Нищий и принцесса

Глава 2

Скворец

— Ну что там, Хмурый? — морщусь от режущей боли, вставляю в рот сигарету, чиркаю зажигалкой, крепко затягиваюсь и выпускаю в воздух широкое облако горького дыма.

— Жить будешь, царапина, — сквозь зубы отвечает Егор, ощупывая мои ребра ниже левой лопатки, — А вот пухану пи*да, насквозь прорезал, чёрт!

— Со спины, — я недовольно хмыкаю.

Хмурый опускает мой свитер и протягивает полторашку воды, делаю пару глотков, а остатки выливаю на его ладони, чтобы он смыл мою кровь. На костяшках пальцев сияют свежие ссадины, светлые джинсы в грязных разводах от травы и глины. Хмурый выглядит немного чище, зато его рожа бита заметно сильней. Беру в руки ржавую арматурину и запускаю ее в костер, перемешивая поленья, яркие искры пламени поднимаются вверх и опаляют мою кожу жаром.

— Зацепились что ли… — бубнит Егор, — Тебе срочно надо рану промыть, пока инфекция не прицепилась.

— Тебе просто не терпится бухнуть, — улыбаюсь сквозь боль, опускаюсь на бревно и смотрю на огонь.

— И это тоже… Скворец! Ну разве я был не прав? Не прав, да? — возмущается Хмурый, — Селяне совсем оборзели! Хер ли они суются на нашу территорию? Поделили же нормально! Все что выше интерната- наше! Вот что ты сидишь такой спокойный? Давай дождемся гоблинов, наберем побольше камней и труб и вернемся!

— Не сегодня… — говорю равнодушно и продолжаю пялиться на оранжевое пламя.

— С Чумой что ли опять посрался?

Я молча мотаю головой. Сейчас я вообще не думаю о Чуме, я думаю о том, что мой отец погиб в точно такой же уличной драке, получил перо под ребра и отправился гнить в землю. А я, при живой матери, отправился гнить в интернат. Я плохо ее помню, но точно помню, что у нее были короткие, темные волосы и от нее всегда пахло водкой.

Сплевываю под ноги и навостряю уши, впереди слышен шум сухих веток и тихий бубнеж. Поднимаюсь с бревна и снова берусь за арматуру, Хмурый вертит башкой в поисках подходящего для драки предмета. Если сельские привели подкрепление, пока наши гоблины ушли за самогоном, бой будет неравный. Переминаемся с ноги на ногу, переглядываемся и занимаем стойки. В темноте видно размытое светлое пятно, это точно не свои, а обычные люди по промзоне в темное время не ходят. Спустя пол минуты светлое пятно скрывается за ветками, а из кустов выруливает надутый и покрасневший Гвоздик. Вижу, как Хмурый облегченно выдыхает.

— Скворец! У нас тут беспредел! Это полный капец! — начинает тараторить, от возмущения у него трясется нижняя губа и раздуваются ноздри, — Тут такой гнилой базар, надо наказывать! Потому что если такое схавать, то я не знаю!

Сухие, голые ветки начинают трещать громче и я узнаю знакомые силуэты гоблинов, которые приближаются к нашему кострищу.

— Короче, вот! — он оборачивается и указывает рукой на наших пацанов, которые только что пробрались сквозь голую чашу.

От неожиданности я замираю. Гоблины тащат к костру высокую, расфуфыренную блондинку в белом коротком пальто, Федя волочит ее за правый рукав, Борян за левый, сзади них идет Ржавый и подбрасывает в воздухе женскую сумку. Но смущает меня не то, где они ее взяли и зачем притащили сюда, а то, как она идет. Блондинка совсем не боится и раздраженно закатывает глаза.

— Я ей, короче, говорю, — Гвоздик все еще быстро тараторит, — Ты че тут ночью шастаешь? Заблудилась? Подкинь братикам на мороженое и мы тебя выведем. А она, короче, говорит: «Пошел нах*й!» и дальше чешет. Я ее, короче, догоняю… А она мне: «Нах*й это в другую сторону! Сгинь отсюда, мелкий отброс!» Это я- то мелкий? Это она- кобыла!

От возмущения Гвоздик начинает заикаться, а блондинка с невозмутимым видом продолжает закатывать глаза, когда парни отпускают ее руки, она осматривает залапанные грязными пальцами рукава, высокомерно морщится и задирает подбородок.

— Скворец! Это гнилой базар! Надо ставить на счетчик! У нее в сумке всего триста рублей, а сама вся побрякушками увешена!

Я щурюсь и рассматриваю тонкие запястья с мелкими блестящими браслетами, длинные пальцы, украшенные кольцами с камнями и крупные, длинные серьги, которые бликуют от пламени костра. Вот это фифа. Она точно из мажорской гимназии неподалеку, только не понятно, что она здесь забыла.

— Наговорился? — шипит злобно через плечо, а потом смотрит мне прямо в глаза и от ее ядовитого взгляда я теряюсь, — Ты предводитель этого сброда?

От ее наглости у меня дергается челюсть и я непроизвольно двигаюсь вперед.

— За языком следи, Барби! — говорю хрипло и внимательно слежу за ее лицом, — Тебе придется извиняться.

— Ха! — у нее вырывается звонкий смешок, — Перед кем? Перед биологическим мусором?

— Я ей сейчас всеку! — Хмурый дергается, но почти сразу притормаживает, натыкаясь на ее ехидный, ироничный взгляд.

— Где тебя научили так с людьми разговаривать? — я устрашающе стискиваю челюсти и смотрю на нее с яростью.

— В пи*де! — блондинка скалится, — С людьми я разговариваю нормально, а с таким отребьем, как вы, не считаю нужным! Я пропустила урок вежливости, пока меня ночью грабили в лесу!

— Ну тогда мне придется преподать тебе урок хороших манер, — мой голос становится жестче и агрессивнее, была бы она парнем, уже давно лежала бы в отключке.

Цепкой, стальной хваткой хватаю ее за запястье и быстрым шагом тяну ее вдоль костра в сторону ржавого, железного вагончика, она волочится за мной, запинаясь о камни и ругается матом. Под бешеное биение моего сердца мы заворачиваем за торец и скрываемся из поля зрения гоблинов. Блондинка выхватывает руку и трет запястье, а потом снова поднимает на меня глаза и пакостно улыбается.

— Ну что? — она прыскает тихим смехом, — Ударишь меня или воплотишь свои сексуальные фантазии?

И правда… Нафига я ее сюда притащил? Что я могу сделать с этим гнилым языком? Как ее наказывать? Сейчас мои ноздри раздуваются не хуже, чем у Гвоздика, а про то, что из моей спины все еще сочится кровь я вообще забыл.

— Ты слышала что-нибудь про инстинкт самосохранения? — я сверлю ее разъяренным взглядом.

— Мне нечего сохранять! — она растягивается в коварной улыбке и скрещивает руки на груди.

Бл*! Клянусь, эта девчонка похожа на дьявола!

— Дай мне сигарету, — говорит капризно и смотрит в сторону.

Несколько секунд я нервно бегаю глазами, а потом достаю из переднего кармана пуховика мятую пачку дешевых сигарет, открываю верхнюю часть и протягиваю ее блондинке. Она тянет за желтый фильтр и красиво зажимает сигарету тонкими длинными пальцами. Я лезу за зажигалкой, чиркаю колесиком и помогаю ей прикурить. Барби глубоко затягивается, морщится, выпускает дым и слегка покашливает.

— Что за дерьмо ты куришь? — начинает кашлять сильней и отбрасывает сигарету в сторону.

Я провожаю взглядом удаляющийся маленький, красный огонек.

— Ну что глазами хлопаешь? — злобно цедит блондинка, — Забери мою сумку и я пойду. Или может мне сначала стоит немного поохать и поахать для правдоподобности?

— Ты безбашеная или бессмертная? — я и правда растеряно хлопаю глазами.

— А чего мне бояться? — Барби опять ехидно лыбится.

— Например, этого, — я пожимаю плечами.

Одним резким движением я обхватываю ее за плечи, разворачиваю вокруг своей оси, прижимаю спиной к вагончику, наваливаюсь на нее всем телом и стискиваю пальцы на ее шее. Она смотрит на меня снизу вверх широко распахнутыми глазами и не моргает. В мои планы не входило кого-нибудь убивать, поэтому я некрепко сжимаю ее шею, но все равно чувствую, как под моими пальцами бьется ее пульс и как часто она дышит. Хмурюсь и буравлю хамку злобным взглядом.

— И все таки, страшно, — внимательно смотрю в ее ледяные, серые глаза, а потом ежусь от тупой боли в области живота.

Опускаю правую руку, которой держал блондинку за шею, слегка отстраняюсь, но не освобождаю ее полностью, веду глазами вниз и издаю грустный смешок. Что за день! Барби зажимает в кулаке небольшой складной нож-бабочку, упирая его в меня, под самые ребра. Холодная сталь не режет, но неприятно давит через свитер.

— Надо выше, в сердце, — говорю полушепотом и все еще ее держу.

— Да кому сдалось твое сердце? — она резко меня отпихивает назад и демонстративно, брезгливо отряхивается, — Давай сюда свои вонючие сигареты!

Я устало цокаю, мотаю головой, лезу в пуховик и опять протягиваю ей пачку. На этот раз не помогаю прикурить, блондинка сама с этим прекрасно справляется. Она снова морщится, но сигарету не выбрасывает, а потом оправляет мою пачку в свой карман.

— Конфискация, — давится дымом и шагает вдоль вагончика, я медленно плетусь за ней.

Кажется, мне поплохело и рану не мешало бы чем-то заклеить, чувствую, как меня начинает шатать.

— Ну всё, гуманоиды, меня наказали! — начинает ядовито и борзо вещать издалека, — Верните сумку!

Подойдя ближе издаю грустный всхлип, гоблины уже вытряхнули ее содержимое на колени Боряну и вертят в руках помады, расческу, стеклянную колбу с какими-то духами, а Гвоздик крутит перед носом упаковку тампонов.

— Оставь на память! — рычит блондинка и принимается сгребать все назад.

Пацаны тревожно на меня смотрят, я недовольно киваю и наблюдаю за тем, как яростно застегивается железный замок и Барби поднимается во весь рост.

— А деньги где? — говорит очень жестко.

В воздухе висит ледяное молчание, на меня вопросительно смотрят пять пар глаз и я снова цокаю и отмахиваюсь.

— Да отдай…

— Ну Скворец, — жалобно пищит Гвоздик.

— Отдай, и пусть валит.

Он нехотя лезет в трико и шуршит скомканными бумажками, хамка выбивает купюры из его кулака и отправляет их в тот же карман, что и мои сигареты и, не прощаясь, движется туда, откуда они пришли. Гвоздик сразу нервно дергается.

— Там четыреста пятьдесят! — он почти визжит, — Ее только три сотки! Стой, сука, верни мне мои деньги!

Блондинка не разворачиваясь показывает ему средний палец, высоко задрав руку над головой. Гвоздик пытается броситься в погоню, но я притормаживаю его за плечо. Он бьется и рыпается и мне приходится сжать его сильнее.

— Что я тебе говорил, Артемка? — агрессивно цежу сквозь зубы, — Телок не трогать! Не бить, не разводить, не лазать по сумкам!

— Да она же сама… Мы же сначала просто проводить хотели! — бормочет обиженно, — Тут же и убить могут!

Отпускаю Гвозика, задираю свитер и смотрю на тонкую красную полоску под ребрами с выступающими каплями свежей крови.

— Такая сама убьет кого хочешь, — смахиваю капли и возвращаю край свитера на место, — В общем, вы меня поняли, баб не трогайте. Если эту еще раз увидите, посмотрите куда она ходит.

— Че, понравилась? А как же Чума? — загоготал Федька, поймал мой яростный, недобрый взгляд и сразу заткнулся.

— Водяру- то принесли? — встревает Хмурый.

— Принесли, — отвечает Ржавый.

— Тогда спиртуемся! Сначала снаружи, потом внутрь!

Я снова сажусь на бревно и смотрю как трещит огонь.