Ночные животные

Глава восьмая Кингисепп

Евгений Игнатьев вернул Маше дневник уже на следующий день, и, несмотря на то что субботнее утро выдалось довольно холодным, девушка пришла к парням в общежитие и постучалась в сто вторую комнату. Она долго благодарила ребят, хотя Артур божился, что они и пальцем не пошевелили.

– Это наши знакомые, – все повторял он.

– Те самые, о которых мы рассказывали тебе в столовой, – добавлял Костя.

Маша была умна. Вряд ли она им поверила, но ничего не сказала. Протянула белый конверт и попросила передать его «помощникам». В конверте лежала тысяча. Идиотская и странная ситуация, в которой ни Арт, ни Костя, ни Даниил не знали, как себя вести, но все же деньги они забрали. Положили к тысяче от Оли.

Сайт «животных» получился мрачным и стильным, в красных и черных тонах. Даня просидел над ним полночи после возвращения с миссии, а потом все утро продремал. Где-то к двенадцати он очнулся и вспомнил, что им пора собираться в Кингисепп.

– Мне Алина написала, что визитки готовы, – неожиданно сообщил Селиверстов.

– Уже? – удивился Костя. Он сонно повернулся к другу: – Когда она успела?

– Алина одержимая, может всю ночь проработать… прямо как этот, – Артур махнул рукой на Волкова и по-доброму усмехнулся. – Давайте сначала заедем за визитками. Мой дом в нескольких кварталах от вокзала, доберемся минут за десять. Как думаете?

– Почему бы и нет?

– А ты, Дань?

– Главное, успеть на автобус.

– Успеем. Не кипешуй. А вы чего такие кислые? Сегодня же суббота, боже, я обожаю субботы. Больше чем воскресенья и пятницы. Больше чем все остальные дни.

Артур все болтал и болтал, застилая кровать, а Костя сел за стол и опустил голову на руки. Он не мог заснуть целую ночь, но, только если Даниил работал, Костю не отпускали мысли о внезапных провалах в памяти. Вдруг это что-то серьезное? Хотя наивно было бы даже предполагать обратное. Уже третий раз Ромал выключался и приходил в себя, совершив нечто плохое и опасное. Агрессивное, если выражаться точнее. Вспышки гнева, неконтролируемая ярость, эпилептоидная психопатия. Костя знал все эти термины и прокручивал их в голове, полночи глядя в черный потолок. Он не считал себя психом, но готов был признать, что сбой происходил на неврологическом уровне, в башке, в эмоциях. Исчезал контроль над ситуацией и включалась механическая защита. Сам он защищался физически, а мозг – ментально, и потому, когда Костя заносил кулак, голова отключалась, чтобы не фиксировать приступы агрессии. Едва за окном появились первые солнечные лучи, Константин пришел к выводу, что его организм, по всей видимости, пребывал в депрессии. Глупость, конечно, потому что смотреть сопливые фильмы, напиваться и жаловаться знакомым он не собирался, и все же, судя по многим признакам, Ромал находился на грани нервного срыва. Его преследовали частые головные боли, постоянная утомляемость, напряжение и чувство… отвратное чувство вины. Он ведь бросил маму, уехал, он думал о ней постоянно, все время хотел ей позвонить, но сдерживался и переживал еще сильней.

Отстой, одним словом.

Где же выход из такого идиотского состояния? В учебниках советуют обратиться к специалисту, но Костя не собирался изливать душу перед каким-нибудь мозгоправом в белом халате. На самом деле все просто. Есть проблема – взгляни ей в лицо. На этом ведь построены миллиарды психологических практик во всем мире! Правда… мужика-гения[21], который предложил усиливать человеческую паранойю, чтобы в конечном счете от нее избавиться, приговорили к казни. Плохо, что только сейчас до ученых дошло, как важно, чтобы человек смотрел в лицо своим страхам, – ведь людей пугает неизвестность, а когда у них формируется картина происходящего – и почва под ногами появляется, и решение.

Так в чем состоял страх Кости? Хотя правильней было бы спросить «в ком?»…

– Эй! – внезапно воскликнул Арт и подскочил к Ромалу. Тот порывисто выпрямился и недовольно покосился на блондина. – Ты уснул, что ли? Нам пора собираться.

– Я задумался.

– Поделишься?

Костя поднялся из-за стола и с невинным видом размял спину. Будто бы его ничего не беспокоило. Будто бы он думал о новых кроссовках, а не о психическом расстройстве.

– Нечем делиться.

– Кто бы сомневался.

Семья Селиверстовых жила в уютном двухэтажном доме с пепельно-черной крышей и бежевыми стенами; с широкими роскошными окнами, красивым крылечком, с цветами по обе стороны каменной дорожки и подстриженными пихтами. Добираться до дома Арта пришлось больше часа: минут сорок на метро, а потом пешком топать, потому что автобусы туда не ходили. Видимо, в этом престижном районе у людей не было ни желания, ни необходимости добираться до центра через подземку – они ездили туда на своих автомобилях или заказывали такси. Ни Костя, ни Даниил никогда не бывали в подобных местах. В то время как Артур лихо, с довольным видом шагал по идеально ровному тротуару, они молча плелись следом и озирались по сторонам в поисках чего-то приземленного и привычного, но видели только помпезные особняки. Коттедж Селиверстовых, на удивление, отличался ото всех соседних домов. Он выглядел аккуратным и маленьким, в сравнении-то с остальными гигантами в пять, а то и шесть ярусов. Кто жил в этой части Санкт-Петербурга, Костя не знал. Впрочем, местные обитатели тоже вряд ли подозревали о существовании того пригорода Питера, где жил Костя.

– Родителей дома нет, – невзначай бросил Артур, – папа сейчас работает постоянно, дело ведет важное, а у мамы дела за городом. Наверняка опять поехала на этот дурацкий цветочный рынок.

– Цветочный рынок? – недоуменно переспросил Костя, когда они подходили к дому Селиверстова.

Он впервые видел так близко позолоченные оконные рамы. Это же краска?

– Мама в саду любит копаться, как одержимая, она вообще любит заниматься домом. Тут таких немного – реально по утрам на лужайках в комбинезонах траву стригут какие-то наемные работники, мусор выносят, полы драят. У всех моих друзей были эти… гувернантки.

– Не повезло вам.

– И не говори, но я – везучий, мама терпеть не может, когда за нее готовят, убирают, а уж воспитывают… – Арт усмехнулся и остановился на пороге, – это вообще харакири.

Неожиданно дверь стремительно распахнулась, и перед парнями возникла Алина. На ее плечах висела безразмерная черная футболка, перепачканная в краске, а на лице горели разноцветные капли. Волосы Алина собрала в пучок, за ухом спрятала толстую кисть. Она так неожиданно появилась перед ребятами, что те удивленно застыли.

– Что там? – Девушка обернулась назад. – Что такое?

– Ты работала? Извини. – Селиверстов подошел к сестре и внезапно обнял ее, а она улыбнулась, опустив подбородок ему на плечо. – Не думал, что мы оторвем художницу от искусства. Уже смастерила мою статую? Признавайся.

– Как раз работаю над этим.

Алина выпрямилась и помахала Косте с Даниилом.

– Выглядите уставшими. Долго добирались?

– Они не выспались, – отмахнулся Арт, по-хозяйски пройдя в холл.

– Да нет, на самом деле, все в норме.

– Чего застыли? Давайте уже, проходите. Может, чай поставить?

Девушка чуть ли не затолкала ребят в дом, закрыла за ними дверь и вновь широко улыбнулась. Она наверняка заметила, каким испуганным стало лицо Дани, каким сбитым с толку выглядел Костя. Ромал изо всех сил пытался не показывать своих чувств, но… Как можно было притворяться, будто ничего особенного не происходит, когда он переступил порог самого красивого дома из всех, что он когда-либо видел? Мраморный пол, молочно-бежевые стены, деревянная лестница с золотыми поручнями и огромные зеркала. Светлый и невероятно уютный семейный уголок, завораживающий теплом и спокойствием. Ромал откашлялся, затормозив в проходе, а Даня пристроился рядом.

– Вы не будете проходить? – растерялась Алина.

Артур наконец вспомнил, что он не один, и развернулся на пятках. Костя и Даниил не торопились разуваться и казались двумя истуканами, оказавшимися в центре вулкана.

– Слушай, мы чай не будем, – опомнился Селиверстов и подскочил к сестре. – Нам бы визитки забрать, и мы покатим в Кингисепп.

– Что за Кингисепп?

– Небольшой город в ста тридцати километрах от Санкт-Петербурга, – выстрелил Даниил с умным видом. – Там родилась моя мама – Ирина Волкова. Когда отец заболел, пришлось перебраться к родственникам. Я плохо помню это время, мне тогда исполнилось восемь, и меня не интересовали проблемы родителей, меня тогда вообще мало что интересовало. Ты можешь поехать с нами, Алина, если есть желание и возможность.

Девушка удивленно вскинула брови и поглядела на брата:

– Ты им еще не надоел?

– Да они меня обожают.

– Всем сердцем, – едва слышно бросил Костя, осматривая портьеры на окнах. Затем повернулся к друзьям: – Нам мало одного Селиверстова. Мы хотим сразу двоих.

– С двумя-то управишься?

– После гусарских усов мне ничего не страшно, – принял вызов парень.

– А зеленка ведь уже не видна, – улыбнулась Алина и шагнула к Ромалу, – долго вы, должно быть, ее оттирали.

– Только сегодня и оттерли.

– Как же вам жутко не повезло! Кто мог так поступить?

– Да одна сумасшедшая, – вмешался Артур, опуская широкие ладони на плечи сестры. – Решай давай… поедешь с нами? Потому что, если поедешь, нужно выдвигаться. Иначе мы побежим вслед за автобусом, а у меня все мышцы после тренировки ноют.

– И не только мышцы, – рассмеялась девушка.

– Алин.

– Ладно, не нуди. Дайте мне пару минут, хорошо? Я быстро.

Алина пошла на второй этаж, а Ромал аккуратно облокотился о стену и спросил:

– На ее языке «пара минут» – это полчаса?

– Да пусть только попробует. Мы вечно вместе куда-то ходили, я брал ее с собой на тусовки, сборища, и в основном она развлекалась в компании парней, выросла среди них. Так что привыкла собираться, как в казарме. Если она собиралась дольше, мы просто уходили, а она в одиночестве пересматривала «Сумерки» – вот и весь урок.

– Тяжелое у нее было детство.

– Тяжелейшее, – подхватил Костин сарказм Селиверстов.

Пока Алина приводила себя в порядок, Артур показал друзьям зал и кухню. Даниил разглядывал высокие массивные колонки рядом с плазменным телевизором, а Ромал застыл перед стеллажами с книгами: десятки томов синего цвета по уголовному праву, за ними – несколько фиолетовых юридических журналов, дальше – толстенные зеленые юридические словари, экземпляров так двадцать. Костя, казалось, даже услышал, как его челюсть со стуком повалилась на пол.

– Впечатляет, – невольно прошептал он.

– Да это папа выделывается. Все самые важные книжки он хранит у себя в кабинете, и вот там настоящая библиотека, поверь мне. – Артур покачал головой. – Знаешь, когда я совсем малой по дому бегал, папа мне даже дышать в его кабинете запрещал… носился за мной по всему коттеджу. Хотя лучше бы он так за Алинкой следил. Однажды она тайком пробралась в его кабинет и изрисовала каракулями его документы. Шуму было… жесть.

Костя криво улыбнулся и заметил на соседнем стеллаже рамки с фотографиями. Что-то екнуло у него в груди – что-то странное, колкое. Вот снимок Артура на соревнованиях с фехтовальной маской под мышкой, Алина показывает на камеру ладони, испачканные желтой краской. Миловидная блондинка с прямыми короткими волосами обнимает широкоплечего мужчину.

Ромал нахмурился, отвернулся и неуклюже взъерошил угольную шевелюру, понятия не имея, отчего на душе так потяжелело. Он отошел к окну и выглянул на улицу, упрямо и наивно предполагая, что скоро полегчает, что странное чувство исчезнет. Но острые когти уже стиснули легкие. Дышать вдруг стало трудно. В такие моменты обычно думаешь о том, что лучше было бы вообще не дышать.

Через несколько минут спустилась Алина, одетая в джинсы и черную майку. Волосы она распустила, и потому густые пряди шоколадными волнами ниспадали с плеч. Кисть не красовалась за ухом, капли от краски не пылали на лице. Раскинув руки, девушка подскочила к Арту и с энтузиазмом воскликнула:

– Я готова к путешествиям.

– Ты замерзнешь в майке.

– Надену куртку.

– Надевай. Ну что, выдвигаемся?

– Разумеется. – Даня кивнул. – У нас в запасе чуть больше получаса.

Как оказалось, от дома Селиверстовых до вокзала нельзя доехать за десять минут, и, как бы отчаянно Артур ни оправдывался, с расчетами он промахнулся. К счастью, автобус задержался на четверть часа, и ребята успели купить билеты, усесться на заднем ряду и по третьему кругу пожаловаться на Селиверстова и его «десять минут».

– Держите, – сказала Алина и достала визитки, о которых все забыли из-за спешки.

Визитки оказались чертовски простыми: черный фон, алые буквы, но как же классно они смотрелись! Стильно и зловеще.

– Всю ночь думала над логотипом, – призналась девушка, стянув кроссовки, и вдруг подогнула под себя ноги. Даня в замешательстве проследил за ней, но ничего не сказал, а Костя с интересом хмыкнул. Забавная девчонка. – Тут главное не переборщить. Всего бы в меру. Но в меру – это сложно. В идеале бы найти золотую середину и соблюсти баланс.

– Чем проще, тем лучше, – задумчиво проговорил Ромал.

– Верно. Так что я оставила только заглавные буквы. Видите? Получается, буква «ж» внутри буквы «н».

– И над этим ты голову ломала целую ночь? – скептически поинтересовался Артур и тут же получил локтем по руке. – Ладно-ладно, мне нравится, честно.

– Что вообще за ночные животные?

– Сайт какой-то.

– Какой-то?

– Да мне без разницы, какой, – отмахнулся блондин, – знакомые спросили, рисует ли у меня кто-то из друзей. Я сказал, что рисует.

– Надеюсь, им понравится.

– Понравится, – кивнул Костя, покосившись на девушку, – серьезно, все отлично.

От Питера до Кингисеппа ехать около двух часов. На машине можно было бы добраться быстрее, не говоря уже о «пауке» Артура, но автобус же тарахтел, наезжая на кочки каждые три секунды, и Селиверстов исходил такими ругательствами, что люди оборачивались с порицанием и хмурились. Одна бабушка так громко стучала зонтом, явно пытаясь заглушить стенания Артура, что Алина не сомневалась: сейчас бабушка встанет и постучит не по полу, а по голове брата. К счастью, обошлось без происшествий.

Едва автобус остановился, Даня поспешил на улицу и глубоко втянул сладкий запах осени; сквозь чернеющие тучи просочился свет, и Даниил улыбнулся, оглядывая родные и такие знакомые перекрестки. Он повел друзей к остановке и не замолкал ни на мгновение, рассказывая о городке, в котором он вырос. Честно говоря, Кингисепп не был красивым и уютным, он казался грязным, неприглядным, как и большинство глубинок в нашей стране. Но Даня умудрялся с таким восторгом описывать захудалые кафешки и площадки, увязшие в тине озера и болота, что ребята даже прониклись его словами. В маршрутке они ехали стоя и наблюдали, как Волков вырисовывает на запотевшем окне карту точек, где продают цветы; в конце концов выяснилось, что у его мамы свой цветочный магазин.

– Что-то слишком много мам увлекаются садоводством… – усмехнулся Артур. – Твоя тоже, да? – подтолкнул он в плечо Ромала. – Признавайся.

Но Косте не в чем было признаваться. Его мама много чем увлекалась, да, вот только работала она уборщицей и больше времени проводила в компании швабр, а не роз.

Ирина Волкова жила в симпатичной белой новостройке на девятом этаже. Едва Даня занес руку, чтобы постучаться, она распахнула дверь и выскочила за порог, поймав сына в изощренную ловушку всех матерей. Ее руки так крепко вцепились в Данины плечи, что тот весь покраснел, даже побагровел и отрезал:

– Мама, я сейчас задохнусь.

– Да кто от такого задыхается, Даня? – воскликнула мама, отстранилась и заулыбалась во все тридцать два зуба. Она потеребила щеки сына, потом поправила ему волосы, затем с упоением вздохнула и наконец успокоилась: – Ох, хорошо, что ты дома.

– Согласен. Я хотел бы тебе представить своих друзей: Артур, Костя и…

– Господи боже, совсем забыла! – Ирина Волкова шагнула к гостям. Ее черные кудри подпрыгнули, словно пружины, и вновь упали вдоль полноватых щек. Глаза глядели так пристально, что казалось, они видят душу насквозь. – Артура я помню, а вот вас…

– Костя. – Ромал пожал женщине руку. – А это Алина.

– Очень приятно, – улыбнулась девушка.

– И мне, милая. А что мы все в дверях стоим? Проходите давайте, разувайтесь. Я вас давно уже жду, чайник закипел, и блинчики напитались маслицем, сахаром. Ты ведь ни на каких диетах не сидишь, Алинчик? Гиблое это дело, только здоровье себе попортишь.

Ребята оставили вещи в комнате Дани, настолько зеленой, что даже в глазах рябило, и прошли на кухню, где хозяйка разливала чай. Она достала из холодильника гигантскую кастрюлю и вывалила на тарелку множество отбивных.

– Вы ведь проголодались, правда? Сейчас подогрею, а ты, Дань, сходи на чердак, там есть баночка вишневого варенья. Принесешь?

– Разумеется.

– Можешь еще помидорчики захватить.

– Давай я помогу тебе, – предложила Алина, сорвавшись с места.

Когда они ушли и за ними захлопнулась дверь, что-то изменилось. Плечи женщины внезапно опустились, а руки перестали перекладывать еду из одной тарелки в другую, мелькая, как лопасти пропеллера. Ирина смахнула испарину со лба и устало улыбнулась:

– Душно здесь.

– Открыть окно? – выпрямился Артур, но Волкова покачала головой:

– Не нужно, еще продует. Вам чай с сахаром?

– Я добавлю, – спохватился Костя.

Он забрал сахарницу, а Арт переставил чашки. На мгновение женщина застыла, наблюдая за ребятами. Стояла у плиты и смотрела, как друзья ее сына раскладывают вилки, салфетки, моют фрукты и нарезают хлеб.

Люди много о чем мечтают: покорить сцену, заработать денег, издать книгу, увидеть океан, изобрести лекарство от рака, выгодно жениться, стать олимпийским чемпионом.

Ирина мечтала о том дне, когда ее сын перестанет быть тем странным мальчиком, на которого показывают пальцем, тем молчаливым ребенком, с которым никто не хочет общаться. Он всегда был одиноким, и, как бы отчаянно он ни пытался понять людей, они не воспринимали его всерьез, смеялись над ним, избегали его. А Даня… он все равно продолжал к ним тянуться. Казалось, ему суждено оставаться в тени собственного недуга вечно. Но сейчас все стало иначе.

– Двери моего дома для вас всегда открыты, – неожиданно сказала Ирина, и Артур с Костей в растерянности обернулись. Она присела, поправила волосы и посмотрела на ребят такими опечаленными глазами, что парням стало не по себе. – С ним бывает сложно, да, я знаю, но странности в поведении не умаляют его доброты. Он совершенно беззащитный и робкий, и я не хотела отпускать его в институт, видит Бог, не хотела, но, как я могла стоять на своем и спорить, когда мой мальчик вырос? Когда запреты сделали бы его еще более непохожим на остальных? – Ирина покачала головой и глубоко вздохнула. – От меня сейчас мало толку. Я слишком далеко, и я поседею к своему дню рождения, честное слово. Но я теперь спокойна. – Женщина горько улыбнулась. – Я очень рада, что мы познакомились.

Артур хотел было ответить, но промолчал. Он смущенно улыбнулся, а Костя кивнул и в своем стиле, серьезно, уверенно отрезал:

– Даня – хороший парень. Тот, кто считает иначе, ошибается.

– Люди часто ошибаются.

– А потом учатся на своих ошибках.

– Не все, мальчик мой.

– Ну, тот, кто не учится, и не должен находиться рядом с нами. Обычно это олухи, а чего ждать от олухов? Наплевать на их мнение.

Ирина усмехнулась и лукаво прищурилась:

– Язык-то у тебя подвешен. Журналистом, что ли, стать собираешься?

– Он будет нести слово Божье в массы, – пошутил Арт, опустив руку на плечо Косте, и продолжил: – Ну, то есть в суде будет отчитывать шпану за воровство и хулиганство.

После ужина Алина осталась на кухне, чтобы помочь Волковой убраться, а Даниил повел ребят в гараж. Поржавевший замок не хотел открываться, пришлось хорошенько потеребить его, чтобы механизм поддался. Двери открылись, заскрипев как в последний раз, вечерний свет ворвался в помещение и осветил узконосую машину. Под слоем пыли притаился темно-синий «хендай». Артур сморщился, как лимонная кожура, а Костя удивленно проговорил:

– Черт возьми…

– И не говори, – согласился Селиверстов потухшим голосом.

– Он ведь почти в идеальном состоянии!

Ромал двинулся к рухляди с таким рвением, что у Артура чуть челюсть не отпала, он недоуменно взмахнул руками и переспросил:

– Что, прости?

– Идеально… неприметно и выгодно. Бензина жрет мало, движок нужно посмотреть. Откроешь капот, Дань? – Волков нажал на рычажок под рулем, и Ромал чуть ли не весь залез под металлическую пластину. – Аккумулятор свеженький. Года три?

– Свеженький?

– Почти новый.

– Да, – кивнул Даниил, – я однажды фары забыл выключить, полностью посадил его.

– Да и движок приличный.

– Его мы с мамой тоже меняли. Правда, давно. Мама сама не ездит, не любит. Но ей пришлось как-то срочно поехать в больницу, она заправилась дизельным топливом вместо бензина. Проездила так пару раз, а потом…

– О, – понимающе растянул Костя, – похоронили вы прежний двигатель.

– Не похоронили. Это же кусок металлолома. Просто выбросили.

– Ты мой «порш» не рассматривал с таким интересом, как эту рухлядь, – проворчал Арт и остановился рядом с другом, сцепив перед собой руки. – Выглядит плачевно.

– Не выдумывай.

– Мы попытаемся от кого-то удрать, а эта тачка развалится по дороге.

– Мы не для гонок автомобиль ищем, – напомнил Ромал, покосившись на блондина. – К чему удирать? Машина нам нужна для экономии времени, а не для соревнований.

– Заведите ее для начала. Она, может, холостыми стреляет.

– По себе не суди.

Костя прыснул со смеху, а Арт ударил его по плечу и рыкнул:

– Не нарывайся, вортако. Чушь несешь. Я холостыми с одиннадцати лет не стреляю.

– Что за холостые? – поинтересовался с переднего сиденья Даня.

– Давай, гений, объясни-ка ему, чем ты там в одиннадцать лет занимался.

– Шутки у тебя не смешные.

– Я учился у мастера, – совершенно серьезно сказал в свое оправдание Ромал.

– Комплексы у тебя просто, вот и все. У кого что болит, тот о том и говорит.

– Ты это серьезно? – Костя помотал головой и рассмеялся. – Жестоко… вот это ответ, всем ответам ответ, по местам все расставил, меня заткнул. Проводи мастер-классы.

– Как же ты раздражаешь, вортако! – пробормотал Артур и вновь толкнул Костю, но тот приподнял перепачканные в масле ладони – мол, сдаюсь – и протянул:

– Ладно-ладно, прости, иду на мировую.

– Не доставай. У меня рука еще болит, но я все равно врежу ею как следует.

– Да серьезно, выдохни, я беру свои слова обратно. Хотя… – Костя прищурился и так заулыбался, что лицо у него едва не треснуло. – Как там говорят? Ну, ты в курсе. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь?

Он все-таки расхохотался, и блондин вновь толкнул его в плечо. Правда, потом тоже рассмеялся и бросил:

– Идиот.

Машина работала отменно, несмотря на древний вид. Костя весь испачкался, возясь с двигателем, потом продиктовал, что нужно будет купить на заправке. Арт помалкивал и мотал на ус замечания Ромала. Сам он двигатель никогда не разбирал, масло не менял. Да и жидкость для мытья окон ему заливали в салоне. Антифриз он видел лишь на прилавках, о бачке гидропривода сцепления он даже не слышал. Другими словами, любовь к тачкам у него появилась благодаря игре «Need for speed»[22], а не копанию в сердцевине автомобиля.

Вскоре к ребятам присоединилась Алина. Кутаясь в куртку, она остановилась на пороге, скептически наблюдая за тем, как Ромал закручивает какие-то винты огромным и увесистым гаечным ключом. Даня и Артур стояли поодаль, не издавая ни звука. То ли они понятия не имели, чем занимается Костя, то ли боялись предлагать свою помощь.

«Возможно, нечто похожее происходит у женщин на кухне», – подумала Алина.

– А почему ты не сказал, что завтра у вас встреча выпускников? – внезапно спросила девушка и повернулась к Дане. Тот растерянно округлил глаза. – Твоя мама описывала это мероприятие как нечто грандиозное. Городская традиция, событие года…

– Встреча выпускников в октябре? – прищурился Артур.

– Странно, верно? Обычно в начале февраля.

– В Кингисеппе свои правила, – пожал плечами Волков.

– Ты пойдешь?

– Нет.

– Почему же? Мы ведь все равно приехали.

– Я не вижу смысла, – честно признался Даня, вытянув руки по швам.

– Увидишься со своими одноклассниками, – задумчиво проговорила Алина, – разве это плохо? Повеселитесь, вспомните былое.

– Я ни с кем особо не дружил, с выпускного ушел сразу после вручения дипломов.

– Как это так? – чуть ли не в ужасе переспросил Селиверстов.

– Я тоже не заморачивался, – послышался приглушенный голос Кости. Он порывисто выпрямился, вытер со лба испарину и повел плечами. – Забрал картонку и пошел домой. У некоторых о школе не самые приятные воспоминания. Отсидел срок – и славно.

– Неправильные у вас какие-то были школы.

– Школы у всех одинаковые – люди в них разные.

– Режим механика – выключен. Режим философа – активирован.

– Но так и есть. – Ромал остановился под тусклой лампой и развел руками. – Я в школе многому научился, да: алфавиту и хуку с правой. Научился лицемеров видеть за километр, вещи прятать, заходить в класс со звонком, чтобы не нарваться на проблемы.

– А как же перерывы на обед и прогулы с друзьями? Как же дискотеки, мать вашу!

– Я не ходил на них, – отозвался Даня, и Селиверстовы одновременно застыли, будто их сразила молния.

Алина несмело подошла к Волкову и прищурилась:

– Не ходил… на дискотеки? Не ходил… в смысле никогда?

– Никогда.

– Боже мой, но почему?

– Не знаю, – растерялся Даня. Он не ожидал, что девушка так отреагирует. – Я плохо танцую, меня никто не звал, и я слышал, на дискотеках ставят медленные композиции…

– Он слышал, – воскликнул Артур и прикрыл руками лицо, – он слышал!

– Это что-то важное?

– Важны ли медляки в школе? – переспросила Алина и усмехнулась. – Да некоторые ради них учатся. Я всю жизнь мечтала потанцевать с парнем под «вдох-выдох». Но…

– Не сложилось? – Костя с интересом уставился на девушку.

– Нет, конечно. Покажите мне счастливицу, которая танцевала на дискотеке с парнем, который ей нравится. Я хочу пожать ей руку. Меня вечно приглашали не те, и вечно не под ту песню. В этом я полная неудачница.

– Тогда какой смысл в дискотеках? – запутался Волков.

– Это весело, вот и все, – отозвался Селиверстов. – Такого больше не будет, мы уже не сможем сходить с ума так, как тогда, теперь все иначе, все серьезно. В школе можно было жить на полную катушку и не бояться последствий, потому что школа – это идеальное время для ошибок, безумия, для снятия проб и дегустации. Я был счастливым тогда, самым счастливым. А взрослая жизнь, эта хваленая суровая реальность… как бы я хотел послать все это к черту и опять стать недалеким подростком!

Ромал недоумевающе вскинул брови. Пожалуй, давно он не видел проблеска истины в словах Артура, проблеска правды. Разговоры о прошлом ранили его. Но почему?

– Я бы совершенно другими словами описал свою школьную жизнь… – пробормотал Костя и вернулся к двигателю, лишь бы сменить тему.

Он не понимал, от чего глаза Селиверстова затуманила печаль, не знал, чем помочь и стоит ли вмешиваться.

Артур нахмурился. Алина включила магнитолу и подошла к брату, улыбаясь робко и грустно. Она прошептала:

– Устроим дискотеку здесь, мм?

Арт покачал головой:

– Пойду подышу.

– Я с тобой.

– Лучше нашего Робинзона танцевать научи, – отмахнулся он, – а я скоро вернусь.

Из колонок полилась негромкая музыка, за Артуром закрылись жутко скрипучие двери, а Ромал вдруг выпрямился, заметив, как побледнела Алина.

Теперь это стало по-настоящему странно.

Одно дело, когда человек сам себя накручивает, это еще ничего, но если за него переживают близкие люди, если они теряют дар речи и пугаются – тогда дело действительно нечисто. Тут уже ничего не выдумаешь, не спишешь поведение человека на происки его фантазии или самооценки.

Костя колебался какое-то время, но потом все же отбросил тряпку, накинул куртку и под удивленным взглядом Алины вышел из гаража.

Артур курил, прислонившись к стене, и смотрел куда-то вдаль. Говорят, в мире существует баланс черного и белого. Плохого и хорошего. В жизни Арта все долго было идеально, и ему пришлось расплатиться по счету самым неприятным образом. Пусть многим удар, из-за которого у Артура подкосились ноги, показался бы дуновением ветра, но для него мир рухнул. Арту не хотелось оправдываться, защищаться, спорить, ему было теперь неважно, каким его считали окружающие – сильным или слабым. Он просто очнулся… и жизнь отыгралась, показав свое истинное лицо.

Костя подошел к приятелю и небрежно спросил:

– Еще остались?

– Держи.

Селиверстов отдал сигареты Ромалу, и вскоре они оба стояли в темноте, выпуская в небо белые клубы дыма. Костя не торопился начинать разговор, он исподлобья взглянул на Арта и отрезал:

– Жаль, я не учился в вашей школе.

– Ага, – согласился Арт, – с твоими-то мозгами… ты бы многого добился.

– Ты сделал мне комплимент?

– Констатировал факт.

– Я польщен, – хмыкнул Константин. Из гаража доносилась музыка, слышался смех Алины. Наверное, она учила Даню танцевать. – Имеешь что-то против радио?

– Нет настроения плясать.

– А мог бы показать Волкову парочку пируэтов.

– Ты на мне свой психоанализ испытываешь? – спросил Артур и повернулся к другу с горящими глазами: – Давай без этого.

– Только тебе можно лезть с расспросами?

– Не думал, что тебя вообще интересует моя жизнь.

– А может, интересует.

– Тебя Алина подослала?

– При чем тут твоя сестра? – не понял Костя и не спеша повел плечами. – Я увидел, что ты ушел, решил проветриться. Не хочешь говорить – не говори.

– Да, а почему нет? Давай поболтаем. Думаешь, с какого черта я выбесился?

– Задаюсь этим вопросом.

– Прости, слетать с катушек позволено не только тебе.

– Когда я слетаю с катушек, кровь брызжет. Сам ведь видел. Меня злить нельзя.

– Я тебя умоляю. Из нас троих ты самый…

– Какой?

– Подверженный эмоциям. Ранимый, если хочешь, – поморщился Арт, – сам знаешь. Я не умею ставить диагнозы. Думаю, ты уже давно с этим справился и без моей помощи.

– Тебе диагноз я пока что не поставил, – продолжил ассоциации Ромал.

– Еще бы. Ты ведь ищешь совсем не там, вортако. Ты думаешь про мои деньги и моего отца, про идеальный коттедж, семейный бизнес, бумажки, счета, наследство. А мне это никогда не было нужно, я просто жил так, как живут все дети: в условиях, которые им предоставили родители. Да, мои условия были лучше твоих. И что? Теперь, что ли, вся моя жизнь в этом заключается?

– Я так не говорил.

– Ты так думал.

– Если проблемы не в деньгах, то в чем? Уж прости, но я выбрал самую популярную причину. Спроси любого – деньги у всех на первом месте.

– Смысл париться из-за денег, когда они и так есть?

Костя вдруг задумался. А ведь правда – зачем? Он затянулся и пожал плечами:

– Допустим. Но в чем тогда проблема?

– Хочешь ответ? Ладно, – Арт откинул сигарету и сгорбился, как будто небо рухнуло ему на плечи. – Я влюбился. Набить морду, пересдать экзамен, пособачиться с предками – все это сущие пустяки. А вот потерять голову из-за девчонки… вот где настоящий ад.

Ромал медленным голосом проговорил:

– Ты ведь шутишь.

– Нет.

– Ты сменил фамилию, ушел из семьи и наплевал на наследство из-за девчонки?

– Она была «той самой девчонкой».

– Ты спятил? – искренне удивился Костя.

– Ни хрена ты не понимаешь, – рассердился Селиверстов, – она мне нравилась. Нет, подожди, дослушай. Она мне правда нравилась. Теперь расслышал? Я сходил с ума. Ты не представляешь, как сильно мне хотелось быть с ней. Она была идеальной.

– Она умерла, что ли?

– Чушь не неси.

– Но ты… – Костя свел брови. – Ты сам о ней в прошедшем времени талдычишь.

– А как о ней по-другому говорить, если она в прошлом? Помоги советом. Меня не бросали раньше, не смешивали с собачьим дерьмом. Меня облапошили, как идиота. Я был уверен, что у нас все серьезно. Да, блин, парни могут быть в этом уверены, вортако. И мне не хотелось искать другую. Но она все испортила… оказалось, она, как и ты, видела только деньги, деньги, деньги, черт возьми, эти, блин, всего лишь бумажки!

– Ценные бумажки.

– Да наплевать. Ей неважно было, какой я человек, что мне нравится, что, твою мать, у меня в башке. Она развела меня, как кретина. Встречалась с именем, а не с человеком.

– Да ты… – Ромал запнулся, поморщился и эмоционально взмахнул руками, – жесть.

– Что?

– Люди расстаются каждую секунду. А школьные парочки расходятся со скоростью света. Если ты еще не понял, первый секс не всегда происходит с «той самой».

– Она мне нравилась.

– Это я услышал.

– Поэтому все было в сто раз сложнее, – Арт отпрянул от стены и стал метаться туда-сюда, будто сумасшедший. – Я думал, у меня есть лучший друг, а он с ней трахался, пока я херачил на тренировках. Я думал, она так мила с моим отцом, потому что ей нравится с ним общаться. И знаешь? Ей нравилось. Ведь бабла у папы много. Я… я знал, что вокруг полно ублюдков, Костя. Но я не подозревал, что они подобрались так близко и намеренно, специально, без зазрений совести отравляют мою жизнь… Я, возможно, любил ее, а она видела во мне ступень, на которую наступаешь, чтобы подняться выше.

Костя тяжело выдохнул. Достал вторую сигарету. Затянулся и отрезал:

– Уродов полным-полно.

– Я не ждал подвоха от девчонки.

– Предают и парни, и девчонки.

– Наверное, о бывших, как о мертвых, – нужно или говорить хорошее, или молчать. Но… – Артур запнулся, устало покачал головой и взвыл: – Какой же она была сукой!

Ромал криво улыбнулся и с сочувствием посмотрел на друга. Он почему-то подумал, что Артур Селиверстов – правильный человек, в чем-то сноб, в чем-то эгоист, но в главном ничем не отличается от самого Кости. Сейчас Арт казался глубоко растерянным, и Костя нерешительно похлопал его по плечу. Раньше ему не приходилось поддерживать друзей. Возможно, потому, что друзей у него никогда не было. Но все равно для первого раза вышло вполне сносно.

– Знаешь, как Черчилль[23] говорил? – вдруг спросил Ромал.

– Просвети меня.

– Успех – это умение двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма.

– Занятно, – хмыкнул Селиверстов.

– Ты начал жизнь с чистого листа, а эта девчонка расписала тебе правила игры.

– Паршивая игра.

– Какая есть, – выдохнул вортако. Увы, в жизни мало что происходит так, как нам бы хотелось. Костя знал об этом, как никто другой, а еще он знал, что вынести можно все что угодно, если поставить перед собой цель. Если найти себе дело, все обретает свой смысл. Жить проще не становится, но хотя бы понимаешь, ради чего мучаешься. – Пойдем внутрь? Я фильтры еще не прочистил.

– Пойдем, – тихо согласился Арт. – Я свои привел в порядок.

Парни усмехнулись, затушили окурки и медленным шагом побрели к машине.