Огибая свет (СИ)

п.4.; г.7; ч.2

…На этот раз тишина и вонь лифтовой кабины показались мне совершенно нестерпимыми. В висках колотило, во рту пересохло, приятный эффект от недавнего глотка паймы растворился без следа.

Моя Сапфир укатила в компании «Детей заполночи»? Моя синешкурая Сапфир, при любом упоминании дел казоку тактично прятавшая взгляд и прижимавшая уши? Что вообще происходило в нашем родном комплеблоке, пока Ланс Скичира готовился спасать привычный мир?

Затхлый воздух подвала пах новыми неприятностями, щекотал в носу и вынуждал морщиться.

Знакомый гендо оказался на прежнем месте, в укромном закутке дальнего угла парковки. При моём приближении из тени выплыл Гвоздодёр, наблюдавший за трехколёсником из удачно выбранного укрытия. Вышибала уютного дома выглядел насупленным. Он выглядел чу-ха, начинавшим подозревать неладное…

— Всё в норме? — негромко поинтересовался он.

— *уй его знает… — честно ответил я.

— Наверху были неприятности?

— Нет. Но, возможно, будут. Ч’айя в порядке?

— Кто?

Байши…

— Куранпу. Моя подруга. Она в порядке?

Если Гвоздодёр и удивился, виду не подал.

— Уснула.

Теперь выглядеть не сильно-то удивлённым постарался я сам:

— Умоталась, как пить дать…

Опустил сумку на пол, приоткрыл полог и взглянул на девчонку. Всё ещё сжимая шоковый башер на коленях, та откинулась на продавленную спинку и спала, причём, судя по всему, достаточно крепко.

Только сейчас я обратил внимание, что Куранпу одета в многослойную тёмно-синюю накидку с просторным капюшоном и прочными кожаными вставками, куда менее драную и застиранную, чем моя. Вероятно, тоже подарок Лоло…

А ещё мне отчего-то показалось, что в тесной кабинке проснётся всё же Ч’айя. Кстати, с премерзким послевкусием после глотка паймы.

— Возникло дело, — понизив голос, сказал я Гвоздодёру. — Важное.

Бережно, чтобы ненароком не разбудить, забрал маску с коленей спящей красавицы.

— Нужна помощь?

Охранник казался собранным и готовым к любой драке, чуть не заставив снова поинтересоваться, почему вообще помогает.

— Справлюсь.

О, до чего же мне действительно хотелось в это верить!

— Но просьба будет: отвези девчонку обратно к Лоло. И больше не выпускай, сисадда? Если спросит, скажешь, что поехал к отцу. Там мне точно ничего не грозит, так что для волнений причин не найдётся.

— Хао, — запросто кивнул чу-ха с молотком на поясе.

— И пусть снова наденет «болтушку».

— Передам.

— Надеюсь, я недолго.

Ну вот, достаточно добавить слово «надеюсь», и тебя уже не смогут обвинить во лжи. Гвоздодёр слушал, не забывая поглядывать по сторонам и провожать отъезжающие фаэтоны подозрительными взглядами.

— Как только закончу, сразу двину в уютный дом.

— Хао. Заходи со двора, я увижу и открою.

— Без проблем.

Да, отличный план: ненадолго в Нарост, и сразу к Заботливой Лоло. Так просто! И пусть я частенько выдавал желаемое за действительное, сейчас собирался приложить все усилия, чтобы так на самом деле и оказалось.

Снова приоткрыв полог, я угнездил сумку на сиденье рядом с девушкой. Пришнуровал истрёпанный край, отступил:

— И ещё, Гвоздодёр…

Тот уже деловито наматывал шарф, но теперь замер и окинул вопросительным взглядом.

— Я правда благодарен тебе за помощь.

Чу-ха широко оскалился, и расшифровать крывшуюся за этим эмоцию я не сумел…

Уточнять не стал. Развернулся, пошёл прочь, в только что скрывавшую охранника тень, к агонизирующему свету потолочных ламп соседней секции. Пошёл не оглядываясь, ведь оказалось неожиданно больно наблюдать, как Гвоздодёр увозит Ч’айю.

Доверял ли я крепышу, с которым всерьёз пересекался едва ли третий раз в жизни? Что ж, в сложившихся обстоятельствах — пожалуй. Насколько это вообще было возможно в таком замечательном месте, как Юдайна-Сити…

Дождавшись, пока стихнет шум движка гендо, я ускорил шаг и направился на знакомый парковочный номер. Наверное, если бы фаэта там не оказалось, мне пришлось бы аккуратно угнать соседский. Не то, чтобы я считал себя специалистом в вопросе, но пару раз доводилось, справился бы. Разумеется, после я бы обязательно вернул транспорт на место, мы же соседи!

Однако знакомец «Барру» оказался там, где и всегда — ржавое ведро, держащееся в воздухе полётных коридоров исключительно на вере в добро и (что не совсем точно) волшебной пыльце.

Убедившись, что зрителей нет, я опустился на колено и просунул руку под кожух переднего колеса; отстегнул магнитный чехол с запасным ключом запуска, поднялся, непринуждённо отряхнул брезентовую штанину.

Конечно, в базах гаппи всегда можно было отыскать кого-то из казоку-пунчи, по долгу службы отиравшихся поближе к «Куску», да и попросить того подкинуть до нужного места… Но добрая половина виртуа-Лансов отчего-то воспротивилась. А полтора десятка пропущенных вызовов от Нискирича только усугубляли это нежелание.

Никакой электронной тонировки на окнах колымаги, разумеется, не было. Потому я аккуратно задёрнул пошленькие шторки (неизменный атрибут транспортного средства, принадлежащего любой самочке гнезда), и только после этого включил двигатель.

Тревоги наслаивались, уже не позволяя определить, какая важнее. В животе урчало с намёком, сознание ощущалось безобразно трезвым.

Когда я в последний раз вообще говорил с Сапфир? Приблизительно тысячу лет назад в подвальной норе, оставляя Ч’айю на попечение синешкурки. Затем через гаппи из особняка Чинанды-Кси, да. А уже этим утром её «болтушка» принимала только звуковые послания, хотя в ответ помощница меня вызвать-таки всё же разок попыталась. Ладно…

Что вообще могло произойти в «Комплеблоке-4/49», пока мы с Ч’айей прятались, а затем улепётывали от агентов «Уробороса» и делились сокровенным с Заботливой Лоло?

Нискирич фер Скичира узнал про Ч’айю и её недавнюю связь с Сапфир? Он задумал обложить отца синешкурки новой непомерной данью, а тот встал в бойцовскую стойку? Моя помощница совершила недопустимое, нарушила непререкаемые законы улиц? Или всё это с неким умыслом подстроил джинкина-там, и наплевать, в какой из своих ложных форм?

Перебирая в голове эти и ещё более нелепые предположения, я выкатил фаэтон в западный переулок «Куска угля» и двинулся на юг.

Подворотневые ссыкуны, пьяницы и уединившиеся под лестницами парочки в шарфах штормбольных команд визгливо возмущались и швырялись мне вслед бумажными стаканами из-под эля.

Чертыхаясь, я медленно полз через рой хвостатых болельщиков к свободным полосам движения. Впрочем, что значит «медленно»? Я видел девяностолетних чу-ха, бегавших быстрее, чем сейчас катился мой дряхлый фаэтон…

Наконец в толпе образовался просвет.

Я тут же прибавил скорости, вырвался на проезжую часть 12-й улицы, при этом чуть не сбив пару гендоистов. Не уставая дёргать за рычаг клаксона (пусть сами разбираются, извинялся я, или негодовал от их нерасторопности), вывернул направо, где наконец пустил неудержимый болид в более приличном темпе.

В голове продолжали гудеть самые нелепые предположения.

Сапфир поэтому не отвечала на мои вызовы? Или на пару с Нискиричем готовила мне тайную гулянку? Или собиралась попросить у «Детей заполночи» в долг?

А может, у неё возникли проблемы, с которыми ходят исключительно к казоку-хетто, и просят тихо, склонив голову и проявляя достаточное уважение? Тогда почему, ради Благодетельной Когане, она не пришла ко мне⁈ Или же дала о себе знать плохо скрываемая ревность к Ч’айе?

Могло быть так, что Сапфир неверно истолковала последствия утренней стычки перед комплеблоком и покатила к старшему фер Скичире умолять найти непутёвого пасынка и подлатать его продырявленную шкуру? Виртуа-Лансы наперебой сыпали теориями, ни одну из которых их вожак не мог ни подтвердить, ни опровергнуть.

Задумчиво обгоняя фаэтоны и гендо, я мельком поблагодарил чемпионат, основательно сокративший количество водителей на улицах, иначе новой вмятины на капоте «Барру» мне было бы точно не избежать…

В нужном месте я натужно подбросил корыто в силовой коридор и свернул в сторону казоку-шин. И чем ближе подбирался к крепости «Детей заполночи», тем отчётливее понимал одно — разгоравшейся войны кланов действительно не избежать.

«Сухих колец» стало ощутимо больше — то здесь, то там я видел дозорные четвёрки или даже восьмёрки крысюков в чёрно-жёлтых жилетах; настороженных, вынюхивающих, с укороченными ассолтерами под накидками.

Толпа, даже перебравшая винца, старалась держаться от патрульных подальше. Как и «полосатые рубашки», готовые в любой момент стать свидетелями, но никак не участниками возможной схватки с залётными чужаками.

Что ж… оставалось надеяться, что у мудрого Нискирича хватит сил и терпения разыграть эту партию, не подставиться под Магду, одолеть «Прыгунов» и не навлечь гнева бонжурцев. А ещё — не втягивать в заваруху меня, и без того, скажем так, обеспеченного проблемками…

На пустой эстакаде, ведущей к воротам Нароста, установили четыре новых столба с перебитыми «Шутами», подвешенными вверх хвостами. Под ними тоже прогуливались патрульные, на этот раз оружия не скрывавшие. Я высунул в приоткрытое окно руку и помахал скрещёнными пальцами, мне помахали в ответ.

Паркуя «Барру» в огромном гараже среди гендо и фаэтов казоку, я искоса всматривался в морды окружавших меня механиков и йодда. Пытался найти хоть намёк на события минувшего утра, на общее настроение, на напряжённость или предвкушение праздника.

Нужно ли говорить, что не увидел ничего странного?

Нового не открыли и встреченные по пути к Нискиричу редкие знакомцы. Обмены традиционными фразами были короткими и малоинформативными, а на витиеватые попытки узнать «не бросал ли казоку-хетто камни в своё отражение в утреннем пруду?» я слышал что-то вроде «чтобы узнать об этом, Лансу нужно самому стать камнем или отражением».

Беззвучно матерясь на поэтические умения чу-ха ускользать от прямых ответов, я достиг знакомого кабинета, перед которым медитировала в пустоту пара неотъемлемых крепышей.

По морде одного из которых, кстати, я и понял, что дело дрянь — едва заметив меня, тот молча кивнул на дверь трапезной, соседнюю от кабинетной. А затем отвёл взгляд с такой поспешностью, что я едва не повернул назад…

Сделав вид, что проверяю гаппи, немного постоял у окна, наблюдая за одним из многочисленных внутренних двориков. Сейчас на его стене растянули свето-струнное полотно, и большинство остававшихся в Наросте чу-ха шумно (хоть и почти без выпивки) наблюдали за подготовкой к очередному штормбольному матчу.

Я скомкал перчатки в карман и собрался с мыслями. Подготовил извинения на пять разновозможных упрёков от Нискирича фер Скичиры. Подготовил три стартовые фразы для осторожного разговора о Сапфир. Едва удержался от глотка паймы, и вошёл-таки в соседний с кабинетом зал, где отчим время от времени пировал с ближними Когтями.

Мгновенно забыв все заготовки…

Кроме вожака в самом простом из существующих чёрно-жёлтых жилетов, в трапезной находились Ункац-Аран и двое суровых Когтей семейства. А ещё Ритикама фер Скичира, то ли шестой, то ли седьмой сын вожака, не носящий заветных расцветок, но управляющий несколькими торговыми центрами и крематориями казоку.

Молодой крысюк занял пуф на дальней стороне круглого стола — ещё не жирный, но упорно стремящийся к этому. Однако лично меня от этого куска сала отвращал не избыток веса, а серебристый напёрсток, который тот, не скрываясь, носил. Кстати, судя по осоловевшим глазкам, торчок не постеснялся его совсем недавно использовать.

Разгорячённый от стриха, Ритикама почти не прикасался к еде, разговоры слушал вполуха и беспрестанно обмахивался бумажным веером. Бежевый пергамент усыпали пиктограммы гениальных высказываний древности, вроде «Богатство приходит к упорным», «Ты можешь быть сыт, но разум держи в голоде» или «Только сильные способны покинуть дворец уюта».

Не могу сказать, что мы когда-то были близки с «братишкой», да и общались-то всего пару раз. Да что там? Порой для меня становилось нелёгкой задачей вспомнить не только имена отпрысков черношкурого хетто, но и их реальное количество.

Впрочем, 99 % названной родни встречно хотели хвост на меня класть. Разумеется, какое-то время многочисленные гадёныши опасались возможных претензий жалкого терюнаши на настоящее родство и даже наследство Нискирича, но затем обвыклись, и по-прежнему стали видеть в нём лишь забавную игрушку и прихоть отца…

За спиной закрылась тяжёлая створка, но я не спешил проходить в зал, застыв на пороге под внимательными взглядами пятерых чу-ха.

Быстро осмотрел то, что у обеспеченных хвостатых называлось «скромным обедом», и по традициям которых лапки стола едва не подламывались от закусок. Оценил крохотные шашлычки из свинины с тепличными овощами, несколько видов лапши (от недоваренной в состояние шикошико до обжаренной), варёных крабов из залива Ка-Соу, несколько видов паровых пирожков, рыбу-мышь под корочкой, пару салатов с солёными медузами и полдюжины соусов от сладкого до острого настолько, что утром тебе прожигало жопу.

Запивалась нехитрая снедь разбавленным вином, отварами и элем. На краю стола я также заметил бутылку паймы, но к крепкому, судя по всему, сотрапезники едва ли притрагивались.

Когти оторвались от еды и уважительно кивнули, Ритикама небрежно вздёрнул скрещённые пальцы, а Нискирич отложил хаси, поднялся с места и распахнул дружеские объятья.

Конечно, он ждал.

Иногда мне казалось, что в Наросте нельзя сходить отлить так, чтобы об этом не доложили хетто.

— Ланс, мальчик мой! — Вожак обогнул круглый стол, подступил, схватил, прижал, крепко стиснул. От его синей куртки и плотного двуцветного жилета без нашивок за километр несло знакомым дымом «бодрячка». — Куо-куо! Ты поел?

— Да, благодарю! — Я заставил себя не застонать от боли в рёбрах, улыбнуться и даже кивнуть, чуть не оцарапав щёку о грубую джинсу. — Пусть будет добрым твой день… отец. Мы можем поговорить? Наедине…

— Можем! — пробасил тот. — Но чуть позже! Мой мальчик смотрит «Боль и радость»? Ну, признавайся, за кого болеешь? Мы тут в перерыве делаем новые ставки…

— Ни за кого, — я пожал плечами в неожиданном приступе вины. Казалось бы, чего оправдываться? Ан нет… — Как-то разлюбилась вся эта приверженность клубам и символам…

— О, пунчи, звучит, словно тебе снова пятнадцать! Ты же знаешь, что рано или поздно выбирать сторону придётся любому!

Байши! Вы что, суки, сговорились⁈

Но не успели злость и растерянность отразиться на моём лице, как Нискирич притянул к столу и резко поменял тему:

— Давай, малец, присоединяйся! У нас тут скромно, но вкусно!

Я позволил себе приподнять брови, покосился.

— С удовольствием разделю с вами пищу… отец. Но как только пойму, что происходит… У казоку всё в порядке?

Когти и Ункац-Аран вернулись к еде, с аппетитом набивая пасти маринованными водорослями и жареным мясом. По усам и шерсти на подбородках стекал жир, которому позволяли капать на узорную столешницу для привлечения удачи и достатка.

— Всё прекрасно, Ланс, всё просто чудесно!

Продолжая держать меня за плечи, Нискирич теперь чуть отстранился сам и склонил голову, рассматривая косившим глазом. Так, словно давно не видел и теперь искал перемены.

— Я так ждал тебя, мой мальчик! Мы все тебя ждали! Почему ты не отвечал на вызовы⁈ Где твой жилет?

Что ж… в итоге я так и не успел выпустить в него ни одну из припасённых фраз, заряженных отборной ложью. Черношкурый здоровяк отступил, оскалил здоровенные зубы, причмокнул, и снова выпалил, не позволив заговорить:

— Как же я рад, что ты цел! Слышал, что случилось у твоего дома, много слышал, мы обязательно разберёмся!

Он пружинистой походкой обошёл стол к своему месту, вынул из круглой железной чашки дымящийся скруток «бодрячка», с которым, по всей вероятности, не расставался даже в купальне. Зажал под губой, пыхнул, прищурился.

— Я знал, сынок, что ты едва не застрял в узкой норе. Да и мёртвые крииты на улицах Бонжура не приносят семье покоя. Но обещаю, что уже к вечеру улажу все разногласия с Хадекином фер вис Кри. Конечно, если больше ты ничего не утаишь от своего старика, сисадда?

Мне оставалось только закрыть рот.

Таким радостным… даже возбуждённым я видел отчима нечасто. Да ещё и в столь странной компании? Шаман и Когти продолжали жрать, усиленно делая вид, что не слушают разговора. Ритикама мелко лакал из пиалы.

— И всё же, сынок, почему ты не отвечал отцу⁈ — В зелёном глазу Нискирича блеснуло то ли ехидство, то ли злость. — Я, значит, места себе не нахожу, а он переадресует вызовы! Ненавижу эту твою черт у, засранец! — Он вдруг снова подступил и потрепал по плечу широченной ладонью. — Но я всё равно тебя люблю, мой мальчик. И поэтому ты обязательно будешь праздновать вместе с нами!

Моим ответом снова стала напряжённая улыбка.

Как можно непринуждённее я осмотрел остальных в комнате: жирный сводный братец подравнивал коготь пилочкой, младшие вожаки казоку мелко ёрзали на пуфах, а сидящий справа шаман довольно скривился.

— Есть повод праздновать? — наконец спросил я. — Команда района выиграла отборочные? Или «Прыгуны» запросили пощады?

— Яри-яри, это было бы чудесно! — заливисто хохотнул Нискирич. — Нет, всё пот о м, мой мальчик, всё пот о м: крииты, «Шуты», «Прыгуны», мёртвые болельщики на моих улицах! Сейчас другое.

Он вновь вернулся к обеденному столу, сосредоточенно попыхтел «бодрячком», определённо накручивая себя ещё сильнее. Отложил оковалок и вдруг раздвинул глубокие тарелки со слоёными лепёшками, тёплым грибным салатом и мол о ками в винном соусе.

За их неубедительным заслоном обнаружилась плоская коробка с серебристым тиснением — необычность происходящего не позволила мне сразу заметить её, стоящую прямо посреди угощений.

— Это должно было стать твоим подарком на грядущую Ночь Переосмысления, мой мальчик. — Казоку-хетто повернулся со шкатулкой в лапах, уставившись на «своего мальчика» коронным косым взглядом. — Но я передумал и решил не тянуть. Держи!