Оборотень на диете или я ушла, и все наелись

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ ДЕШЕВЫЙ УЖАСТИК

Мы замолчали. Актавио давал мне время обдумать, полученную информацию. Я в свою очередь, стала вспоминать подробности легенды. Красивая легенда. Но все эти духи, войны, горы, мало захватили меня. Я думала о Тиа. Бедная девушка. Слабая и человечная. Что испытала она, найдя любимого мужа мертвым? Что почувствовала, когда поняла - это дело ее рук? Что может быть ужасней, чем стать игрушкой в руках жестоких божеств? Ведь, по сути, она не виновата? Только, думаю, ей от этого было не легче, как и мне. Одно утешает, она смогла отомстить своей мучительнице, но какой ценой! Хватило бы у меня мужества отдать свою жизнь за свой род. Не знаю. Я слабая и эгоистичная. И кому мне мстить? Самой себе, пожалуй.

Неожиданно, одна мысль пронзила меня электрическим током. Перед моим внутренним взором возникло лицо Тиа с глазами демона и горящие от страсти глаза Итуики. Тиа оскалила зубы и вонзилась в горло мужу. Потом картинка размылась и перед моими глазами уже были не древние сайорисы, а я и Кел!

Так, вот, что означали мои безумные порывы. Вот каков мой удел. Убивать своих возлюбленных!!! Боже, какой ужас!! Неужели, я обречена на вечное одиночество и пустоту, не смогу любить, как все нормальные люди!!!

Слезы хлынули неудержимым потоком из моих глаз. Осознание того, что нет никакой надежды на встречу с Келом, окончательное и бесповоротное, придавило меня к земле и не давало дышать. Лучше бы я умерла!

- Эшли, милая, что с тобой!!! Перестань, все наладится, я научу тебя с этим жить. Все будет хорошо – встревожено кудахтал надо мной Актавио.

- Нет!!!! Ничего уже не будет хорошо – вскричала я – Аншара разрывала горло своих мужчин, точно так же, как и я хотела укусить Кела!!!! Я могу приносить только смерть и разрушения.

Актавио отпрянул от меня. Похоже, он тоже испугался, что заставило плакать меня еще горше.

- Подожди, Эшли. Все не совсем так. Ты хотела укусить своего мальчика? Скажи, ты его любила, ты была с ним не ради плотских удовольствий.

- Ты можешь посмеяться надо мной с высоты своих лет – сказала я сквозь слезы – Но я люблю его больше жизни, больше самой себя, так будто он часть меня, моя вторая половинка. Меня связывают с ним нерушимые нити, прочнее железа. И мне пришлось оставить его потому, что я боялась ему навредить. Разлука почти непереносима. Будто огромный змей пожирает меня изнутри, будто я похоронена заживо. И теперь, я понимаю, что не смогу с ним быть никогда! Нельзя любить и отнимать жизнь.

Актавио задумчиво потер подбородок. Наверно, будет читать нотацию. Твоя жизнь только начинается, будут и другие мальчики, все не так плохо, и прочий бред!

- Любишь. Что ж, это многое объясняет. О таком варианте, я как-то не подумал. Дело в том, Эшли, что твоя бабушка укусила дедушку – отстранено сказал он.

Что!!!!! – заорала я, слезы моментально высохли. Старик точно выжил из ума, у него бред!

- Твоя бабушка, была внучкой вервольфа, оборотнем с волчьей сущностью. Волки не такие, как мы, они выбирают пару на всю жизнь. Кусая своего возлюбленного, они действуют инстинктивно, стараясь сделать из партнера себе подобного. У них несколько иная природа, чем у нас. Они не живут определенный срок жизни, в некотором смысле они бессмертны. Естественное течение жизни, и как следствие смерть партнера от старости убьет их, ведь они не мыслят существования без своей пары. Их укус ядовит, они как бы передают свой вирус в кровь, и со временем, укушенный человек начинает, превращается в волка.

Я не слушала его. Я чувствовала себя героиней дешевого, второсортного ужастика. Мне неожиданно стало смешно, я фыркнула:

- А я кто? Волкокошка или Кошкаволк? – меня душил неистовый смех, и я не могла остановиться. Дикий, звериный хохот разрывал мое горло, заставляя тело содрогаться от судорог, и я запоздало поняла, что у меня самая настоящая истерика.

Не знаю, сколько длилось мое безумное веселье, по всей видимости, долго, потому, что Актавио куда-то отошел, вернулся и принес кружку воды. Он поплескал мне в лицо водой, но это не помогло. Рукой я перевернула на него чашку. Потому, наверно, от безнадежности, Актавио, легонько ударил меня по щеке. Пощечина, немного отрезвила меня, слезы полились из глаз, и я стала отчаянно икать.

- Эшли, успокойся! Возьми себя в руки! Я понимаю, как тебе трудно. Ни я, ни Режина, даже не могли предположить, что ты унаследуешь оба гена. На случай, если бы, ты стала превращаться в волка, у меня заготовлено письмо от Режины.

Он вынул из пазухи старый потертый конверт. Я слышала его будто сквозь сон.

- Я всегда носил его с собой. Прочти и ты все поймешь. Не надо плакать, я знаю об особенностях обоих видов, я научу тебя с этим жить. Ну, перестань, я сам не ожидал такого! Все будет хорошо.

Я покачала головой, и выпустила зверя наружу. Мне хотелось бежать отсюда. Не слышать этого безумия. Уйти, забыть, спрятаться!

Несколько минут я безумно кружила вокруг Актавио, он в испуге не двигался, но в кота почему-то не превращался. Одним движением я метнулась к нему и вырвала зубами плотный конверт из его рук. Затем, развернулась, и побежала, прочь не оглядываясь.

Странная пустота образовалась у меня в голове, мыслей не было.

«Это просто дурной сон» - мысль пролетела, и сразу ушла.

Я мчалась на немыслимой скорости, безошибочно, находя нужное направление. Острый нюх, не подвел, и я скоро оказалась около вагончика Вика. Его самого нигде не было, пикап стоял на месте, моя лошадка сиротливо пристроилась у обочины дороги. Бедное животное.

Я даже не заметила, когда превратилась в человека. Стопор, в котором я пребывала, не давал мне адекватно расценивать ситуацию и свои ощущения. Я сломала замок на двери вагончика, и ворвалась в захламленное жилище. Я подхватила грязную футболку с пола и с отвращением напялила на себя. Шок, шоком, но все же краем сознания я понимала, что разъезжать голой на лошади верхом не стоит. Я ж не леди Годива, в конце концов.

При виде меня лошадка испуганно дернулась, но я не дала ей ни малейшего шанса. Я стукнула ее по морде, и вскочила верхом. Дорога домой заняла, несколько больше времени, чем я рассчитывала. Мне пришлось подвести лошадку к поилке, уставленной в цивилизованной части парка. И долго ждать, пока измученное животное утолило жажду.

Добравшись до ранчо, я с облегчением поняла, что Бен еще не вернулся. Не думаю, что вид зареванной дочери, одетой в чью-то грязную майку, его бы порадовал.

Я закинула конверт на крыльцо, и пошла, умащивать лошадку. Я долго не выходила из конюшни. Потом долго мылась. Лежащее на крыльце письмо, не давало мне зайти в дом.

Потом, я решительно скомкала конверт, и, войдя в свою комнату, затолкала его под кровать. Схватив телефон, я проверила пропущенные вызовы. Кел сегодня не звонил.

Чтобы отвлечься, я сама позвонила всем, кому возможно. Сегодня вечером я поговорила с Мари, с Кики, с Вачеком, выдержала полуторачасовую беседу с Джулией. Затем, встретила вдрызг пьяного Бена, и уложила его спать. Кел все не звонил. Неужели, он не понимает, что его звонок мне нужен, как воздух!!

«Эгоистка, Эшли. Ты же не собираешься ему отвечать!» - попробовала я себя упрекать, и отмахнулась. Неважно. Только не сегодня. Мне слишком плохо, невыносимо

Кел все-таки позвонил, я слушала звонки и постепенно успокаивалась. Тревоги этого дня свалили меня, и я погрузилась в беспокойный сон, судорожно сжимая в руке мобильный.

Всю ночь меня преследовал кошмар. За мной гонялись в пустоте две тени, кошки и волка. Я убегала, а они не отставали. Несколько раз я в поту просыпалась, чтобы вновь погрузиться в тот же сон. А письмо, казалось, горело у меня под кроватью, и сквозь деревянную раму жгло мне бок даже во сне.

Три дня. Три дня я не прикасалась к письму бабушки.

Проснувшись следующим утром, я словно отодвинула от себя события прошлого дня. В сознании что-то щелкнуло, наверно, сработал неведомый мне защитный механизм, и все произошедшее, стало казаться дурным сном, сказкой. Этого не было, и не может быть, упрямо повторяла я про себя.

Пухлый конверт я так и не выдернула из-под кровати, наоборот затолкала его ногой, подальше, в пыльный угол, и пошла завтракать. Наивно полагая, что это бессмысленное действие спасет меня, и поможет быстрее забыть, причем напрочь, все события минувшего дня.

Наскоро перекусив, и проводив отца на работу, я отправилась в город. Мне хотелось почувствовать себя просто человеком, пообщаться с людьми и забыть о звере внутри себя, будто его никогда и не было.

Для начала я решила посетить Эдну Фишер, старушка ведь меня приглашала. Сказать по чести, ее жилище произвело на меня не менее тягостное впечатление, чем вагончик Вика. Повсюду виднелись следы захламления и ветхости. Я подозревала, что бабуля очень одинока, ее никто не посещает, и у нее бедной по старости просто не хватает сил содержать свой дом в должном виде.

Я сидела на табуреточке в ее маленькой кухоньке, и старательно делала вид, что с аппетитом поедаю предложенное мне печение.

«Интересно. Эдна хранит эту выпечку со времен второй мировой войны? Для особых случаев так сказать? » - тяжело подумала я, откусывая кусочек. На вкус печенье отдавало плесенью. Впрочем, можно и потерпеть, однако, окончательно меня доконал таракан в чашке с чаем. Я бодро сделала вид, что поперхнулась и вылила чай в не очень чистую раковину.

- Миссис Фишер, скажите мне на милость, неужели, никто не приходит помочь вам по хозяйству? Я понимаю, ваши дети в Айдахо, но есть же социальная служба – в не котором раздражении воскликнула я.

- Еще, не хватало. Чтобы у меня украли все имущество. Знаю я этих негодников, чуть отвернешься, и они позарятся на мой фарфор – сердито прокудахтала Эдна.

Понятно. Тяжелый случай. По опыту я знала, старых людей переубедить крайне сложно.

- Хорошо. А можно я у вас приберу, мэм. Я не буду ничего брать, честное слово – мягко сказала я.

- Ты хорошая девочка. Я тебе верю. Но мне неловко тебя утруждать – сказала Эдна, но моя идея, ей по-моему понравилась, и я взялась за тряпку.

Дальнейший разговор, оказался безынтересным. Мои попытки расспросить Эдну о Режине не увенчались успехом. Каждый раз при упоминании имени моей бабушки, она с маниакальным фанатизмом съезжала с темы и начинала тарахтеть о «страшной» необходимости хранить «венец девственности», и тому подобной чуши. Причем выражение шаловливый опоссум было одним из самых блеклых по сравнению с другими эпитетами, которыми неутомимая старушка именовала мужское достоинство. Лишь один раз Эдне удалось задеть меня, когда она невпопад сказала:

- Режина была настоящей волчицей –

Я непроизвольно вздрогнула и уронила швабру.

– Очень преданна Теодору – не замечая, моего замешательства, продолжила Эдна – твои дед с бабкой пример истинно правильных отношений.

Я попробовала развить эту тему, но без результата, старушка стала снова нудить о распущенности современной молодежи.

Я порядком подустала от разглагольствований Эдны, и когда закончила с уборкой ушла с чувством скрытого облегчения.

Вторым пунктом программы дня было устройство на работу. Николь встретила меня приветливо и очень удивилась моему предложению. Деликатно опустив тему о том, что в моде я понимаю как в устройстве трактора, она лишь упомянула, что платить мне много не сможет и возьмет на неполный день, плюс два выходных. Я замахала на нее руками, может вообще не платить, мне просто необходимо сейчас находится среди людей, иначе я с ума сойду. Но Николь твердо стояла на своем, мотивируя это тем, что ей стыдно меня эксплуатировать, я и так буду работать практически задаром. На том мы с ней и порешили.

Как миссис Блайт не уволила меня в первый же день, ума не приложу. Сегодня я по количеству допущенных оплошностей и нелепостей превзошла самое себя. Мало того, что я дважды завалила стойки с одеждой, упала и сбила с ног миссис Райт, владелицу швейной мастерской, так я еще и умудрилась подать мистеру Вагнеру, мужчине строгому и крайне консервативных взглядов, в качестве рубашки на выход женскую блузу, кошмарного розового цвета с большими рюшами. Мистер Вагнер от возмущения с минуту не мог разговаривать, а потом минут пять не мог прокашляться.

Затем, то ли по рассеянности, то ли от скудности ума, я ляпнула синьоре Нуньес, что блуза малинного цвета, которую она выбрала, безупречно подчеркивает выпуклость ее живота, чем оскорбила синьору, чуть ли не смертельно.

Далее ни в чем особо не сомневаясь, так как была занята скорбными думами о Келе, я вяло поинтересовалась у мистера Гроупа не слишком ли твердые поля у его стетсона и не будут ли они ему мешать спать, чем ввела беднягу в немалое замешательство.

С распаковкой и раскладкой нового товара тоже не заладилось, совершенно уверенная в своей правоте, я выложила в мужском отделе сапоги расписанные розами. Пришлось выслушивать визгливые выкрики мистера Уайта, о том, что он не голубой.

Венцом моих злоключений была соль в кофе для миссис Чо. Вежливая китаянка выпила пойло до дна, мельком поинтересовавшись у сконфуженной Ники столь странным рецептом кофе.

Я как могла, извинялась перед Николь, и клятвенно обещала быть собранной завтра, уже морально готовясь получить расчет. Но Николь махнула рукой

- Да, ладно, у всех первый день трудный. И потом, когда я влюбилась в Рея, то на первых порах вела себя точно также.

Моя реакция на такое снисхождение оказалась двоякой. С одной стороны, я была благодарна ей за понимание, с другой расстроилась, любое упоминание о Келе, пускай даже завуалированное, отзывалось болью в сердце, нестерпимой болью. Будто черную дыру во мне прожигала электрическая молния.

Распрощавшись с терпеливой Николь. Я зашла в гости к Терезе Аливарес. Но кулинария не шла мне в голову, буравящие взгляды Гильермо, который вертелся около матери, вызывали сильнейшее раздражение

- Прекрати на меня пялиться – зло сказала я наглому мальчишке, когда Тереза отлучилась из кухни – Без вариантов. С таким же успехом влюбленная белка может смотреть на гризли.

Гильермо шутку юмора не понял, и, по-моему, сильно обозлился, потому я во избежание конфликта поспешила ретироваться из гостеприимного дома Терезы, тем более, что кормежку Бена еще никто не отменял.

Вечер прошел не очень. Бен с тоской смотрел на предложенные блюда. Как обычно я кормила его мясом в красном соусе и картошкой. Готовить что-то незнакомое сегодня я не решилась.

Вечером у себя в комнате я предприняла попытку разрыдаться, и напугать Бена, но на счастье позвонил Кел. Протяжные звонки меня немного успокоили, и я заснула.

Ночной кошмар был одуряющим, всю ночь я пожирала знакомых и незнакомых людей. Чего и стоило ожидать. Впрочем, прозрение, как всегда пришло с опозданием, когда следующим утром я обнаружила себя на кухне с аппетитом пожирающую кусок сырой говядины, я вспомнила, что забыла выгулять зверя. Глядя на свой живот, я пообещала, что ночью, мы обязательно немного поохотимся, и на том снова оказалась в прострации. Как прошел день не помню.

Вечером я очнулась в кафе. Уж не знаю как, но, похоже, Николь каким-то образом удалось затянуть меня сюда после работы, поесть тортика. В результате милых посиделок, местный кавбой взялся учить меня играть бильярд. Я вяло отбрыкивалась, но по большому счету мне было все равно. В результате взяв кий, я наступила на ногу своему кавалеру, и так ударила по шару, что деревянная палка треснула, а шар ласточкой срикошетил по чучелу лося, а затем угодил прямехонько в голову официанту.

-Знаешь парень меня учить себя не любить. Займись лучше чем-нибудь более мирным – сказала я, и, подхватив Николь, поспешно вышла из кафе.

Третий день прошел вроде бы без приключений. Хотя сильно подозреваю, что находясь в полном отупении и при отсутствии должного восприятия реальности, я просто ничего не помню.

Как ни странно из ступора меня вывел Бен. В грубой форме он спросил, какого лешего я варю картошку вместе с макаронами. Его гневная тирада подействовала на меня, как удар хлыста. Я извинилась, поставила кастрюлю в раковину, и быстренько отправилась читать письмо.