Суббота, 15 июля, утро
Лариса в ужасе забилась на топчан, сжавшись в комок. Мужики обступили ее с трех сторон и, нахально разглядывая, продолжали обмениваться короткими гортанными репликами. Как будто сидел здесь, перед ними, не живой человек, а кукла или какой-нибудь дорогой, диковинный товар. И что она сама думала о себе, их, видимо, совершенно не интересовало.
— Что вам от меня надо? — с трудом выдавила она.
— Ха-ха-ха! — обрадовались они.
— Наконец женщине стало интересно, что от нее настоящим мужчинам надо! — восторженно воскликнул один из них, с короткой курчавой бородкой, росшей по всему лицу от самых глаз, и одетый в дорогой джинсовый костюм.
— Не волнуйся, красавица! — поддержал его другой, рослый, с длинными, до колен, руками, он был в джинсе и потертой кожаной куртке. — Что нам надо от тебя, мы и сами возьмем, тебя не попросим. И всем сразу хорошо станет, да? Любишь удовольствие? — Но сразу смолк, лишь только недовольно кашлянул третий
— Ты нам скажи пока, куда мальчишки подевались? И что ты тут совсем одна делаешь? — спросил наконец этот третий, самый старший, похоже, из них и самый мрачный. Одет он был немодно — в обычный, достаточно поношенный костюм.
Лариса решила говорить правду, может, хоть это спасет ее от жутких, заросших кавказцев. Сказала, что Ашот с Мишей уехали в Москву, в ее квартиру, чтобы забрать вещи вместо выкупа. А потом они обещали ее отпустить.
— Это почему какие-то сопляки решают: отпускать или нет? — почти изумился такой наглости мрачный. — Никто им не давал такого задания.
Странным показалось Ларисе, что вся троица почти чисто говорила по-русски. Ну с акцентом, конечно. Может, с ними все-таки удастся как-то договориться?..
— Но ведь я же им практически все отдала. Все, что у меня было… есть… даже саму квартиру, как они сказали… — И Лариса, неожиданно для самой себя расплакавшись, совершила грубую ошибку: — Они сказали, что дядя Гурам… — И, увидев их резко дернувшиеся лица, смолкла, прикусив язык.
Кавказцы переглянулись. Потом мрачный присел на топчан, отчего Ларисе пришлось еще плотнее подтянуть под себя ноги.
— А что они тебе про Гурама говорили? — каким-то очень плохим голосом спросил он.
— Да ничего такого… Просто назвали… Сказали: Вадим, мой муж, договорился с ним обо всем…
— Так! — мрачный яростно почесал свой затылок. — А где твой муж?
— Откуда ж мне знать? Я, наверно, второй день тут сижу…
— Ну и сидела бы! — грубо оборвал ее мрачный.
И они снова заговорили по-своему — громко, гортанно, словно ругаясь. Лариса уже совсем обалдела от их шумного и опасного присутствия и только беспомощно переводила взгляд с одного на другого. Слезы катились по ее щекам, и она боязливо промокала их рукавом. Наконец они, видимо, до чего-то все-таки сумели договориться, потому что мрачный поднялся и сказал ей:
— Мы решили, больше тут сидеть не будешь. Поедешь сейчас с нами. Кричать станешь или сопротивляться, тебе же хуже сделаем. Пусть сам хозяин тобой занимается.
— Но зачем же мне ехать куда-то, когда они должны уже скоро сами сюда вернуться? Отпустить же обещали…
— Дура ты совсем. Ну кто тебя отпускать просто так станет? Будет выкуп— не будет выкуп, какое ты отношение имеешь? Тебя похитили, говоришь? Значит, похитили. Хозяин лучше знает, что с тобой надо делать. Лучше хороший совет слушай: нам не возражай, а когда к хозяину приедем — тоже не возражай. А то он тебя нам отдаст, — мрачный так улыбнулся, что у Ларисы спина заледенела, — а у нас ты сразу смирная станешь… как овца! А! — И он зловеще захохотал, поддержанный товарищами.
Эти его черные гнилые зубы, жуткие звуки, изображающие смех, и вообще эти явно уголовные типы так перепугали Ларису, что она почувствовала удушье.
— Ты нас пока не бойся, — все так же «игриво» продолжал мрачный. — Мы тебя не тронем. Пусть хозяин посмотрит, какую мы ему сегодня красивую женщину доставим. Он таких, как ты, любит. Ты ему наверняка понравишься…
Наконец какой-то острый ком в горле у Ларисы словно прорвался в пищевод, и она снова закричала так, что зазвенело в ушах. Она орала из последних сил, отпихиваясь голыми ногами от дружно потянувшихся к ней грубых рук. Но немедленно чья-то жесткая, будто деревянная, ладонь больно запечатала ей рот, ее скрутили и ловко закатали в тот плед, которым был накрыт топчан. Она захлебнулась своим криком и скоро впала в обморочное состояние.
Это была самая обычная дача, каких по окраинам Баковки немало: старых, но крепко построенных в свое время, а теперь если и подновленных, то, главным образом, внутри. Каждый очередной дачник, снимавший на лето комнаты с застекленными верандами, требовал элементарного уюта, а потом уже и сам развешивал свои занавески, завозил мебель, расстилал по щелястым полам паласы и дорожки, словом, заботился лишь об интерьере для себя. Внешний же облик этих дач, десятилетиями омываемых дождями, был примерно одинаков — одноэтажные, обшитые серой от времени вагонкой.
Дача, в которой содержалась Лариса, от соседних не отличалась. Раньше хозяин сдавал свое строение на лето, брал большие деньги и ничем не интересовался, отстегивая, вероятно, приличную сумму местной власти. В этот раз сдал практически на год: клиент был серьезным и сразу положил сумму, вдвое превысившую ту, что наметил для себя хозяин. Тут уж не до торговли. Пришлось перебраться в свою московскую квартиру
Вообще-то этот поселок считался в свое время «генеральским». Были здесь и большие ухоженные участки, и добротные дома со всеми удобствами, обнесенные солидными оградами, как, скажем, дача, а точнее зимний дом, самого покойного маршала Буденного. И охрана своя у таких дач была, и порядок постоянный соблюдался. Особо не пошалишь. И поэтому, вероятно, всякого рода богатая шпана, как догадывался Турецкий, мнившая себя предпринимателями, могла чувствовать себя здесь совершенно спокойно. Большие деньги, которые они позволяли себе швырять направо и налево, превращали их в хозяев жизни.
Сыщиков удивило то обстоятельство, что дверь в дом была незаперта, хотя Ашот готов был божиться, что, уезжая, они дачу крепко заперли. Не снимая с него наручников, Турецкий с Грязновым поднялись на веранду Акимов остался возле автомобилей.
— Ну, показывай, где пленница? — Грязнов на всякий случай достал пистолет
— Здесь она, — Ашот вошел в прихожую и топнул ногой в пол. — Ковер только надо убрать. А свет — вон, — он показал подбородком на выключатель.
Открыли люк и заглянули в ярко освещенный подвал Но там никого не было
— Ты чего нам мозги пудришь? — Грязнов поднял голову и жестко посмотрел на Ашота.
Тот опустился на колени и тоже заглянул в подвал. Увидел пустой топчан: не было ни Ларисы, ни пледа, который лежал на досках. Он потряс головой и непонимающе уставился на сыщиков.
— Здесь была… Ничего не понимаю. Сама уйти никак не могла. Значит…
— Что такое? — насторожились Турецкий с Грязновым. — Кто мог забрать ее отсюда? Куда увезли, ну? Отвечай немедленно!
Турецкий шагнул к Ашоту ухватил за шиворот будто котенка, и поставил на ноги.
— Послушай меня, Ашот. Ты уже сделал чистосердечное признание, что нами было зафиксировано в протоколе. За это, как мы тебе объяснили, полагается снисхождение, так? Так. И про дядю своего ты нам уже сказал. Не успел только адрес его сообщить, что ты сейчас и сделаешь, верно? Потому что, как я могу догадываться, исчезновение Ларисы — дело его рук. Или его мальчиков. Так, Ашот?
Но Ашот стоял истуканом, с совершенно растерянным видом, словно не слышал, что к нему обращаются, и тупо молчал, глядя в проем люка.
— Я тебе так скажу, — продолжил Турецкий, — признаний наполовину ни один суд не учтет. Или сам все с деталями выкладывай, или, если будешь тянуть время, а твой Гурам что-нибудь натворит с заложницей, будем вас судить всех вместе и без всякого снисхождения. Понял?.. Нет, ты, кажется, ничего не понял. Тогда придется тебе объяснить иначе. Так вот, чтоб ты скорее думал, я сейчас отвернусь, поскольку являюсь лицом облеченным властью, а вот Вячеслав Иванович, он частный сыщик, может в запальчивости переусердствовать, его Бог прощает, когда ему оказывают сопротивление. Понял, о чем я говорю? Снова, вижу, не понял. Ну что ж, Вячеслав Иванович, сделай мне одолжение, задай пару вопросов мальчику, чтобы он наконец сообразил, с кем дело имеет, а я отвернусь и не буду тебе мешать… Если желаешь, могу Акимова в помощь позцать. Или один справишься?
Слабоват оказался Ашот. Турецкий еще и речь свою не завершил, а Грязнов только рукава стал закатывать, как сообразил он, что этот рыжий здоровяк действительно может шкуру с него спустить и ведь скажет, что так и было, а этот второй подтвердит. И почувствовал Ашот, как душа его в самом прямом смысле сиганула в пятки…
— Я скажу! — испуганно завопил он.
— Все? — Грязнов будто для удара набычил голову.
— Все! — невольно защищаясь плечом, поспешно заверил Ашот.
— Давно бы так. — Грязнов стал спокойно раскатывать рукава и застегнул пуговицы на манжетах. — Только время у себя воруешь, дурак набитый… Ну так что будешь говорить? Про дядю Гурама, надо полагать?
Ашот кивнул.
— Кто таков?
— Большой человек, — сделав серьезное лицо, ответил Ашот — Он живет во Фрязине.
— Адрес? Быстро! — И обернулся к Турецкому — Это ж у черта на куличках! Час, если не больше.
— Около этого, — согласился Турецкий. — Но не так уж далеко, по-моему, это сразу за Щелковом. Но если по кольцу, далековато. Однако что ж это наш друг молчит, не отвечает? Адрес какой?
— Новый поселок, семь.
— Что у него там? Дом, квартира?
— Дом. Но…
— Что еще?
— К нему так… нельзя Он…
— Что такое? Это к кому нам нельзя? Да кто он такой, в конце-то концов? Страшный мафиози?
— Боюсь я его. Его все боятся И Миша тоже… Ребята у него эти… крутые.
— Так. Ты все понял, Слава? Значит, поехали в Москву, к Косте. От него выйдем на Шурочку и действуем соответствующим образом. Полагаю, придется на областной РУОП выходить. Она подскажет Знаешь там ребят?
— Знаю Никиту Емельяненко, зама по оперативной работе.
— Вот и ладушки, нам выше и не надо. Все, больше времени не теряем, Костя там, поди, уже шухер поднял. Поехали. Давай, парень, — кивнул Турецкий Ашоту, — двигай на улицу Мудрецы вы тут, мать вашу
Красный «мерседес» они оставили во дворе, ибо всякая нужда в нем теперь отпала, и уехали на «жигуленке» Акимова.
Турецкий сидел сзади, рядом с Ашотом Тот совсем понурил голову, поскольку, кажется, всерьез наконец понял, в какую переделку вляпался по вине брата.
— Что вы с ней сделали? — Турецкий в упор взглянул на Ашота, и тот понял, о ком речь
— Ничего плохого
— Ох, врешь ты, парень, вздох!гул Турецкий Она ж ведь нам сама все расскажет
— Это она меня любила! — с вызовом ответил Ашот.
— Ишь ты! — хмыкнул Турецкий. — Впрочем, чем черт не шутит… Не исключаю. Но спасет тебя лишь одно: если она сама подтвердит. Ну а Михаил этот твой недоделанный? Он-то как? Тоже по любви?
— У него ничего не было. Он только попугать ее немного хотел.
— Чем же? — насторожился Турецкий.
— Про публичный дом сказал…
— О-о! Это уже что-то новенькое! Ну-ка, ну-ка… Кажется, вы далеко зашли, ребятки.
— Миша сказал, что, если выкупа не будет, дядя Гурам ее в публичный дом отдаст.
— А где это ваше заведение находится?
— Да нет ничего такого, и не был я там никогда. Это просто Миша… чтоб она не думала* что нас обмануть можно… «кинуть».
— Ну ладно, есть или нет, это мы очень скоро узнаем. Но зачем же тогда Михаил из окна сиганул? Чего так испугался? Одного имени дяди Гурама?
— А он не в себе был. И неудача с выкупом. В Москву ездил: старика убили, Вадим исчез. С чем к дяде Гураму идти? Плохо будет. И меня он прикажет убить…
— Скажи, какой страшный! — отозвался с переднего сиденья Грязнов. — А вот мы его все равцр не боимся. Да и тебе не советуем.
— А откуда он взялся, этот Гурам? — спросил Турецкий.
— В Тбилиси жил. Он действительно дядя нам. Когда сюда приехал, в восемьдесят седьмом, здесь стал жить. Большой дом построил, из кирпича. Три этажа. Большой дом, охрана.
— Понятно, не без этого, представляем, с кем дело иметь придется. Ну а вы?
— В Тбилиси совсем плохо стало. Армяне уезжают, грузины сюда бегут. Мы с Мишей тоже приехали. Дядя нам дачу на Баковке на год снял. Сказал, сами заработаете, купите.
— А за это вы ему — что?
— Он Мише говорил. Мы делали. Дядя деньги давал. Пока не очень большие, дачу не купить, — вздохнул Ашот с сожалением.
— Зарабатывали мальчики как могли, — снова заметил
Грязнов. — Поди, рэкетом промышляли Заложниц брали выкуп и так далее? А потом, чтоб следов не оставлять, выстрел в затылок? Так? — Слава резко обернулся к АШОТУ И впился в него глазами
— Зачем? — испугался Ашот — Мы всегда мирно Никого пальцем не трогали. И дядя Гурам не велел.
— И это мы скоро узнаем, — почти дружелюбно неожиданно подмигнул Ашоту Грязнов. — Но пока молись своему Богу или кто там у тебя в запасе имеется чтобы с Ларисой Георгиевной ничего не случилось. Иначе загремишь ты у нас, парень, да так, что никто тебя не сыщет Вслед за дядей Молись…