Огибая свет (СИ)

Глава 3 МЕДЛИТЬ НЕЛЬЗЯ

Ч’айя проснулась ближе к девяти утра, жаркая, чуть несуразная в приятной помятости, с розовыми полосами от подушки на правой щеке.

Наблюдая за ней снизу вверх, я оставался неподвижен, причём ни капельки не расслабленно — до сведённых скул и затёкших плеч. Всю пару часов, пролетевших от разговора с незнакомым ублюдочным борфом, мне довелось провести на спине рядом с девчонкой, задумчиво изучая наши отражения в потолочных зеркалах.

Взвешивая слова спятившей крысы (скверна? необходимость доказательств? нетерпимость ко лжи?), я мучительно размышлял, кто и с какой целью показал мне шестерых самок за столом. Одна из которых со всей очевидностью до сих пор была жива…

Байши… о, Благодетельная Когане Но, пусть это будет очередной иллюзией Песчаного Карпа? А если нет? А если это провокация «Вёртких прыгунов», вошедших в тоннель войны? Или часть непонятной пока операции Магды вис Мишикана? Ох, Ланс-Ланс… зная консистенцию грязи под лапами любого чу-ха в этом гнезде, я мог с равной долей вероятности предположить любой из перечисленных вариантов.

Начинай готовить доказательства, велел неведомый Пуговичник. Докажи-покажи. Неужели в гнезде объявился очередной умалишённый, решивший потягаться силами с Лансом Скичирой?

Такого не бывало уже лет пять, и я полагал, что обитатели Бонжура и окрестностей давно свыклись с существованием терюнаши, перестали считать того кем-то особенным или достойным ревнивого противоборства. А кропотливо созданный ореол колдовства всего за пару месяцев после начала работы на себя и распространения активных слухов отбил желание даже у самых упёртых задир.

Или же не у всех?

О, да, отрицать не стоит, раньше они много чего хотели проверить.

Кто из нас быстрее бегает, выше прыгает, лучше стреляет, считает вслух, держит равновесие на табурете, сохраняет неподвижность и даже дольше умеет не дышать. Но мёртвые самки с пуговицами вместо глаз? Такого ещё не встречалось.

Говорят, ты призван в мир избавить его от скверны. На фоне недавних событий это казалось или чудовищным совпадением, или фрагментом хитроумной ловушки…

Ч’айя с удовольствием потянулась. Села в кровати, подтянула под себя ноги, и только после этого заметила лежащего рядом меня.

— Доброе утро, детка, — я заставил себя улыбнуться и осознал, что груз подступивших тревог не способен изгнать даже вид чудесных карих глаз. — Удалось отдохнуть?

Лицо её, до этого момента безмятежное и чуть рассеянное, мгновенно окаменело.

Желваки заходили, на лбу от прилива крови почти вспыхнула знакомая морщинка. Ч’айя медленно опустила глаза, секунду таращилась на собственную обнажённую грудь, затем приподняла одеяло и обнаружила отсутствие штанов. Перевела взгляд на мой голый торс под балахоном, и суетливо замоталась до шеи.

— Твою же мать… — с жаром прошептала она.

Что ж… иногда даже глупенькому Лансу удаётся понимать с полуслова.

— Вероятно, — с невесёлой усмешкой протянул я, отлепляясь от матраса и запахивая халат, — Куранпу вновь отправилась набираться сил?

Из одеяльного кокона раздалось опасное шипение:

— Я предупреждала, чтобы ты никогда не называл этого имени!

— Прошу великодушно простить…

Устало вздохнув, я отправился к пищевому конструктору.

— Чингу будешь?

— Буду… — пробурчали мне вслед. — что… что тут вообще произошло?

В отражениях на стенах я видел, как Ч’айя осматривает кровать. Внимательно, будто хочет найти на простыне улики совершённого преступления. Впрочем, таких в норе было предостаточно — сорванная ночью одежда всё ещё усыпала подступы к ложу, словно объедки шикарного пиршества.

— Обманывать не хочу, — я постарался не улыбаться, — мы плясали горизонтальные танцы… «шмырк-шмырк», сисадда?

Ч’айя издала невнятный протяжный звук, нечто среднее между презрительным «фууу!» и «да-как-же-так⁈». Из укрытия мелькнула мускулистая рука, подхватывая рубаху. Комок одеяла заворошился.

— Опять… — простонала девушка. — Много?

— Хм… достаточно.

Я пожал плечами и вставил в комбайн пару пустых чашек. Добавил чуть тише, но всё же не удержавшись:

— Но недостаточно, чтобы я перехотел повторить…

Девчонка пробормотала нечто среднее между вежливым дипломатичным отказом и лютой руганью цеховика из службы обслуживания ветростатов.

Ох, детка, мне бы твои горести…

Впрочем, таких мыслей лучше даже не допускать — кто знает, что за груда проблем прячется в башке твоего собеседника? Может, она велика настолько, что мои злоключения с Диктатионом, Шири-Кегаретой, Алой Сукой и даже спятившим Пуговичником покажутся не сложнее детской игры в «развяжи хвосты»?

Дождавшись, пока ароматная чинга степенно отфильтруется в чашки, я выключил агрегат и вернулся в спальную зону.

— Может, ты всё-таки пояснишь? — спросил как можно осторожнее, чтобы не спровоцировать скандала (или даже драки). — Желательно чуть подробнее про наши бурные ночёвки и не менее бурные пробуждения, сисадда? А затем я расскажу о том, что ты хочешь знать о грызне меж казоку-хетто за этим порогом. О моей не самой последней роли в этой истории. И ещё много важного, кстати.

Девчонка наконец вынырнула на свет, основательно замотав одеяло на обнажённых бёдрах. Рубаха, надетая впопыхах, оказалась застёгнута не на те пуговицы.

Чингу у меня забрали, сделали осторожный глоток. В глазах цвета корицы застыла оцепенелая задумчивость, взгляд бездумно шарил по отражениям.

— Очевидно же… — пробормотала она, будто невпопад. Спохватилась, потёрла лоб. — Наверное. Да, Ланс, потом, чуть позже, всё расскажу… Сама ещё осозна ю не до конца.

Яри-яри, мне доводилось выпивать с лучшими лжецами Бонжура и Ишель-фава, и все они сейчас основательно уступили бы моей подруге в умении молниеносно соврать. Но настаивать (или, тем более, давить) точно было бы лишним. В конце концов, не к числу ли этих самых «лучших» отчасти принадлежал и я сам?

Взлохматив короткие волосы, Ч’айя ненароком задела левый височный диск. Поморщилась, брезгливо потянула за край и всё-таки отлепила от кожи. К моему ревнивому удивлению, кстати, ведь кое-чьи нашлёпки отвалились куда неохотнее.

Девушка задумчиво изучила наклейку, с прищуром всматриваясь в тончайший ворс изнанки, каждая иголочка которого оканчивалась крохотным крючком.

Наблюдая за ней, я вспомнил про загадочную гипнолингвическую блокаду, о которой совсем недавно упоминал Хадекин фер вис Кри. Машинально отметил, что было бы недурно показать височные диски умельцу Зикро… но на ум тут же пришёл наш последний разговор, заставивший погрустнеть.

Ч’айя тем временем перехватила кружку левой рукой, столь же легко избавилась от второй нашлёпки. Затем:

— Отвернись!

Что ж, я подчинился, сосредоточенно попивая чингу и стараясь не пялиться в зеркала. Безусловно, меня аж разрывало от желания поинтересоваться, чего же я там ещё не видел… но иногда благоразумно промолчать получается даже у самых болтливых.

Может, я делаю успехи в обучении?

Торопливо натянув штаны, Ч’айя обогнула меня (её дистанцирование начинало откровенно обижать) и скрылась в гигиеническом закутке. Вернулась через несколько минут, опрятно застёгнутая и с влажными волосами; подобрала со столика остывшую чашку, шумно допила.

Я попытался уловить её настроение косым взглядом через плечо из пищевого отсека, где начинал шаманить над очередным бесхитростным, но сытным завтраком. Не сумел.

Вдруг вспомнив, что Хадекин говорил о пополнении счетов, отставил банку консервов и постучал ногтем по дисплею гаппи. Ойкнул. Хмыкнул. Улыбнулся широко, но без особенной радости.

Поступившая ночью сумма заставила основательно пришалеть.

Да что там? Она навевала мысли о том, что в ближайшие год-два мне вообще не придётся работать, даже если стану жрать исключительно доставку из лучших кухонь Бонжура, вроде «Лючи Шуа» или «Перпекто».

Ещё раз покосившись на банку жирнющего мяса у пищевого конструктора, подумал заказать нам с Ч’айей чего-то поизысканнее. Особенно девчонке, которую сама Когане Но баловать велела. И уже через несколько секунд поймал себя на том, что начал почти бездумно пересыпать часть средств на резервные счета.

Заставил себя прекратить.

Байши, какая ж глупость…

Если один джинкина-там смог с лёгкостью одарить мешком виртуальных рупий, другой с той же лёгкостью способен пустить меня по ветру одним движением несуществующего пальца. Наверное, чуть позже я смогу выбраться на шумные от спортивных гуляний улицы, чтобы обналичить хотя бы часть дара, но…

Ч’айя бесшумно вышла в трапезную, встала сбоку и с немым укором уставилась на недоприготовленный завтрак. Откинувшись на несуществующий хвост в жесте предельной покорности и показав ладони, я выдавил виноватую улыбку и сунул банку в механизм открывания. Торопливо перемешал с подогретой лапшой, залил концентрированным бульоном, дал комбайну приправить специями и протянул вместе с хаси и специальной ложечкой.

— Ешь помедленнее!

Девушка не ответила на вежливое пожелание, с лёгким поклоном забрала миску и ушла есть на диван. Шумно втягивая лапшу и столь же аппетитно запивая через край, умяла больше половины. В глаза мне при этом не смотрела, изучая не то шкаф, не то затемнённое окно.

Последующие пару минут я беспокойно мялся в дверном проёме, совершенно не находя себе места: аппетит стремительно истончился, и вторая порция отправилась в отсек кратковременного хранения.

Сделав ещё один глоток, Ч’айя бережно отставила тарелку на столик, сложила хаси на выгнутом краю. И когда я уже открыл рот, чтобы перейти к Самому Важному Разговору, в дверь норы неожиданно постучали…

Сложно сказать, почему простой стук в дверь стал вызывать у меня такие тревожные мысли. Может, дело было в потенциальном нарушении личных границ; может, в почти гарантированной нехватке отдыха, которую сулил новый гость; а может, в реках проблем и неприятностей, бурными потоками лившихся в мою нору с каждым новым посетителем…

Конечно, я насторожился. Виду, разумеется, не подал, но торопливо взглянул на гаппи, не обнаружив ни новых сообщений, ни пропущенных вызовов.

Перед глазами пронеслась сцена дичайшего застолья, показанная ублюдочным Пуговичником. Тогда я подобрал с пола сбрую «Молота», сброшенную во время ночного безумства, и осторожно вынул оружие из кобуры.

Ч’айя, если и перепугалась, осталась не менее невозмутимой, чем я сам. Впрочем, на лбу её проступила морщинка, а прищуренный взгляд метнулся в сторону, уверенно остановившись на прислонённом к стене ассолтере.

Пощёлкав ногтем по «болтушке», я вывел картинку с дверных камер на дисплей центральной консоли. Максимально бесшумно перевёл дух: за порогом терпеливо поджидал высокий узкоплечий чу-ха из приставленной Хадекином бригады.

Криит носил чуть пятнистую тёмно-серую шерсть, из обожжённой левой глазницы выпирал полулегальный боевой имплант, скрывавший часть черепа и уха. Имени казоку-йодда я не помнил, но минувшей ночью определённо видел парнишку в рядах прибывших в «Кусок угля».

— Куо-куо! — сказал я во внешний микрофон консольной станции, вновь ликуя от способности задавать предельно дурацкие вопросы: — Случилось чего?

— Пока нет, всё спокойно. — Бросив быстрый взгляд на дверной динамик, криит с профессиональной цепкостью осмотрел пустой коридор. Дёрнул ухом, а затем, не мигая, уставился в глазок камеры. Он был сосредоточен и терпелив. — Но планы изменились. Пожалуйста, собирайся, терюнаши, Диктатион приказал сменить место.

Я обернулся к Ч’айе, но она ответила неопределённым пожатием плеч, умудрившись не только ускользнуть от совместного принятия решения, но и в очередной раз напомнить, что не дождалась обещанного рассказа о положении дел. Байши, всё и правда так, девчонка же до сих пор ничего не знала ни о поездке в «Хари’н’ханси», ни о ночных переговорах с фер вис Кри…

— Последним распоряжением Диктатиона было оставаться в норе, — негромко напомнил я крииту снаружи, убирая башер и с облегчением застёгивая кобуру.

— Верно, — с лёгким поклоном подтвердил чу-ха за дверью. Однако по подрагиванию здорового уха я подметил, что боец волнуется, и капля за каплей теряет терпение. — Но планы поменялись, терюнаши. Нам с братьями только что поступил прямой и чёткий приказ господина. Позволь выполнить его без заминок, сисадда?