натворишь… Если я останусь тут надолго, как ты будешь жить? Где? У меня разрывается сердце. Мы же с тобой совершенно не приспособлены к жизни, совсем ничего не умеем. Две инфантилки. Я хотя бы уже пожила, а кто будет заботиться о тебе?

Пашка приедет на новогодние каникулы, проверь загранник, думаю он пригласит тебя куда-нибудь, чтобы сблизиться. Григорий и Елена хотят с тобой поужинать и все обсудить. Пожалуйста, не будь дурой! Они единственные люди, которые от нас не отвернулись…

Стелла, помоги мне! Помоги нам всем!

Я тебя очень люблю и очень скучаю!

Мама.»

Минут тридцать я просто рыдаю. Зажимаю себе рот и реву, переодически перечитывая это письмо и от каждого раза мне становится все хуже и хуже. Я не думала, что я такая слабачка и такая глупая. Надо хватать этого несчастного Пашку Абрамова, как спасительную соломинку и ждать чуда, а меня только тянет блевать. Он же будет ко мне прикасаться, трогать меня, мне придется целовать его, спать с ним. Думаю об этом и слезы просто не заканчиваются.

Григорий Абрамов старый друг отца, ему мы тоже должны денег, но он единственный, кто молча обнулил наш долг и выразил искренние соболезнования. Мы дружили семьями, Пашка старше и в детстве проводил больше времени с нашим Сеней, а лет в пятнадцать я поняла, что уж слишком странно он на меня засматривается. Пашка тихий и робкий, смотрит и ничего не делает, я сразу же окрестила его маньяком и всячески шарахалась. Но на все праздники он передавал мне самые большие корзины цветов и самые крутые подарки. Меня это не сильно заботило, он стажируется в Европе и я давно его не видела. Но когда в сентябре мама написала мне первое письмо, я вздрогнула. Абрамов предложил свою помощь, но не безвозмездную. Сказал: «Нэлли, наши дети прекрасная пара, может им стоит попробовать построить совместное будущее?» Без расчета никуда, Абрамов знает, что в Туле есть брошенное производство, которое сто лет назад оформили на мое имя и пока мне не исполнится восемнадцать, мы не можем его продать, хотя оно запущено и стоит не так много. Григорий подкинул маме идею: ничего не продавать. Говорит, что даст Пашке денег, чтобы он вложился в наш прогоревший бизнес, поднял его на ноги и строил свою маленькую империю самостоятельно, ведь его стажировка почти окончена и ему пора уйти в большое плаванье. Но Пашка слишком мягкий, ему нужна спутница, которая не даст расслабиться. А тут все так прекрасно совпало. Абрамов даже расписал бизнес план. Полтора года на точку без убыли, а после, доходы с Павликом будем делить пятьдесят на пятьдесят, своей частью мы гасим задолженности. Это выбор без выбора. Если я откажусь, никакие деньги они не вложат, я отдам помещение и оборудование за бесценок, потому что я ничего в этом не понимаю, а на консультацию юриста нет денег. Сеня громче всех хлопает в ладоши и полностью согласен с матерью, его творческая натура тоже не смыслит в бизнесе. Я чувствую будто меня загнали в угол. Сколько там до этих зимних каникул? Чуть больше месяца? Блин, да я ведь почти ни с кем не целовалась! С Гофманом один раз и то из любопытства. Какое мне замужество? Я же даже не успела ничего в этой жизни попробовать!

Слезы все льются градом и в самый неподходящий момент ко мне под лестницу заглядывает пигалица Чумакова. Смотрит на меня так взволнованно, стоит рядом, что-то мне говорит, я даже отвечаю, но мысленно я далеко не здесь.

— Иди отсюда, Чумичка! — пытаюсь ее прогнать, но она все не уходит.

— Не сиди на каменном полу, простудишься…

— Да отцепись… — надо же какая заботливая сволочь.

Боже… нет… она никуда не собирается и садится рядом со мной.

— Иди отсюда! И если кому-нибудь скажешь о том, что видела… — я стыдливо закрываю лицо ладонями.

— Я не трепло, Стелла! — говорит очень уверенно и протягивает мне пачку салфеток.

Ладно, я об этом еще пожалею, но пусть сидит, сейчас она меньшая из моих проблем. Вытираю слезы и ловлю себя на мысли, что хочу чтобы меня кто-нибудь обнял. Хоть эта вшивая.

— Слушай, если это из-за Гофмана, то это просто…

— Ну какой нафиг Гофман? — вот же дура! — У меня жизнь рушится со скоростью света, а ты тут про какого-то Гофмана!

Самое обидное, что я никак не могу перестать плакать перед посторонним человеком, а Чумакова строит такое сочувствующее лицо, что я никак не вернусь в тонус.

— Твоя жизнь рушится и ты в отместку рушишь ее другим?

— Да ничего тебе не будет, Чумичка! — я вздыхаю, — Мне уже всячески намекнули никак тебя не трогать, боятся жалоб в Министерство Образования… Ходи, рыгай в свое удовольствие…

— Оценила, да?

— Оценила…

— Я бы все равно под тебя не прогнулась, Стелла. Меня жизнь не сломала и ты не сломаешь тем более. Неужели в тебе нет ничего человеческого? У меня была возможность пожить хотя бы пол года нормально, как человек… Дальше выпуск и до свидания. Я не в институт не поступлю, ни работу не найду себе нормальную. Из одного дерьма попаду в другое. Может эта информация как-нибудь улучшит твое настроение…

Еще одна несчастная. Надо бы порадоваться, но не хочется.

— Мне уже ничего его не улучшит…

— Любое дерьмо закончится, ты уж мне поверь!

— Сомневаюсь…

— Ладно, Стелла, хорош реветь! Такие, как ты реветь не должны! Соберись уже, развела нюни! Иди дрессируй своих болонок или покорми с руки Лавренова. Если влипла во что-то, обращайся, начистим морду. Дерешься ты, кстати, не плохо, мое почтение. Где так научилась?

— У меня есть старший брат.

— Ну вот! Или позвони, пожалуйся старшему брату!

Она поднимается и собирается уходить, но внутри шарашит ощущение, что я должна ее предупредить.

— Стой, Чумичка! Ты с Гофманом поосторожнее, а то реветь будешь, не ведись на него, он уже половину школы перебрал, а Антошка второю половину… Он на тебя поспорил, а сейчас по ушам ездит. На меня они тоже поспорили…

— И из-за кого из них ты ревешь?

— Пф! Сдались мне эти дети! Думают только членами, сегодня одна нравится, завтра другая. В сентябре один с Гришиной зажигал, другой с Никишиной, через неделю поменялись, а еще через неделю испарились. А эти наивные дурехи до сих пор ревут. Поэтому предупреждаю тебя, чисто по женски…

— Ну спасибо тебе за предупреждение. К счастью, на такое я не ведусь!

Ну-ну! Не ведется… Но Чумакова уже уходит и я снова могу пореветь спокойно.

Весь вечер валяюсь в кровати лицом вниз. Гришина и Никишина поехали в кино. Идиотки. За окном бушует шторм. Посмотрим, как они собираются возвращаться в нулевую видимость. После успокоительных меня отпустило, я даже попыталась спасти заплывшие от слез глаза патчами, но выглядела отвратительно. Когда завибрировал мой телефон, хотела позлорадствовать, что дурочки нуждаются в моем совете, как вернуться домой, но вместо знакомых имен на моем экране высветилось: «Нищеброд» и я удивленно нахмурила брови.

— Алло…

— Подойди к черному входу, — говорит запыхавшимся голосом.

— Зачем?

— Стелла, давай живее, меня сейчас отсюда сдует нахрен!

Беру первую попавшуюся куртку из шкафа и спускаюсь вниз, заворачиваю к запасной лестнице и оказавшись в тамбуре, открываю замок. Сумасшедший ветер с дождем и снегом сразу же настежь распахивает железную дверь и едва не зашибает трясущегося от холода нищеброда. Не дожидаясь приглашения, он сразу ныряет внутрь и поочередно дышит в ярко-красные ладони.

— Ты чего тут делаешь? — я теряюсь и смотрю на его мокрую, заледеневшую одежду, — Сюда нельзя!

— Я на минуту, — он лезет в джинсы и негнущимися пальцами ковыряется в карманах, — Дай руку.

Не дожидаясь, Скворец протягивает мне мой браслет и сердце сразу срывается с места, я беру его из его ледяной ладони и закусываю нижнюю губу.

— Слушай, Светка извиняется… — он начинает неловко мяться.

— Мне не нужны никакие извинения и объяснения, можешь ничего не говорить, — я не свожу глаз со своей блестящей цепочки, пытаюсь застегнуть ее на руке, но мне очень неудобно, поэтому просто крепко зажимаю браслет в кулаке, — Главное, что он снова у меня. Спасибо…

Я поднимаю глаза и смотрю, как Скворец стучит зубами.

— Ты мог просто позвонить и сказать, что с браслетом все в порядке. На улице же настоящий апокалипсис…

— Да я с утра его с собой таскаю, иду домой. Вы живете по пути.

В тамбуре начинает мигать лампочка, а воздух разрезают звуки шатающегося метала.

— Что с твоим лицом? — спрашивает Скворец.

— А что с твоим? — отвечаю насуплено и поднимаю голову к потолку, лампочка опять мигает.

Внезапно свет полностью выключается и мы остаемся стоять в кромешной темноте под звуки страшной колыбельной ветра.

— Здесь иногда выбивает генератор, — говорю в пол голоса.

— Где он? Давай запущу.

— Этим занимается охранник, тебе нельзя здесь находится.

— Как хорошо, что меня не видно, — он хмыкает.

Мы замолкаем. Зубы Скворца все еще отчетливо стучат на фоне бушующей вьюги.

— Ладно, поднимайся, — говорю тихо.

Надо проводить его к Чумаковой. Наощупь шарю в воздухе, чтобы показать Скворцу куда идти и натыкаюсь на холодную кисть.

— Ммм, начались какие-то приставания, — говорит ехидно.

— Не мечтай, — бурчу и хочу перехватить его рукав, но мои пальцы уже перехвачены.

Свободной рукой продолжаю искать ручку двери, а потом тяну его к лестнице, здесь значительно светлее из-за большого окна, идем медленно, заворачиваем на второй этаж, но я сразу замираю. В конце коридора, вижу очертания фигуры Гофмана, он широко размахивает фонарем и идет в сторону комнаты Чумаковой. Вот же хитрый засранец! Отступаю назад. Только драки не хватало…

— Ты потерялась? — спрашивает с усмешкой.

— Вроде того, — недовольно цокаю и веду его на свой этаж.

В коридорах толпятся люди, но здесь вообще ничерта не видно, поэтому нам удается войти в мою комнату без каких-либо вопросов. Как только дверь закрывается, слышу звук растегивающейся молнии, Скворец снимает мокрую куртку. Я залезаю в кровать с ногами, не объясняя ему где расположиться. Почти сразу в комнате загорается два огонька от фонариков наших телефонов.

— Значит, смотри, — я одариваю его коварной улыбкой, — Вот этот шкаф мой, а еще вот эта тумбочка, из них ничего не тащи.

Скворец закатывает глаза и сжимает губы в легком смешке.

— Я постараюсь держать себя в руках. А где твои соседки?

— Ушли гулять.

— Почему ты не отвела меня к Чуме? — спрашивает с издевкой.

— Там был охранник, могли возникнуть неприятности.

— Понятно, — Скворец все еще растирает руки, — Слушай, не трогай ее, а… Васька очень хорошая. Она добрый человек и надежный друг. Не обижай ее.

— А может это она меня обижает? — говорю возмущено и вспоминаю сколько фокусов она выкинула, — С ней ты тоже будешь проводить воспитательную беседу?

— Она никогда не полезет первая… А вообще, я рассчитывал на более красочную благодарность за найденный браслет, — смотрит на меня с ухмылкой.

— Поклониться тебе в ноги? — я недовольно щурюсь.

— Помоги Ваське социализироваться.

Ничего кроме нервного смеха эта фраза у меня не вызывает.

— Представь, как сложно, когда ты совсем одна, среди чужих людей и тебе даже помочь некому, потому что у тебя совсем никого нет. Чума делает вид, что очень сильная, но она только храбрится, я знаю, что она переживает.

— Ты либо очень глупый, либо очень наивный, — я цокаю, — Нельзя говорить о том, какие у человека слабости! Тем более его врагу! Но за информацию спасибо. Не надо так волноваться за свою любимую Чуму, она уж точно в защите не нуждается.

— По глазам вижу, что хочется пожаловаться, — Скворец ехидно лыбытся.

А мне и правда хочется!

— Лучше бы занялся ее воспитанием! Она рыгает за столом, сует мне под нос свои вонючие подмышки! Складывает ноги с дырявыми пятками на стол, лупит наших пацанов! — я не могу перестать возмущаться.

— Ахаха! — Скворец сворачивается в припадке хохота, — Какая красотка!

— Не то слово…

— Только не говори, что ты такая заплаканная, потому что слишком сильно ей впечатлилась, — он смотрит на меня серьезно, в полумраке моей комнаты.

Я не отвечаю ему. Вот только не хватало открывать душу первому встречному гопнику! Надуваюсь и скрещиваю руки на груди.

— У тебя какие-то проблемы? Может помощь нужна?

— Пф! — я закатываю глаза, — У меня нет никаких проблем, у меня всё прекрасно!

Уж больно эти нищеброды сочувствующие, что один, что вторая! Я уже успокоилась и не дам новую слабину.

— Вот и молодец! Тогда пошли покурим.

— С ума сошел? — смотрю на него как на идиота, — Нас сдует ветром!

— Мы не пойдем на улицу, пошли в коридор или на лестницу.

— Здесь нельзя курить, за это грозит исключение.

— Интересно, как они узнают, что это мы, если вокруг кромешная темнота? Ты че такая скучная? Если бы у нас выключили свет, наши бы уже на ушах стояли, устроили бы настоящую анархию. А вы разбрелись по комнатам и сидите, скучаете. Пошли!

Я недовольно качаю головой и продолжаю сидеть на кровати.

— Пойдем, говорю! — Скворец делает пару шагов вперед и его высокая фигура нависает надо мной, — Есть подозрения, что ты такая злобная собака, потому что живешь своей скучной, мажорской жизнью. Что будешь вспоминать на пенсии, как сидела в своей комнате, как правильная, скучная девочка?

Если бы он знал на какие больные точки сейчас давит… Скворец протягивает мне руку, я раздраженно шиплю и поднимаюсь с кровати, опираясь на его ладонь.

— Надеюсь, у тебя есть сигареты, мои закончились, — говорит невозмутимо.

Вот ведь нищеброд! Лезу в тумбочку за Парламентом и трясу полупустой коробкой, парочка еще осталась.

— А если бы не было? — смотрю на него раздраженно.

— Пошли бы стрелять, — он пожимает плечами.

Осторожно выбираемся из комнаты. В коридоре совсем тихо и очень темно, немного освещены только небольшие темно-серые участки у окон по разные стороны прохода.

— Куда? — спрашиваю шепотом.

— Сейчас придумаем.

Мне кажется Скворец видит лучше меня, потому что он уверенно тянет меня за запястье, заворачивает к лестнице, по которой мы поднимались, освобождает мою руку и садится прямо на ступеньки.

— Прямо здесь? — шепчу удивленно.

— Почему бы и нет. Давай сюда.

— Я на ощупь протягиваю ему пачку, на мгновенье лестницу освещает огонь зажигалки и в нос сразу бьет запах дыма и табака.

Потом зажигалка чиркает еще раз, но пламя не гаснет.

— Ну что ты стоишь? — шепчет Скворец, — Садись.

Смотрю на то, как беззаботно он развалился на ступеньках и завидую. В отличии от меня, отчисление его не пугает. Все таки опускаюсь рядом, прикуриваю и глубоко затягиваюсь, выпуская из легких длинную струю дыма. Офигенно. Несколько минут сидим молча, но к моменту, когда горячий фильтр начинает жечь мои пальцы, Скворец оживает.

— Кто-нибудь еще курит Парламент?

— Все…

— Отлично!

Вижу как красный уголек летит в угол. Вспоминаю, что убираться придется предательнице тете Зине или ее помощнице Чумаковой и отравляю свой окурок вслед за ним.

— Пойдем, — Скворец поднимается и протягивает мне руку.

Неуверенно вкладываю свою ладонь и мы возвращаемся. Мысленно радуюсь нашему шкодничеству пока мы движемся по коридору, но в самый неожиданный момент вздрагиваю. Скворец бешено барабанит по первой попавшейся двери, быстро тянет меня за собой до следующей, барабанит еще раз, и еще, до тех пор пока мы не оказываемся около нашей. Он юркает внутрь, а я не успеваю закрыть дверь и вижу как в коридоре появляются силуэты голов моих соседей.

— Что за фигня? — слышу голос Антиповой.

— Кто стучал? — это Бельмах.

Скворец стоит у дверного косяка и колется.

— Вы там оборзели все? — кричу капризно и подавляю приступ смеха.

Хлопаю дверью и зажимаю ладонью рот. Прикольно. Собираюсь вернуться к кровати.

— Стой! — Скворец меня останавливает, — Давай еще раз!

— А вдруг они все еще около двери, — я шепчу с улыбкой.

— В этом весь кайф. Страх быть пойманным.

— Давай подождем пару минут…

— Давай, — в темноте ярко блестят его глаза.

Молча ждем пару минут, а потом я осторожно открываю дверь и высовываюсь в коридор, вроде пусто. Скворец подталкивает меня за плечи, но я его притормаживаю.

— Я хочу сама, — говорю одними губами.

— Удачи! — говорит еле слышно.

Медленно, как на спецзадании крадусь по темноте, отсчитываю три двери по левой стороне и начинаю барабанить с дальней, быстро возвращаясь назад под бешеное биение своего сердца. И правда, кайф! Успеваю влететь в свою комнату и снова слышу в коридоре раздраженное бурчание.

— Понравилось? — спрашивает Скворец.

— Ага, — я киваю головой.

— Вот видишь! Пьяными было бы повеселей, но хотя бы так.

— У меня есть пол бутылки вискаря, — шепчу коварно.

— Так что же ты молчишь! — Скворец радуется.

— Только посуды нет, в комнаты брать нельзя, пластиковые стаканы в автомате, но без света он не работает.

— Тогда будем пить из горла.

— Да сейчас! Я не настолько отчаянная!

Лезу в тумбочку за папиным виски, верчу головой в поисках похожего на стакан предмета, снимаю с лака для волос верхнюю крышку и протягиваю ее Скворцу. Не вижу сколько он себе наливает, забираю бутылку.

— За что выпьем? — спрашиваю негромко.

— А надо обязательно за что-то? — он удивляется.

— Ну мы же не алкоголики!

— Это пока! — он смеется, я улыбаюсь, — Давай за то, чтобы сегодня все остались живы! Чтобы тебе не пришлось применять свой нож, а мне отступать от своих принципов и драться с женщинами!

— Хороший тост! — хлопаю по его крышке бутылкой и глотаю из горлышка тягучую, горькую жидкость.

Морщусь, машу пальцами у лица и ловлю на себе странный взгляд Скворца.

— Падай, — он садится на мою кровать и тянет меня за собой, — Ну давай рассказывай, почему ты такая злобная.

— Да пошел ты нафиг, я нормальная!

— В общем рейтинге ты примерно где-то между Гитлером и Муссолини!

— Ты вынуждаешь меня достать штопор, — смотрю на него язвительно и делаю еще один глоток из бутылки, — Лучше расскажи что-нибудь.

— Что?

— Не знаю. Расскажи, как вы там живете.

— Да нормально, едим солому, моемся раз в неделю и кирпичами.

У меня вырывается смешок. Скворец забирает бутылку и наливает себе еще. Он начинает трещать, рассказывать об их с Васькой приключениях. Это жуткое быдлячество, но я немного им завидую, у них постоянно что-нибудь происходит, у меня- нет. Пару грустных историй заставляет меня немного посочувствовать. Жалко их. Такие же одинокие, как и я. Потом мы еще раз идем курить, снова остаемся незамеченными, на обратном пути вновь барабаним в чужие двери. Меня быстро уносит, я сегодня не ела, зато чувствую себя расслаблено, алкоголь приятно кружит голову, хочется прилечь и послушать музыку.

— Притормози, — Скворец не дает мне сделать новый глоток, — Тебя слишком быстро развозит.

— Ну и что? Тебе жалко?

— Сейчас отключишься, а потом будешь визжать, что я тебя обворовал, — он слегка улыбается, — Тебе надо взбодриться. Есть идеи, что у вас тут можно натворить?

— Есть одна! — мне приходит в голову отличная идея и я восхищенно расширяю глаза, — Ты же любишь драться?

— Не так чтобы очень, но мне приходится.

— А можешь врезать одному мудаку?

— Кому? — смотрит на меня внимательно.

— Антоше Лавренову!

— А за что?

— Он поспорил на бабки, что переспит со мной, все время крутится рядом и делает из меня дуру.

— Ну пошли, — говорит невозмутимо.

В этот раз мой пульс колотится еще быстрее. В предвкушении вендетты, адреналин в крови просто кипит. Тошик тоже живет с соседями, поэтому провожу инструктаж, чтобы Скворец не перепутал и прошу врезать не слишком сильно. Друг все таки… Но один раз получить в зубы ему полезно. Выплываем в темный коридор уже очень уверенно, показываю своему сообщнику дверь Лавренова, и на всякий случай иду назад, прятаться за поворотом. Слышу уверенный стук. К моему счастью, дверь открывается.

— Антон? — спрашивает Скворец и я корчу взволнованную гримасу.

— Да, — узнаю сонный голос Тошика.

— Привет, Антон. Как дела?

Мне хочется засмеяться.

— Нормально. Прости, братан, что-то я пока не врублюсь, кто ты…

— Сейчас врубишься, не волнуйся.

Звук удара, а следом за ним грохот повалившегося тела. Да просила же приложить его не сильно! Но не успеваю возмутиться, ведь Скворец уже хватает меня и снова тянет за собой. На этот раз идем вольготно и не крадемся.

— Кто там дальше? — говорит в полный голос, — Бывшие, настоящие, будущие?

— Не, спасибо, пока хватит! — я смеюсь.

В двери больше не стучим, но на подходе к моей комнате Скворец свистит и громко топает ногами. Завтра будет очень много разговоров! Возвращаемся к бутылке, больше он меня не притормаживает, я тоже рассказываю ему несколько историй, самых интересных из тех, что со мной случались. Когда в очередной раз идем на лестницу, расстраиваюсь, что сигарета осталась всего одна. А этот козел сразу засовывает ее в свой рот и специально дымит в мою сторону.

— Дай, — говорю капризно и выдергиваю ее из его губ.

— Не забывай про туберкулез, — говорит ехидно.

— Как-нибудь вылечимся, — я жадно затягиваюсь.

Виски почти закончился. Скворец был прав, меня развезло, судя по его голосу, его тоже. Спать больше не хочется, хочется еще что-нибудь натворить, но мои соседи скоро не выдержат и вызовут охрану. По очереди прикладываемся к бутылке и я отправляю пустую тару на пол.

— Мне кажется, я видела, у Никишиной заначку Мартини…

Поднимаюсь с кровати, но меня качает и чтобы удержать равновесие я автоматически хвастаюсь за плечо Скворца, но он уже успевает ухватить меня за корпус. Вместо того, чтобы отпустить меня, он встает и кладет ладони на мою талию, притягивает к себе, и одной рукой медленно ползет к моему лицу. Я навожу фокус и внимательно всматриваюсь в его лицо.

— Только не говори, что собираешься меня поцеловать, — шепчу с усмешкой.

— Конечно нет, — говорит тихо, с придыханием, и наклоняется ниже.

Я замираю и не шевелюсь, все еще держу его за предплечья.

— Ты слишком капризная… — он скользит языком по моей нижней губе, — Злая…, - скользит по верхней, — Сука…

У меня перехватывает дыхание.

— А ты оборванец… — я его прикусываю и оттягиваю его губу на себя, — И нищеброд…

Скворец сминает мои губы и толкается в меня языком. Не понимаю, что со мной происходит, вместо того, чтобы дать ему пощечину и оттолкнуть, я хищно целую его в ответ и прогибаюсь от каждого движения его пальцев на моей коже. Он подхватывает меня под бедра и я висну на нем, обхватывая его ногами, царапаю его шею, а потом ерошу его волосы. Господи… Что я делаю?

Ладно, у меня есть чуть больше месяца, чтобы натворить каких-нибудь глупостей.

Нищеброд наглый. Не стесняется и лезет пальцами под мой свитер, гладит мою спину и вгрызается в меня еще сильней. Из груди вырывается томный, приглушенный стон, а потом я вздрагиваю. Звонит мой телефон. Спрыгиваю на ноги и хватаю трубку. Это моя соседка Катя Гришина.

— Алло… — меня немного трясет.

— Стелла, ты не спишь? У нас что, опять свет вырубили?

— А где вы? — говорю испуганно и смотрю на Скворца, который замер в странной позе посередине комнаты.

— Поднимаемся, — мое сердце обрывается.

— Да, вырубили, я вас жду, — тараторю очень быстро и бросаю трубку.

Резко хватаю влажную куртку и телефон Скворца и швыряю ему в руки, он не успевает сказать ни слова, я толкаю его к двери, суетливо выставляю его наружу, пока он смотрит на меня круглыми, растерянными глазами. Собираюсь хлопнуть дверью перед его носом, но в последний момент высовываю голову в коридор, и под взволнованное биение своего сердца, кручу головой направо и налево, чтобы убедиться, что девчонки еще не поднялись на наш этаж, так же резко притягиваю Скворца к себе и быстро, но крепко чмокаю в губы. Вот теперь дверью можно хлопнуть.

Упираюсь спиной в стену, закрываю глаза и облегченно выдыхаю. Это пиз*ец!