Опасное хобби

28

Виталий Александрович Бай обратил внимание на Карину год назад, когда, собственно, и состоялось их первое свидание. Деловое, разумеется. Кто ему указал на нее, Бай теперь, естественно, не помнил, но было это в Доме кино на какой-то премьере. «Вот, — сказал Виталию его спутник, — обрати внимание на эту эффектную молодую вдову». Позже он узнал, что муж Карины был крупным и, вероятно, шибко крутым бизнесменом, от которого то ли избавились соперники, то ли — под их видом — соответствующие органы[1]. Темное было дело. Мало кто знал его подробности.

В тот же вечер Бай снова увидел вдову, но уже в компании крупного рыжеволосого мужика и худощавой девицы, в ресторане дома на Васильевской. Карина понравилась Баю. Но еще больше то обстоятельство, что, по словам спутника, дома эта пикантно одетая вдовушка имела несколько весьма достойных внимания полотен, перешедших к ней по наследству от мужа.

Вот это, последнее, и подвигло Виталия Бая на решительный шаг. Узнать ее домашний телефон было делом плевым, и с утра он позвонил ей. Проникновенно-вкрадчивым голосом, как умел, Виталий объяснил цель своего звонка тем, что был давеча восхищен и буквально покорен ее красотой, коротко сообщил о себе и своих пристрастиях, наконец так умолял дать ему возможность полюбоваться ею еще раз, а также теми шедеврами, которые находятся у нее дома, что вдовушка не устояла перед его натиском.

Во всех ситуациях Бая спасал его юмор. Может быть, Карина действительно ждала принца, но при виде Виталия — огромного и рыхлого — в глазах ее заметно вспыхнуло разочарование, что немедленно отметил Виталий. Но он отличался, когда того хотел, такой изысканной любезностью, такой широкой, хотя и специфической, эрудицией и заразительным весельем, что даже люди опытные все принимали за чистую монету. Где уж тут было устоять какой-то неожиданно разбогатевшей вдовушке. Он буквально заворожил ее своими знаниями, остроумием и весьма критичным отношением к собственной особе. И при этом не делал никаких сомнительных поползновений. Исключительно дружеский интерес и участие — не более.

«Картинки» ему тоже понравились. Покойник, конечно, ни черта не смыслил в искусстве, но либо у него был хороший советчик, либо не подвело спонтанно заложенное природой чувство красоты. Во всяком случае эти наполненные небом, весной, воздухом картины и этюды молодых Юона, Грабаря, Кончаловского сегодня вызвали бы несомненный интерес у любителей российской живописи первого двадцатилетия века. Стоило также и поторговаться, поскольку, как быстро понял Бай, советчиков у Карины по этой части не было, а ее самое интересовало лишь нарисованное.

Ему на минуту даже представилось, что вот бы был настоящий юмор, если бы он по-быстрому приобрел сейчас на Измайловском вернисаже полтора десятка «сюжетных полотен», где все изображенное — яснее ясного: вот церковь, вот овраг, вот река и так далее, причем и заплатил бы за все скопом буквально копейки, — можно было бы предложить вдовушке выгодный «ченч». Скажем, так: он — ей пятнадцать полотен в красивых рамках, она — ему эти десять, и рамки можно оставить на память. А? Вот бы народ рыдал!

Но это значило бы и крепко подставить самого себя Слухи-то впереди нас бегут. Не нужна ему пока такая слава Да и откровенным криминалом попахивает. А тот рыжий, что был с ней накануне в кабаке, как она обмолвилась, в МУРе работает. Горячо…

Поэтому путь один — поторговаться, уговорить, обаять и — купить. Истинная цена полотен, по самым предварительным предположениям Бая, вдесятеро могла превысить его искреннее предложение. Значит, игра того стоила.

Но Карина почему-то уперлась, ни в какую не хотела лишаться красивых картинок, которые, по ее мнению, очень украшали интерьер ее квартиры. Меняться тоже не хотела. Похоже, она вообще быстро устала от обильного юмора Виталия Александровича, а в какой-то момент даже не очень вежливо взглянула на часы.

Ну что ж, торопиться некуда, полотна не исчезнут. Можно и подождать, не горит. Да и покупателя соответствующего подобрать — тоже время требуется.

И Бай как бы отступился, оговорив себе возможность и впредь, если Карине не очень с ним скучно, иногда развлекать ее, приглашать на выставки, до которых он большой любитель, в театр там, еще куда-нибудь — в людное и веселое место. Она не стала отказывать в любезной просьбе, и они расстались, по его мнению, довольные столь неожиданным знакомством, которое уж ее-то вовсе ни к чему не обязывало, это точно.

Он стал изредка позванивать, напоминать о себе, развлекая ее новыми анекдотами на животрепещущую политическую тему, она хохотала, даже и не стараясь запомнить их.

Но неожиданно вмешался случай: нашелся покупатель, да такой, что запахло крупным. Больше ждать было нельзя, и Виталий Александрович приступил к быстрой и планомерной осаде.

Вопрос с вывозом полотен мог решиться легко и просто. Любезная сердцу Виталия Алевтина Филимоновна Кисота в настоящий момент заканчивала подготовку к зарубежному вояжу выставки под модным девизом «Нью рашен арт» — для вывоза необходимых Баю полотен ничего лучше не придумать. Все абсолютно законно. Дело было за малым — заполучить эти самые полотна. Разговор шел о каких-то трехстах— максимум четырехстах тысячах долларов. Огромная сумма для того, кто не знает, — сплошной «зеленый хруст». А чертова вдова уперлась. И тогда Виталий Александрович пошел на крайний шаг.

Однажды в середине дня Карине позвонил из автомата у подъезда шофер Виталия — Андрей и сказал, что его хозяин собирается ненадолго за границу и просит Карину принять от него маленький презент — букет роз, который ее, разумеется, ни к чему не обязывает. Карина развесила уши и открыла дверь.

Вошедший в квартиру сухощавый молодой человек протянул ей огромный и, конечно, очень дорогой, поскольку дело было зимой, букетище и, осведомившись, одна ли она, попросил уделить ему несколько минут для разговора. Карина уже жалела, что сдуру открыла дверь малознакомому человеку.

Андрей не стал, по его выражению, тянуть кота за хвост, а сразу перешел к делу.

Он сообщил о том, что в Министерстве культуры подготовлена для экспозиции за рубежом — в Австрии, Германии и, скорее всего, в Париже— выставка русского искусства, составленная из произведений, находившихся в частных коллекциях. Активное участие в ее подготовке, как один из крупнейших специалистов, принимает и Виталий Александрович. Нет, он не собирается сейчас, когда уже не остается практически времени, каким-то образом выманивать или заставлять Карину продать ему ее полотна. Он просто очень просит, очень! — сухо подчеркнул Андрей это слово, после чего на Карину пахнуло холодком и от тона и особенно от нехорошего взгляда шофера, — дать ему эти картины под весьма внушительный залог. Вот он, здесь четыреста тысяч долларов.

Возможно, Карина бы еще раздумывала, но Андрей как-то странно поинтересовался, где сейчас ее дети, и, узнав, что в школе, по-отечески посоветовал: «Нельзя нынче детей без призора оставлять, ведь не ровен час… У нас, правда, это дело пока не получило распространения, но в Америке — ого-го! «Киднеппинг» называется. Воруют, а с богатых родителей потом выкуп требуют…»

Последний аргумент решил дело. Оставив деньги и получив от Карины заранее написанную расписку — оставалось только ей подпись свою поставить, — Андрей быстро и профессионально снял полотна со стен, ловко перевязал их имевшимся при нем шпагатом и сунул в специальную серую клеенчатую сумку, чтоб уберечь от непогоды. Так же быстро он и откланялся, уверяя Карину в абсолютной преданности Виталия Александровича. А картины ее вернутся, и тогда они продолжат разговор об их возможной продаже.

Карина была теперь уверена, что видит их в последний раз. И не ошиблась. Месяца два или три спустя в какой-то газете — ей об этом сказала Нина — был опубликован материал о том, что в одном из австрийских городов, где проводилась выставка русской живописи начала двадцатого века, со стендов исчезло несколько десятков полотен, которые, впрочем, могли потеряться и при перевозке из города в город. Высказывались также робкие предположения, что распродажу произведений из частных коллекций учинили сами устроители выставки. Так это было или не так, никто, видимо, ни в министерстве, ни где-нибудь еще разбираться не стал. Тем более что вместе с картинами осталась за рубежом и одна из искусствоведш, работавшая на этой выставке. Раньше с устроителей головы бы полетели, а сейчас… махнули рукой: чего не бывает на свете!.. Ну осталась, и черт с ней…

Больше всех возмущалась Нина столь наивным и бессовестным обманом. Слава же, который во всех подробностях ознакомился с этим делом — по рассказу Карины, разумеется, — лишь покачал головой и обозвал Карину набитой дурой. А теперь все получается законно: залог оставлен, его никто от нее не требует, и деньги, надо сказать, весьма немалые — по нашим понятиям. И расписка! Она же добровольно передала полотна. Кто виноват? А все эти угрозы? — ну мало ли, что теперь может представиться потерпевшей! Да и не было, в сущности, никаких угроз — сплошная забота о детях, которые, кстати, действительно предоставлены сами себе. Вот о них и надо в первую очередь подумать Карине, благо средств у нее для этого больше, чем надо нормальному человеку. Хотел было Грязнов пощупать этого Бая, да все времени не было. И вот снова всплыла эта фамилия, но уже в связи с откровенно уголовным делом.

Никто, конечно, кроме самого Виталия Александровича и его верного оруженосца Андрея, не мог знать всех тонкостей Карининого дела. И она сама могла с помощью того же Славки строить лишь предположения. Понимал это и Турецкий. Но почерк… Вот что его теперь заботило.

Собственно говоря, если провести параллель, мог же тот Андрей, — на которого не мешало бы взглянуть, — попросту придушить Карину и снять картины со стен? Мог. И деньги — дома. Но не стал. Почему? А потому что Бай знал, что

Карина могла ляпнуть подруге, а та своему муровцу, о настойчивых, надоедливых приставаниях его к владелице картин. Перекрыт был бы и путь вывоза их за рубеж, хотя о чем тут говорить! Воруют и вывозят, а таможня нередко и сама помогает. Но если предположения на этот счет верны, то Бай никогда бы уже не смог вернуться в Россию. А он даже обосновался тут, судя по переделкинской даче, о которой рассказывал Грязнов.

Мастер неожиданных версий — так называл иногда Турецкого Костя Меркулов. И приятели подтрунивали над ним. А что, собственно, такое версия? Это ж, в конце концов, какой-никакой, а плод размышлений и сопоставлений. Сплав ума и опыта. Фактов и интуиции. А если быть точным, то следственная версия — это не что иное, как обоснованная доказательствами догадка следователя о формах связи и причинах отдельных явлений расследуемого события. Версия — реальное объяснение факторов и обстоятельств дела. Теорию следственных версий (как гипотез) начали разрабатывать у нас Громов и Голунский. Турецкий же считал себя достойным учеником этих достойных криминалистов.

А теперь вон гляди-ка, какая цепочка выстраивается: Вадим Богданов, как возможный организатор похищения заложницы и убийца; Гурам Ованесов, явный соучастник и того и, возможно, другого, «авторитет» в уголовном мире, владелец оружия для киллеров; Виталий Бай, коллекционер и торговец картинами, вероятно, скупщик краденого, и?.. Кто дальше? Чиновники в Министерстве культуры, на таможне, в милиции? Интересная получается компания…

Саша разглядывал лицо Карины, погрустневшее от плохих воспоминаний, и думал: «Господи, какая ты счастливая все-таки, какая везучая роскошная балда! Вовремя тебя Бог надоумил не сопротивляться, иначе где б ты была сейчас…»

Любопытные ребятки… Жаль, что сегодня нерабочий день. А может, это как раз и хорошо?.. Нет, стоп! Азарт — не помощник. И дважды везение приходит редко. Один раз пронесло. Не будем снова Костю расстраивать…