Огибая свет (СИ)

п.4.; г.9; ч.2

Мы вошли в комнату, в которой всё ещё витал запах Ч’айи. Рюкзак полетел на кровать, рядом упали пальто и перчатки. Выудив из сумки припасённую бутылку, я придвинул два стула к узкому столику с пищевым комбайном. Гвоздодёр, не теряя времени, отыскал в тумбе пару пиал, протёр салфеткой.

Наливал я, двумя руками и в лёгком вежливом поклоне, внимательно наблюдая за реакцией чу-ха. К моему уважению, тот не повёл усами, даже когда набулькалась половина. Отсалютовав вверх, мы традиционно прикоснулись пальцами к пиалам друг друга, и сделали по глубокому глотку.

Он сел, я остался стоять. Он смотрел в дверь, я изучал настенную панель, перед которой расчёсывалась Ч’айя. Он задумчиво поиграл кончиком хвоста, я смачно хрустнул пальцами.

Наконец пайма подействовала, мягко увеличив температуру в комнате и душ е.

Гвоздодёр спросил меня, не было ли неприятностей с моими срочными делами. Я без проблем соврал, ответно расспросив про обратную дорогу в уютный дом. Гвоздодёр вознёс короткую молитву Чооте Пар за удачливое покровительство, и я согласно приложил ладонь ко лбу. Мы выпили ещё по глотку. Затем вспомнилось важное, и на кровати появилась подаренная Нискиричем шкатулка.

Раскладывая набор для чистки и починки оружия, я вопросительно поднял бровь:

— Не возражаешь?

— Ничуть, — ответил чу-ха, и плеснул нам ещё немного.

Потом я спросил его, как давно он работает на Заботливую Лоло. Он ответил, причём на удивление охотно, рассказав весьма занятную историю появления среди Чёрных Юбок. Следом он спросил, как меня вообще угораздило уродиться на свет таким страшненьким.

Прекратив смеяться (Гвоздодёр всё это время супился, безрезультатно пытаясь расшифровать причину веселья и найти в ней возможную угрозу), я кратко (очень кратко) пересказал ему всё, что сам знал до первой встречи с джинкина-там.

Поражённый, так и не поверивший, сбитый с толку и во многом подавленный открытием, охранник замолчал и следующие десять минут в тишине наблюдал за разборкой нового башера.

А я неторопливо разрядил подарок вожака, отстегнул контр-задник, выщелкнул и снял наствольную планку. Внимательно изучил клапан-канал (без повреждений), и сразу нашёл вывернутый регулятор. Невесело вздохнув, вынул из набора специальную отвёртку и аккуратно подкрутил в боевое положение. Капнул смазки, прошёлся щёточкой.

Сказал, искоса поглядывая на притихшего Гвоздодёра:

— Я твой должник. — Тот подёрнул драными ушами и поднял примутненный взгляд. — За помощь Куранпу, сисадда? И всё-таки сгораю от любопытства, пунчи, почему же ты помог?

Тщательный осмотр оружия показал, что оно в прекрасном состоянии, умело смазано и полностью готово к делу. Гвоздодёр снова опустил глаза на башер, то ли изучая, то ли погрузившись в собственные мысли.

— Тебя правда щекочет? — пробормотал он, прихлёбывая из пиалы.

Я мог бы прокомментировать, что сейчас — в условиях повсеместных предательств и смены стягов над дружественными лагерями, — это стало вопросом номер ноль. Но не прокомментировал. Вместо этого осторожно выставил на место наствольную планку и признал, легко и чуть смешливо:

— Ага. Кушать не могу, насколько.

— Поспи, — хмуро посоветовал Гвоздодёр, причём без злости или подколки. — Станет легче. Мне помогает.

— Ох, перестань! — Я защёлкнул контр-задник, мягко погрузил полную кассету в рукоять башера. Подумал, что такому прекрасному оружию точно стоит дать имя. — Хватит, пунчи… мне показалось, мы вроде почти сдружились, так? Ну и почему бы мне не узнать твоих интересов в этом деле?

Он взглянул мне в глаза, чуть захмелевший, но ещё непробиваемый. И определённо не до конца разделяющий радостную идею о «сдружении». Сменил позу, налил себе, протянул бутылку в мою сторону; я подставил пиалу.

— И в чём они, по-твоему, терюнаши?

Гвоздодёр хмыкнул, вернул бутылку на столик, снова скользнул взглядом по заряженному башеру, и я осторожно отложил оружие на коврик для чистки. Ответил негромко, в неподдельной попытке угадать:

— Я бы предположил, что ты помогаешь, потому что я не сдал Симайну. Ни тетронам, ни уличным бандам, сисадда?

— Интересная версия. — Охранник уютного дома поёрзал и оправил хвост. И вдруг удивил: — Но мне глубоко насрать на синтетов уютного дома. И любых других тоже. Даже если при этом я оберегаю их во время рабочей смены.

— Тогда я действительно заинтригован.

Он пожевал губу, мучительно колеблясь перед ответом. Но пайма сделала свою работу, и наконец чу-ха кивнул.

— Второй сын моей двоюродной племянницы.

Мне стоило труда не поднять глаза к выключенной потолочной панели.

— Ага. Ясно. Это загадка? Или я должен всё понять и так?

Он улыбнулся, чуть ли не впервые за всё время нашего знакомства. С пониманием кивнул и пояснил:

— Два года не писала, а тут снизошла до разговора. Причитала, что парнишку словили «Шуты». Три дня тому назад. Не убили, подвесили про запас. А вчера, как шепчет улица, точнёхонько во время фестиваля Канамара-ац’ри к нему явился ещё более уродливый урод, и отпустил парнишку. Сисадда?

Вот оно как⁈

Я хлебнул жгучего и подогнул под себя ногу, невольно копируя позу подруги.

До чего же причудлива судьба… Словно змея, кусающая собственный хвост.

Ведь не получи я тогда сообщения от благодарной Аширны фер вис Фиитчи, даже не подумал бы сажать фаэтон в том вонючем переулке. А если к тому же вспомнить бедолагу Пять-Без-Трёх, ещё раньше познакомившего меня с подвалом в вонючем переулке, мы с Гвоздодёром бы и вовсе сейчас паймы не распивали…

Пальцы машинально покрутили колечко Аммы, затем вдруг потеребили галстук. Пожалуй, стоило признать, что в коллекцию значимых для меня вещей, напоминавших о важном, теперь добавится и он.

— Любопытно, — только и сказал я.

— Ага, — серьёзно кивнул Гвоздодёр. — Мне тоже. Когда твоя девчонка ломанулась в погоню, я понял, что могу отдать «вексель чести»… Ой, вот только не бзди, терюнаши! Конечно, никаких «векселей» ты мне не навязывал. Но не хуже меня должен знать, что улица шепчет громче торжественных клятв.

Я, уже приготовившийся к обороне, закрыл рот. Покачал остатки паймы в пиале, задумчиво поджал губу. Конечно, мне хотелось бы верить, что спасение парнишки стало осознанным ходом, поступком верного почитателя добродетелей из Параграфов Свитка Двоепервой Стаи. Но сделать этого я не мог.

— Ты должен знать, что мелкого я спас совершенно случайно. Хоть и рад, что твой родич жив и цел.

— Годится, — Гвоздодёр пожал плечами, допил пайму и плеснул нам обоим ещё по глотку.

— И за уютный дом не переживай, мы скоро отскочим.

— Я и не переживаю. Это дом Заботливой Лоло, мне-то с чего напрягаться?

Разумно. Точнее — в стиле хвостатых.

Я собрал набор для чистки оружия, старательно протёр потёки масла. Подумал, что новый башер можно назвать, например, «Наковальней» — величественно и со смыслом. А затем спросил, осторожно и с лёгкими интонациями «низкого писка»:

— Как думаешь, мы тут в безопасности?

Гвоздодёр снова повёл широкими плечами, уши затрепетали.

— Запросто не скажешь, терюнаши. Смотря от кого вы вообще скрываетесь.

Я снова потеребил зажим галстука. Задумался об истинной силе «Голубого Лотоса». О том, что именно в этих стенах впервые встретил острейшего Когтя «Уроборос-гуми», фер Сакагу по прозвищу Пыльный. Решил, что если вокруг нас с Ч’айей начнутся настоящие неприятности, Заботливую Лоло в них лучше не впутывать, ведь чудовищная история с Симайной и так подкосила немолодую самку…

Пообещал негромко, но с жаром:

— Мы скоро уедем. — Поднялся с кровати, отставляя пустую пиалу. — Я давно знаю Лоло. Уважаю её. Оставаться здесь ей в ущерб не очень-то разумно…

— Она будет против, — спокойно предупредил Гвоздодёр.

— Расскажешь ей, когда мы уже отбудем. — Я кивнул, словно убеждая себя в правильности принимаемых решений. — А ещё поблагодаришь, конечно. Тебе ведь не сложно?

Гвоздодёр смерил меня изучающим взглядом снизу вверх.

— Нет. — Допил последний глоток в своей пиале, осторожно поставил рядом с моей. — Шепни, когда будете готовы, я провожу.

И ушёл, без спешки или суеты, но так быстро, что я не успел добавить и слова.

Запер дверь, перевесил пальто в шкаф, спрятал оружейный набор в сумку; повертел в руках ополовиненную бутылку, но всё же закрутил и отправил вслед за инструментами. Забрав с кровати перчатки, вдруг обнаружил под ними препарированный гаппи, отданный Ч’айе.

Беззлобно выругался и невольно подумал о джинкина-там, бездонном и наполненном хищниками Мицелиуме, бедолаге Зикро… Байши, Зикро! И пакет, пересыпанный мне ещё минувшим вечером! Вот как о таком вообще можно забыть⁈

Постучав по «болтушке», я выудил присланные данные.

Открыл, игнорируя вшитые текстовые сообщения Кирчика Акс-Иушиппи, в которых тот трижды предупредил, что прощальный подарок может содержать не самую простую и однозначную информацию о том, кого я неплохо знал. И ещё до того, как открыть, я успел сделать две вещи: наверняка догадаться о содержимом, а ещё проклясть себя, даже мельком не пробежавшегося глазами по посланию глабера…

Внутри оказалось досье на Сапфир.

Точнее, на Моноспектральную Чапати, роль которой та с недавнего времени весьма успешно играла. Без деталей, но с чёткими доказательствами. Вероятно, собранными Зикро не намеренно, а во время очередного рейда в глубины «мицухи», но не оставленными без внимания, а всё-таки переброшенными мне…

«Терюнаши, сто раз подумай, прежде чем открывать этот пакет», сказал он мне вчера, «ты можешь прочитать… или удалить».

Терюнаши не подумал сто раз.

Не прочитал вовремя и не удалил.

Он просто забыл о существовании послания, способного спасти репутацию Сапфир и его добросердечные отношения с Нискиричем фер Скичирой…

Впрочем, узнай я обо всём ещё вечером, на ситуацию мог и не повлиять. И дело не только в настойчивом приглашении фер Сакаги прогуляться по ночному парку в сопровождении милых «Добродетельных Садовников». Если бы Сапфир не захотела сама, в нору бы не залегла, даже поклянись я ей на крови, что к «Куску угля» уже летят фаэтоны «Детей». А она бы не захотела… ведь так?

Я свернул пакет, мысленно возблагодарив глабера за этот прощальный дар. Пересылая его, Кирчик определённо не хотел причинить зло или разрушить отношения, он действовал из лучших побуждений, хоть и сообщая горькую правду…

Поразмыслив, я включил режим присутствия в Мицелиуме. Страх пропустить ещё что-то важное, способное определить моё (и Ч’айи) ближайшее будущее, вдруг кольнул в бок с такой силой, что заболели рёбра.

В «болтушке» нашлось ещё два проигнорированных вызова от Нискирича фер Скичиры (все совершены до моего прибытия в Нарост), и свежий пяток пропущенных с незнакомых ячеек.

Скрипнув зубами, я заставил себя не думать ни о чём, не способном повлиять на ситуацию — не касается, нас с Ч’айей это просто не касается; ещё раз пролистал списки, так и не найдя ожидаемого — хотя бы краткого сообщения от Магды, угрозы, проклятия, требования переговорить… Хотя, если задуматься… после сегодняшнего она едва ли станет приглашать меня на свидание по сложившейся традиции.

Святая корова Когане Но, до чего же меня не хватает, чтобы разгрести всю грязищу за один присест⁈ Я покосился на сумку с бутылкой, размышляя, что недавняя идея напиться была чудо как хороша. Правда, в моих грёзах всё происходило в уютной норе на пару с Ч’айей-Куранпу, а вовсе не в компании малознакомого крысюка-молотобойца.

Однако же, не сейчас!

Сейчас я глотну чинги в ожидании девчонки, затем соберу вещи и мы тихонечко отправимся в путь, иных вариантов на горизонте не виднелось.

Завибрировавший на запястье гаппи подтвердил своевременность резервного плана, а в голове вспыхнула мысль, даже отчасти не подвергаемая сомнению — это Хадекин фер вис Кри узрел моё присутствие в «мицухе», и сейчас лично узнает о принятом терюнаши решении. До чего же удачное совпадение! Хотя я не удивлюсь, если джи-там умеет считывать мысли через «болтушку» или консоль…

Однако это оказался вовсе не Диктатион.

Я прикоснулся к дисплею, впуская знакомый голос в заушник; над запястьем повис объёмный слепок.

— Старший брат, включи камеру! — сразу потребовала Амма, проигнорировав приветствие и традиционный вопрос о сытости. Демонстративно насупилась. — Я хочу тебя видеть!

Неотъемлемые интонации Нискирича фер Скичиры в голосе его дочери болезненно царапнули слух. Усевшись так, чтобы в слепок не попадало лишнего, я глубоко вздохнул и включил объектив «болтушки» — лишние споры только украдут время…

Самочка удовлетворённо кивнула (без улыбки), коротко вскинула скрещённые пальцы. Амма казалась привычно собранной и бодрой, да вот только сегодня в светло-зелёных глазах мерцала тревога.

— Как твои дела, сестрёнка? Ты не голодная?

— У меня всё в порядке, старший брат. — Было заметно, что студентка хочет перескочить формальности и перейти к допросу, но воспитание и традиции… потому она сдержанно кивнула: — Мы с одногруппницами в предвкушении концерта «Восьмого цвета радуги». У нас места в одной из лучших лож «Абиман Арены», отец позволил купить на всех…

— Поздравляю, хвостик, — я порадовался, что врать не придётся хоть в этом вопросе, — ты и подружки станете частью эпохального упоительного безумия… Но позволь спросить, ведь сейчас ты дождалась моего появления в «миц-блице» не для того, чтобы похвастать поездкой в Чучсин?

— Ох, старший брат, ты снова видишь меня насквозь… Кстати, сам выглядишь неважно. Снова пил?

— Сестрёнка, умоляю, переходи к делу.

— Ойкоо… я думала, ты сделаешь это первым. В общем, Ритикама кое-что написал в семейном профиле… Неприятное и злое.

— Мне очень жаль тебе об этом говорить, хвостик, но твой брат Ритикама — дурак и конченый торчок.

— Да я знаю… — она невесело усмехнулась, — но если вести из Нароста хоть отчасти правда… Ланс, любимый братик, пожалуйста, не делай глупостей!

Ох, милый юный хвостик… как объяснить тебе, что «любимый братик» уже их наделал, но при этом не обидеть и лишнего не сболтнуть?

— Всё будет хорошо, сестрёнка, не переживай. Не скрою, мы немного повздорили с отцом, но обязательно помиримся…

В этот миг я снова подтвердил старинную истину, что лгать по гаппи куда проще, чем в глаза. Помиримся⁈ И это я говорил о чу-ха, по чьим венам вместо крови струились ненависть и ярость? Я был уверен, что старик никогда не простит оступившегося пасынка, даже если открыто объявит обратное…

— Обещаешь? — Амма даже повеселела.

— Клянусь. — И вдруг накрыло, перемешивая воспоминания прошлого с ароматами паймы, надломив броню, заставив жалеть о словах и поступках. Посмотрев ей в глаза, я добавил, на этот раз без какого-либо обмана: — Что бы ни случилось, хвостик, ты всегда останешься моей сестрой и можешь рассчитывать на помощь.

Однако откровенное признание вдруг оказало на сестрицу эффект, совершенно обратный ожидаемому.

— Ты меня пугаешь, старший брат, — она нахмурилась, отчего надбровная спиралька-украшение серебристо сверкнула. — Причём куда больше, чем когда попросил в долг целую гору денег…

— Эй, малявка, не заставляй меня повторяться — для страха нет причин!

— Может, тогда здоровяку вернуться в Нарост? Я смогу быть там через пару часов, и мы всё обсудим вместе, сисадда?

Я представил нас троих с Нискиричем за церемониальным столом для распития чинги, неспешно обсуждающих случившееся, и чуть не рассмеялся.

— Прости, Амма, не сейчас. Никак не могу, поверь. Очень много дел. Важных.

— У тебя всегда много важных дел…

— Сейчас они особенные.

— Ох, старший брат, какой же ты врун!

— Мы встретимся и поговорим, хвостик, я обещаю. Ты знаешь, что твой братец, хоть и врун, но готов ответить за совершённые ошибки, честно. Только позже.

Её брови сошлись сильнее прежнего, пальцы машинально погладили тонкий шрам, протянувшийся от шеи до подбородка. А затем Амма подалась вперёд так быстро, что зазвенели массивные модные серьги:

— Дурак, теперь ты напугал меня ещё сильнее!

В коридоре раздались осторожные шаги. Пока далёкие, у самой лестницы, но они определённо приближались к моему убежищу.

— Так, сестричка, мне пора идти. Не волнуйся, хорошо? Тискаю за уши, не болей!

И я выключил гаппи за секунду до того, как замок снаружи открыли ключом, а в комнату вошла Ч’айя. Её голову, замотанное в многослойный убор, венчало влажное полотенце.

— В этом доме столько потайных ходов, — утомлённо пробормотала девушка, запирая дверь и прижимаясь к ней спиной, — что мы могли бы жить тут годами, и ни разу не попасться на глаза клиентам Заботливой Лоло…

Речь её была расслаблена и нетороплива, напряжение из плеч исчезло, морщинка на лбу стала почти невидимой. На лице при этом до сих пор лежал такой отпечаток блаженства, что я почти позавидовал банному походу. Кивнул, дёрнул плечом, встряхнулся:

— Может, в другой раз. А сейчас нам придётся оставить гостеприимные покои Чёрных Юбок.

Вынув из шкатулки плоскую кобуру, я расстегнул поясной ремень и начал прилаживать одно к другому. Ч’айя вздохнула, прошла в комнату и устало опустилась на стул Гвоздодёра.

— У нас новые неприятности, не так ли?

— Ну… в каком-то смысле, да.

— Ох, Ланс, а ты нескучно живёшь…

— Премного благодарен, красавица…

— Ты снова пил?

Я замер, так и не вдев кончик ремня в последнюю прорезь; затравленно покосился через плечо. Байши, это не шутки, и все самки Тиама действительно слеплены из единого куска глины⁈

Пробурчал про крохотный глоток, только чтобы прочистить мысли. Вернулся к хитросплетению поясной сбруи. Ч’айя у столика покрутила в пальцах пиалу недавнего гостя, многозначительно хмыкнула, ещё более многозначительно помолчала. Размотала полотенце и ещё раз насухо протёрла волосы.

Гаппи снова подал голос. Постаравшись не измениться в лице, я приготовился попросить прощения за обрыв разговора и заготовил пару фраз для успокоения Аммы. Решил, что обязательно пообещаю всё взвесить, обдумать и, возможно, прямо сейчас ещё раз переговорить с Нискиричем.

Но это оказалась не названная сестра…

На пересыпанном мне свето-струнном слепке виднелся квадратный поднос с шестью аккуратно разложенными пуговицами разного цвета и размера. Завершала картинку лаконичная подпись, заставившая мои кулаки сжаться: «Поможешь выбрать, Нагината?».

Наверное, это и стало последней каплей.

После недавнего разговора с Сапфир волна злости, копящейся на окружающий мир и его распрекрасные сюрпризы, так и не смогла прорвать запруду. Но сейчас все мыслимые преграды лопнули с громким щелчком, будто иссохшая ветка…

Я встряхнулся всем телом, совсем как чу-ха (или как мышь, которую те в шутку почитали своим далёким предком). Да, хвостатые частенько делали так перед принятием серьёзного решения, а сейчас случай выглядел именно таковым.

Закончив цеплять кобуру к ремню, я застегнул пряжку и передвинул «Наковальню» на живот, точно под левую руку. Быстро раскидал нужные вещи между сумкой и рюкзаком, переставил к двери.

Молча передал Ч’айе подобранный с кровати гаппи. Та покорно надела, не возражая и не уточняя, но на меня косясь с лёгкой тревогой. Набросила через плечо собственную сумку, поудобнее умостила внутри шокерный башер.

Она была готова. Сама не знала, к чему именно, но полностью готова. Наконец спросила, негромко и без давления:

— Что ты задумал на этот раз?

— Переходим к резервному плану.

— Как я и говорила?

— Как ты и говорила… но с изменениями.

— Пояснишь?

— Чуть позже.

Убедившись, что ничего не забыл, я вышел в коридор; девушка не отставала. На подходе к известной комнате дверь приоткрылась, и навстречу выскользнул Гвоздодёр. Смерил взглядом, оценил настроение.

— Готовы?

— Готовы. Проведи нас к фаэтону так, чтобы…

— Я помню, терюнаши. Шагай ровненько.

И он первым двинулся к лестнице, прислушиваясь, принюхиваясь, и время от времени давая знак застыть на месте. Позволил беспрепятственно добраться до выхода на первом этаже, осторожно выглянул во внутренний двор уютного дома. Поманил, проводил до фаэтона — Ч’айя первой юркнула на заднее сиденье «Барру».

Поставив увесистую сумку рядом с ней, я прикрыл скрипучую дверцу и повернулся к охраннику Заботливой Лоло.

— Ага! — Гвоздодёр оскалился, откровенно забавляясь собственной проницательностью. — Что на этот раз?

— Новая просьба. Последняя, клянусь!

Я вынул из кармана карту запуска.

— Серьёзно⁈ Яри-яри, пора оформлять лицензию перевозчика!

— Да, ты всё верно понял…

Он забрал (не сразу) протянутый ключ, задумчиво повертел в пальцах. Косой лукавый взгляд будто интересовался, готов ли я снова рискнуть оставить девчонку одну?

Действительно, а готов ли? Совсем недавно, приблизительно сотню тысяч лет назад, я искренне сказал Нискиричу фер Скичире: «Иначе поступить не могу. Веришь?». Сейчас был готов повторить эту фразу и Ч’айе, и нашему новому союзнику с молотком на поясе… Байши, да что со мной вообще не так⁈

— Куда мне отвезти её на этот раз?

— В Пузыри.

— Ты шутишь, терюнаши?

— Ничуть.

— Говоришь про казоку-шин «Диктата Колберга»?

— Ты всё верно услышал, пунчи.

— Погоди-ка, уточню ещё разок: речь про цитадель Хадекина фер вис Кри, так?

— Так. Вас будут ждать. А на мне повиснет долг…

Очередной долг, и я не имел ни малейшего понятия, как буду его отдавать.

Чу-ха задумчиво покивал, а затем медленно обогнул фаэтон до водительской двери.

— Ты в самом деле очень интересный малый, Ланс… — он чуть нетрезво усмехнулся и вдруг подмигнул мне над крышей «Барру», — но этот долг мне едва ли понадобится, сисадда?

Я невесело улыбнулся в ответ.

— О, пунчи, про интересного — это в точку. А про долг скажу так: настаивать не буду, но ты помнишь.

— Пусть так.

Проклятье, хмурый здоровяк становился мне всё более симпатичен… заставляя так же чувствовать нарастающую вину, что я вообще втягиваю его в наш небезопасный замес.

— Передай Ч’айе, что у меня появилось дело, — я многозначительно покосился на салон фаэтона. — Совсем короткое, но важное. Вернусь к вечеру, она и моргнуть не успеет.

— Сам сказать ссышься?

Я хмыкнул и покачал головой:

— О, пунчи, ещё как ссусь, ещё как…

Гвоздодёр издал забавный щёлкающий звук, небрежно махнул мне скрещёнными пальцами, подобрал хвост и грузно уселся за панель управления. «Барру» почти сразу двинулся к выезду из дворика, и несколько бесконечных секунд я видел в его заднем окне недоумевающую Ч’айю, обернувшуюся с очевидным укором…

Как там, бывало, говаривал сааду Пикири? Дескать, каждый из ходящих по этой земле должен испить личный коктейль из сделанного и предначертанного; вопрос в том, сумеешь ли ты им сполна насладиться?

Что ж, Ланс фер Скичира, наслаждайся своим напитком.

Если оценивать его мощь в привычных градусах, сейчас эта дрянь куда крепче паймы…