- Это что еще за ночное возвращение на пару с Ким Ючоном?!
А? Я теряюсь от неожиданного вопроса и оттого, что Сонги утаскивает меня за руку в узкий проулок между зданием администрации и каким-то сараем. Бывший решает, что своим ошарашенным молчанием я подтверждаю вину… вину в чем? – дергает и трясет мое запястье. Выдавливает сквозь зубы:
- Я же предупреждал – никаких отношений с Ким Ючоном! Ни плохих, ни хороших, ни… А ты!
- Что я-то? – пытаясь освободиться, по-прежнему не врубаюсь я. – Что на тебя нашло? Сонги, ну-ка отпусти меня и объясни все спокойно!
- Я же видел, в каком виде вы вернулись! Пьяные, в обнимку. И наверняка не я один все это видел!
Пытаюсь взглянуть на вчерашнюю ситуацию со стороны: я, поддерживающая шатающегося полураздетого хубэ… Соглашаюсь:
- Хм… И правда.
От удивления – думал, что я буду возражать, выкручиваться, просить никому не говорить? – Сонги даже отпускает мою руку.
- И ты так преспокойно это признаешь?! Забыла о запрете на офисные романы?
Собираюсь так же спокойно поведать, что вчера на самом деле было, но вместо этого уточняю:
- Между прочим, мы с ним пока еще не в штате!
- И что? Правила компании распространяются на всех! Этому-то… - даже любопытно, какое определение Ким Ючона он сейчас проглотил, - …с него всё как с гуся вода! А вот ты пострадаешь, и еще как!
И снова я говорю не то, что следует - задумчиво прикидываю:
- Интересно, а работай ты вместе со своей Со Наюн, тебя бы такой запрет остановил?
- При чем тут это?! Мы сейчас говорим о тебе и…
- Это ты говоришь, - поправляю я. – Скажи, Хон-ши, а ты хоть раз пожалел? Хоть один-единственный разок – что ушел от меня?
Сонги теряется. Привалившись к стене сарая, нервно потирает лицо ладонями.
- Слушай, Минхва, давай сейчас не будем…
Я тоже прислоняюсь к стене здания: теперь мы стоим друг напротив друга, соприкасаясь носками кроссовок. Киваю.
- Конечно. Мы и тогда не стали, и сейчас не будем! Единственное, что я от тебя услышала: «прости». Прости, это не твоя вина. Прости, дело не в тебе, а во мне. Прости, мне нужно время разобраться, все так сложно…
- А чего ты от меня ожидала? Что ты хотела, чтобы я сказал? – раздраженно говорит Сонги. – Я же искренне извинился…
- А потом я узнаю́, кто твоя следующая девушка! И знаешь, что я услышала в этом твоем «искреннем извинении»? Отвали, не мешай, у меня теперь совершенно другая жизнь! Скажи честно – ты хоть раз пожалел, что бросил меня?
Бывший рассматривает стену над моей головой. Я вижу, как он постепенно становится привычным собой – уравновешенным и рассудительным.
- Нет, - наконец говорит Хон, опуская на меня взгляд. – Не жалел.
И всё.
Я так долго вынашивала, повторяла слова, которые однажды скажу ему, хотя все сводилось к вариациям одного и того же: «что тебе я сделала?!» и «как ты мог?!». Но теперь те гневные, обличительные и… бесполезные речи вылетают у меня из головы: в ней так резко становится пусто, что аж в ушах звенит. Молча разворачиваюсь к выходу.
- Но, Минхва, - говорит мне в спину Сонги, – мне жаль. Мне правда жаль, что я тебя обидел. Причинил боль. Ты этого не заслуживаешь.
Я останавливаюсь, хоть и не оборачиваясь.
- Прости, - произносит бывший так близко, что его дыхание касается моего затылка. – Мне по-настоящему жаль…
Повожу плечом, не зная, что на это ответить. Гори ты в аду, Хон Сонги, со своей жалостью? Да ладно, прощаю, с кем не бывает? Всё подходящее к ситуации просто исчезает из моего словарного запаса. Только и выдавливаю:
- Понятно…
- Минхва, ты что, плачешь? – спрашивает Сонги у меня над головой.
От удивления я даже оборачиваюсь:
- Плачу? С чего бы? Нет, конечно! - Под его взглядом касаюсь щек: мокрые. И правда плачу, но незаметно даже для себя самой, без всяких всхлипываний и рыданий. Наверное, все выплакала еще тогда, сейчас меня покидают жалкие остатки…
Хон Сонги длинно вздыхает и неожиданно обнимает меня. Говорит в ухо:
- Не плачь, Минхва. Я того не стою. Не плачь…
Стою неподвижно, будто парализованная, крепко прижатая к его телу. Какие же знакомые, привычные ощущения, запахи, прикосновения, звуки голоса… Все родное… когда-то. Сонги касается губами моего виска, я сжимаю пальцы на его куртке, совершенно неуверенная, что хочу сейчас сделать – рвануть, освободиться, обнять в ответ? Поднимаю голову, встречаю мягкий взгляд таких знакомых глаз и…
- И что тут происходит?!
Молниеносно оттолкнутая Хоном, я отлетаю, больно ударившись локтем о стену.
- Ох! – С шипением потерев ушиб, выпрямляюсь и обнаруживаю стоящую перед нами Со Наюн. Стиснув в руках сумочку, девица переводит гневный взгляд с меня на жениха. Тот выглядит растерянным и виноватым, прямо хоть сейчас веди в суд за измену и подавай иск на компенсацию морального ущерба.
- Наюн, - начинает обвиняемый. – Это не то что ты думаешь… мы просто разговаривали…
- И просто обнимались и целовались?!
Собираюсь опротестовать второе действие, но… скрещиваю на груди руки и готовлюсь просто наблюдать за спектаклем. Моя вызывающая поза не остается незамеченной: Наюн сощуривается и тычет в мою сторону пальцем с таким острым ногтем, что (опасливо думаю я), им запросто можно выковырять глаз.
- А эта бесстыжая девка даже не собирается ничего отрицать!
- Что, дорогая, - с глубоким удовлетворением интересуюсь я, - и каково это: внезапно обнаружить, что тебе изменяют?
- Минхва, прекрати! – прикрикивает Хон, но я только злобно оскаливаюсь, и он разворачивается к невесте. – Наюн, не слушай ее! Клянусь, между нами ничего нет…
- Ну конечно, нет! Эти ваши обнимашки мне просто померещились! А еще говоришь: не знал, что она здесь тоже будет! Спланировали свидание на природе, да? Я вам помешала?
- Ну… да, я обнял… но чисто по-дружески! Минхва заплакала, я хотел ее утешить …
Хохот доктора кембриджских наук просто дьявольский – даже я ежусь. Про себя.
- А! Вот в чем дело: «она плакала»! То есть ты всех плачущих женщин так утешаешь – в укромном уголке, с объятьями и поцелуями?
- Наюн, все не так!
- А как?!
Когда распалившаяся невеста еще и принимается лупить Хона своей сверкающей сумочкой, мне даже становится его немного жаль: он только заслоняется от ударов и уговаривает успокоиться, выслушать. И еще досадно: а я-то сама почему тогда такое не устроила? Не расцарапала рожу ему, не выдрала ни клочка ее волос? Понятно, что это ничего не поменяло бы, но хоть душу отвела!
Наконец соображаю, что на шум рано или поздно заявятся умаянные тимбилдингом юристы, и тогда мне лучше оказаться от схлестнувшейся парочки подальше - чтобы не прослыть разлучницей, вставшей между одним руководителем и дочуркой другого. А то меня точно ждет увольнение с формулировкой: «Нарушила пункт такой-то Правил компании, запятнав репутацию «Ильгруп» своим поведением…»
Но едва я делаю шаг, как слышу за спиной:
- А ты куда направилась?! – и на меня налетает разъяренная Со Наюн. Когда девица вцепляется мне в волосы, понимаю, что она и тут осуществляет мои мечты, и пинаю ее по лодыжке. Теперь орем уже обе: Наюн - схватившись за ушибленную ногу, я от боли в отбитом большом пальце - последний раз футболила мяч лет двадцать назад. Хон Сонги подскакивает к невесте с испуганным: «Милая, что с тобой?» Присевшая на корточки Наюн злобно рыдает, растеряв всю наработанную британскую респектабельность, а заодно и половину макияжа. Тычет в меня пальцем:
- Она… эта дрянь… посмела меня ударить! Пнула!
- Само собой! - огрызаюсь я, осторожно ворочая ступней – не сломана ли? - Ой!.. Я тебе не твой женишок, терпеть побои не собираюсь!
Выпрямившийся Хон Сонги гневно приказывает:
- Ким Минхва-ши, извинись перед Наюн немедленно!
От изумления и возмущения я даже забываю про ушиб.
- Что? Мне? Извиниться?! Эта… увела у меня парня, а я еще должна просить у нее прощения?! Да ты рехнулся!
- Нечего винить Наюн. Никто меня не уводил, - чеканит Сонги. - Я сам ушел! Понимаешь? Я ушел не к ней, а от тебя!
Не верю своим ушам: а что ты говорил всего пять минут назад?! Что я ни в чем не виновата, что причина не во мне? Искренне извинялся? Когда и кому ты врешь, Хон Сонги? Мне? Ей? Всем, в том числе и самому себе?
Воспользовавшись моим замешательством Наюн совершает прыжок кобры и, обхватив меня за ноги, валит на землю. «Хорошо хоть на траву, не на асфальт», - заторможено отмечаю я…
Ударить меня ей не дают.
Девица куда-то с меня девается, и я наконец могу сделать вдох, застрявший в груди от отбитых легких и ее веса – тощая-тощая, а тяжелая! Схватив сзади под мышки меня вздергивают на ноги и начинают деловито отряхивать. Еще и ворчат при этом:
- Да что ж Минхва-нуна такая неуклюжая? Вечно за все запинается!
- Это же она меня… Эй! – Ючон чувствительно шлепает меня по заду, и я оборачиваюсь с возмущенным: - Ты что творишь?!
Хубэ улыбается мне как ни в чем ни бывало и обращается к парочке:
- Если хотите, чтобы услышали все, давайте орите погромче! Обеспечьте офис горячей темкой для сплетен!
Вырываясь от держащего ее за локти жениха Наюн выпаливает – правда, куда тише:
- Ну и что? Мне-то стыдиться нечего!
Ючон выгибает бровь:
- Не стыдно, что какая-то стажерка увела жениха у дочери самого господина Со Мёнчоля?
- Я увела?! - ахаю я.
- Она вовсе не уве… - начинает «дочь», но Ючон прерывает обеих: меня – чувствительно ущипнув за локоть, а ее вопросом:
- Наюн-ши, а что с твоим лицом? Тебя им по земле валяли?
Потираю руку, гневно глядя на парня. Тот бормочет: «Помолчите, сонбэ!», а хоновская невеста уже суетливо ощупывает лицо, бормоча: «А что с моим лицом? Сонги, дай зеркало! Где моя сумочка, а, вот… Омо! Какой кошмар! Ты погляди, что вы со мной сделали!»
Я слегка расслабляюсь – сообразительный хубэ переключил агрессоршу на собственную внешность, так что на данный момент военные действия окончены. А завтра… будет завтра. Но тут наш сообразительный неожиданно напрягает меня вновь, и еще как! Непринужденно поправляет мои волосы, приговаривая:
- А Минхва-нуна почему такая растрепанная? Забыла с утра расчесаться?
Стою, моргаю: понятно, что Ючон пытается притушить конфликт, но ведь можно обойтись без этого… сюсюканья! И без рук! Отвожу его ладонь, говорю язвительно:
- Когда я… споткнулась, она за мои волосы держалась! Вот и растрепала!
Хубэ крепко подхватывает меня под локоть и поворачивается к паре Хон-Со с укоризненным:
- Наюн-ши, нельзя ли поаккуратнее с моей малышкой? Смотри, что ты натворила!
«Моя малышка»?! Сонги отвешивает челюсть почище меня, его нынешняя замирает с салфеткой в одной руке и зеркальцем в другой. Она оттерла только половину лица и выглядит очень потешно. Но мне совершенно не смешно.
- Ты чего?! – шиплю я, дергая локтем, однако пальцы у взбесившегося хубэ просто стальные. Ючон улыбается своей обычной ослепительной (на мой взгляд, просто идиотской) улыбкой и жизнерадостно провозглашает:
- Чаги-я[1], я же совсем забыл! Привез сюда твою майку, помнишь, ты мне давала, когда я у тебя последний раз ночевал? Пойдем заберешь. Ты уже завтракала?
Кидаю затравленный взгляд на ошарашенные лица онемевшей парочки и выдавливаю:
- Нет пока…
- Вот и перекусим вместе! – радуется парень, увлекая меня за собой. Не рискуя обернуться, я машинально переставляю ноги вплоть до входа в здание. Тут наконец вырываю руку.
- Ким Ючон, ты рехнулся?!
Ючон приближает лицо к моему и говорит – тихо, но очень внятно и выразительно:
- Нет, это вы с ума сошли, сонбэ! Хотите потерять свою драгоценную работу?
***
[1] Чаги – обращение «любимая/ый», «дорогой/ая».