Однажды я встретила волка

Глава 20 Лик

Волк силен телом и духом, бесстрашен перед врагами, чуток и участлив к сородичам, но беззащитен лишь перед двумя — родной матерью и вождем клана.

Волколюдская поговорка

Х514 год, 18 день месяца Зреяния

Ранним утром восемнадцатого дня месяца Зреяния Лик давал урок Катару: волчонок должен был достать его морду зубами хоть раз, но пока что у него не получалось. Он прыгал вокруг Лика, заходя то с одной стороны, то с другой, прыгал с земли, с окружавших их пней, караулил в кустах, ожидая, когда его ' жертва ' расслабится. Лик и так был расслаблен и продолжал с легкостью уворачиваться от всех выпадов.

А потом ветер принес с юго-запада знакомый запах, и Лик застыл.

Зубы волчонка щелкнули Лика по носу, и тот радостно провозгласил:

— Достал!

— Возвращайся пока в поселение, — не глядя отозвался волк.

Всю радость Катара как рукой сняло.

— Что-то случилось?

— Случилось. Передай всем, что оте… что глава клана Рууман Острый Клык вернулся домой.

Катар мигом сделался серьезным.

— Передам.

И со всех ног помчался к ельнику.

Лик переступил с лапы на лапу и коротко вздохнул. Время, когда ему придется рассказать о том, что произошло с Митьяной, приблизилось вплотную. Впрочем, он уже знал, что ответит, даже если от новости отец придет в ярость.

Лик втянул носом воздух, прикрыл глаза и определил его местонахождение. И рысцой направился к нему.

Рууман Острый Клык, глава клана Лииш, возвращался со встречи кланов в сопровождении трех старших воинов. Держались они ровно, молчаливо: глава шел впереди, а они пристроились клином за ним. Лик вынырнул из тени деревьев и осторожно приблизился к отцу, почтительно склонив голову.

— Отец.

— Вижу, ты не в лучшем расположении духа, — вместо приветствия заметил Рууман.

Лик склонил голову еще ниже и поравнялся с отцом.

— От тебя не скроешь.

— Я знаю тебя как свои пять пальцев и всегда угадываю, когда ты выгораживешь Тайру, когда зол, а когда напуган. Что случилось в мое отсутствие? Я, конечно, могу спросить у Ирмара, но зная о ваши паршивых отношениях, подозреваю, что рассказы будут сильно различаться.

' Ты даже не догадываешься, насколько… ' — подумал Лик.

— Не здесь. Не при всех. Я хотел бы поговорить наедине.

Рууман скосил глаза и впервые за их встречу посмотрел на сына.

— У тебя есть секреты от клана?

— Мне нужен твой совет.

— Нечасто ты приходишь ко мне с такой просьбой. Хорошо. — Глава клана дал знак старшим воинам идти вперед без него. — Поговорим дома. Но для начала я узнаю, что произошло в лесу за мое отсутствие. Можешь составить мне компанию, если хочешь.

Лик кивнул и, приспустив хвост, потрусил следом за отцом.

Возвращение главы мгновенно призвало клан к порядку, и Лик мог только позавидовать отцовскому умению возглавлять и властвовать. Ирмар был следующим после Лика, кого Рууман встретил по возвращении. Именно он поведал ему все важные новости: вторжение Кира-Талун на плато, прогулка с деревенской знахаркой, очередная стычка на равнине, едва не закончившаяся гибелью волчонка. К первому глава отнесся равнодушно — такое случалось нередко и заканчивалось обычно динаково: вторженцев выдворяли обратно в горы. За попытку сблизиться с деревенскими он даже похвалил Лика, отчего волка затопила волна гордости за себя. А вот последняя новость Рууману не понравилась так, что он зарычал и потребовал лично привести ему няньку, которая присматривала в тот день за волчатами, и Катара.

Волчица приползла к главе практически на брюхе, поприветствовала вождя и осторожно поинтересовалась, зачем он ее вызвал — мол, три дня назад она уже получила взбучку от Лика и считала, что за свою промашку уже рассчиталась. Рууман быстро поставил ее на место и предупредил, что, если подобное повторится вновь, нянькой ей больше не быть. Волчица рассыпалась в извинениях и клятвах перед Всевидящей, что такого не повторится, и поспешила удалиться. Катар, который явился позже, склонился перед Рууманом, но в его глазах Лик прочел непонимание. Если няня еще помнила о своих ошибках, то прощенный Катар совершенно о них позабыл, и когда ему напомнили и хорошенько встряхнули за загривок, щенячий визг огласил все поселение. Выгораживать своего подопечного Лик не стал — не имел права.

До разговора по душам дело дошло лишь вечером, когда стало темнеть. Тайра увела отряд на вечерний обход, а Лик и Рууман вернулись домой. Пока Рууман отдыхал после долго пути и обхода земель, Лик разжигал очаг. Когда глава вошел в большую комнату, пламя уже ярко горело, разбрасывая по глиняным стенам огромные расплывчатые тени.

Поначалу разговор не клеился. Рууман стоял рядом с очагом, скрестив руки на груди, и в его пепельных глазах плясало пламя. Затем он, наконец, поинтересовался, что такое важное и тайное хотел рассказать ему Лик. У парня мгновенно пропало желание говорить, но, справившись со страхом и пересохшим горлом, он заговорил. И говорил долго.

С того момента, как он начал свой рассказ, Рууман не вымолвил ни слова. Лицо его застыло камнем. Лик сидел в углу, уставившись себе под ноги. Каждый мускул его тела напрягся в ожидании ответа отца.

— Знай: от этой новости я не в восторге, — наконец, сказал Рууман.

От его ледяного тона Лика пробрала дрожь. Отец не просто не был в восторге. Он был в ярости.

— Ты укусил дочь охотника, и она стала волколюдкой, — чеканя слова, продолжил глава клана. — Она не контролирует свое обращение. Не знает наших законов. Случись что, и вся деревня встанет против нас. Как, дамнар побери, это произошло?

Рууман не повышал голоса, но каждое его слово било так, словно Лика макали в лужу с самой вонючей грязью.

— Если бы я знал на это ответ…

— А должен.

— Она теперь волколюдка, и у меня нет тому объяснения. Я понимаю, чем все это грозит. — Он стиснул зубы. — И я готов взять за нее ответственность.

— Еще бы ты отказался, — процедил глава клана. — Только этого будет недостаточно, Лик. Недостаточно брать ответственность за нее. Тебе придется взять ответственность за жизни каждого в клане, потому что если люди пойдут против нас войной, мы не выстоим…

— Я делаю, что могу. Все время, которое она проводит в зверином обличье, я провожу с ней. Увожу ее как можно дальше от клана, путаю следы, чтобы никто не нашел и ничего не заподозрил. Понятия не имею, что я могу сделать еще. Не убивать же ее, в самом деле.

— Если бы она не была знахаркой деревни и столь важным для них человеком, это было бы единственно правильным решением.

— Отец!

— С превращением человека в зверолюда мы сталкиваемся впервые, Лик. Неизвестно, во что это нам станет. Слишком большие риски. Слишком опасно. В первую очередь мы храним безопасность клана. Оставив ее в живых, ты поставил человека выше сородичей — считаешь это правильным?

— Я и так знаю, где, когда и что сделал не так! — вскипел Лик. Страх перед главой клана сняло как рукой. — Я рассказал тебе это не потому, что хотел выволочки или подробного разбора своих ошибок. Я пришел к тебе, потому что не знаю, как поступить, и прошу у тебя совета!

Рууман долго смотрел в лицо сыну, и тот стойко выдержал его взгляд.

— Хорошо, что этим ты походишь на мать, — усмехнулся вдруг он. — Будь я на твоем месте в молодости, попытался бы решить все сам.

Злость испарилась, уступив место легкому недоумению. Лик заметил, что вскочил с места, и медленно опустился обратно в кресло. Рууман, казалось, смягчился.

— Клан не знает о случившемся, — констатировал он. — Кому ты доверился?

— Тайре, Мигиру, Филлату и Лари. Их я просил держать рот на замке до твоего возвращения. — Лик задумался, стоит ли говорить о вранолюде. — Еще я сказал Тиру.

— Если знает он, то знает весь клан Нибе, — проворчал Рууман.

— О таком он бы не стал трепаться. Разве что Маару бы сказал.

— А Маар бы сказал Совету Пяти, те бы доложили главе и обязательно растащили новость остальным вранолюдам. Я знаю его как облупленного, он о таком молчать не стал бы.

— Удивительно, как в таком случае не узнал ты, — хмыкнул Лик. — Вы же были на встрече кланов.

Рууман пожал плечами.

— Сейчас это уже не важно. Лучше скажи, как часто девочка обращается?

— Почти каждую ночь. Я увожу ее подальше от поселения. Иногда мы остаемся рядом с равниной. Пока ей тяжело самой вернуться в человеческое тело, но она делает успехи.

— Что насчет деревенских?

— Она уверяет меня, что никто не знает. Думаю, так и есть. Иначе они бы подняли шум.

Лик потер ладони и нехотя продолжил:

— Кстати, о деревне… Мита рассказала мне, что у Дирка гости из Кайсуги, деревни с того берега Рилира. И они не очень нас жалуют. Она просила не появляться в деревне, пока они не уедут.

— Разумная просьба.

— Я думал, ты попросишь объяснений.

Рууман приподнял бровь.

— Я бы и так не отправился в деревню, если бы у Дирка кто-то был в гостях, неважно, как они к нам относятся. — Он повернулся к сыну и прищурился. — В чем дело, Лик? Ты стал неуверенным с тех пор, как я оставил тебе клан. Неужели ответственность тебя подсекла?

Лик поджал губы и ничего не ответил

— Даже если сомневаешься в чем-то, нельзя показывать это другим. — Рууман отошел от очага и встал рядом с ним. — Твоими сомнениями воспользуются соперники, и ты легко потеряешь положение.

— Я знаю… — глухо отозвался Лик.

— Тогда в чем дело?

— Я не могу постоянно казаться всем сильным, понимаешь? — Он поднял глаза на отца. — Не могу постоянно принимать решения и показывать всем свою уверенность в них. Это словно обманывать их… и обманывать себя. Я чувствую себя настолько паршиво, когда раздаю другим указания, что внутри все содрогается. Мне нравится быть для них предводителем, но я боюсь того, что случится, если они во мне разочаруются. Да, я могу показать, что силен телом. Но как я могу убедить их в том, что я силен духом, если сам в это не верю?

Некоторое время он смотрел Рууману в глаза, но быстро сдался и опустил голову. Молчание тяготило, а по лицу он не мог понять, как отреагирует на его слова отец. Теперь Лик разглядывал ножку стола.

— Я говорю тебе это не потому, что сдаюсь… — тише добавил он. — Просто ты единственный, с кем я могу поделиться. Тайра меня не поймет.

— Это нормально, что ты боишься ответственности. — Рууман сел на стол и сцепил руки в замок. — Я тоже не всегда был жестким и уверенным в себе. Когда я только занял место главы клана, меня сковал такой ужас, что первое время я цепенел, показываясь на глаза остальным. И это притом, что я много лет до этого был советником предыдущего главы.

Лик вздохнул и снова посмотрел в глаза Рууману. Теперь, когда морщины на его лбу разгладились, он больше напоминал ему отца, а не главу клана. Таким он видел его нечасто.

— Мы не можем полностью избавиться от своих страхов, Лик, — продолжил Рууман. — Мы живые существа. Нам свойственно ошибаться, и нередко мы боимся этих ошибок, потому что когда-то оступались, обжигались.

— Если мы все боимся и сомневаемся, зачем казаться сильным другим? — поинтересовался Лик бесцветным голосом. — Если все и так это знают, зачем обманывать и делать вид, что ничего не происходит? Разве это не противоречит нашей сущности?

— Мы не обманываем, Лик. Мы подаем пример для подражания. Представь, что будет, если все будут говорить друг другу о том, как сильно они боятся что-то сделать. Тогда все перестанут бороться. Они будут жаловаться на несправедливость, на собственное несовершенство, продолжать говорить о своих неудачах — но ничего с этим не сделают, потому что перед их глазами не будет примера, как можно поступить иначе. Для них жалоба и страх станут основой жизни. Ты хотел бы этого?

— А разве лучше запирать это в себе?

Рууман вдруг улыбнулся.

— Разве ты запираешь? Прямо сейчас ты сидишь передо мной и изливаешь душу.

Лик не нашелся с ответом. Он бросил взгляд на очаг и рассеянно подумал, что надо бы подбросить туда дров — огонь почти погас и комната погрузилась в сумрак.

— Хотеть доверить кому-то свою слабость — нормально. Ты сам сказал, что я для тебя единственный, с кем можно поделиться сомнениями и страхами. Впрочем, я полагаю, ты рассказываешь не все. Мне тоже есть с кем откровенничать.

— Явно не со мной, — усмехнулся Лик, — и не с Тайрой, иначе я бы знал. — Он ненадолго задумался и осторожно предположил: — Мама?

Вместо ответа Рууман отошел к поленнице в углу.

— Я думал, вы не общаетесь. — Лик предпринял попытку разговорить его.

— Мы и не общались… какое-то время. — От подброшенных в огонь поленьев в воздух поднялся сноп искр. Рууман опустился на корточки, поворошил угли и отложил кочергу в сторону. Свет от вспыхнувшего с новой силой пламени очертил его лицо с выпирающими скулами. — Но Дииса была первой, кому я по-настоящему открылся. И до сих пор остается единственной. Когда-нибудь и у тебя появится тот, кому ты не побоишься открыться. Если уже не появилась…

Сначала Лик не придал значения оговорке отца. Но когда до него дошло, он вдруг почувствовал себя наивным волчонком, который вообразил, что про его проделки никто не знает, а потом обнаружил, что его родителям давно все известно.

— Возможно, — уклончиво отозвался он, чтобы хоть как-то скрыть смятение.

По блеску глаз отца было понятно, что Лика раскусили. А может, это в них отражался огонь, а остальное дорисовало его воображение.

— Ты так и не рассказал, как прошла встреча, — заметил Лик, намереваясь сменить тему. — И что за чужеземец объявился…

— Расскажу. Но для этого соберу первый круг клана. — Рууман встал. — Об этом должны знать все.