Ночные животные

Глава седьмая Миссия

– Это так занимательно, – бодрым голосом подметил Даниил, когда ребята тайком крались к футбольному полю…

Тренировки поздно вечером не подходят круглым отличникам и зубрилам, ведь зубрилы и отличники, согласно клише, рано просыпаются, а после шести вечера увлеченно делают безумно скучные домашние задания. Спортсмены же спят до полудня, чтобы набраться сил перед очередной тренировкой, а потом занимаются до утра, чтобы впасть в кому на заре, когда проснутся жаворонки.

Артур тоже довольно часто фехтовал чуть ли не до утра и в то же время старался успевать на первые пары, пусть и кляня деканат на чем свет стоит. Иными словами, Артур не был типичным спортсменом, а вот Евгений Игнатьев…

Этот парень казался каким-то карикатурным персонажем, с которым и поговорить-то не о чем. Он смеялся, как лошадь. На лекциях садился в задних рядах. А в столовой швырялся едой, чтобы напомнить всем и каждому, какой же он неповторимый…

– …имбецил, – подметил Костя, когда они наблюдали за будущей жертвой.

Кличка «неповторимый имбецил» так привязалась к объекту номер один, что Артур, Даня и Костя так и окрестили свою первую миссию: «Наказать неповторимого имбецила». Звучало как название фильма, и Даня неустанно об этом напоминал. Возможно, он просто пытался так себя успокоить: уж лучше быть героем какого-нибудь боевика, чем человеком, не совсем осознающим до конца, во что он ввязался.

– Идеально, – отрезал Костя и резко остановился перед запасным выходом из спортивного комплекса. По правую сторону сквозь металлические кольца забора виднелось широкое поле, а впереди маячили гигантские окна, едва различимые в тусклом свете фонарей. Если и существовало место получше, откуда можно одновременно следить и за футболистами, и за главным входом, ребятам оно было неизвестно.

Ромал поднял пластмассовую маску летучей мыши и посмотрел на друзей. Лицо Арта скрывалось под маской льва. А лицо Дани… Скажем так – от маски зайца он отказался: ведь несолидно ходить на карательные миссии с огромными серыми ушами. И пусть Волков вечно озирался по сторонам и клялся, что видит кого-то в темных переулках, трусом он себя не считал… лишь впечатлительным человеком, да и то лишь отчасти. Посоветовавшись, Костя и Артур купили Даниилу широкую черную маску рычащего волка под стать его фамилии.

– Подождем Игнатьева здесь, – ухмыльнулся Ромал. Угольные волосы парня смешно торчали из-под маски, будто его ударило током. – Думаю, у нас минут десять в запасе.

– Почему на дело нельзя брать рапиру? – в сотый раз спросил Арт. Он стащил маску и скорчил недовольную мину. – Это эффектно, вортако, я напугаю наших сосунков.

– Ты выдашь себя.

– Да как они узнают?

– Как-нибудь, – отмахнулся Костя. – Зачем заведомо нарываться на неприятности? У нас есть мозги, ладно? У меня они есть, и я не собираюсь прокалываться лишь потому, что тебе хочется выглядеть эффектно. Забудь об этом.

– Чего ты вечно драматизируешь? Господи, тебе определенно нельзя работать где-то на телефоне доверия или что-то вроде того. Позвонит чувак. Скажет, что палец порезал. А ты ему ответишь: «Не волнуйтесь. Просто смиритесь, что вы скоро подохнете».

– Я так не скажу.

– Скажешь, – выдохнул Даня.

– Я просто пытаюсь предусмотреть все варианты.

– Нельзя предусмотреть «все варианты».

– Вот именно, – согласился Костя и решительно шагнул к Селиверстову. – А значит, надо следить хотя бы за тем, что в наших силах.

– Пиши уже сценарии к сериалам, – закатил глаза блондин и качнулся назад. Ветер ударил его в спину, и он прогнулся, засмотревшись на аспидное небо, затянутое тучами. – Такой ведь талант пропадает. Что ты забыл на юридическом? Ума не приложу.

Ребята оперлись о стену, нечаянно выстроившись по росту. Длинный Арт, Костя и Даня, ковыряющий носком ботинка мокрый асфальт. Утром прошел ливень, и теперь ямы тонули в грязи, а по воздуху разносился один из самых приятных запахов в мире.

Выглядели ли они со стороны странно? Более чем. Молчаливые. Скрытые в тени. На лицах – маски. В глазах – предвкушение. Их глаза горели ярче прожекторов, освещающих футбольное поле, и казалось, что случится нечто опасное, необычное… увлекательное. Кто бы мог подумать, что всего месяц спустя трое этих парней кинутся с головой в омут серьезнейших проблем?

– Ну а если не рапиру… – нерешительно предположил Арт, покосившись на Костю.

– То что?

– Да хоть биту.

– Как Харли Квин[19]?

– Как Харли Квин, но только без шортиков.

– Без шортиков – это нагишом, что ли? – прыснул Ромал и повернулся к Арту, и тот недовольно пихнул его в бок. – Да что? Как ты говоришь, так я и слышу.

– Тогда уши пойди прочисти.

– Почему мы решили поговорить именно с Игнатьевым? – неожиданно спросил Даня и с интересом посмотрел на друзей. Он специально «расплату» называл «разговором»: ему до сих пор становилось не по себе, когда он задумывался над тем, что им предстоит. – Евгений Игнатьев – физически опасный противник. Вы помните, как он выглядит? У него рост под два метра, а плечи – шире ваших вместе взятых.

– И что? – небрежно бросил Артур. – Не в плечах дело.

– А в чем тогда?

– Во внутреннем стержне.

– Предполагаю, это пафосное изречение для создания должного эффекта.

– Игнатьев вертит группой, как ему хочется. И именно он забрал дневник Маши. Его слушаются, будто местного Моисея. И знаешь, почему? Потому что людям весело. Весело смотреть, как над кем-нибудь глумятся. Главное, что не над ними. А остальное… по фигу! Сами бы они на такое ни за что не решились, а вот похохотать над представлением смельчака – это с большим удовольствием. Бараны. Только он не смелый, Дань. Он просто тупой.

– Я понимаю, но это не объясняет, почему мы рискуем. Вдруг он даст отпор?

– Пусть попробует.

– Попробует, – тихим голосом вставил Ромал и сплел на груди руки. – Ничего другого я от него не жду. – Костя не спешил пояснить свои слова. Он запрокинул голову и посмотрел на мигающий фонарь. Тот тух и загорался… как надежда… Было в этом нечто раздражающее. Если надежда так часто исчезает, не проще ли ее выключить? – Игнатьева нужно поставить на место первым. Ты боишься, что он – самый сильный, и именно поэтому мы и должны с ним пообщаться. Сначала с ним, а потом с Климентьевым.

– Еще один странный выбор, – пробормотал Даниил.

– Странный? Ну нет, это же система, Дань. Все просто. Сначала выбиваешь из колеи самого сильного, чтобы заявить о себе. А потом берешься за самого слабого.

– И толку?

– А как вы думаете? – Костя уставился на друзей. Те явно не понимали, к чему он ведет, и ему даже стало как-то скучно. – Самый слабый начнет паниковать, гении. Он боится сильнее всех, ноет громче всех. Сначала подрываем авторитет, а потом сеем панику. И что имеем? Группу бесхребетных марионеток, с которыми гораздо проще диалог вести.

Артур усмехнулся и растерянно покачал головой:

– Ты – чокнутый.

– Я – предусмотрительный. У Маши проблемы не с одним человеком, а с группой. И вразумить нам надо не одного человека, а двадцать. Каждого в переулке перехватывать? Ага, сейчас. Надо найти рычаги и воспользоваться ими. Ничего «чокнутого». Простейшая психология.

– Да ты мозгоправ, каких еще поискать. Всех насквозь видишь.

– Вижу.

Арт рассмеялся, удивленно вскинул брови и повернулся к своему вортако:

– А не чересчур ли самоуверенно ты восхищаешься самим собой?

– Я не восхищаюсь. Я констатирую факт. – Костя лишь пожал плечами. – Например, единственный способ поставить на место тебя – это спровоцировать активные действия.

– То есть врезать мне по носу?

– Иначе ты не слышишь. Ты привык, что все вокруг только языком треплют, и уже давно не получал тумаков. Кстати… ты вообще получал тумаки?

– Людям дорога жизнь. Обычно.

– Ну, все бывает впервые.

– Ага. Абсолютно все. Даже вот жизнь можно кому-то спасти впервые. – Арт поднял руку и помахал ею перед лицом Кости. Бинты пропитались зеленкой. Жуткое и довольно неприятное зрелище. – Как ты это прокомментируешь, судмедэксперт?

– При чем тут судмед…

– Хватит умничать.

– Почему сразу умничать?

– Все, я умываю руки. Сам с ним говори, – пробормотал Артур и поменялся с Даней местами. – Твой выход. Может, тебя «наш гений» еще не раскусил.

– Никого я не раскусываю.

– Как, вообще, человека можно раскусывать? – не понял Волков и приподнял маску. – Вы ведь понимаете, что чисто физически это маловероятно?

– Это такое выражение.

– К чему, вообще, такие выражения? Почему не называть вещи своими именами?

– Вопрос, которым задаются уже тысячи лет, брат. Хотя, – Артур наклонился вперед и язвительно прищурился, – наверняка Ромал и на него знает ответ. Верно?

– Что ты возмущаешься?

– Да потому что ты Гермиона Грейнджер в цыганском обличье.

– Вместо того чтобы пересматривать Гарри Поттера по тринадцатому кругу, открой учебник по психологии. Ты ведь не забыл, как выглядят книги?

– А ты не забыл, как выглядит фингал под глазом?

Ребята шагнули навстречу друг другу, и Даня вырос между ними, словно подушка безопасности. А он-то думал, что конфликт исчерпан.

– Прекратите, – взмолился Волков. Как же ему становилось паршиво, когда у этих двоих возникало желание помериться крутостью! Их задевали даже такие мелочи, на которые никто другой не обратил бы внимание! – Может, хватит? У меня из-за вас голова болит.

– Да ты…

– Да я – что, Артур?

– Он меня опять тупым назвал. Ты ведь слышал, да?

– Я не называл тебя тупым, – вмешался Костя, – что ты себе воображаешь?

– То есть я еще и воображаю?

– Вы ссоритесь от скуки! – воскликнул Даня, вытянув руки по швам. Его глаза горели недовольством, прожигая друзей насквозь, словно лазер. – Ваши конфликты ничем не подкреплены, не обоснованы! Вы кидаетесь друг на друга, будто враги, но где логика, я не понимаю, где она? Я стараюсь найти смысл, но его нет. Неужели вы действительно собираетесь самоутверждаться за счет оскорблений? Как так? – Даня быстро отвернулся и передернул плечами. – Почему люди такие нелогичные? Мы ведь пришли сюда вместе. Мы ведь друзья, у нас общее дело. Ну почему вас так и тянет ударить друг друга? Это соперничество? Оно? – Парень уставился на ребят во все глаза. – Но тогда что вы делите? Объясните, потому что я совершенно вас не понимаю.

Даня сдулся, будто надувной шар, и сразу как-то сгорбился. Костя и Артур некоторое время наблюдали, как со свистом поднималась и опускалась его грудная клетка, как подергивались сжатые в кулаки пальцы. А потом Арт придвинулся к Ромалу и шепнул:

– Предохранители сгорели.

– Какие… еще… предохранители? – тяжело дыша, переспросил Волков.

– Он услышал.

– Конечно, услышал. Я же не глухой.

– Дань, мы не ссоримся, – дружелюбно проговорил Костя, – мы так общаемся, это наша фишка, наша особенность. Мы так лучше…

– …понимаем друг друга, – подхватил Селиверстов.

– Мы тренируемся.

– Ага, оттачиваем умения. Я – хороший коп, а он…

– …плохой. Так что не переживай. Поругаемся – помиримся.

– Не вижу логики.

– А ее нет.

– Логика должна быть.

– Не всегда, иначе мы вообще не начали бы общаться, – усмехнулся Ромал.

Неожиданно двери спортивного комплекса распахнулись, на улицу огромной толпой выкатились десятки спортсменов, и парни одновременно натянули маски. Артур прижался спиной к холодной стене и потащил за собой Даню. Ромал выглянул из-за угла. Он знал: со спортсменами сложнее всего. Они выносливые, горделивые. А еще они ходят группами. С Игнатьевым нужно было поговорить с глазу на глаз. И не потому, что Ромал боялся толпы качков – а стоило бы, пусть с инстинктом самосохранения у Кости безумные проблемы, – а из-за того, что перед друзьями Игнатьев стал бы выделываться и из кожи вон лезть, лишь бы выглядеть классно. А в одиночку особо не повыпендриваешься. Да и смысл, если никто не увидит? Игнатьева нужно было выследить и отвлечь. К счастью, для этого не нужно было защищать диссертацию или покорять космос. Евгения отличали напыщенное высокомерие и самовлюбленность. Восторг прихлебателей взрастил в нем ощущение собственной неприкосновенности, ему казалось, что даже капли дождя не осмелятся упасть ему на голову, но это ощущение было ошибочным. Самоуверенность до добра никого не доводит.

– За мной, – отрезал Костя и не спеша двинулся по переулку.

Раз шаг. Два шаг. Жертва все ближе. В темноте сумерек едва различался контур плеч Игнатьева. Раз лужа. Два лужа. Евгений беспечно шагал по ним, переговариваясь с друзьями, и не подозревал, что прямо сейчас за ним следят внимательные глаза чужаков. Раз – сигарета. Два – щелчок зажигалки. Белый дым плавал перед его лицом, залезал в капюшон, под которым скрывалась наглая ухмылка, и рисовал узоры в прохладном воздухе. Питерские невысокие постройки отражались в блестящем асфальте и завлекали в лабиринты, улочки, закоулки. Раз тень. Два тень. Третья – уже совсем близко. Игнатьев притормозил, чтобы отбросить в урну окурок, но промахнулся. Его губы вновь тронула ухмылка, и на мгновение он застыл перед темным переулком с мусорными баками.

– Сигаретки не найдется? – послышался за спиной низкий голос.

– Найдется, – не оборачиваясь, ответил Игнатьев.

Его трудно напугать, ему ничего не страшно, у него все под контролем. Он потянулся за пачкой сигарет… и неожиданно его резко толкнули вглубь переулка. Он ничего не понял. Открыл было рот, но его тут же зажала рука в кожаной перчатке. Но он ведь сильный. Евгений замахнулся для удара и тут же согнулся от боли сначала в животе, потом – в плече. Со всех сторон на него посыпались нещадные грубые толчки. А когда он открыл глаза и увидел нелепицу – людей с головами животных, – то совершенно растерялся. Маски закружились, и ноги Евгения начали заплетаться.

– Какого хрена! – зарычал он и отлетел к стене от жесткого удара по челюсти. Перед глазами больше не мелькали маски. Теперь там мельтешили черные точки. Сумка упала на асфальт, прямо в лужу, а спина съехала по кирпичам, как по горке. – Что за… дерьмо, что за дерьмо, что за…

Костя распахнул куртку спортсмена, достал пачку сигарет и отрезал:

– Спасибо.

– Да берите и валите на хрен! – сиплым голосом выкрикнул Игнатьев. Тряхнул головой и попытался встать, но потом понял, что его окружили три незнакомца в черной одежде. И в детских пластмассовых масках. Испуг превратился в шок. Шок – в злость. Игнатьев свел брови и остервенело выплюнул: – Кто вы такие, мать вашу?

С неба начал накрапывать дождь.

Костя осмотрелся, подошел к мусорному баку и вытащил оттуда металлический прут. Его губы тронула ухмылка, скрытая от окружающих, а черные глаза сузились. Неожиданно с улицы послышались мужские голоса: кто-то искал Игнатьева. Ромал, крадучись, подошел к Евгению и прижал палец к пластмассовым клыкам летучей мыши.

– Не надо, – посоветовал он.

– Какого хрена я…

Ромал замахнулся, в небе сверкнула молния, а Даня содрогнулся всем телом и до боли сжал кулаки. Он ждал, что Костя ударит, но…

– Подожди, я не… подожди! – затараторил Игнатьев, вытянув перед собой руки, и Костя замер.

Артур подошел к Ромалу и похлопал его по плечу, а потом присел на корточки перед Игнатьевым и невзначай смахнул со своей маски капли воды, будто капли пота.

– Что за херня? – проскрипел Евгений.

Его взгляд метался от одного противника к другому.

– Прости моего друга.

– Твоего друга?

– Ему по кайфу кровь, торчащие кости.

– Вы чокнутые ублюдки, мать вашу, чокнутые ублюдки!

– Почему сразу «мы»? – не понял Селиверстов. Из-за маски его голос слегка искажался и звучал неестественно. – Это ему кровь нравится, а мне нравится общаться. Я ведь пытаюсь общаться, улавливаешь? Я за толерантность, гуманизм и прочую ерунду.

– Да пошел ты, – рыкнул Игнатьев, выгнувшись вперед, словно дикий пес, – иметь я хотел твою толерантность и твой гуманизм, и тебя на хрен, услышал? Тупая тварина, тебе валить пора, давай вали! Иначе я засуну тебе кишки в задницу, ублюдок, запихну их по…

Артур резко поднялся на ноги и взмахнул руками:

– Разговор не задался. – Игнатьев тут же замолчал. В переулке повисло напряженное молчание, и даже молнии беззвучно вспыхнули на небе. – Ну что поделать? Он твой.

Ромал усмехнулся, вновь шагнул вперед и завел за спину металлический прут, как будто собирался отбить крученый мяч на бейсбольном поле, а Игнатьев в ужасе округлил глаза и подорвался с асфальта.

– Стой-стой! – забормотал он. – Что значит «твой»? Я, блин, молчу, ребята, я слушаю вас, ладно? Я просто не понял сразу, кто вы и что хотите, но раз надо поговорить – ладно, все, я тут, я слушаю. Чего вы привязались? Вам деньги нужны?

– Не помешали бы, – со свистом опустив прут, бросил Костя.

– Так я достану. Ребят, вы только скажите, сколько надо, я найду.

– Да мы не настаиваем.

– Но я отыщу, чисто как своим.

– Слово даешь? – издеваясь, поинтересовался Селиверстов.

– Да я… – Игнатьев порывисто смахнул капли дождя с лица. Он был настолько высоким, что его тень почти доставала до крыши советской многоэтажки. Темные волосы намокли, пиявками прилипли к лицу, а руки дрожали, но не от холода. Этот громила дико боялся, пусть и пытался не подавать виду. – Если проблема в деньгах…

– Не в деньгах.

– А в чем тогда, мать вашу?

– Мать мою приплетаешь?

– Нет, я не… – Евгений растерянно помотал головой. – Я не хотел, я так сказал… к слову пришлось, ты не подумай, просто вырвалось! Парни, просто вырвалось!

– Ты забрал дневник Маши Давыдовой, – неожиданно воскликнул Даня и подошел к Артуру.

Ему надоело наблюдать, как ребята издеваются над футболистом, как тот дрожит и жмурится от ужаса.

– Давыдовой?

– Верни ей дневник, и все закончится.

– Возможно, – с нажимом добавил Костя и взмахнул прутом. Ржавый острый наконечник застыл в нескольких миллиметрах от щеки его жертвы. – Возможно, закончится.

– Да мы пошутили, – пробормотал парень.

– Несмешные у вас шутки, – низким голосом ответил Артур.

– Она не говорила, что ей дневник нужен, я даже не знал, что она обиделась, реально.

– Вы украли дневник…

– Да пусть забирает! На хрен он мне сдался? Пусть забирает!

– …и, – хрипло продолжил Костя, – избили ее, избили девушку. Целой толпой. Вы ее избили, будто она животное. – Ромал шагнул вперед. На щеке футболиста появилась едва заметная кровавая полоса. Игнатьев отскочил назад, врезавшись спиной в стену, но Костя подошел еще ближе и разъяренно отбросил в сторону толстый прут. – Это ты ее ударил?

– Да никого я не бил.

– А кто тогда? Кто? Назови мне имя.

– Я не помню, парень, я вообще ничего не помню, мы ее…

– Что?

– Мы просто пошутили, припугнули ее.

– Припугнули? – Вспышка. Темнота…

Ромал потерял связь с реальностью, а когда очнулся, футболист держался за нос, а в него самого вцепились Артур и Даня.

– Все, он тебя понял, ладно? До него дошло, он вспомнит имя или не вспомнит, но он сожалеет. Ты ведь сожалеешь? – Игнатьев кивнул, а Селиверстов оттащил вортако назад и с чувством похлопал по плечу. Творилось что-то неладное, и Арту это не нравилось. Ему даже разговаривать с Костей не нужно было, чтобы понять, как тот перепугался: его плечи и руки дрожали. Чертовщина какая-то. – Порядок?

– Да.

– Точно?

Ромал крепко зажмурился, а потом через силу кивнул. Что он сделал? Почему у того парня кровь пошла носом? Когда он успел его ударить? Идиотские вспышки. Внезапные и парализующие. Он ведь не собирался бить футболиста… он держал все под контролем, все под контролем! Как обычно, как принято, как правильно. Но что тогда произошло? Какого черта он натворил? И ведь не в первый раз.

Костя отвернулся, пытаясь собраться с мыслями, а руки продолжали дрожать. Нет, в этом не было ничего веселого, интересного или забавного. Это пугало. Что, если у отца были похожие проблемы? Что, если Виктор Ромал бил жену… а потом просто забывал об этом? Просто выкидывал этот момент из памяти, как ненужный мусор? Костя в отчаянии стиснул кулаки так, что пальцы громко хрустнули, и глаза у Жени увеличились вдвое.

– Вы, ребята, Давыдовой передайте, что мне дневник ее не нужен. Не нужен!

– Испугался? – усмехнулся Арт. Он исподлобья взглянул на Евгения и хмыкнул: – Я же тебе говорил, моему другу кровь по кайфу, но ты не слушал.

– Да я слушал!

– Теперь, когда он увидел кровь, захочет увидеть кости…

– Какие кости? Мать вашу, я ведь сказал, что все отдам, пусть он успокоится! Он мне врезал, я очнулся, я понял, Давыдову не трогать. По рукам? Договорились?

«Давыдову не трогать». Звучало довольно черство и не внушало доверия. Но выбора у ребят не оставалось. Что еще они могли сделать? И правильным ли было то, что они уже сделали? Даня положил руку на плечо Кости, и они двинулись прочь, а Арт грозно свел брови, подошел к Игнатьеву и прогремел:

– Верните Маше дневник. У тебя сутки. Если узнаем, что ты этого не сделал, встретимся снова. Хочешь встретиться?

– Нет.

– Отлично. Тронете ее пальцем, разозлите нас сильнее.

– Да не будем мы ее трогать. Слово даю, не будем.

– Не будете. – Артур сделал несколько шагов назад. – Больше не будете. – И, вежливо поклонившись, побрел вслед за друзьями.

Ребята собирались сегодня же переговорить с Климентьевым, но теперь решили подождать, проверить, как поведет себя Игнатьев. В конце концов, если дневник действительно завтра будет у Маши, какой смысл суетиться? Логика, конечно, так себе, но никому не хотелось продолжать веселье. Даже Костя хотел поскорее очутиться дома.

Троица неспешным шагом брела вдоль нешироких улочек. Маски они сняли. Ромал достал пачку сигарет, и Артур нашел зажигалку. Даня впервые попробовал затянуться и в течение десяти минут кашлял, улыбаясь, как ребенок.

Когда до общежития оставалась всего пара кварталов, Селиверстов отбросил окурок и неожиданно сказал:

– Нам нужна машина.

– Машина? – удивился Костя.

– Ну да, тачка. Расхаживать пешком – долго. Ездить на такси – дорого. А метро рано закрывается. Надо бы подогнать нам металлического коня, и мы сэкономим время.

– Металлического коня нужно чем-то заправлять.

– Да брось, выгоды все равно больше.

– Ты ведь не предлагаешь разъезжать по Питеру на «пауке»?

– Размечтался, – усмехнулся Арт, – надо что-то попроще, чтобы нас не заметили, а на «порше» незаметно не покатаешься. Черт, прости, я сумничал раньше тебя.

– Ничего. Набирайся опыта.

– У моего отца был «хендай» 1994 года, – как всегда неожиданно вставил Даниил и задумчиво покачал головой. – Мама не продала его.

– Он на ходу?

– В смысле находится ли он в рабочем состоянии?

– В смысле находится ли он в рабочем состоянии.

– Надо проверить. Я выезжал на нем несколько раз, но уже давно. Я собрался на этих выходных в Кингисепп, и, если у вас нет планов, поехали вместе. У вас есть планы?

– Да нет, – неопределенно протянул Артур и покосился на Костю, – можно съездить. Может, обратно вернемся уже на тачке. Что там за модель?

– «Hyundai Pony[20] II».

– Вот тебе и металлический конь.

– Мама говорит, папе нравилась эта машина. Кстати, мама будет в восторге, если вы приедете. Вы приедете? Надеюсь, да, – глаза у Дани загорелись, и он вдруг заулыбался, как троечник, получивший первую пятерку: – Замечательная новость. Я еще не приглашал друзей к себе. То есть я-то приглашал, но они редко приходили. Вы ведь не передумаете? Потому что, если передумаете, сообщите заранее. Я должен буду…

– Дань, – вмешался Костя и усмехнулся, – никто не передумает, не переживай ты.

– Правда?

– Правда.

Ребята вновь замолчали. Несмотря на мелкий дождь, они не торопились в общежитие.

Уже в корпусе, перед дверью в сто вторую комнату, Арт остановил Ромала на пороге и неуверенным голосом спросил:

– Ты в порядке?

Дурацкий вопрос, который странно звучал из уст Селиверстова. Костя нахмурился и приготовился выстраивать каменные барьеры, через которые никогда еще не пробиралась живая душа. Он равнодушно отрезал:

– Все в норме.

– Что в переулке стряслось?

– Мне, что ли, оправдываться?

– Да почему сразу оправдываться? Я просто спрашиваю.

– Не надо просто спрашивать.

– Ты отключился. Прямо как в лифте. Это совсем не круто, вортако.

– Что ты трусишь, – как можно небрежнее усмехнулся Ромал и закатил глаза, – все в порядке, ладно? Не драматизируй. Я просто увлекся, с кем не бывает?

– Опасные у тебя заскоки, – нерешительно подметил Артур.

– Хочешь мораль мне прочитать?

– Да я не…

– Вот и не читай. Сказал же, все в норме. Чего ты привязался? – Селиверстов угрюмо свел брови, а Костя вдруг ощутил себя полным кретином. Он не понимал, с какого черта у Артура вообще появилась идея поболтать о проблемах. – Я с ног валюсь. Ты все сказал?

– Ага, как на духу.

– Класс. – Ромал прошел в комнату, но потом остановился.

Он не привык, чтобы кто-то интересовался его самочувствием. Это сбивало с толку. К чему такие тупые нежности? Они, что ли, подружки? Будут плакаться друг другу в жилетку? И тем не менее Костя уже не знал, где черное и где белое, он запутался. Этот бесящий кучерявый блондин общался с ним гораздо больше, чем отец или двоюродные братья. Идиотская ситуация. Он нехотя обернулся к Арту и выпалил:

– Я разберусь. Больше ты подобного не увидишь, лады?

Арт удивился. Неужели ему удалось достучаться до Константина Ромала?

– Лады, – улыбнулся он и со стуком захлопнул дверь.