Денис Скворцов
Перелом со смещением и шесть недель без тренировок. Чтобы не забить тварь на смерть, в основном лупил вскользь или по доскам, чтобы рикошетило ему в ухо. Больно не было, легче не стало. Жалею, что так и не удержался, но по другому не смог, наверно поэтому татуировка сучары устояла. Да и нет в ней столько сил, просто расцарапалась до крови, а слова о том, что я люблю ее остались на месте. Стелла уехала на попутке, а я еле добрался на ее байке, уж слишком сильно меня колотило. Я не знаю, сделал бы я это, если бы знал, что ее до такой степени это заденет. Тогда думал, что да, сейчас начинаю сомневаться. Я хотел отбить ей желание искать со мной встреч и я его отбил. Она даже не написала, чтобы узнать, что с ее мотоциклом. Я решил пока держать его у себя, во-первых, с таким бесстрашием Стелле вообще нельзя за руль, во-вторых, пусть остается, как повод, на случай, если ее не будет слишком долго. Не понимаю себя, сам себе противоречу.
Завтра мой первый бой после перерыва. Соперник совсем плевый, но надо продержать его до пятого раунда, чтобы наш с тренером коэффициент снова сработал. Он сказал, что ставят в основном до третьего. Если не будет никаких изменений, оставим все, как есть. Ложиться я пока не могу, поэтому переодически мы снимаем по мелкому, чтобы не палиться.
Мне даже пришлось немного размяться, тело совсем обленилось, заливалось алкоголем и валялось в кровати, от которой первое время бешено разило другим мужиком. Я долго не менял эту наволочку, чтобы оставалось напоминание о том, почему я так с ней жесток. Один хер не работает, я жутко по ней тоскую. Не могу простить, но скучаю.
— Дэн, иди выйди, там тебе что-то передать хотят, — тренер говорит через несколько спин.
В день боя в тренировочном боксе всегда много народа, тут постоянно толкучка из молодых бойцов, их друзей и знакомых. Удивленно морщусь, смотрю на настенные часы и иду к выходу, ведущему в общий коридор. На пути встречаю пару людей из организационной команды и несколько зрителей, которые пришли в зал заранее, чтобы занять хорошие места. Выхожу, в пока слабо освещенный коридор, и замираю. Передо мной стоит веселая и злобно хихикающая парочка, с лицами гиен, они тесно жмутся друг к другу.
— Добрый вечер, Денис, мы почитатели вашего таланта! — Стелла хохочет и вкладывает мне в руки небольшую корзинку цветов, — Хотели пожелать вам удачного боя!
Лавренов приобнимает ее за плечо, а она, как только ее руки становятся свободными, укладывает ладонь на его живот и прислоняется щекой к его груди, слегка наклоняясь.
— Только не подведи! — скалится Антон, — Я поставил десятку, что ты уложишь его в четвертом раунде!
— Серьезно? — возмущенно спрашивает Стелла и недовольно на него косится, пока я просто не могу сдвинуться с этими цветами, как ебл@н, — Я поставила двести штук, что наш друг проиграет!
— Извини, — ехидно улыбается Лавренов, — Иногда она просто невыносима! Сучка!
— Но тебе нравится со мной баловаться! — Стелла смотрит на него хитро, прикусывает ему губу и тычет пальцем с острым ногтем ему под ребро.
Г@ндон сворачивается, ржет, а потом пихает ее в сторону.
— Ладно, мы погнали, — он хлопает меня по плечу, — Без обид, Стелка рассказала, что вы раньше мутили.
Я так и стою, не шелохнувшись, смотрю как они идут по коридору в сторону октагона, она пихает его бедром, он скручивает ее в рог и трет кулаком ее макушку, а она громко смеется.
Не дышу, не двигаюсь, не могу найти силы, чтобы догнать их и теперь отмудохать Антона до реанимации. Раньше я только представлял, теперь увидел…
Час до боя прошел точно так же. Я был уверен, что меня, как обычно, охватит ненависть и злость и удивился, когда вместо них, меня накрыло депрессивное опустошение и режущую боль в области сердца. Ярость все же пришла. На ринге. Когда я увидел, как они сидят во втором ряду, очень близко, прямо напротив моего угла. Стелла прижималась спиной к его груди, он обвивал ее двумя руками, упираясь подбородком в ее плечо. Я был уверен, что моему сопернику сегодня конец…
Только после гонга все пошло не по плану, в первом раунде я пытался спихнуть всю свою агрессию, похер на ставку, я просто должен куда-то слить свою боль. Я был относительно собран, но в перерыве увидел, как Стелла закидывает в себя попкорн, а потом протягивает вверх руку и засовывает его в рот этой падали. Он наклоняется и целует ее в губы. Я еле сдержался, чтобы не выпрыгнуть из октагона, чувствовал ответственность, что мы здесь не одни, хотя никого кроме них я больше не видел.
Во втором раунде, Стелла решила, что мне мало. Она буквально висла на нем, терлась, извивалась как голодная кошка, целовала в шею. Я не хотел смотреть, но все равно смотрел. Я начал пропускать удары, видел, как ехидно она скалится. Мне стоило вернуться к сопернику и перестать быть жалкой размазней, но вместо этого, я только вертел головой, чтобы еще раз взглянуть, как она касается этого мудака, жмется, хохочет и потешается надо мной. Я пропускал один за одним.
— Давай, Скворец! Соберись! — кричит и ядовито смеется.
А потом я случайно опустил свои глаза вниз и увидел, как на фоне ее черной футболки, блестит мой ключ, висящий на веревке, на ее шее. И тогда меня кольнуло настолько сильно, что я просто встал и опустил руки. Я лег нокаутом. Во втором раунде. На то, чтобы добить меня окончательно, у Стеллы ушло не больше десяти минут.
Стою в гробовой тишине, которая переодически прерывается тяжелыми, нервными, гортанными звуками и не могу двинуться. Чувствую себя безумно унизительно, но не могу себя контролировать. Упираюсь ладонью в стену, низко склонившись над скамейкой, на которую сверху падают мои слезы. Ощущаю два некрепких хлопка по лопатке, а потом меня тянут за руку и приходится разворачиваться.
— Ну что ты, чемпион… — тренер грустно хмурит брови и напряженно на меня смотрит.
Прячу глаза, отворачиваюсь. Он тянется ко мне огромной рукой, кладет ее на затылок и по-отечески прижимает мою голову к своему плечу. Касаюсь его лбом и из груди тут же вырывается тяжелый, горький всхлип, губы дрожат, позорно трясусь, как истеричная баба. Он сжимает меня сильней, успокаивающе хлопает по спине и тяжело, протяжно вздыхает. За нами целая куча народа, в боксе опять толпа из желающих посочувствовать или позлорадствовать, а я реву у всех на глазах, как глупая телка и не могу остановиться, продолжаю трястись и всхлипывать, чувствую, как мокнет его футболка.
— Соберись, Дэн… Никогда нельзя показывать, что тебе плохо. Даже если очень плохо…
— Угу, — я киваю и нервно подрагиваю.
— Давай не при всех… — тревожно говорит над ухом, — Мужик, собирайся… Просто глубоко вдохни.
— Угу…
Бл@ть, как собраться? Ну как мне собраться? Пока получается только скулить… Как же стыдно… Как мне им всем сейчас в глаза смотреть?
— Прекращай… — тренер снова похлопывает меня по спине, — Возьми перерыв, пореви, побухай, успокойся и снова возвращайся в строй.
— Угу, — я шмыгаю носом.
— Дэн, ну как же тебя так угораздило… бабы- это зло…
Ты даже не представляешь какое, а сучара предводитель этого зла!
— Ну всё, всё… успокаивайся… За репутацию не ссы, я найду, что сказать… Бери себя в руки…
Какая нахер репутация? Мне кажется я всхлипываю только сильней.
— Боец, прекращай концерт, продолжишь дома, — он меня отпускает, треплет по голове и вытирает тыльной стороной ладони мои щеки, — Ты сильный, справишься! Только не убей никого… И ее не трогай… Я поговорю, ее сюда больше не пустят…
Из груди вырывается еще один тяжелый глухой звук и я обреченно киваю. Лучше бы все думали, что я просто просрал бой и ною из-за этого. Одна надежда, что наблюдательным был только тренер, а публика следила, как я собираю лицом удары, а не куда я при этом смотрю. Перевожу взгляд за его спину, ловлю на себе кучу удивленных глаз, снова отворачиваюсь, никну, опускаю плечи, прикрываю лицо ладонью, но всем все равно видно, как с моих дрожащих губ срываются горькие, нервные содрогания и всхлипы.