В своих трудах Капан Гайрих описывал так называемый cice qui soneter des de taicuna, что дословно переводится как ' цикл от вечного сна к встрече после рождения '. Этот цикл связан с фазами луны и совпадает с днями, когда луна полностью исчезает с небосвода. Согласно исследованиям Гайриха, в это время физиология волколюдов меняется и приближается к человеческой, из-за чего им становится трудно поддерживать звериный облик.
Выдержка из зачетной работы студента академии Куубер по теме «Магические и физические способности волколюдов»
Х514 год, 20 день месяца Зреяния
Лик мысленно ругался всеми словами, которые знал. Охотник с больной ногой был не лучшим наездником: он не мог как следует сжать ногами его бока и, чтобы не упасть, что есть силы цеплялся за мех на загривке. Держался он неплохо, но боль, которую он испытывал, Лик чувствовал всем нутром. Надо было поспешить в деревню — сейчас не время для пробежек в зверином обличье.
Лик старался двигаться осторожно, медленно, не тревожа раненого. Он многое хотел сказать Гидеру о его бездумных походах в лес, но умом понимал: про встречу Миты с Тиром охотник не знал, а значит, ему неоткуда было знать и о том, что главе клана уже известно о происходящем.
— А чего ты ожидал? — фыркнул Тир, который все это время держался над ними. Он перепрыгивал с ветки на ветку, стараясь подстроиться под медленный шаг друга. — Чем дольше вы будете скрывать правду о Митьяне, тем больше проблем соберете.
— Как будто я не знаю, — огрызнулся Лик. — Может, еще и решение предложишь, умник?
— Не суетись, — ничуть не обиделся ворон. — Я понимаю, погода не ахти, фаза луны не та…
Волк зарычал.
— Я к тому, что надо бы как-то аккуратно поведать о случившемся охотнику и старосте деревни, — не отступал тот. — Митьяна уже рассказала своей подружке.
Лик споткнулся и едва не кувыркнулся вперед. Сидящий на его спине Гидер охнул.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он.
Волколюд помотал головой, мол, все в порядке, и гневно уставился на Тира, радуясь про себя, что охотник их не слышит.
— Почему ты мне сразу не сказал?
— Тебе вчера было не до этого. Вы вчера с этим новолунием носились, как на пожаре…
— И что Зера? — перебил его Лик.
— А что? — Ворон нахохлился и спрыгнул на ветку ниже. — Нормально она. Ну, побурчала немного, что Мита ей не рассказала сразу. А в целом…
— Хоть так… — Лик облегченно выдохнул. — Но все равно, рассказывать Дирку… В любом случае, это решать отцу.
— Да, я погляжу, с его возвращением ты стал перекладывать на него всю ответственность, — хмыкнул Тир.
Сын главы заворчал в ответ.
— Ты и сам прекрасно знаешь, что все решения сейчас принимает он. Не придирайся к словам.
— Ну да. Тебе и об охотнике рассказать стоило. Чего ты сорвался?
— Предлагаешь его бросить? Сам-то чего тогда рассказал мне?
Тир не ответил и поднялся выше.
Лик вышел из ельника в более светлую часть леса и по привычке огляделся. Впрочем, никого из клана здесь и не должно было быть. Сегодня ни один здравомыслящий волколюд не высунет носа из поселения. А в собственном здравомыслии Лик стал сомневаться еще седьмицу назад.
— Если бы с ним что-то случилось и он не вернулся в деревню, было бы хуже, сам знаешь, — наконец, отозвался ворон. — На самом деле я был уверен, что ты отнесешь его домой. А вот в то, что Рууман ради него согласился бы рисковать кем-то из клана — сомневаюсь.
— Тут даже я не скажу, как поступил бы отец, — признался Лик. — Думаю, он бы послал меня. Ты правильно сказал, речь идет о мире между нами и людьми, пусть и шатком.
— А ты сам ради мира, что ли, стараешься? — не удержался от колкости Тир.
Лик дрогнул ушами и наморщил нос.
— Тебе какое дело?
— Митьяна, — довольно заурчал друг.
— Лучше предупреди отца и Тайру, что я вернусь позже, — проворчал волк. — Я дальше сам справлюсь.
— Уверен?
— Переживу. Беспокоиться будешь, если я не вернусь до заката.
— Как скажешь…
Ворон расправил крылья, каркнул напоследок и в мгновение ока скрылся в густом ельнике. Гидер стиснул шерсть на холке Лика.
— Значит, это ворон привел тебя ко мне, — сказал он волколюду.
Лик согласно кивнул и потрусил к опушке.
На опушке Лик принял непростое решение: увидев, что Гидер не может наступить на больную ногу, он рычанием приказал ему залезть обратно на спину.
— Дальше я сам… — пробормотал охотник и оглянулся в поисках палки. — Тебе нельзя в деревню…
В ответ на это Лик заворчал и навалился на него плечом, заставляя потерять равновесие и схватиться за волчий мех. ' Еще чего, — подумал он. — Ползти, что ли, собрался? ' Лик дождался, пока Гидер вернется ему на спину, довольно фыркнул и потрусил прямиком через равнину.
Солнце клонилось к горизонту, постепенно наливаясь алым. Золотистые лучи пробивались сквозь редкие облака и бликами играли на воде; травы казались вырезанными из солнечного света. Лик напряженно вглядывался в кромку леса, за которую опускалось солнце. Еще немного — и удерживать обличье зверя станет трудно. Надо поскорее доставить охотника в деревню и убраться восвояси.
Уже на подходе к деревне чуткие уши Лика уловили гул людских голосов. Деревенские ожидаемо забеспокоились, что Гидер задержался в лесу: по его словам, он должен был вернуться к обеду, а появился лишь к вечеру. Подушечками лап Лик чувствовал людские шаги. Их было много; казалось, вся деревня собиралась на окраине, чтобы встретить Гидера и незваного гостя. Он бросил взгляд на охотника: тот был бледен.
— Не стоит тебе показываться в деревне. Люди не поймут.
Лик уже не слушал его. До его лап и ушей донеслись знакомые шаги, и он поднял морду. Ему навстречу бежала Митьяна, размахивая руками; ее длинная коса хлестала по бокам и спине. На лице застыло выражение ужаса. Он ускорил шаг, игнорируя очередной стон Гидера, и вскоре оказался прямо перед ней.
— Лик? О, боги! — ахнула она. — Отец! Что случилось?
— Пустяки, — просипел он. — Упал. Только и всего.
— Что-то с ногой, — оповестил ее Лик. — На перелом не похоже, но я не знахарь. Тебе виднее будет.
Мита побледнела.
— Боги… Нужно уложить его, проверить, цела ли кость, возможно, лишь трещина… — Травница бормотала себе под нос, тем самым успокаивая себя. — Потом наложить крепкую повязку и обездвижить…
Лик ткнулся носом ей в плечо.
— Перелом не открытый. Не переживай, все срастется как надо.
Руки у Митьяны дрожали, и она вцепилась ими в косу.
— Давай его мне, я отведу.
— Еще чего. Ты не удержишь. Я донесу.
— Лик, но деревня…
Он глухо заворчал и прошел по грунтовой дороге, ловя на себе взгляды деревенских. Кто-то ахнул, кто-то начал молиться богам. У кого-то тряслись колени при виде зверя, кто-то сжимал кулаки в бессильной злобе. Но никто не решался заговорить. Все лишь молча провожали их взглядом до калитки в дом Миты.
— Кто-нибудь, помогите! — попросила травница, стаскивая отца с волколюда.
Но никто даже не подался в ее сторону.
Лик начал закипать. Внутри него бурлила ярость, и она подстегивалась болью, которая отдавалась в каждой мышце его тела. Обличье зверя переставало быть безопасным. Если промедлит, то схлопочет кучу проблем.
Но бросить Миту сейчас он не мог.
— Я же говорил, — раздался юношеский голос, — что их семья с ними в сговоре?
Этот голос Лик слышал уже не раз, но его обладателя видел впервые. Парень оказался высок, крепко сложен, его русые волосы были перетянуты кожаным шнурком и собраны в хвост. Вокруг него собирались люди, а сам он смотрел на Митьяну с ненавистью. Лик сразу понял, что именно он руководит настроением толпы.
— Милен, — прошептала Мита, — что ты такое говоришь?
— Вас не удивляло, что охотник Гидер и его дочь то и дело ходили в лес, но волколюды никогда их не трогали? — продолжал юноша. — Они давно спелись. И вот! Вот чем платят эти чудовища за доверие — ранят, а затем притаскивают в деревню, чтобы показать свое превосходство.
— Что за чушь ты несешь? — просипел Гидер.
— Перестань, Милен, — взмолилась Мита. — Лик ничего плохого не сделал. Он всего лишь помог моему отцу вернуться из леса.
— Значит, знаешь его, — прищурился тот. — И даже по имени.
— Он недавно сопровождал меня, когда я собирала травы в лесу, — не сдавалась она.
— Он договорится — и я пущу в ход зубы, — мрачно пообещал Лик.
— Перестань! — Волк не понял, кому предназначалась эта фраза. Мита встала между ним и Миленом. — Повторяю: он помог моему отцу. Принес в деревню. И сейчас он уйдет.
— А чего это ты выгораживаешь его, Митка? — нахмурился детина с мощными руками и квадратным лицом. Он держался позади Милена и теперь гневно взирал на травницу из-под густых бровей. — Как и волчонка тогда. За кого ты? За нас — или за них?
Лицо Миты стало белее снега.
— Баал… я не…
— Да разве не видно? — завизжала какая-то пухлая женщина из толпы. — Аозар ее попутал! Спелась с дамнарскими отродьями! Гнать ее!
— Да вы что же, — потрясенно прошептал Гидер, — с ума посходили?
— Не нужна нам такая знахарка!
— И травы поди, травы набранные — тоже все нечистыми прокляты.
— И тебе мы доверили жизнь?
— Признавайся, Митьяна, — процедил Милен, — ты хотела отдать всю деревню на растерзание волкам?
На месте травницы Лик бы уже давно взорвался и перекусал всех, кто находился в досягаемости. Но Мита не могла вымолвить и слова. Только невидящим взглядом смотрела на тех, кого совсем недавно считала своими односельчанами, готовыми помочь и поддержать, и кто в одночасье встал против нее. На первый камень, брошенный в ее сторону, она никак не отреагировала. Второй угодил ей в руку, и она вздрогнула и прижала ее к груди.
Зверь внутри Лика взвыл от ярости. Тело снова свело судорогой, и только это удержало волколюда от того, чтобы броситься на толпу.
Гидер заговорил снова, но слишком тихо, чтобы обезумевшая толпа его услышала. Мита упала на колени и закрыла голову руками. Камни посыпались градом; когда они закончились, толпа взялась за черенки от лопат, граблей, вил и снова набросилась на бедную девушку. Волколюд рванулся вперед и заслонил ее собой. Палки ударились о его спину, плечи; одна попала по морде, и он зарычал. Люди отпрянули, но ненадолго. Мужчины, вышедшие вперед, перехватили вилы и лопаты поудобнее и двинулись на волколюда.
Лик зарычал громче и наклонился, чтобы прикрыть головой скорчившуюся на земле Миту. Травница тихо рыдала, уткнувшись в его лапы, и это приводило его в ярость. Тело вновь заныло, и Лик подумал, что долго он не протянет, еще немного — и обернется.
— Положим этому конец!
Лик поднял глаза и безошибочно нашел в толпе Милена, который забрал у кого-то черенок. Их взгляды пересеклись, но юноша даже не дрогнул.
— А ну, прекрати!
Волк навострил уши. Голос принадлежал Зере, подруге травницы. Девушка налетела на Милена и вцепилась руками в черенок.
— Что ты себе позволяешь?
— Зера, отойди, — прошипел Милен. — Я не хочу тебя задеть.
— Это ты отойди, дерьмо ты козье!
Если бы Лик был человеком, он бы присвистнул. Конечно, деревенских девок не учили манерам, но подобную грубость не позволяли даже им. Милен тоже не ожидал от нее такой дерзости и на мгновение выпустил черенок из рук. Зера тут же воспользовалась случаем и отпрыгнула с ним назад.
— Приперлись тут, понимаете ли! — со слезами в голосе закричала она. — Сначала эти позорные смотрины устроили. Потом стали свои порядки наводить. Всю воду перемутили, людям головы запудрили. А вы? Пилар, Баал? У вас своя голова должна быть на плечах, а вы в рот ему заглядываете!
Один из парней с копной соломенных волос, стоявших поодаль, пристыженно опустил голову. Лику казалось, он его уже видел на равнине — кажется, пастух, приглядывающий за коровами.
Мита, прижавшаяся к лапам волколюда, наконец, перестала трястись и села. Ее лицо было перемазано землей, а слезы продолжали течь, оставляя на щеках светлые дорожки.
— И вообще, — продолжила Зера гневно, — боитесь зверолюдов — так и не приходите к нам. Чего, спрашивается, в Кайсуге своей не сиделось?
— Никогда бы не подумал, что наши способны на такое, — выдохнул Гидер, который кое-как встал, опершись о забор.
— Зера, еще раз говорю тебе, отойди, — попытался уговорить девушку Милен. — Сзади тебя волколюд, он же тебя…
— Не кинется! — отрезала она. — Потому что он защищает мою подругу от вас, безумцев! А значит, я ему не враг!
С каждой секундой Зера нравилась Лику все больше. Он шагнул вперед, ткнулся носом ей в локоть и тут же пожалел об этом — лапы застыли и боль прошила их от подушечек до самых плеч. Зера вздрогнула и медленно повернулась. В ее глазах плескалась решимость вперемешку с ужасом.
— Отойди от нее! — взревел Милен и замахнулся палкой.
Лик зарычал.
Зера бросилась ему наперерез, и дерево ударилось о девичью руку. Она вскрикнула и прижала ушибленные пальцы к себе. Милен застыл, выронил палку и попытался подойти к ней.
— Зера… прости, я не хотел…
— Вали отсюда! — Слезы брызнули из ее глаз.
— Э, Зеру-то не трогай! — возмутились в толпе.
Кто-то толкнул Милена в бок, и тот повалился на землю. Парнишка с соломенными волосами встал перед Зерой и воинственно задрал подбородок.
— Что-то ты зарвался, — процедил он. — А ну, не трожь наших девок.
— Пилар… — прошептала Мита.
Травница поднялась на ноги, цепляясь руками за шерсть на спине Лика. Ушибленную руку она все еще прижимала к груди. Лик моментально потерял интерес к происходящему и помог ей встать.
— Спасибо… Спасибо тебе…
Волколюд уже не понимал, кого она благодарила — его, пастуха с соломенными волосами или Зеру. Это было не важно. Главное — она осталась цела и постепенно приходила в себя. Его голова уже почти не соображала: мышцы гудели и боль не стихала ни на мгновение. Волк с тоской подумал, как будет ломать его позднее. В ближайшие пару дней ему с постели не встать.
— Если вы так хотите, я уйду, — дрожащим голосом заявила Митьяна. — Уйду и не буду вам досаждать. Довольны?
Повисла тишина. Люди переглядывались, словно сами не могли решить, этого ли они добивались. Принять решение они не успели: громогласный крик старосты раздался над толпой:
— Какого дамнара здесь творится?
— Хвала богам, — прокряхтел Гидер. — Дирк.
Староста пробился сквозь толпу. На мужчин он прикрикивал, кого-то толкал в сторону; женщины расступались перед ним сами. Следом шел рослый широкоплечий бородач, лицом похожий на Милена. Завидев зверолюда, он выругался и ткнул в него пальцем.
— Волколюд? Видишь, Дирк, я говорил тебе, что ты дождешься и они заявятся в деревню?
— Заткнись, Варлам! — рявкнул Дирк. — Пока что староста здесь я! А тебе и твоему сыну слова не давали!
Лик встретился со старостой взглядом и прочитал в его глазах безмолвную благодарность. Это было последнее, что он увидел. Сознание будто разбилось на тысячи осколков; своего тела он больше не чувствовал, а потому не сразу понял, что падает на землю. В его ушах стоял тревожный крик Митьяны, а потом все погрузилось в темноту.