- И ты продолжаешь твердить, что ничего не знала?!
- Хальмони, - вмешивается Ючон, сидящий рядом со мной напротив родственницы, – Минхва-нуна и в самом деле не знала. Я ей не рассказывал.
Два моих родственника стоят сбоку, наблюдая за беседой: Минсок - как за увлекательным матчем, чуть чипсы в рот не закидывая, мама – неприступно сложив на груди руки и раздувая ноздри. Она еще не определилась, как ко всему этому относиться, но скоро кому-то мало не покажется! Только ни я, ни она пока не в курсе, кому именно не покажется.
Ким Юри смотрит на внука как на дебила:
- А у нее своих глаз и мозгов, нет, что ли?
Я длинно вздыхаю: получается даже не вздох, а какой-то надрывный стон-рычание, и чебольи Кимы сразу умолкают: опытный Ючон даже отклоняется в сторону, а Юри смотрит на меня с каким-то выжидательным любопытством. Но побить мне хочется не его (ладно, не только его!), но и самой себе по тупой башке настучать - за невнимательность, неумение сложить два и два, то есть общую картину из оговорок, ситуаций, намеков хубэ и окружающих. Еще и Хон Сонги наверняка все знает: сколько раз твердил не связываться с Ючоном, только себе хуже сделаешь! Не мог сказать прямо, з-заботливый наш!
Напускаюсь на хубэ с первой пришедшей на ум претензией:
- А почему тогда я всегда и всюду за тебя платила?!
Огорошенный парень, явно ожидавший другого, оправдывается:
- Да я всегда забываю обычную карточку, ну как бы я расплачивался перед сонбэ черной картой Американ экспресс?
- Ну да, это вряд ли объяснишь той твоей подработкой… - бормочу я. И, осененная внезапной догадкой, вскидываюсь: - Или ты ее тоже выдумал?!
- Нет, это сонбэ сама всё придумала, - парирует Ючон, - а я же послушный, только соглашался…
- Ах ты ж!.. – И он все-таки огребает свою законную оплеуху. Со стороны моей родни доносится сдвоенное «ох!», а бабуля Ким откидывается на спинку дивана и скрещивает ладони на рукояти трости. Как бы сейчас меня этой палкой в ответ не огрели! Нет, только – и неожиданно! – усмехается:
- Кажется, теперь я знаю, каким образом тебя заставляют работать!
- И этим в том числе, - бурчит Ючон, потирая затылок.
- А еще чем? – живо интересуется престарелая родственница, перенимая опыт управления непутевым внуком.
- Собственным примером.
- То есть?
Тут даже я прислушиваюсь, хотя пальцы сжимаются в заветной мечте удушить столько раз проведшего меня чеболя. Не вставая, Ючон низко кланяется маме – та от неожиданности расцепляет руки и отвечает ему растерянно-поспешным поклоном.
- Омони, простите, что не пришел к вам раньше… и что пришлось знакомиться в такой неудобной ситуации. Вы воспитали очень хорошую дочь. Минхва-нуна, она… - Ючон мнется, косясь на меня, я отвечаю ему тяжелым взглядом – чтобы не расслаблялся, но жду продолжения вместе со всеми.
- Говори, - благосклонно произносит родительница.
- Она восхитительная! – выпаливает парень и снова краснеет, словно ему в лицо кипятком плеснули.
- Тэбак! – ошарашенно выпаливает Минсок, и хубэ со смешком ему кивает:
- Да, в этом смысле тоже… Но я имел в виду, – он вновь глубоко вздыхает и разражается получасовой хвалебной речью - обо мне. Слушала бы да слушала, если б не понимала, что таким болтливым образом Ючон пытается избежать взбучки от трех разгневанных женщин. От бабушки – потому что внук «выбрал» меня, такую замечательную, но бедную и отягощенную неподходящим семейством. От меня – что молчал, кто он таков, и вообще всегда врал напропалую. От мамы… пока еще не знаю, за что, но по своему опыту уверена, причина обязательно найдется. Поэтому, как ни приятно это слышать, я старательно пропускаю все мимо ушей. Когда внук наконец выдыхается, председатель уважительно покачивает головой:
- Айгу-у! Значит, тебе очень повезло с сонбэ, Ючон! А ты, агасши, коли не знала, кто он таков, почему его выбрала? Или он тоже для тебя… - бабуля Ким посмаковала слово, - …восхитительный?
Кошусь на хубэ: раз у нас вечер откровений, не выдать ли еще одну тайну: что мы парочка фальшивая? Ючон под столом умоляюще трет ладонь о ладонь – просит прощения и одновременно заклинает молчать. Ну что ж, выручу его еще раз. Последний.
– Да просто жалко его стало!
Глаза Ючона округляются, но его изумление озвучивает бабушка-председатель:
- Что?! Жа-алко? Моего внука?
Пожимаю плечами - меня несет.
- Ну я же не знала, что «золотую ложку» жалею! А так – семья вроде есть, и не бедная, только почему-то мальчишка ел, рос и учился отдельно от нее. Один. И мать, похоже, не слишком-то его любит, но такое случается и в других семьях, - с вызовом смотрю на собственную маму, та поджимает губы, но помалкивает, в другой раз выскажет. – А так Ючон парень высокий, красивый, даже умный, - хубэ расплывается в улыбке, и я мстительно добавляю: - иногда. Но какой-то… неприкаянный.
Кажется, я пересолила – председатель Ким Юри поджимает губы и суровеет. Правда всем глаза колет, но как бы мне мои собственные не выкололи – за то, что замечаю чего не надо. И язык не укоротили, раз говорю, чего не следует. Ожидаю выволочку от старой женщины, но тут встревает Ючон:
- Раз мы обсуждаем, кто кого достоин, и чья семья кому не подходит… Прости, нуна, я не все про себя рассказывал.
- Как, есть что-то еще?! – вырывается у меня.
- Да, я очень глубокая и разносторонняя личность! - заверяет хубэ не моргнув глазом. - Насчет того, что семья у меня то ли есть, то ли нет…
Председатель пристукивает тростью:
- Ким Ючон, прекрати немедленно!
- Хальмони сама начала, когда пришла в этот дом! Видите ли, я – внебрачный ребенок.
Его бабушка закатывает глаза, но молчит. У моего брата универсальный комментарий на все сегодняшние откровения:
- Тэба-ак!
Ючон кивает ему:
- Вот именно! Отец забрал меня у матери еще маленьким. А после его смерти меня отослали жить в Европу. Чтобы не раздражал. Ведь так, хальмони?
Старая женщина прикрывает ладонью лицо и даже отворачивается. Бормочет:
- И зачем такое рассказывать? Зачем позориться?
- Вы сами это начали! – напоминает внук. – Так что неприязнь омони вполне понятна: она мне не родная и почему-то не обрадовалась ребенку от любовницы. – Ючон улыбается мне почти беспечно: - Так что мой характер уж точно не от нее! Я просто таким уродился.
- Да, - оглушенно соглашаюсь я. – Личность ты разносторонняя…
- Это круче, чем даже дорама выходного дня[1]! – восхищается брат. – Ой!
И ему достается полотенцем.
- Помолчи-ка! – командует родительница. – Это правда, самонним?
Та раздраженно отмахивается:
- Зачем старое ворошить! Ким Ючон - мой родной внук и давно включен в семейный реестр, так что это ничего не меняет!
Мама знакомо (для нас братом) подпирает бок кулаком со стиснутым полотенцем: как бы сейчас им и председателю не прилетело! Переспрашивает тоном выше:
- Ничего не меняет?! Когда самонним пришла сюда и сказала, что наша семья не достойна вашего драгоценного внука потому-то и потому-то, я стерпела: что ж, чистую правду говорят, что есть, то есть. А что ж тогда сами-то молчали, что не так уж ваш внучок хорош?! Да еще и практически сирота! Незаконнорожденный сын от любовницы, которая от него отказалась, и отец рано умер! Вам, значит, ворошить прошлое можно, а нам нет?
Кинув быстрый взгляд на Ючона, пытаюсь ее остановить:
- Мама, не нагнетай! Вон в Европе или в Америке давно никто не считает таких детей позором или…
- Да что нам до тех Европ! Ты тоже хороша: сошлась с парнем, о котором ничегошеньки не знаешь! Говорила же: приводи его ко мне, я бы раскусила обманщика с первого взгляда!
- Послушай, мама Минхвы… - пытается вставить слово председатель Ким, но родительница уже дышит огнем:
- Вот именно – я мама Минхвы! И я не дам ее в обиду! Мало того, что вы оба заявились к нам в день поминовения ее отца, так еще и разборки тут устраиваете!
Старая женщина, похоже, только сейчас замечает не выветрившийся запах благовоний, наши черные костюмы и неприбранную поминальную табличку. Часто моргает то ли в натуральном, то ли в хорошо отыгранном смущении:
- Ох, прошу прощения, я не знала… - Даже, не вставая, кланяется отцовской табличке.
Я сжимаю руку хубэ, молча извиняясь за мамины слова, но в глазах обернувшегося ко мне парня сияет натуральный восторг:
- Твоя омони такая крутая! Еще никому не удавалось заткнуть бабушку!
Кажется, он даже не заметил эпитеты, которыми его сейчас наградили: привык и пропускает мимо ушей?
- А если б знали, - воинственно продолжает «крутышка», - что, не явились бы к нам с этим разговором? Моя дочь недостойна вашего внука? Да это он ее недостоин! И вообще, забирайте свои подачки, мы тут с голода не подыхаем, как вы, видать, решили! – И несется на кухню. Брат пытается перехватить и уговорить ее: и правда, когда еще доведется отведать такой говядинки, да и консервы точно не в соседней лавке куплены… Но остановить разгневанную родительницу на моей памяти еще никому не удавалось.
Как бы председатель Ким сейчас охрану не вызвала! Но Ючоновская хальмони игнорирует разыгравшуюся бурю: смотрит на наши сцепленные руки (я к тому же еще утешительно похлопываю парня по спине). Непонятно с каким выражением смотрит, но я поспешно разжимаю пальцы. Когда мама прорывается мимо Минсока с разваливающейся коробкой наперевес и с грохотом вышвыривает ее во двор, понимаю, что чеболей пора спасать: а то сейчас следом полетят!
Встаю и звучно объявляю:
- Так, всё!
- Что – «всё»?! – пытается продолжить свое сольное выступление родительница, но теперь уже я ее перекрикиваю – в конце концов дочь я своей матери или нет?
- Мама, хватит! Хальмони… то есть, госпожа председатель, надеюсь, ясно, что мы ничего не знали о семье моего хубэ… то есть Ким Ючона?
– И ты вцепилась в него просто так, из большой любви? - все еще придирается незваная гостья.
На язык так и просится: «Да это ваш внучок за меня цепляется, а не я!» Машинально совсем по-мамски подбоченившись, выпаливаю:
- Да, просто так! – встречаю напряженный взгляд хубэ и говорю – скорее для него - то, что уже давно хотела сказать этим странным людям: - Если вы… ваша семья не любит Ючона, это не значит, что его не сможет полюбить кто-то другой!
Председатель смотрит на меня с интересом:
- Просто так, значит? А ты знаешь, сколько стоит вон то колечко на твоем пальце?
Я гляжу на свое «парное» кольцо, отвечаю тоном ниже:
- Но Ючон взял его напрокат и…
Хальмони сухо и мелко кашляет – даже не сразу ясно, что это смех:
- Напрокат? Да, ты и впрямь ничего не понимаешь, а туда же… Этот бренд изготавливает украшения по индивидуальным заказам. В единственном экземпляре. Их просто невозможно арендовать, только купить!
Вопросительно гляжу на Ючона: тот тут же поднимается.
- Это правда? Ты опять меня обманул?!
Парень пожимает плечами:
- Ну иначе бы нуна не взяла кольцо… И что значит – «опять»? Я же не обманывал, просто не договаривал!
Испытываю сильнейшее желание пнуть его по голени – чтобы Ючон с воплями запрыгал на одной ноге от боли. Вместо этого стягиваю кольцо и с размаху припечатываю его к столу.
- Вот ваше кольцо по индивидуальному заказу! Возвращать мне деньги за обеды-ужины-перекусы вашего внука не нужно, я тогда кормила безденежного младшего, а не этого… чеболя. Пусть это будет платой за прокат колечка. Всё? Мы в расчете?
- Не совсем… - Председатель вновь скрещивает пальцы на ручке трости.
- Что-то еще? – теряюсь я. Разведя руки в стороны, демонстративно себя оглядываю. – Больше он мне нич-чего не дарил и не покупал!
(А мог бы!)
- Я иногда проверяю счета моего внука…
- Иногда! – хмыкает внук. – Да постоянно!
- …и недавно обнаружила один перевод на приличную сумму неизвестному мне лицу. Его имя… - Председатель обводит нас поблескивающим глазками. – Ким Минсок.
- ЧТО-О?!
Под скрестившимися на нем взглядами брат поднимает руки, словно сдаваясь.
- Ну да, было дело. А что такого? Он же сам предложил!
- Когда… вы что, знаете друг друга?! – Это мама.
- И ты взял деньги у совершенно незнакомого человека?! – Это я.
- Ну не совсем незнакомого, он же твой парень, сам мне сказал… И, как видишь, для него это - тьфу, мог и побольше дать…
Всё, я больше не могу! Я вцепляюсь в собственные волосы, чтобы не вцепиться в чьи-то чужие, и ору так, что побиваю рекорд даже нашей родительницы:
- АААААААААААА!
Чувствую, как меня пытаются обнять, обхватить, успокоить, но продолжаю кричать, пока в легких не кончается воздух. Тогда выпрямляюсь и сквозь всклокоченные пряди волос смотрю в близкое встревоженное лицо Ючона – это он старался меня угомонить, смельчак! Отпихиваю его и обнаруживаю, что своим криком буквально вдавила бабушку-председателя в спинку дивана, а брата как будто одним махом зашвырнула на кухню: вон, воровато выглядывает из-за холодильника! Мама тоже не приближается, опасливо машет обеими руками (в одной полотенце) на расстоянии, словно пытаясь меня охладить, и повторяет:
- Минхва, ну тише, тише… успокойся… хватит уже...
Да, такой концерт я закатила впервые. Может, следует делать это почаще, чтобы меня наконец услышали? Сухо кашляю и говорю севшим голосом:
- Ючон!
Парень отзывается – и мягко и тревожно:
- Да, чаги-я?
Получается это у него так естественно, что я даже на миг теряюсь - вот натренировался! Встряхиваю головой.
- Все всё поняли! Мы друг другу не подходим и никогда не подойдем, так что давай прекращать этот спектакль.
- Спектакль? – переспрашивает председатель.
- Прекращать? – повторяет Ючон.
Не собираюсь я признаваться в нашей авантюре, не бойся! Самой же хуже будет. Но дальше уж точно без меня!
- Да. Всё. Хватит. Ты все это время меня обманывал…
- Минхва-нуна, прости, я правда не хотел этого делать! Просто семья решила, чтобы в компании никто не знал, я начал работать, так сказать, с низов…
Может, и правда. Но я отмахиваюсь.
- Ты же видишь, что ничего не получится? Мы вообще из разных миров. И наши семьи против наших отношений.
- Конечно, против! - вставляет мама, хоть уже без прежнего запала, а председатель удовлетворенно кивает: наконец-то все идет по ее сценарию. Очень хочется чем-нибудь ей досадить: например, кинуться на грудь Ючону и, орошая слезами, завопить (а что, это у меня, оказывается, неплохо получается!): «Чаги-я-я, никому я тебя не отда-а-ам!», но…
Все мои слова – чистая правда. И про обман. И про семьи. И про миры. А те нежданные… эфемерные чувства, которые я стараюсь игнорировать, никому, в том числе, и мне самой, не нужны и вообще… временны.
- Так как все решено, прошу господина Ким Ючона покинуть наш дом, - официально предлагаю я.
- Сонбэ-ним… - парень протягивает руку, но я уворачиваюсь и кланяюсь ему – довольно низко, словно руководителю.
- Прошу прощения, но господину Киму придется искать себе другого сонбэ, я для этой роли не гожусь. Доброго пути!
Господин Ким смотрит, словно пытаясь что-то прочесть по моему лицу – ищет тайный смысл? Ждет, что я ему незаметно подмигну? Но я имею в виду только то, что сказала.
- Хорошо, - наконец решает Ючон. – После поговорим. Извините за сегодняшнее, омони, - это уже родительнице. - Прошу прощения за себя и за мою бабушку.
- Не слишком ли ты много на себя берешь, Ким Ючон? – подает голос председатель. – Извиняется он за меня, гляди-ка! Да если б не ты, ничего б этого не случилось!
- Идем уже, хальмони, - только и отвечает на это внук, кивает Минсоку, и, бросив короткий взгляд на меня, уходит. Мы дружно переводим взгляды на прочно угнездившуюся на нашем диване Ким Юри. Та хмыкает:
- Что, теперь меня выставляете?
- Что вы, как можно? – в тон ей отвечаю я. – Просто у главы корпорации «Ильгруп» слишком много дел и хлопот, чтобы тратить свое драгоценное время на ничтожных нас!
Мама незаметно тычет меня в спину: угомонись уже, хватит! И правда пора прикусить язык – если, конечно, я все еще собираюсь продолжать работать на ту самую корпорацию, но… Не хочется.
Ким Юри хмыкает и неожиданно бодро – наверное, победа придала ей энергии! – встает с дивана. Проходя мимо, вдруг по-свойски пихает меня локтем, усмехается:
- И характер-то ровно как мой в молодости! Эх, жаль-жаль, что тебе с семьей не повезло…
Наверное, пытается таким образом подсластить горькую пилюлю: на губах мед, на сердце - лед, как говорит мама. Даже сквозь стиснутые зубы я не могу пожелать председателю доброго пути. Это делают мои родственники, потом торчат в дверях, наблюдая, как разъезжаются от дома невиданные в нашем районе люксовые автомобили.
Мама проходит в дом и, отбросив многострадальное полотенце, заявляет (ну да, как же без последнего слова!):
- И думать не смей! Нашла с кем связаться, с чеболем! Сом ищет сома, а плотва плотву! Ровня нужна, а это так, побаловаться, только время терять! И пользы от него тьфу – одно-единственное колечко, и то отобрали!
Надо думать, подари мне Ким Ючон машину и квартиру, и погаси все наши долги, сказала бы: «Айгу-у, какая молодец моя доченька, чеболя ухватила!»
- Да еще внебрачный и беспутный, даже бабка признает! - не успокаивается мама. – Поговорю со знакомыми, пойдешь на свидание с нормальным парнем, и не крути носом, пойдешь как миленькая! Ишь, нехороши мы им! – И, озабоченно схватившись за лоб, прерывает саму себя: – А проблем-то на работе у тебя не будет? Вдруг вообще уволят, а?
Не в состоянии я сейчас ни строить версии, ни предсказывать завтрашние проблемы, ни говорить о Ким Ючоне. Подхватываю куртку и с «всё, мама, я пошла» пролетаю мимо родительницы.
- Но… - слышу вслед, но не оборачиваюсь. Во дворе Минсок хозяйственно собирает урожай рассыпанных консервов – чеболи, разумеется, их не взяли. При виде меня брат с широкой улыбкой показывает сразу два больших пальца.
- Минхва-нуна, а я вас с Ючоном поддерживаю! Можете на меня рассчитывать!
Я с размаху и с большим удовольствием наступаю ботинком ему на ногу в наскоро надетом шлепке, еще и прокручиваю показательно. Брат вопит от боли и неожиданности:
- Нуна, за что-о?! Я же за вас!
- Не смей брать чужие деньги, понял?! – шиплю я. – Теперь еще и их отдавать придется! - И замахиваюсь подхваченной с земли банкой тушенки.
Минсок испуганно прикрывает голову обеими руками, а я…
Стою с это проклятой банкой в руке и смотрю сверху на своего скорчившегося брата: старый костюм с «блеском» на локтях и коленях (надевается на все собеседования, экзамены и похороны), стрижка от парикмахерши по соседству (не очень умело, зато дешево), бледная кожа – бесконечное бдение над учебниками в душной комнатке без окон и алкоголь на пустой желудок никого не красят… Только что здесь был его ровесник, которому все досталось просто так, от рождения – не нужная ему учеба заграницей, не нужная ему работа по знакомству, неисчерпаемая карта «Американ экспресс», квартира в престижном районе Сеула. Еще и богатая невеста из влиятельной семьи светит...
У Ким Ючона есть всё - кроме любви близких.
И я даже знать не хочу, что бы из этого выбрал Минсок, случись у него такой выбор…
Наклоняюсь и… треплю брата по голове – тот вздрагивает как от удара, вскидывает изумленные глаза. Говорю сдавленно, стараясь не расплакаться от накатившей жалости – к нему ли, к себе ли:
- Помоги мне хоть немного, Минсок! Твоя нуна тоже не железная…
По пути к воротам подбираю еще одну банку, теперь с рыбой. Ну а что, заработала же я хоть такие «отступные»?
***
[1] Дорама выходного дня – длинный семейный сериал, «мыльная опера».