Ночные животные

Глава шестнадцатая Близкие

– Не надо. Поднимать. Руку. На девушку, – Костя выплевывал слова, методично нанося удары в живот темноволосого высокого парня.

Тот вскрикивал, морщился и жался спиной к каменной стене. По его щекам струились кровавые потеки, подбородок судорожно дрожал. Парень жмурился и стонал:

– Хватит, я понял, я все понял!

– Девушка ведь не может ответить, – поучительным тоном проговорил Арт, гуляя за спиной Ромала туда и обратно, – так нечестно.

– Я вышел из себя.

– Нельзя выходить из себя.

– Но я… мне просто… так получилось, так, блин, получилось!

Костя вновь впечатал кулак парню под дых и холодно процедил:

– Так не должно получаться.

Парень захлебнулся воздухом, согнулся, будто вопросительный знак, а блондин с печальным вздохом подошел к вортако. Сегодня они разбирались уже с третьим уродом, и у каждого находились оправдания. Кто-то из себя вышел, у кого-то выбора не было, кого-то спровоцировали. Одни несчастные создания кругом.

– Я больше не буду, – разрыдался парень, оседая на асфальт, – я не буду, клянусь, не буду, не буду.

Он опускался все ниже, а Костя закатывал глаза все сильнее, и казалось, глазные яблоки у него вот-вот совершат полный оборот.

Любой, кто поднимает руку на женщину, – ущербный выродок. Самоутверждаться за счет других – это болезнь, психическое расстройство. Таких людей надо лечить и изолировать от общества. В их программе заложен инстинкт унижать того, кто слабее, а что может быть более опасным и гнусным?

– Думаю, он нас понял, – предположил Артур, покосившись на Ромала.

– Может, еще парочку раз?

– Нет, – с ужасом воскликнул парень, прикрыв руками избитое лицо, – пожалуйста, не надо, не бейте, я все понял, я понял!

– Ты же понимаешь, что папочке не получится пожаловаться?

– Я… я понимаю, да.

– Папочка не захочет, чтобы о его больном сынке разузнали журнальные пиявки. Но они узнают, если ты пойдешь языком трепать.

– Я не пойду.

– Отлично. – Селиверстов подскочил к парню, поднял его с земли и заглянул в мокрые от слез глаза. Парень пошатывался, как после крепкой выпивки, и все еще плакал. Артур покопался в его карманах и кинул Косте бумажник. – Ты ведь хочешь поделиться?

– Да, – закивал черноволосый, – берите все, забирайте, только отпустите.

– Зачем нам все? – невесело фыркнул Ромал, достал деньги и вернул пустой кошелек владельцу. – Мы же не изверги.

– Не изверги, – согласился Артур.

– До десяти посчитай.

– Я не…

– Считай. До десяти.

– Один, два. – Парень закрыл руками лицо и привалился к стене. – Три, четыре…

Он продолжил бормотать себе под нос цифры, а ребята медленным шагом покинули переулок. В конце квартала их, как всегда, ждал Даня. Под черные толстовки парни надели свитера, которые им связала Ирина Волкова, и холод марта совсем не чувствовался.

В их жизни воцарилась пугающая рутина, и то, что раньше пугало и волновало, теперь не вызывало никаких чувств. Прибыль росла, а в полиции парнями все так же не интересовались. Возможно, на них не жаловались, так как понимали, что ребятам есть что предъявить в ответ. В конце концов, они еще ни разу не нападали на невинного.

По ночам «животные» выходили только по душу тех, кто сам испачкал руки.

– Не верится, что завтра соревнования, – сказал Артур и сел в автомобиль. Он снял маску, бросил ее на заднее сиденье и смахнул мокрые волосы со лба. – Меня аж колотит.

– Ты заслужил место в команде, – подбодрил друга Волков, выруливая на шоссе. – Я уверен, что у тебя все получится. Главное, не переживать.

– Не переживать? Да меня уже тошнит.

– Слушай, возьми себя в руки. Мы тебе плакат нарисовали, речовки придумали.

– Вы нарисовали плакат?

– Нет, – усмехнулся Костя и довольно улыбнулся, – все нормально будет.

– Жалко, что родители не смогут прийти. Конспирация, все дела. У меня же эта гребаная легенда, – Селиверстов махнул рукой и нахмурился.

– А Алина? – осторожно поинтересовался Ромал.

– Она со мной так и не разговаривает. Упрямая, зараза.

– Не то слово.

– Тебе она тоже не ответила?

– Нет.

– Не понимаю, чего она на нас так взъелась.

– Возможно, догадалась, что это ты надоумил Костю написать ей сообщение, – как ни в чем не бывало отрезал Даниил и посмотрел на темноволосого друга в зеркало заднего вида. – Мы бы могли приехать к ней и поговорить с ней лично.

– Не буду я с ней лично говорить, пока она не извинится, – закапризничал Арт. – Да и вообще, хватит о ней болтать, она меня ребенком назвала, а сама сообщения даже не читает. И кто из нас в песочнице не наигрался? У нас есть проблемы посерьезней.

– Ты прав. Я тоже заметил, что в последнее время наркотиков с черным распятием в городе все больше. Надо бы обмозговать эту тему и…

– При чем тут твои наркотики, вортако? Надо решить, куда мы пойдем, если я вынесу из зала все кубки! А расследования подождут. Тем более что мы уже взяли одно дело и не можем никак с ним разобраться. Два тупика, дамы и господа. А я ведь считал, что мы с вами прирожденные ищейки.

– Я действительно ничего не могу найти в Интернете про дилера Антона, – в сотый раз повторил недоумевающим тоном Даня, – и меня это пугает. Любой человек хотя бы однажды попадал на городские камеры… покупал еду в супермаркете, снимал деньги с карты, расплачивался ею в кафе или магазинах. Но я не нашел совпадений.

– Ты связывался с Матвеем? – серьезно спросил Костя.

– Связывался. Он рассказал мне все, что мог. Сказал, что Антон вечно ходит в кепке и натягивает на половину лица бандану. Вы тогда мальчишку здорово напугали, так что мне даже давить на него не пришлось.

– Это да, – горько хохотнул Арт и покосился на своего вортако, – веселая была вылазка.

– Видимо, Антон – это фейковое имя, а внешность он свою скрывает.

– Видимо.

– Но тогда мы никогда не выйдем на дилера.

– Никогда.

– Это плохо.

– Плохо. – Казалось, что Даня издевался.

– Исчерпывающие ответы.

– А что будем делать с Маргаритой Каштановой? – Селиверстов вытер пот со лба и в растерянности посмотрел на друзей. – Она заплатила вперед, а мы все никак за дело не возьмемся. Ее отец пропал уже… когда?

– Четыре дня назад.

– Она должна обратиться в полицию, – уверенно заявил Волков, – мы ведь не детективное агентство и не занимаемся поиском людей.

– За пятьдесят тысяч занимаемся.

– Девушка платит нам большие деньги, платит их вперед и не обращается к ментам, то есть тут два варианта. – Ромал замолк, собираясь с мыслями, и прищурился, наблюдая за темной бесконечной дорогой перед глазами. – Или Маргарита хочет нас подставить, или ее отец пропал, потому что был замешан в чем-то незаконном.

– Но он ведь уже пропал, – недоуменно протянул блондин, – как по мне, так пусть уж лучше его ищут полицейские, даже если потом они засадят его за решетку. Иначе ведь его могут пристрелить где-нибудь в порту, а тело сбросят в реку.

– Кое-кто насмотрелся фильмов.

– Зачем мне фильмы, когда мы уже почти год живем в блокбастере?

– Некоторые предпочтут умереть, чтобы не провести жизнь в клетке.

– Эти «некоторые» – романтики и идиоты. Свобода – понятие относительное.

– Философское заявление от Артура Селиверстова, – присвистнул Ромал и толкнул друга в плечо. – Это что-то новенькое.

– Да я, когда переживаю, я в Аристотеля превращаюсь. Ты уже решил, в какой бар мы пойдем? Решай быстрее, пока я сам не выбрал.

– Мне все равно. Пойдем куда скажешь. Только… – Костя отодвинулся назад и нервно обнял себя за плечи, – заедем перед этим ко мне домой? Я хотел бы с мамой увидеться – всего на пару минут.

– Не вопрос. Но ты уверен, что это хорошая идея?

– Не уверен.

– Тогда, может, не стоит рисковать?

– У нее завтра день рождения, – смущенно улыбнулся Костя, дернув плечом, – мы уже вечность не разговаривали, хочу ее увидеть.

Артур всегда поражался, с какой теплотой Ромал говорил о своей матери. Он часто закрывался, лишь бы не говорить об отце или родном доме, но про маму всегда вспоминал с трепетом и уважением. Анна Ромал много значила для сына, несмотря на все препятствия, которые их разделяли, и Селиверстов восхищался этой детской верой скептика. Ведь Костя всегда был именно скептиком. Но только не тогда, когда дело касалось его матери.

Артур всю ночь не мог заснуть. Он смотрел на фехтовальную маску, которая лежала у него на столе, и с ужасом представлял, как опозорится на виду у всего университета. Нельзя было упасть в грязь лицом. Ни при каких обстоятельствах. Никогда прежде Арт не прилагал столько усилий, чтобы достичь успеха в каком-то начинании. На завтрашнем молодежном турнире лучшие спортсмены из разных городов России станут бороться за звание лучшего рапириста страны. Медалями наградят участников, победивших в командном зачете, и тех, кто возглавит индивидуальную турнирную таблицу.

Университетская команда состояла из четырех участников. Артур был в числе тех, кого взяли. Якунин в него поверил. Теперь Арту осталось самому поверить в себя.

Утром он даже чаю не смог попить, раньше друзей уехал из общаги, битый час разминался, хлестал рапирой манекен, будто тот в чем-то провинился… Арт и прежде выступал на соревнованиях, но сегодня все было совсем по-другому. На этот раз его станут оценивать по справедливости. Объективно. Честно. Никто не припишет баллов, не закроет глаза. Это не тупые школьные состязания ради столпотворения в спортивном зале и танцев девиц из группы поддержки. Сегодня все по-настоящему.

В команде с Артуром было еще трое парней, которые не особо любили болтать. Все они надели форму, выслушали наставления тренера и направились в центральный зал, где уже не было свободных мест. Селиверстов крепко стиснул в руке маску, нервно огляделся и не увидел ни одного родного лица.

Ни родителей.

Ни Алины.

Ему неожиданно стало страшно одиноко. Как найти в себе силы бороться, если в горле ком, поджилки трясутся и ты чувствуешь себя ничтожным муравьем? Его решительность и непоколебимость испарились. Растворились в воздухе. Люди всегда чувствуют себя никем, если некому их в этом разубедить. Артур вновь посмотрел на зрителей и совсем растерялся. Трибуны закружились у него перед глазами, и ему вдруг показалось, что он вот-вот грохнется в обморок. Он покачнулся и отошел в сторону, но неожиданно заметил нечто странное.

Плакат со своим именем.

Костя и Даня держали его высоко над головой и улыбались. Волков смущенно косился по сторонам, а Ромал во все горло что-то выкрикивал. Арт не разобрал, что именно, но внутри у него все равно что-то сдвинулось. Он даже улыбнуться не смог, лишь скривился, да глаза защипало. Селиверстов тряхнул головой и кивнул друзьям, наконец-то ощутив почву под ногами.

– Попов! – воскликнул тренер, и блондин стремительно обернулся. – Ты подойдешь или так и будешь рассматривать красивых девиц?

Ну, Ромал никогда не был красивой девицей. Да и Даня.

Но лучше сегодня с тренером не спорить.

Однозначного фаворита среди мужских команд рапиристов назвать было сложно. Но поговаривали, что ребята из Уфы, которые в прошлом году взяли золото, привезли нового парня, чемпиона в своем городе. Артур боялся, что в результате жеребьевки именно этот парень достанется ему в противники, но, к счастью или к сожалению, судьба распорядилась иначе. Первый поединок Арт провел с каким-то коротышкой: если бы они встали рядом, тот дышал бы Селиверстову прямо в яремную впадину. Арт уверенно переступал с ноги на ногу, как и учил его тренер. Якунин любил сравнивать фехтование с танцами, он говорил, что «побеждает тот, кто лучше танцует», и потому иногда водил ребят на занятия в школу искусств.

Арт сделал решающий выпад и поразил противника; он одержал победу и счастливо заулыбался: теперь его страх забился в угол, уступив место азарту. Он побеждал в одном бою за другим, иногда посматривая на друзей, которые размахивали плакатом, будто государственным флагом. Бренчали рапиры, слышался топот ног на дорожке. Спортсмены атаковали и оборонялись, демонстрируя технику и стойкость. Порой действительно могло показаться, что по специальному покрытию движутся танцоры, изящные и стремительные. Иногда Костя даже не успевал заметить, как рапира поражала одного из фехтовальщиков, но загоралась лампочка, и зал рывком поднимался с мест. Костя жутко переживал. Он наблюдал за другом и громко кричал, когда тот атаковал или закрывался от ударов. Даня же молчал. Он с таким ужасом следил за тем, что происходит, что его хотелось вывести на свежий воздух.

Пару раз он подвигался ближе к Ромалу и взволнованным тихим голосом спрашивал:

– У Артура все в порядке? – В его блестящих голубых глазах читалась паника. – Он в порядке? С ним точно все хорошо?

– Да, – бодро отвечал Костя, – он молодец.

– Отлично. Это прекрасно. Это просто замечательно.

Турнирная таблица появлялась на экране раз в тридцать минут, фамилии участников прыгали в таком хаотичном порядке, что трудно было предположить, кто разделит призовые места. Но, когда результаты возникли в очередной раз, Ромал застыл и пролепетал, повернувшись к другу:

– Он второй! Арт второй, Дань, слышишь?

– Второй?

– Да! Он второй, черт подери!

Артур вряд ли заметил промежуточные результаты. Он стоял среди спортсменов и в нетерпении сжимал рапиру. Пот градом катился по его лицу, нога нервно постукивала по паркету. Вот объявили его фальшивое имя, и он глубоко втянул воздух в легкие, понимая, что сегодняшний день должен многое изменить в его жизни. Он надвинул маску и не спеша двинулся к дорожке. Поприветствовал противника.

«Не лови ворон, – раздался в голове голос тренера. – Следи за соперником. Ты должен понять его, прежде чем атаковать. Не нападай вслепую».

Артур позволил противнику первому вступить в схватку и наблюдал за каждым его движением, смотрел, как перемещаются его ноги, какая часть тела остается неприкрытой. Потом в голове снова зазвучал голос Якунина: «Дай противнику всего один шанс проявить себя. Узнай его. А потом воспользуйся этим. Побеждай человека, а не призрака».

Соперник ступил вперед, но Арт ловко отпрыгнул в сторону и услышал, как люди в зале увлеченно ахнули. Соперник сделал еще один шаг, совершил еще одну попытку зацепить руку Артура, но тому удалось увернуться. Он определенно напоминал юного танцора, облаченного в белоснежный костюм. Удар. Взмах. Артур резко вытянул руку, и кончик рапиры угодил противнику в грудь.

Загорелся зеленый огонек.

– Есть! – захлопал Ромал. – Давай! – завопил он, рупором приложив ладони ко рту.

«Я не пустое место», – тем временем повторял про себя Артур. Исследовать противника больше не было смысла. Арт перешел в наступление, стиснув до скрежета зубы. Мышцы напряглись, спина выпрямилась. Он так свирепо наступал на соперника, что тот еле отбивался. Не прошло и десяти минут, как судья поднял руки и объявил о победе Артура Попова. Зрители громко зааплодировали. Ромал похлопал Волкова по плечу и протянул:

– Он молодец.

– Да, – смущаясь, ответил Даниил, – он классный.

– Классный.

Костя усмехнулся, отстранился, и неожиданно ему показалось, что вдалеке, где-то у западного выхода, стоит… Алина. Он в растерянности вытянул шею, ступил вперед, но…

– Ты чего? – разволновался Даня.

– Я не… – Костя свел брови. – Показалось. Не бери в голову.

Он провел рукой по угольным волосам и разочарованно отвернулся. Как же у него горело в груди! Идиотское, сжигающее чувство. Он очень хотел ее увидеть. Хотел с ней поговорить. Он соскучился по девушке, которая без умолку рассказывала о живописи.

И он вел себя как трус.

Нужно было рассказать Артуру о том, что у него уже которую неделю не получается сразу заснуть. Что раньше он хотел знать, как дела у его матери, а теперь он хочет знать, как дела у его матери… и Алины. Просто кошмар какой-то. В жизни столько проблем, столько вопросов без ответов, столько несправедливости. А он по ночам размышляет, как признаться в своих чувствах девушке.

Совсем скоро соревнования завершились. Артур снял маску, помахал друзьям, и те радостно заулыбались. Когда на экранах высветилась турнирная таблица, Ромал не сомневался в победе друга. Как же иначе?

Цифры выстроились рядом с фамилиями, люди зааплодировали, Костя с Даниилом переглянулись, а Арт внезапно сгорбился, будто потолок всей тяжестью навалился ему на плечи.

Артур Попов оказался на четвертом месте. В тройку победителей он не вошел.

Призеров наградили медалями, а уставший Арт стоял в стороне, стиснув кулаки. Он все думал, как так получилось, где он прокололся?

Пот струился по его раскрасневшимся щекам, кудрявые волосы вились сильнее обычного и повлажнели, а сердце в груди трещало по швам. Такого дикого разочарования Селиверстов не испытывал уже давно. Он криво улыбался спортсменам, прощался со знакомыми. Те уходили, смеясь, а Артур стоял напротив пьедестала и хмурил брови.

– И где наш молоток? – воскликнул Ромал и подскочил к другу, но тот не ответил, пряча взгляд, словно ему не хотелось общаться с друзьями. – Гений, я ведь могу называть тебя молотком?

– Да хоть гаечным ключом… – буркнул Арт. Он повел плечами, натянуто улыбнулся Дане, заметив у него в руках свернутый плакат, и раскачался на носках. – Лажа какая-то.

– Чего это?

– Ну, вот так.

– Почему сразу лажа?

– Я опозорился. Столько стараний и…

– А ну-ка взял себя в руки, – строго сказал Ромал, наставив на друга палец. – Ты, что ли, с головой не дружишь, вортако? Ты четвертый!

– Ага, класс.

– Я серьезно, Арт. В соревнованиях принимали участие тридцать два человека. Но ты начистил большинству из них зад, ты четвертый, это чертовски круто.

– Как в фильме, – нерешительно сказал Даниил, взмахнув рукой, – про инопланетян. Помните?

– Да-да, тот дешевый фильм, где у парня еще руки светились.

– Спасибо вам, конечно, что вы пытаетесь меня подбодрить. Но я и сам знаю, какой я отстой. Тем парням медали пораздавали. А мне, блин, грамоту вручили. – Блондин поднял грамоту и угрюмо нахмурился. – Гра-мо-ту, как школьнику.

– У тебя даже грамота есть?

– Не издевайся.

– Да я на полном серьезе. У него грамота есть! – сообщил Ромал, обращаясь к каким-то людям. – А у них вот нет грамоты. И у меня нет. А у тебя, Дань, есть?

– Не-а.

– И у Дани нет.

– Ну, просто замечательно.

– А знаешь, почему у тебя есть грамота? Потому что ты четвертый. Ты тренировался меньше года, но обставил десятки лучших рапиристов страны, которые задницы с детства рвут. Ты умудрялся не спать по ночам, доставал тренера своими вечными опозданиями. И ты все равно один из лучших. Запрыгнул на поезд моих мыслей?

– Схватился за нить твоего безумия, – усмехнулся Арт и увидел, как друг развел в стороны руки, будто крылья.

Ромал прикрыл глаза, кивнул и совершенно серьезно сказал:

– Ты четвертый.

– Ага.

– Повтори.

– Я четвертый, – проворчал вслед за ним Селиверстов.

– Громче повтори, Арториус, чтобы все услышали. Давай! – Костя вырвал грамоту из рук блондина, показал ее незнакомым девушкам, которые шли мимо, и улыбнулся: – А этот парень четвертый.

Девицы захихикали, и Арт взвыл:

– Не позорь меня.

– Тебе, блин, дали грамоту!

– Ну хватит.

– Я дружу с парнем, которому дали грамоту! Он крут, он бомба.

Артур засмущался, заулыбался и довольно пробубнил:

– Да я просто бомбический.

– Что ты там промямлил?

– Сказал, что я бомбический.

– Какой?

– Бомбический! – воскликнул Артур, и друзья рассмеялись. – Я настолько классный, что мне дали грамоту. А грамоты давали только-по-десятое-место! Ясно? Выкусите!

– Выкусите, – повторил Ромал и приобнял блондина за плечи. – У кого есть грамота?

– У меня есть грамота.

– И кто крут?

– Я крут.

– А ну-ка, Дань, разверни плакат. Мы должны торжественно покинуть этот зал.

– Мне кажется, будет лучше, если я пойду первым, – предложил Волков и расправил перед собой ватман, на котором кривыми буквами было выведено имя Артура.

– Ты прав. Идешь впереди. Мы сзади.

– Договорились.

– Ну что, шествуем?

Селиверстов крепче обнял друга и кивнул:

– Шествуем.

В ногу, обнимаясь и покачиваясь, они покинули спортивный зал, и внезапно у Артура на душе стало так тепло, так спокойно! Он вдруг понял, что победа не так важна, и, вообще, результат – вещь относительная. Важно то, с кем ты разделяешь яркий момент. Ты можешь стать чемпионом мира и ощутить себя песчинкой, ничтожеством, а можешь взять грамоту за четвертое место и почувствовать крылья за спиной.

Парни дождались, пока Арт переоденется, вместе отвезли домой его спортивную форму. Артур все время улыбался. Когда ребята ехали на окраину навестить Анну Ромал, он позвонил родителям и поделился с ними радостью. Оказалось, Софья Селиверстова даже не знала, что ее дети поссорились. Артур не рассказал ей всего, но признался, что уже давно не разговаривал с Алиной. Как только он отключился, Ромал придвинулся ближе к другу и сказал:

– Помиритесь вы.

– Ага.

– Не переживай ты так. Ну, наговорили друг другу сгоряча глупостей.

– Не люблю с ней ссориться, – с деланой небрежностью усмехнулся парень.

– А я люблю ее… – Даня рывком обернулся, выпучив глаза, Артур окаменел, а Костя, втянув глубоко в легкие воздух, продолжил: – Характер. Она у тебя сильная. И общаться с ней приятно. У меня ведь есть двоюродные братья. Но мы с ними не ладим.

Арту показалось, что в голове у него вспыхнула лампочка. Он заторможенно ответил:

– Ну, двоюродные – это не родные.

– Ага.

Ромал откинулся на сиденье, постарался убрать с лица растерянное выражение и покачал головой. Ну и придурок же он! Вообще не контролирует, что говорит. Волков все посматривал на него через зеркала, а Костя недовольно мял ладони. Нельзя врать другу. Нельзя врать самому себе. И откуда он выдумал такие глупые проблемы? Ведь нужно было всего лишь открыться. Но что для Ромала значило «открыться»? Как минимум стать совершенно другим человеком.

Даня припарковался напротив небольшого грязно-рыжего дома, и Костя выбрался из машины на улицу. Закинул рюкзак на плечи и несколько раз сжал-разжал кулаки. Сегодня ему выпал шанс осуществить свою мечту, сделать рывок в правильном направлении.

– Я быстро, – отрезал он и закрыл дверцу автомобиля.

Решительным шагом он преодолел расстояние от «хендая» до подъезда. Взлетел на второй этаж и постучал. Его трясло. Он буквально чувствовал, как дрожат ноги. Дверь открылась, Анна Ромал появилась на пороге, и ее черные брови поползли вверх.

– Костя? – растерялась она, едва не выронив полотенце.

– Привет, мам, – прохрипел парень, шагнул вперед и так крепко прижал к себе мать, что ощутил бешеное биение ее сердца. – С днем рождения.

– Ты что делаешь?

– Обнимаю тебя.

– Отец скоро вернется. – Анна отстранилась, схватила в ладони лицо сына и неожиданно посмотрела на него такими грустными глазами, что внутри у того все сжалось. – Уходи.

– Никуда я не пойду.

– Уходи.

– Нет, мама. Я пришел к тебе.

– Дэвэл, Костя, не зли своего отца! Мэ тут мангав,[37] не зли его.

– Мне наплевать на этого человека, – грозно отрезал Ромал и зашел в квартиру, потащив маму за собой. Показал ей на стул. – Сядь.

– Костя, – испуганно нахмурилась женщина. Лицо у нее было таким уставшим, руки такими худыми! Она казалась лишь видением из прошлого. Призраком детства. – Ты не…

– Садись.

– Я не…

– Бога ради, мама, сядь, прошу тебя. – Анна Ромал покорно присела на треснувший стул, сцепила в замок пальцы, а ее сын нервно кивнул: – У меня для тебя кое-что есть.

– Виктор скоро вернется.

– Хватит про него.

– Что ты делаешь?

– Спасаю тебя. – Костя упал перед мамой на колени, неуклюжим движением раскрыл рюкзак и вывалил деньги. Все, что он накопил. Каждую тысячу. Каждый рубль. У него звенело в ушах, перед глазами колыхалась темная завеса. Костя сгребал деньги в охапку, но они сыпались и вываливались, и черные глаза Анны становились все больше. – Забирай.

– Что… – Женщина схватилась за грудь. – Я не понимаю.

– Я заработал их для тебя.

– Хохаибэ[38].

– Здесь сто тридцать пять тысяч, мам. Не так много, знаю. Но их хватит для начала.

– Для начала?

– Ты должна уйти отсюда, – Ромал подошел к матери, взял ее руки в свои и решительно посмотрел ей в глаза, – ты заслуживаешь другой жизни, слышишь? Он больше никогда не поднимет на тебя руку. Тебе не нужно больше драить полы.

– Костя.

– Ты можешь уйти, убежать, исчезнуть.

– Перестань.

– Ты можешь выбраться из этой помойки, – жестко процедил парень, – тебе здесь не место.

– Хватит! – Женщина прищурилась и выдернула руки из рук сына. Ей неожиданно стало так плохо, что мир перед глазами закружился, а весь воздух куда-то пропал. Она чувствовала, как уходят силы. Непонятая и измученная, она всю жизнь пыталась принадлежать мужу и любить сына, но по какой-то нелепой ошибке, прописанной свыше, не могла быть с ними обоими. Она выбирала одного, но теряла другого. – Откуда эти деньги?

– Я заработал.

– Где?

– Это имеет значение?

– Ты такой же, как отец.

– Что?

– Убежал из дома, потому что не хотел быть им. Но ты – это он. Откуда у тебя такие деньги? Что ты натворил, чяво?

Парень стиснул зубы и ответил:

– Я работаю на благо общества.

– Яблоко от яблони.

– Неправда!

– Ты не должен приносить мне деньги.

– Должен.

– Нет. Я не просила тебя. – Анна вскочила на ноги и схватилась за голову. Ей нечем было дышать. Сердце разрывалось от боли. – Я не просила, я не хотела.

– Мам, взгляни на меня. – Костя протянул к ней руку, но она отстранилась и крепко зажмурилась, словно не могла видеть сына. – Ты заслуживаешь лучшего.

– Хватит.

– Эта жизнь… она убивает тебя, она забирает тебя у меня, мам.

– Это ты убиваешь меня, – неожиданно воскликнула женщина и повернулась к Косте. Тот едва не отлетел к стене от ее холодного взгляда. – Вы убиваете меня. Я не хочу брать эти деньги, мне они не нужны! Если ты хочешь спасти меня, то попросту возвращайся домой. Домой, Костя.

– Но это не мой дом, – в отчаянии прокричал парень, – это место – кладбище.

– Не говори так.

– Мир «за забором» прекрасен, мам. Там столько возможностей, столько жизни. Ты… я просто хочу, чтобы ты увидела его, и тогда ты уже не вернешься сюда. Отец никогда тебя не отпустит, но ты можешь уйти без спросу. Я же знаю, у тебя получится.

– Это невозможно.

– Все возможно, мам. С деньгами все двери открываются.

– И захлопываются, закрыв ловушку.

– Я еще заработаю. У меня их будет еще больше!

– Костя, послушай меня. – Анна Ромал шагнула к сыну, положила обветренные руки с толстыми венами на его плечи и попыталась улыбнуться, но не смогла. – У меня все есть.

– Мам…

– Спорь. Ругайся. Не верь. Но у меня все есть. Только тебя нет.

– Я просто хочу забрать тебя отсюда, – прошептал парень и резко отвернулся. На его глаза навернулись слезы, руки задрожали. Он сжал переносицу и вновь посмотрел на мать затравленным взглядом. – Неправильно, что ты – тут, а я – там.

– Ты сделал свой выбор, а я свой.

– Значит, ты ошиблась в выборе.

– Упрямый мальчишка, никогда не говори за других людей. То, что хорошо для тебя, для меня может быть неприемлемым. У каждого из нас своя клетка. Но мы добровольно в эту клетку попадаем, чяво. Я живу так, как считаю нужным.

– Я тебя не понимаю.

– А я не понимаю тебя.

– Чепуха какая-то.

– Забирай деньги и уходи.

– Я не заберу ни копейки, – процедил Ромал и отстранился. – Они твои. И все, что я еще заработаю, я принесу тебе.

– Зачем? – нахмурилась женщина. – Зачем тебе это, чяво? Ты ушел, живи, работай, учись, люби, строй свои стены.

– Я лучше твои снесу. – Ромал шагнул вперед, обнял маму и поцеловал ее в лоб. – Я помню, как ты плакала, когда он тебя бил, – прошептал парень, зажмурившись, а Анна впилась пальцами в спину сына. – Я все помню, мам, помню, что ты молчала, но плакала. Он животное, а мы люди. Некоторых животных нужно отстреливать.

– Мэ тут мангав…

– Скажи спасибо, что я пришел с деньгами, а не с ружьем.

– Я не заслужила…

– Верно. – Костя вытер слезы с лица матери. – Ты не заслужила такой жизни.

Женщина сгорбилась, растеряв все слова, а Ромал погладил ее по голове, уставшую и сломленную. Потом выпрямился и, заглянув ей в глаза, сказал:

– Все будет хорошо.

– Ты мой сын.

– Да.

– Мой сын, – повторила Анна и расплакалась сильнее, вновь обняв Костю. Она никогда его так не обнимала. Безнадежно и отчаянно. – Уходи, пожалуйста.

– Ладно.

– Виктор скоро вернется.

– Только спрячь деньги. Спрячь их, мама.

– Уходи.

– Да. – Костя рассеянно кивнул и поплелся к выходу. – Звони мне, договорились?

– Договорились.

– Если нужно будет купить новый телефон…

– Я скажу.

Они попрощались, и Ромал запомнил, какими поразительно печальными были глаза матери. Ему хотелось спасти ее от грусти, вырвать из когтей отчаяния. На ходу он с трудом сдерживал рвавшийся из горла крик. Почему так сложно поступать правильно? На кой черт жизнь заставляла нас невыносимо страдать из-за тех, кто нам дороже всего?

Уже на улице он достал сигареты, дрожащими пальцами щелкнул колесиком зажигалки. В душе горел пожар, тело не хотело слушаться. Константин шел прочь от дома, но, отходя все дальше, чувствовал, что должен туда вернуться. Даже ветер, который порывами дул прямо в лицо, казалось, толкает его обратно. Наконец Костя сел в машину и надолго зажмурился. Автомобиль тронулся.

– Все в порядке? – осторожно спросил Артур.

– Сойдет.

– Поздравил маму?

– Отдал ей все, что у меня было. Хочу забрать ее оттуда.

Селиверстов удивленно вскинул брови и всем телом развернулся к вортако. У Ромала вечно мечты не такие, как у обычных парней.

– Ну, это хорошая идея. Ты, что ли, вообще денег не тратил?

– Почти.

– Вот это сила воли!

Блондин невольно покосился на телефон, а Костя усмехнулся:

– В отличие от тебя.

– Да я просто проверяю. Вдруг Алина опомнилась.

– Он достает сотовый каждые семьдесят три секунды, – подметил Даниил, посмотрев на темноволосого друга. – Могу предположить, что у него зависимость.

– Нет у меня зависимости.

– Есть.

– Вот как мы поступим. – Костя достал телефон из заднего кармана и придвинулся ближе к друзьям. – Выкладывайте свои игрушки. Живее. Не копайтесь.

– Ты что задумал?

– Устроим вечер без сотовых.

– Это будет какой-то неправильный вечер, – ужаснулся Артур.

– Не ной. Давай. Выключай трубку.

– Я не против, – кивнул Даня, – но нужно написать маме сообщение, что я еду в бар.

– Никто не говорит маме, что он в бар едет. Лучше скажи ей, что ложишься спать.

– Но это же ложь.

– А то, что ты работаешь в университете – это правда?

– Это вынужденная ложь, – попытался оправдаться Даня, ерзая в водительском кресле.

– Не нудите. Никто из нас коньки не отбросит, если мы проживем хотя бы один день без Интернета. – Ромал забрал у друзей сотовые, отключил их и кинул себе за спину. Арт не успел опомниться, как в руках уже ничего не было. Паника сверкнула в его зеленых глазах и пронеслась по телу стаей мурашек, но затем внезапно наступил покой. Костя улыбнулся и хитро прищурился, вглядываясь в темноту ночи: – Чувствуете?

– Что? – вытянул шею Волков.

– Это называется свободой.

– И что мы будем с этой свободой делать, вортако?

Ромал ухмыльнулся.

– Да все что угодно.