Однажды я встретила волка

Глава 14 Лик

При продаже товаров волколюдам допустимо проводить равноценный обмен в связи с тем, что волколюды не пользуются княжеской монетой.

При обмене ценность товара следует определять, учитывая норму цен, заданную торговой гильдией Калсанганского удела. Допустимо использовать в обмене княжеские монеты, возмещая разницу в цене.

Из памятки торговцу гильдии Калсанганского удела

Х514 год, 12 день месяца Зреяния

Воздух становился душным и влажным, а гром раздавался все чаще. Лик слышал, как колотилось сердце Миты, пока они шли по лесу на юг, в сторону деревни, и рассеянно думал о том, что им надо поторопиться, а еще — что травница наверняка перепугалась. Он обещал Гидеру, что его дочь не встретится с другими волколюдами, но слова не сдержал. От этой мысли его скребла досада.

— А зачем рыси… то есть, котолюды приходили на плато? — спросила Мита у волка, и тот едва не споткнулся на ровном месте. И это ее беспокоило, оказывается…

— Подразнить. Показать силу. Они нас недолюбливают, мы их тоже. Когда они ищут проблем или хотят ввязаться в какую-нибудь драку, чтобы показать себя, они приходят на нашу территорию и схлестываются с нашими воинами. Сегодня воительница клана Кира-Талун хотела померяться силой с Тайрой и вернуть ей должок за прошлую встречу. Давно пора поговорить с Кареной и расставить все по местам. Ее котята совсем обнаглели…

— Они отличаются от вас.

— Разумеется. Они кошки, мы — волки.

— Я не об этом. У вас повадки разные, манера речи разная… Прости, я разговоры слышала.

— Ничего. Мы и не пытались их скрыть.

Лик шел быстро, и в какой-то момент Мита стала отставать. Но когда волк опомнился и предложил ей свою спину, она помотала головой, а на вопрос, почему, ответила, что одного раза ей хватило.

— Дойду, — пообещала она. — Ничего страшного.

Мита храбрилась, но Лик знал, что она устала. Волчий нюх по одному только запаху мог определить состояние любого живого существа. Так они могли понять, кто из их добычи слаб и болен. Так он сейчас слышал боль в ее мышцах, которая наверняка осталась после превращений в волка, гудение в ногах, которыми она обошла почти четверть их огромного леса. До деревни на своих двоих ей не дойти.

Гроза приближалась.

Первая капля упала Лику на нос, когда они были еще далеко от порогов реки Рилир, но чем ближе они подходили, тем больше расходился дождь. Еловые лапы уже не спасали от ливня. Гром раздался где-то совсем близко, и короткая вспышка озарила лес. В воздухе запахло мокрой землей. Вода была холодная и Лик с большим неудовольствием подумал, что Мита может промокнуть и простудиться, а утеплиться было нечем.

— Я обещал вернуть тебя до заката, — обратился он к травнице. — Но из-за дождя не успеем. Свернем в поселение.

— В поселение? — Мита крепче сжала корзинку. — В смысле, в поселение клана?

— Да.

— Но там же твои сородичи… Ты хочешь рассказать обо мне и им?

— Разумеется, нет, — фыркнул Лик. — Наш дом стоит немного в стороне. Сейчас, в ливень, к нам точно никто не придет. Переждем там, а потом я уведу тебя в деревню. Чего ты так испугалась?

Травница смутилась.

— Я не испугалась. Я просто…

— Быстро ты идти не сможешь, поэтому спешить нет смысла.

— Я не про это… Ты уверен, что… м…

Лик поднял бровь и зашипел от саднящей боли, которая отдалась по всей морде. Митьяна остановилась и опустила взгляд; теперь она разглядывала собственные сапоги.

— Уверен, что хочешь пустить меня в поселение? — чуть тише спросила она.

Несколько секунд потребовалось волку, чтобы осознать смысл сказанного. А затем он зафыркал и даже уткнулся носом в землю, чтобы не захохотать.

— А что, ты можешь что-то натворить с ним? Разгромить? Ограбить? Прости, но даже если захочешь, у тебя не выйдет.

— Разве ты не боишься показывать мне, где оно находится? — Мита все еще не поднимала глаз и определенно не разделяла его веселья.

— Ты собралась вести туда людей? Мы поймем это задолго до того, как они приблизятся — это раз. А во-вторых, мы теперь связаны. Будет плохо нам — станет и тебе. Если люди захотят истребить волколюдов, тебя они тоже не пощадят.

— Я не понимаю, — замотала она головой. — Ты готов рискнуть, чтобы помочь мне. Готов подвергнуть своих сородичей опасности, просто чтобы я не простудилась. Почему?

— Тебя я предсказать могу. — Лик подошел к ней вплотную и посмотрел прямо в лицо. Девушка едва не отшатнулась, увидев его янтарные глаза. — Двух ночей и сегодняшней прогулки мне хватило, чтобы понять: ты нам не враг и не станешь выступать против нас. А вот как отреагирует твой отец или староста на то, что я не уберег тебя от ливня, я не знаю. Может, подумают, что мне плевать на их проблемы. Решат, что из-за меня ты не смогла вернуться сама, вот и промокла, простыла…

— Ты преувеличиваешь, — перебила она.

— Я попросту не знаю, Митьяна. А когда я чего-то не знаю, то стараюсь действовать по наитию. И сейчас оно мне подсказывает, что лучше бы тебе переждать дождь у нас. Ты мне скажи, самой-то охота тащиться через лес, уставшей и промокшей, до деревни?

Девушка замялась, а потом осторожно покачала головой.

— Тогда зачем изображаешь мученицу и взваливаешь на себя проблемы, которые тебя не касаются?

— Но…

— Я прекрасно знаю это чувство. Мы в клане готовы друг за друга глотки порвать и любим лезть на помощь даже туда, где нас не просят. Жертвуем собой ради других. Именно поэтому у нас такая жесткая иерархия и железные правила, кто и что может и должен. Без них мы бы забывали себя и делали все ради других. Может, в общине, где все ведут себя так, такое и прижилось бы, но нас было бы очень легко расшатать — достаточно обвинить кого-то, что он делает недостаточно.

Лик поскреб лапой землю и добавил:

— Возможно, поэтому ты так легко стала волколюдом. Ты похожа на нас сильнее, чем тебе кажется.

— Я совершенно не похожа на вас… — прошептала Мита. — Совсем. Я не сильная и мало когда могу постоять за себя. Во мне нет той уверенности и воли, которую излучаете вы. Я думала, что ты один такой… Но нет, другие тоже.

— Все, о чем ты говоришь — не врожденные качества. — На морду Лика упало еще несколько капель, и он раздраженно отряхнулся. — Нас так воспитали. У каждого волколюда было непростое детство. Вообще странно думать, что кому-то что-то дано от рождения. Ни ваши боги, ни наши никому ничего не дают просто так. И если способность стать одной из нас тебе даровала Всевидящая, значит, на то были причины. Либо ты заслужила, либо тебе предстоит что-то сделать. А раз так, значит, и в тебе есть сила и воля, способная принести перемены.

Последние слова вырвались сами, и Лик прикусил язык. Эти мысли вертелись в его голове в последнее время, и чем больше он об этом думал, тем сильнее убеждался. Странно было бы слепо надеяться, что какая-то деревенская девчушка способна изменить то, что крепло веками. Но слова Тира не давали волку покоя: это воля Всевидящей и та ниточка, что связывала теперь людей и волколюдов, пускай обе стороны об этом еще не догадывались. От этих мыслей Лик чувствовал ответственность гораздо большую, чем та, которую вверил ему отец.

Звук ударяющихся о землю капель становился громче и чаще. Мита все еще мяла руками корзину и не знала, что ответить.

— Давай договорим под крышей, хорошо? — Волк ткнулся мордой ей в спину. — Иначе промокнем.

Когда Лик и Мита добрались до поселения, дождь уже лил стеной. От участи промокнуть насквозь их спасали плотные еловые ветви, почти не пропускавшие воду и свет. Из-за туч, застлавших все небо, в лесу царил сумрак, но Лик уверенно шел вперед. Мита держалась позади, постоянно спотыкаясь. Он даже предложил ей держаться за его хвост, чтобы идти было проще.

Они выбрались на небольшую поляну, окруженную густым ельником, словно частоколом. Лик остановился, внимательно огляделся и потянул носом. Кострище было холодным и пустым: огонь еще не разжигали, значит, клан все еще отдыхал. Можно спокойно двигаться к дому, но бдительности лучше не терять.

— Ой… — послышалось за спиной растерянное. — Это…

— Увидела? — усмехнулся он.

Волколюды берегли свой лес. Они не злоупотребляли его дарами и не любили, когда его трогали другие. Их дома стояли посреди лесной глуши, настолько скрытые от чужих глаз, что, не зная, можно было пройти мимо. Обычный человек не сумел бы разглядеть поросших мхом деревянных крылец и стен с небольшими окнами, застланных соломой и еловыми ветками крыш. Единственное, что могло привлечь внимание — обитатели, топившие печи: дым полупрозрачной струйкой выходил из небольших щелей и почти сразу терялся в кронах.

Глаза Миты горели восхищением, несмотря на усталость. Лик поравнялся с ней и нырнул девушке под руку. Травница не стала сопротивляться и просто оперлась на него.

— Спасибо… — поблагодарила она, но шум дождя почти заглушил ее слова.

Вести Миту напрямик через поселение Лик не стал. Он обошел его вдоль густого ельника и двинулся в самый дальний его конец. Дом главы клана был больше остальных: широкое крыльцо, выложенное камнями, между которыми пробивалась трава; большие застекленные окна, которые, как говорил отец, покупали у мастеров из города; два этажа и сложенные из ровных глиняных кирпичей стены. Дерево в строительстве волколюды старались не использовать, тем самым отдавая дань лесу, что укрывал и защищал их.

— Нам сюда, — позвал Лик и повел девушку к боковому входу.

Перед дверью волк остановился и прикрыл глаза, прислушиваясь к запахам и звукам. Дом был пуст: похоже, Тайра осталась на плато, как и собиралась. В словах сестры он не сомневался, но проверить стоило. Его могли поджидать и другие, к примеру, Ирмар, который и так был частым гостем, а в последнее время заходил почти каждый день. Объясняться с ним сейчас не хотелось.

— Что-то не так? — поинтересовалась Мита. Ее голос стал совсем тихим, а ноги практически не держали — казалось, отпусти ее, и она сядет прямо здесь, на укрытую колкой хвоей землю.

— Все хорошо. — Лик толкнул дверь, которая открывалась в обе стороны. — Заходи. Отдохнешь, пока дождь не кончится.

Митьяна

Волколюд оставил Миту в просторной полутемной комнате, а сам куда-то исчез. Чуть позже травница услышала его голос через стену, и ее передернуло: то были тяжелые вздохи и короткий стон. Она догадалась, что Лик принимал человеческий облик и невольно восхитилась, как легко у него это вышло. Из своих перевоплощений она помнила боль и крики — и больше ничего.

Парень появился в комнате минутой позже. На нем были свободные льняные штаны и светлая рубашка. В темноте Мита могла разглядеть лишь силуэт: Лик подошел к холодному очагу, потрогал камни рукой и потянулся за поленьями.

— Сейчас будет тепло и светло, — пообещал он.

Травница рассеянно наблюдала, как он складывал дрова и что-то похожее на щепки вперемешку с трухой в очаг и высекал искру. Когда он встал и отошел, сухое дерево уже весело затрещало. Огонь занялся быстро. Вскоре комната осветилась ярким рыжим светом, и Мита смогла разглядеть ее.

— Я думала, вы боитесь огня, — поделилась она.

Лик хмыкнул.

— Почему же?

— Ну… дикие звери ведь боятся.

— Мы похожи на диких зверей? — В его голосе прозвучала насмешка.

Мита стиснула руками влажный подол и помотала головой.

— Нет…

— А сама ты огня боишься?

— Не боюсь.

— Ну так с чего бы и нам бояться?

Она поджала губы и опустила взгляд на колени.

— И правда, глупость сказала…

Лик пошевелил палкой поленья, и оттуда вырвался сноп искр. Мита подняла голову и некоторое время наблюдала за тем, как они взлетают к потолку и поочередно гаснут.

— Ты все-таки промокла, — покачал головой Лик. — Садись ближе к огню.

Он повернулся к ней спиной и провел рукой по влажным волосам. Травница невольно проследила за его движением, и во рту у нее пересохло. Только сейчас она заметила, что рубашка была лишь накинута на его плечи, а мускулистый торс оставался обнаженным. Щеки ее запылали.

Ну, конечно, он же перекидывался и вряд ли успел бы так быстро одеться. Неужели нагота совсем его не смущает?

Мита закрыла лицо ладонями.

— Ты чего? — не поворачиваясь, поинтересовался Лик. Сквозь пальцы травница видела, как движется его силуэт.

— Н… ничего… просто… ты…

Страшная мысль вонзилась ей в голову, как стрела: ведь когда она оборачивалась, то тоже оставалась без одежды. А рядом был Лик… и раз он уносил ее домой, значит, видел ее и…

«О, Боги!» — завопила она беззвучно.

— Я — что? — поинтересовался волколюд. Он подошел к ней ближе, так, что она теперь могла разглядеть его смуглую кожу, отливающую бронзой в свете огня.

— Видел… — пискнула она.

— Что видел?

Мита мысленно обозвала себя дурой.

— Ну… меня ведь видел… такую… в общем…

— Всевидящая, — проворчал он, — тебя не разберешь.

Девушка зажмурилась и наугад ткнула пальцем в его обнаженный торс.

— Такой вот…

Лик на мгновение затих, и Мите даже показалось, что он не дышал. Но потом он расхохотался так громко, что она чуть не подпрыгнула.

— Такой… без одежды, что ли? Разумеется, видел. Ты же передо мной обращалась уже дважды.

Мита застонала и уткнулась лицом в свои ладони.

— О Боги…

— Для людей это что-то значит? — удивился он.

— Разумеется, значит! Это же… личное… тайное…

— Это естественное, — поправил Лик, — то, какие мы от природы. Не вижу причин этого стыдится.

— Ты не понимаешь! Мы… у людей… — Чем дольше Мита подбирала слова, тем сильнее краснела. — Они показывают себя такими только близким людям, понимаешь? Боги, я поверить не могу, что объясняю тебе такое!

— Пару дней назад я тоже с трудом верил, что учу тебя волчьим повадкам, — парировал тот.

Надевать рубашку он так и не стал, но на некоторое время исчез из поля зрения травницы, растворившись в полумраке. Оставшись наедине с собой, Мита принялась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Она держала холодные руки у лица и думала, что вся эта ситуация до головокружения странная: она сидит в доме волколюда, греется у камина и думает о том, что он видел ее обнаженной. Как там Тир говорил? Любовные истории для городских девочек? Да про нее уже целую книгу писать можно!

Вернувшийся Лик принес глиняные кружки и чайник. Кружки очутились на небольшом столике, чайник встал на каменную подставку у очага. Волколюд сел перед огнем и вытянул к нему одну ногу. Пришедшая в себя Мита пододвинула плетеный стул поближе и затихла.

Несколько долгих минут они просидели в молчании.

От созерцания пляшущих язычков пламени ее отвлекло короткое движение Лика и глухая ругань. Мита повернула голову. Тыльную сторону ладони Лик держал у себя над правым глазом, и травница вспомнила про рану.

— Точно! — охнула она. — Тебе же помощь нужна.

— Потом к знахарю схожу, — отмахнулся тот. — Ничего страшного. Приоткрылась чуть-чуть, сейчас пройдет.

— Так нельзя, — возразила она. — А если царапина глубокая? А если попало туда что-то? И кровь до сих пор идет, не шутки же. Надо ее протереть и рану обработать, а лучше зашить…

Травница засуетилась и полезла в свою корзинку. Перерыв свежесорванные растения, она извлекла со дна небольшую берестяную коробочку.

— Полотенце или чистую тряпицу, — попросила она.

Лик, если и удивился таким переменам в ее настроении, то виду не подал. Поднялся на ноги, все еще зажимая ладонью рассеченную бровь, и вскоре протянул девушке хлопковый платок.

— Сядь, — потребовала она и сама опустилась на колени.

Следующие несколько минут Мита полностью сосредоточилась на оставленной котолюдом царапине. Дождь за окном уже не шумел, скорее шептал, погружая травницу в полудрему. Лик старался не смотреть в ее сторону, а когда она промокала царапину влажным платком, лишь морщился, но молчал. Умелые руки ловко убрали всю кровь, запекшуюся на бровях и щеке; затем Мита открыла берестяную коробку, взяла оттуда немного порошка, смочила слюной и нанесла на рану. Тут волколюд не стерпел и зашипел от боли.

— Что это, дамнар его побери?

— Кора ивы, — пояснила она. — Тертая. Ношу с собой на такой случай. Помогает остановить кровотечение. Она щиплет сильно, знаю, но от свежих ран самое лучшее средство.

Мита вытерла пальцы об уголок платка, закрыла коробочку и отстранилась.

— Вот. Уже лучше.

Лик наконец перевел взгляд с огня на травницу, но та быстро отвернулась, чтобы спрятать кору ивы в корзинку. Спиной она чувствовала, как он разглядывает ее, и от этого по телу бежали мурашки.

— До завтра уже затянется, вот увидишь.

— Почему ты так хотела мне помочь?

Застигнутая вопросом врасплох, Мита так и осталась сидеть на коленях. Ее руки сжались в кулаки.

— Ты задаешь странные вопросы.

— Я просто не понимаю. Ты рвалась залечивать мне рану, стоя перед тремя волколюдами, которые, в отличие от меня, не были расположены к тебе благосклонно, и ты это знала. Это не просто жертва ради других. Это что-то иное.

Мита поджала губы.

— Иное… — эхом отозвалась она и поймала себя на том, что ее голос дрожит. — Да, возможно… я просто не могу…

Девушка замолчала и стала разглядывать плетение ткани на подоле.

— Я просто хочу понять, — проговорил Лик после недолгого молчания.

— Я не могу стоять в стороне, когда кто-то нуждается в помощи.

Голос травницы прозвучал совсем тихо. Она опустила ладонь на покрытый соломенным ковриком пол и провела по нему.

— Когда знаю, что есть кто-то, кто нуждается в помощи, и знаю, что могу ему помочь, то просто… я рвусь к нему. Если не стану помогать, то буду винить себя. Поэтому я хотела помочь тебе. Поэтому ходила за ягодами в тот день — я могла помочь Келару, и да, было другое решение, но я даже не подумала…

Она закусила губу. Ком встал поперек горла, мешая дышать и говорить.

— Я не могу отделаться от мысли, что все это из-за меня. Если бы не тот поход, тебе бы не пришлось со мной нянчиться. Не пришлось бы выводить в лес за травами, выгораживать перед своими. Не пришлось бы лезть в стычку с котолюдами.

— Это никак не связано, — отрезал Лик.

Она отмахнулась.

— Ты знаешь, о чем я.

— Глупее ничего не слышал, — фыркнул он. — Чувствуешь себя виноватой, значит?

Внутри всколыхнулась обида, и Мита уже была готова заплакать.

— Перестань считать, что все происходит из-за тебя. Это худшее, что ты можешь сделать, чтобы исправить ошибку. Тир ведь говорил тебе, что надо принять в себе Зверя, так?

— Причем тут Зверь? — не поняла она.

— Ты обрела его в тот момент, когда мы встретились, — пояснил Лик. — Обвиняя себя в случившемся, ты отвергаешь его. Продолжишь в том же духе — и все закончится плачевно.

Мита открыла было рот, чтобы возразить, но потом передумала. Она уселась поудобнее и подобрала под себя колени. На волколюда она смотреть боялась, но взгляд почему-то так и тянуло.

— Ты жалеешь, что стала такой? — спросил он после недолгого молчания. — Что стала одной из нас.

— Жалею?.. Не знаю. Я пока не поняла. Знаешь, порой мне даже нравится быть волком. Но стоит подумать о том, как жить с этим в деревне, как становится страшно. Я боюсь, что когда-нибудь меня поймают. И вряд ли признают во мне меня. Я боюсь столкнуться с людской жестокостью, потерять их веру в меня.

— Перебирайся к нам, — предложил Лик.

— Смеешься?

— Нет. Потребуется какое-то время, но ты сможешь стать частью клана.

— Я не могу их бросить! — возразила она.

— А что они дали тебе взамен?

Вопрос застиг травницу врасплох.

— Ну, как…

— Ты отдаешь им всю себя, лечишь их, помогаешь всячески. Но что они дают тебе взамен?

— Не говори так! Почему я должна от них что-то требовать?

— Тогда почему ты боишься их? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Потому что они сами боятся. Страх порождает только страх и ненависть. Это то, что отталкивает меня от людей: они умеют только бояться, и это делает их жестокими.

— Они не такие… — помотала головой Мита, но уверенности в ее голосе не было.

— Ладно, не мне об этом говорить. Решай сама.

Лик поворошил палкой поленья и ненадолго замолк. Мита теперь разглядывала соломенный коврик и мяла руки.

— Прости. Я не хотела заводить этот разговор.

— Так его я завел… И снова ты пытаешься во всем обвинить себя.

На его лице появилась легкая улыбка. Мита осмелилась заглянуть ему в лицо и почувствовала, как краснеют ее щеки.

— Прости.

Волколюд не удержался от смешка. Если подумать, в человеческом облике Мита видела его лишь дважды, и то, мимоходом. Теперь она могла разглядеть его волнистые волосы, темные, с легкой рыжиной, и про себя отметила, что они были того же цвета, что и волчья шкура. А вот глаза были другие, совершенно не похожие на янтарные звериные. Она скорее бы сравнила их цвет с густой равнинной травой в лучах закатного солнца. Губы Лика казались гораздо темнее кожи, словно подкрашенные соком черноплодной рябины, и ее это немного повеселило. В детстве они с Зерой постоянно так баловались, наслушавшись рассказов о том, как украшают себя городские девушки.

Лик не смотрел на нее, и Мита мысленно благодарила его за это — едва бы ей удалось побороть свое смущение. Однако стоило ей скользнуть ниже, на его обнаженный торс, и кровь опять прилила к лицу. Заметив ее волнение, Лик все-таки повернулся. Царапина над правым глазом выглядела так, словно бы ее замазали речной глиной.

— Ты бы… накинул рубашку… — робко попросила она. — Просто… неловко как-то…

Вместо ответа Лик подался вперед и накрыл ее губы поцелуем.

На мгновение Мита опешила. Ее потрясение было настолько сильным, что она не могла шелохнуться.

Лик придвинулся ближе и мягко коснулся рукой ее шеи. От него пахло терновником, перетертой хвоей, к этому примешивался горьковатый запах ивовой коры. Мита вцепилась пальцами в соломенный ковер. Испуг сменился странным чувством, от которого захотелось довольно заурчать и потянуться к волколюду. Его рука провела по девичьей шее, плечу, тронула ключицы; затем он запустил пальцы в волосы Миты, распуская и без того растрепанную косу. Ей хотелось застонать, закричать, издать хоть какой-нибудь звук, но воздуха не хватало: Лик лишь углублял поцелуй, заставляя ее откинуть голову назад. Тепло его тела путало все мысли. Сама того не заметив, она прижала ладони к его груди и потеряла точку опоры. Очнулась она, когда спина коснулась шершавого пола, а волколюд навис над ней, на мгновение отстранившись от ее губ.

— Лик!.. — испуганно прошептала она, глядя в потемневшие и теперь уже зеленые глаза.

Парень моргнул и словно пришел в себя. Он сел, провел руками по волнистым волосам и прикрыл веки.

— Извини.

Мита отодвинулась и подобрала под себя колени. Сердце колотилось так, словно бы еще чуть-чуть — и пробьет грудь насквозь.

— Н… ничего… Я сама немного… растерялась…

Губы горели от поцелуя. Мита сначала коснулась их пальцами, а затем прижала всю ладонь. Боги, она ведь раньше никогда не целовалась… И что вообще на него нашло?

Лик не смотрел на травницу. Он рассеянно приложил руку к глиняному чайнику, стоявшему у камина — проверял, нагрелся ли, — и, зашипев, отдернул.

— Травяной чай… — рассеянно отозвался он. — Сейчас налью.

Мита кивнула, уставившись в пол. Перед глазами мельтешили черные точки — если бы она сейчас стояла, то ноги бы ее не удержали. Когда перед ней появилась кружка, от которой вверх поднимался едва заметный парок, она вздрогнула. Рука Лика поспешно поставила ее на соломенный ковер и тут же исчезла из ее поля зрения.

Пока они пили чай, никто из них не пытался заговорить. Мита слишком торопливо сделала первый глоток и обожгла язык. Теперь все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы пить горячий напиток с осторожностью. О произошедшем она старалась не думать.

Шепот дождя окончательно стих. Редкие капли падали на лесную подстилку, покрытую мхом крышу и каменные ступени дома. Небо начало светлеть, а вместе с ним светлел и ельник. Свет от очага утратил рыжий оттенок, и если раньше комната казалась травнице оторванной от окружающего мира, то сейчас это чувства исчезло.

— Думаю, пора выдвигаться к деревне… — нарушил тишину волколюд.

— Да… — запоздало отозвалась Мита. — Спасибо… за кров… и чай…

— Жди снаружи, — попросил он и скрылся за дверью.

Травница кивнула и на негнущихся ногах прошла мимо очага к выходу. Колени обдало жаром, но даже он не мог сравниться с тем, который до сих пор заливал ее щеки.