Офисный роман, или Миссия невыполнима

Глава 41

Мы сидим на полу в похоронном зале, словно пара родственников, готовых принять глубокие поклоны кхынчоль, соболезнования от знакомых, друзей и коллег умершего. Сколько их у человека его возраста вообще осталось? Гляжу на фото господина Чхве среди траурных белых хризантем: на нем он еще просто пожилой, а не тот глубокий старик, каким мы с Ючоном его застали.

Поминальный столик занят только один: за ним та самая хозяйка маленького кафе да еще несколько людей преклонного возраста - наверное, это все соседи, оставшиеся на опустевшей улочке. Бабуля с наслаждением рассказывает очередному пришедшему, как заглянула к «старику»: «прямо сердце чуяло!» - и обнаружила мертвого хозяина, лежавшего в своем старом, но чистом и выглаженном костюме, прижимая к груди портрет дочери. Словно он готовился к тому, что сегодняшней ночью умрет…

А, может, и приготовился, думаю я. Никто ведь не делает вскрытия старикам, еще и похоронили бы как безродного, если б не примчавшийся по звонку владелицы кафе Ким Ючон, и организовавший все погребение. Непривычно молчаливый и серьезный парень наливает мне следующую рюмку. Кручу ее в руке, признаюсь:

- А я ведь обещала к нему приходить… все собиралась, но откладывала и откладывала до следующих выходных…

- Я тоже.

Мы выпиваем и слушаем, как старики, уже посмеиваясь и споря, вспоминают события давно минувших лет, сыпля с трудом извлеченными из памяти именами и датами: последние осколки тающего зеркала прошлого, которое окончательно исчезнет вместе с ними…

- Ему выплатили компенсацию за смерть дочери, не знаешь?

- Выплатили, - мрачно говорит Ючон, - только господин Чхве не успел этими деньгами воспользоваться. Точнее не захотел.

Оказывается, старик перевел все деньги в Общественный фонд защиты женщин-работниц. А ведь мог прожить свои последние годы безбедно… Не захотел, как он тогда сказал, «делать воны на крови дочери». Может, и держался на этом свете из-за надежды наказать виновных. А потом и эта цель исчезла – с нашей с Ким Ючоном помощью…

Замечаю текущие по лицу слезы, лишь когда хубэ молча протягивает мне салфетки. А когда я начинаю всхлипывать, бормоча: «Ну почему все так? Вот скажи, почему все так?!», еще и притягивает меня к себе. Уткнувшись в твердое плечо парня, уже открыто и громко рыдаю, словно подросток, впервые столкнувшийся с несправедливостью и жестокостью людей и жизни в целом.

- Вот разревелась… Все точно решат, что я близкая родственница Чхве Мансика, - бормочу я неловко. Ючон вежливо наполняет мою рюмку, остатки выливает себе и задумчиво комментирует:

- Хорошо, когда вообще есть кому плакать. Вот обо мне точно никто не зарыдает…

Давит на жалость? Хотя судя по его семейке такое вполне может случиться, я подбадриваю парня с насмешкой:

- Так и быть, оброню по тебе пару слезинок - от облегчения, что теперь ты уж точно оставишь меня в покое! Даже цветочки в крематорий могу принести!

Ючон картинно хватается за сердце.

- Тогда я спокоен: Минхва-нуна позаботится обо мне и после моей смерти!

Продолжаю могильную тему:

- После-то какие с тобой хлопоты – лежишь себе смирненько, никого не достаешь… - И спохватываюсь: смех, конечно, смехом, но… Понизив голос, спрашиваю: - С тобой же больше ничего… странного не происходило?

- Странного? – не сразу понимает Ючон. – А, нет. Никто меня больше не топил и с лестниц не сбрасывал, так что не надейтесь, сонбэ!

***