Нищий и принцесса

Глава 14

Скворец

— Вот что ты наделал? Где все мои уродцы?

Стелла лежит рядом, водит пальцем по моему животу и груди и рассматривает мои новые татуировки.

— Неужели совсем не жалко? Это же память!

— Они все еще там, просто их больше не видно…

Я тоже нашел на ней новые татуировки. Маленькое сердце на косточке бедра и тонкий колос вдоль позвоночника, между лопаток. Стелла скользит ладонью выше и аккуратно, едва касаясь, проводит пальцами по моему шраму под ребрами, тоскливо заглядывает мне в глаза и виновато выпячивает губу. Я морщу нос и грустно улыбаюсь. Надеюсь, эту тему обсуждать мы не будем.

Когда мы вернулись домой из больницы, первые два дня мы даже не ели, только кусались и целовались. Или не только… Попробовал ее фетиш, что-то в этом есть, действительно помогает, когда не можешь совладать с эмоциями. Справиться с ними было и правда тяжело, их было так много, совершенно разных! От безумной любви до дикой ревности. Рядом с ней чувствовал успокоение, как только отходил, дурные мысли опять возвращались. Да и сучара совсем не вела себя, как нашкодившая и тихая, в перерывах между поцелуями предъявляла мне миллион претензий. Мы поссорились раз пятьсот, и один из них так сильно, что сгорел подлокотник кресла и мы оба подумали, что таким темпом мы точно друг друга убьем и надо с этим завязывать, пока опять не привыкли и не наковыряли в сердцах друг друга новых дыр. А потом снова гладили и обнимали друг друга и решали, что это можно отложить до завтра. Или до послезавтра. В общем, к концу недели стало понятно, что в этот раз мы точно никуда больше не денемся. Но свернуть шеи можем, ведь обиды все равно сидели в груди. Тогда мы договорились поговорить обо всем совсем откровенно, рассказать, что за эти пять лет у нас происходило плохого и хорошего, что мы чувствовали, какую дичь творили. Если отпустить не получается, надо попробовать понять. Я больше не хочу на нее злиться. Кажется, я готов принять любое дерьмо, что она сделала.

— Кто первый? — Стелла вздыхает.

— Не знаю… Давай на камень- ножницы- бумага…

— Давай! — она соглашается и мы начинаем трясти в воздухе кулаками.

— Раз, два, три!

— Ахаха! — гогочет моя сучара, которая выставила бумагу против моего камня, — Я знала! Ты как всегда через чур брутален! Ты проиграл и ты первый!

Я устало цокаю, опускаюсь ниже, облокачиваюсь об стену, тяну Стеллу на себя, пристраиваюсь поудобнее и зажимаю ладонью ее рот.

— В общем, если не сможешь терпеть- кусайся.

Я чмокаю ее в затылок и она кивает.

— Я не знаю, что говорить… — начинаю очень неуверенно, — Наш разрыв я переживал очень долго и тяжело. Даже, когда мы все вместе переехали в Москву, меня не отпускало, у Фила с Васькой любовь, и я… брошенный и разбитый. Потом начались бои и это потихоньку отвлекало, я переехал, стал понемногу привыкать. Меня раздражала эта слабость и уязвимость, решил, что надо собрать волю в кулак и жить дальше. У меня было много девушек. Разных.

Я останавливаюсь, жду реакции, но сучара пока держится.

— Но облегчение так и не приходило и я постоянно думал, мучился, вспоминал… Тогда я подумал, что надо превратить эти особенные воспоминания в обычные и будничные, чтобы они потеряли свою ценность. Тогда я стал прокручивать с другими то же самое, что мы делали с тобой. Мы ели подозрительную еду в подозрительных местах, вскрывали замки, грабили гопников…

Вот тут сучара остервенело впивается в меня зубами. Я вздыхаю и немного поворачиваю руку, чтобы ей было удобней.

— Но даже с этими поцелуями на мотоцикле… — я продолжаю, — Это ведь совсем не то, понимаешь? Можно делать то же самое, но нет нужного человека рядом и больше нет эмоций. Я никогда не испытывал даже приблизительно что-то похожее, что чувствовал с тобой. В общем, я понял, что ничего с этими воспоминаниями не случается, они не превращаются в обычные, только еще больше обесценивают то, что происходит сейчас. Это вообще не возможно вытравить из памяти, оно повсюду! И я дико злился. Ненавидел тебя просто до остервенения, потому что ты нагадила мне душу, а я тебя все еще люблю и никак не могу оклематься. Появились деньги, работа, какое-то уважение, а счастья от этого всё равно нет. Потом ты вернулась и у меня совсем сорвало колпак, на встречу я сам напросился, думал, что сразу же тебя задушу, но стерпел и еще сильнее зверел от того, что все равно по тебе скучаю. Прости за все мои слова… И за Лизу тоже прости, она мне даже не особо нравилась, просто максимально напоминала тебя… Я просто так себя обманывал. С мотоциклом удержаться я не мог. Понял, что ты приблизительно чувствовала, только когда ты выкинула этот фокус с Лавреновым, — Стелла напрягает губы и чмокает меня в ладонь, — Кстати, после боя я ревел в раздевалке, при всех, представляешь, как баба! Просто стоял, как ребенок и плакал… Было стыдно… Но они видимо подумали, что у меня что-то случилось или кто-то умер. С цветами это уже была агония, надо было что-то сделать, а что я не знал… Ты же не поверила, что я люблю ее? — Стелла отрицательно качает головой, — Ну я так и предполагал, но вредить серьезнее я уже не мог. Ты еще и ключ вернула, это вообще меня убило просто, как будто пока он оставался у тебя, еще не все потеряно… Кстати, это второй раз, когда я к тебе залезал, в первый ты не проснулась. А твои подарки из прошлого просто вывернули душу наизнанку… Потом больница… Я очень испугался, ты даже не представляешь насколько… Еще и этот твой хер, сидит жалобный, трясется…

Я ненадолго замолкаю, Стелла тоже сидит спокойно.

— Не знаю, что еще сказать… Я не понимаю, зачем я все это сделал, я очень жалею… — я медленно убираю руку, наклоняюсь к ней и целую, а потом шепчу, — Скажи, что ты меня простишь…

— Прощу… Но ты наказан… — говорит немного капризно, — У тебя домашний арест и постельный режим!

— Хорошо, — я облегченно выдыхаю, — Теперь твоя очередь.

Стелла мгновенно напрягается и впечатывается в меня спиной крепче.

— А может не надо? — говорит жалобно и в груди опять начинает ныть.

— Что, там совсем всё плохо? — спрашиваю нервно.

— Давай лучше оставим это моим маленьким секретом…. - ее виноватый тон меня заводит.

— Стелла! Ты уже нахерачила секретов, из-за которых мы сейчас тут сидим! Ну что там?

— Мммм, — обреченно, тоскливо стонет.

— Был еще кто-то кроме Пашки? Ты тогда не соврала? — я протягиваю нервно.

— Да…

— Только не говори, что Лавренов, я тебя умоляю!!!

— Ты дурак? — она поднимается и переворачивается, — Почему твой рот еще не закрыт?

Сучара тянет меня на себя и опускает ладонь на мои губы. Заговорить решается не сразу, сначала тяжело вздыхает.

— Знаешь почему я так и не смогла тебе сказать? Ведь каждый день хотела… Ты просто не представляешь насколько сильно я в тебя влюбилась… Я знаю, что со стороны я часто выглядела капризной и холодной, я запрещала себе растворяться в тебе, потому что знала, что у нас нет будущего. Я постоянно себя уговаривала, что это не серьезно, что это мой способ забыться, но когда мы оказывались рядом, меня переполняли совершенно дикие эмоции. Никакие уговоры не помогали. С нашего первого поцелуя я влипла в тебя просто фатально и даже не задумывалась, что между нами вообще нет рамок и пределов дозволенного. До тебя я даже обнимать себя не позволяла, зато тебе с первого дня позволила слишком много и мне не казалось это чем-то противоестественным, от твоих пальцев по голой коже било током. Я бы соблазнила тебя намного раньше, если бы не тормозила себя, я пыталась включать голову и думать, как потом буду жить, когда буду знать разницу, как должно быть. Мне было настолько хорошо с тобой, что я не могла от этого отказаться и все закончить. Я целовала тебя, а потом представляла, что это наш последний поцелуй и в душе все гнило… Так и протянула до последнего. Я сразу знала, что я больше никогда в жизни никого так не полюблю и хотела ощущать это подольше. Мне так не хотелось говорить тебе правду и ранить тебя, потому что я знала, что ты чувствуешь что-то похожее. Мы редко говорили друг другу нежности, моей душе не требовались слова. Но нужно было все заканчивать… Мне не удалось заговорить тебе зубы и пришлось резать по живому. И тебя и себя.

Мы почти одновременно нервно сглатываем, я влажно целую ее в ладонь и успокаивающе поглаживаю пальцами ее бедро.

— Я тебе уже рассказывала, как чувствовала себя, когда мы расстались. Я не хочу пересказывать подробности. Даже думала, что умру, но это не страшно. Страшно от того, что со временем я привыкла. Даже к дебильному Пашке, меня конечно срывало переодически, но с годами, все реже и реже, — мне не приятно это слышать, но я ее не кусаю, — Не знаю почему, может это какая-то защитная функция мозга. А потом я узнала, что выходить за него замуж было не обязательно, просто моя хитрая мама навертела интриг. С ней я общаться перестала, а с ним нет. В глубине души мне было его жалко. Я знала, что я больше никогда не полюблю, а тут хоть кто-то заботится обо мне и пляшет под мою дудку. Кроме него у меня вообще больше никого не было, ни друзей, ни подруг, ни брата. Он был на стороне матери, звонил раз в пятилетку, чтобы пристыдить, что из-за меня она постоянно лежит с давлением. Я совсем одна… Я ведь даже учиться не пошла, не хотела. А потом мне стало еще страшней, потому что внутри тоже ничего нет, совсем пусто… Я решила дать себе шанс и закрутила интрижку, думала, что оживу, но так и не ожила. Искала похожего на тебя, но по ощущениям внутри это было совсем не похоже. Просто какое-то тело рядом. Чувств нет, огня нет и даже суки больше нет. Тогда я купила себе байк и стала потихоньку просыпаться. Гоняла, бесила Пашку, капризничала и вытворяла всякую чушь. Но все равно, удовольствия от этого ровно на пять минут, а действительно хорошие моменты в прошлом. Мой последний счастливый день был тогда, весной, перед тем, как выйти замуж… А потом ты вернулся и стал разбивать мое битое сердце еще сильней… Не бесись по поводу Лавренова… — я все таки ее некрепко закусываю, — Я не смогла тебе это спустить с рук, я бы совсем себя потеряла! Не злись… для меня никто, кроме тебя, никогда ничего не значил. У меня из жизни просто вырвано пять лет, потому что ты ушел и вместе с тобой ушла моя душа… — я целую ее в ладонь, — Я люблю тебя, Скворец! Говорю это в порядке исключения! Прости меня…

Я сам убираю ее руку, прогибаю спину и тянусь навстречу, чтобы поцеловать, чмокаю, зависаю, глажу по голове и опускаюсь обратно. Стелла запускает пальцы в мои волосы. Шмыгает носом. Надо срочно разрядить обстановку, а то я тоже хочу плакать.

— Это все твои секреты? У тебя есть еще какие-нибудь проблемные родственники с долгами или болезнями? — говорю с иронией, — Спрятанные от меня дети? Любовники? Любовницы? Связи с мафией? Или что-нибудь еще?

— Нет, — она грустно прыскает смехом, — Ты еще не сказал, простишь ли мне старые…

— Я прощаю тебя, сучара… Искренне… Но в последний раз. Ни одного твоего секрета я больше не переживу. Моя душа тоже ушла вместе с тобой, но я не буду забирать ее обратно, пусть будет у тебя. Только больше ничего с ней не делай.

— Ммм, я свою тоже не буду забирать, — тянет растроганно, наклоняется и целует меня в губы.

Некоторое время мы жарко целуемся, пока у меня не затекает шея, хочется подняться, поэтому я переворачиваюсь и крепко прижимаю Стеллу к себе.

— Знаешь о чем я все время думаю? — Стелла удобно устраивается на моем плече и говорит взволнованно, — Что бы было, если бы не этот случай с больницей… Ты бы пришел ко мне?

— Конечно, пришел бы, сучара, — я глажу ее голову, — Еще день, два и я бы сдался… Ну три максимум… Все, пожалуйста, давай не будем вспоминать о плохом! Давай просто жить дальше!

— Чем займемся? — говорит коварно, но я капец как вымотался за эти дни. Мне нужна передышка.

— Пообедаем… Или что сейчас, ужин?

— Не знаю, — она пожимает плечами.

— Потом можно сжечь твой жутко грустный блокнот, — я чмокаю ее в висок, — И возродить старую традицию и составить список, где у нас еще не было. Тут совершенно другие локации, надо как-то наверстывать упущенное.

— А потом? — слышу, что улыбается.

— Придумаем себе какие-нибудь новые фишки, чтобы больше не было претензий. Есть какие-нибудь идеи?

— Эм… Хочу забраться на чью-нибудь дачу и наворовать яблок…

— Без проблем!

— А мы можем вырубить свет во всем доме, чтобы опять была темнота? Или хотя бы в подъезде?

— Не знаю… — я мнусь, — зачем?

— Думаю, было бы здорово еще раз навестить Антошку и дать ему в морду, чтобы слишком сильно не радовался…

— А при свете нельзя?

— Нет! Так намного интереснее!

У меня вырывается смешок.

— Ладно, мы что-нибудь придумаем!

— Еще я хочу прокатиться на электричке, я никогда не ездила. И макнуть тебя головой в торт, а потом облизать щеку, я видела в кино и подумала, что если когда-нибудь помиримся, надо обязательно сделать… И на лошадях хочу покататься и прыгнуть с парашютом! Погулять под дождем, сходить в бургерную… Скворец, я кажется без тебя вообще ничего не делала, все откладывала. Даже в кино больше не была. И еще, вспомнила…

Похоже, все это время сучара копила свой список. Передышка окончена. Я переворачиваюсь, наваливаюсь на нее сверху, запускаю пальцы под ее майку, глажу бархатную кожу и целую в нежную шею.

— Притормози, я не успеваю запоминать, — шепчу, а она все не останавливается, приходится закрывать ей рот принудительно.

Как я вообще жил без нее столько времени… Хотя, может это и не я жил, а моя альтернативная и злая личность, потому что я тоже не помню, чтобы делал без нее что-нибудь интересное или что-то, что приносило бы мне удовольствие. В моем мире были только драки и попытки бороться с счастливыми воспоминаниями из прошлой жизни. Ничего… Надеюсь, мы все наверстаем…

— Стелла, — я поднимаю голову и склоняюсь над ее лицом, — Ты ведь так и не сказала свое самое слабое, чувствительное место… Это же тоже шея? Где тату… Я прав?

— Я же тебе говорила, что ты жутко проницательный, — она улыбается и тянет мою голову вниз, чтобы я не останавливался, — Ты попал в него с первого раза еще во время нашего первого свидания в поле, только я тогда еще об этом не знала… Ну или оно стало самым чувствительным поэтому…