Охотники за тайнами Незримого

– А ты сам-то в женщинах много понимаешь? – обиделся Зорли.

– Да всяко не меньше тебя, – усмехнулась Мягла и добавила, обращаясь к Ласве: – Ты переоцениваешь степень его хитрости. Зорли – хороший, честный парень – если он будет ухаживать за девушкой с серьезными намерениями, то ни за что её не обидит, во всяком случае специально.

– Поддерживаю, – веско кивнул Утлу.

– Так в серьезности его намерений я и сомневаюсь! – воскликнула Ласве. – Он сестру мою даже не видел никогда, откуда взяться серьезным намерениям?

– А вот с этим утверждением я бы поспорил, – с загадочным выражением лица обронил Утлу и категорически отказался пояснять, что он имел в виду.

Зорли же заявил, что у них еще будет возможность воочию убедиться и в серьезности его намерений, и в том, что ему можно доверять, и отправился за своим спальным мешком, демонстрируя, что обсуждение окончено.

Покинуть Черную Гать прямо с утра не получилось – отказаться от участия в поминальной трапезе не было никакой возможности, ведь именно приезжие маги согласно придуманной Боло и Бызой легенде помогли найти тело Стрехо.

Но, к счастью, по деревенской традиции, давно уже позабытой в городах, поминки непременно должны были заканчиваться до полудня, так что ровно в двенадцать экспедиция двинулась дальше.

И еще до темноты они наконец-то увидели горы. Из-за сложного рельефа местности дорога постоянно петляла, поэтому далекие вершины виднелись то впереди, то слева, то справа. Мягла явно была готова любоваться на них целый день, радостно предвкушая, что скоро она окажется в родной стихии. А вот Ласве не испытывала и малой доли воодушевления – в Иракасии она бывала, и неоднократно, и даже каждый раз соглашалась прогуляться по живописным горным склонам, но она прекрасно помнила, как тяжело постоянно идти вверх. Одно дело – сходить на короткую прогулку и вернуться к обеду, и совсем другое – брести по узкой горной тропинке день за днем со здоровенным рюкзаком за спиной.

Но выбора, разумеется, не было – нужный проход в Незримое располагался именно в горах. По приблизительным оценкам Юрзме, от Зеленых Склонов, крошечной деревушки, где они планировали оставить грузовик, до нужного места было три дня пути. Три дня дороги вверх. Так себе перспектива, по мнению Ласве. Но делиться своими переживаниями она не спешила – Зорли и без того был не слишком лестного мнения о её силе и выносливости, так что усугублять не стоило.

Визгриков мапр вообще стал занимать неожиданного много места в её мыслях. Еще этот его назойливый интерес к «сестре», да и про странную фразу Утлу Ласве тоже не забыла. Что хотел сказать Зрящий? Что Зорли догадался, что она девушка? Или что мапр где-то умудрился увидеть Ласве, а скорее – Ярдо под её личиной? Вопросы, вопросы… И главный из них: а ей-то какое до всего этого дело? Неужели Зорли ей нравится?

По всему выходило, что да – нравится. Со всеми своими раздражающими намеками, нелепыми веснушками и хитро прищуренными глазами. И даже отголоски сущности мерлиса, которые Ласве со временем стала в нем ощущать, тоже казались ей привлекательными.

«Неужели я влюбилась? – с восторгом и ужасом думала Ласве. – А если у него и правда серьезные намерения, что тогда? Неужели мы с ним…» Представить себя и Зорли как пару у нее не получалось – не было у Ласве опыта нормальных отношений с парнями, так – одно-два свидания, и очередной кавалер непременно её разочаровывал. А этот – наоборот – интересовал всё сильнее и сильнее.

«И скоро он узнает, что Ласве – это я, – мысленно вздохнула девушка. – И что тогда будет?» Ответа она не знала, но всё-таки надеялась, что Зорли обрадуется. Очень хотелось в это верить, как и в то, что всё у них будет хорошо: они найдут архив Риньяни, благополучно выберутся из Незримого, Ласве и Мягла получат свои рекомендации, а потом и работу, о которой мечтали. «Это всё мысли о горах на меня тоску навевают, – решила Ласве. – Хватит заранее расстраиваться!»

Воплотить это намерение оказалось легко – как раз подошла её очередь развлекать Юрзме разговорами в кабине, да и после этого Ласве старательно занимала себя всем подряд, так что к вечеру тоска окончательно прошла и больше уже не возвращалась.