Опасное хобби

24

По мнению Володи Акимова, хуже этой старой, давно не ремонтированной районной больницы мог быть только морг какого-нибудь очень заштатного городишки, заброшенного на самый край света. Крашенные серой масляной краской, облупившиеся стены коридоров, неровные полы, покрытые вытертым линолеумом, немытые стекла в потрескавшихся рамах — все говорило об убогости и заброшенности помещения. В дополнение ко всему, большие палаты были практически впритык заставлены кроватями, на которых ждали своего исцеления больные. И в плохом сне подобное не приснится.

Кровати стояли и в коридорах обоих этажей, вдоль стен.

Серьезно переговорив с дежурным врачом — седенькой старушкой, которая одна, вероятно, и помнила лучшие годы своего богоугодного заведения, Акимов, ссылаясь на особую важность жесткого контроля за пациенткой, потребовал предоставить ей отдельное помещение, что было и вовсе нереально.

Лабораторный анализ, сказала она, сделать можно, конечно, и она уже послала медсестру за «доктором», он недалеко тут живет, если, це ушел на рыбалку, выходной день. А вот отдельную палату никак не выделить. Да, впрочем, он и сам это прекрасно понимал. Но, осознавая серьезность положения, врач предложила отгородить угол в торце коридора ширмами, поставить там капельницу и стул для охраны. Вот, пожалуй, и все, на что она способна.

Господи, меньше часа езды от Москвы, а такая убогость… Но и времени лишнего не было, чтобы гнать в Склифосовского. «Доктор», как именовали плечистого и лысого мужика, к счастью, не накопал червей и рыбалка у него сорвалась. Две пожилые женщины, сокрушенно покачивая головами, переложили с носилой «скорой помощи» на кровать так и не пришедшую в себя женщину, облачили ее беспомощное тело в серый больничный халат и загородили койку невысокими ширмами.

Акимов уселся на стул, облокотился на пыльный подоконник и принялся молча ждать решения судьбы этой несчастной женщины. Лариса Георгиевна лежала, вытянувшись, под капельницей, ее светлые волосы были в беспорядке разбросаны по серой подушке. Нос странно заострился, и резко обозначились скулы. А ведь, судя по ее фотографии, которую Акимов видел в квартире, Лариса была очень красивой и эффектной. А сейчас такое ощущение, что перед ним старуха. Впрочем, Грязнов говорил, что ей за сорок. Возможно, хороший, здоровый образ жизни, умение следить за собой, а особенно умелый макияж скрывали ее настоящий возраст. Но вот вся внешняя шелуха слетела, и Лариса Георгиевна предстала в истинном своем обличье, где и боль, и усталость, и жуткая несправедливость.

Спустя примерно час вокруг новой пациентки собрались врачи, вызванные дежурной. Акимов, естественно, не вмешивался в их действия. Он просто предупредил их об особой — Володя подчеркнул это слово — ответственности за жизнь спасенной заложницы. Завтра, сказал он им, ее, вероятно, заберут в Москву, но сегодня нужно приложить все силы, чтобы спасти ее жизнь. А вечером Володя предупредил дежурную, помня обещание Никиты Емельяненко, что в больницу прибудут для ночного дежурства два специальных охранника. Словом, сделал все, чтобы подчеркнуть исключительную важность ситуации.

К счастью, он ни черта не смыслил в медицине, в чем врачи скоро убедились и не посвящать его во все тонкости состояния его подопечной. Они просто сделали свое дело и оставили его сторожить больную. Правда, пообещали, что, если ничего экстраординарного не случится, не исключено, что она придет в себя только завтра.

На его вопрос, какими лекарствами они собираются ее лечить, главный врач, интеллигентный на вид мужчина лет сорока, в очках в тонкой золоченой оправе, слегка улыбнувшись, заметил, что если он, конечно, не будет возражать, медсестра в течение ночи сделает ей парочку уколов кардиамина. На что Володя Акимов серьезно ответил, что не будет, но лично проконтролирует. Они раскланялись довольные друг другом.

До конца дня никаких особых происшествий не было. Правда, ходячие больные, некоторые медсестры, особенно молодые, прослышав о необычной пациентке, находящейся под неусыпной охраной уголовного розыска, норовили продефилировать мимо. Некоторые даже пытались заглянуть за ширму, но предупредительное и строгое покашливание Акимова их останавливало. Тогда они, кучкуясь в стороне, принимались разглядывать и, видимо, обсуждать его самого. Но ближе к вечеру все стихло, больные ушли на ужин, тем, кто не мог передвигаться самостоятельно, пищу стали разносить по палатам. Тяжелое это было испытание для Акимова. Под ложечкой сосало неимоверно. Он вспомнил, что в последний раз ел уже больше суток назад.

Хоть бы каши какой, с тоской думал он, вздыхая и ерзая на скрипучем стуле.

Неожиданная радость пришла в лице миловидной мед-сестрицы в кокетливой шапочке, сдвинутой чуть набок, подобно пилотке. Она принесла Володе кружку горячего чая и пару коржиков — не то засохшее пирожное, не то такое печенье. Сказала, что ее прислала дежурная, что он, наверное, голоден, но, к сожалению, ничего другого она предложить сейчас не может. Володя сердечно поблагодарил девушку, поставил чашку на подоконник, чтобы немного, остудить, и, провожая милую медсестричку глазами, отметил ее стройные, очень симпатичные ножки. Да-а, подумал, и ты, старый пень, туда же…

Когда чай немного остыл, Володя понюхал его и поморщился: у него был специфический больничный запах. А тут и без того все провоняло клиникой. Осторожно, чтобы не нарушать вечерний покой, Акимов дошел на цыпочках до середины коридора, где прежде заметил бачок с кипяченой водой и тазик возле него. В таз он вылил остывший чай, а кружку наполнил водой. Вот теперь другое дело. Мысль о том, что кто-то мог сыпануть ему в чай какую-нибудь отраву, даже не пришла в его везучую голову.

Солнце долго не заходило, и время перепутать было очень легко. Акимов, поглядев на свои наручные часы, с удивлением отметил, что стрелки показывали без трех минут десять, а он мог бы при желании спокойно читать, скажем, газету, если бы таковая была у него в настоящий момент. Наступление ночи обозначилось другими приметами: в оконные щели потянуло холодком и безумно захотелось спать. Но спать он не мог себе позволить, ибо ребята Никиты Емельяненко ожидались не ранее полуночи. Об этом он сам же предупреждал и дежурную, и главного врача.

Больница уже окончательно затихла, слабо светился ночник в середине коридора, где должна постоянно находиться дежурная по этажу медсестра, но ее там, конечно, не было. Как не было в этой больнице и многого другого, что на самом-то деле обязательно должно было быть.

Акимов сидел, обхватив ногами ножки стула и откинув голову к стене. Со стороны могло показаться, что он крепко спал сном тяжело усталого человека.

В дальнем конце коридора вдруг появилась давешняя симпатичная медсестричка. Только она сменила свои красные туфельки на мягкие тапочки, и поэтому шаги ее были неслышными. Акимов видел сквозь полуприкрытые веки, как она тихо приближалась, неся в руках поднос со всякими медицинскими причиндалами: эмалированным тазиком,

блестящей коробочкой и прочими предметами. Проходя за ширмы мимо него, она хоть и искоса, но внимательно посмотрела на него, и легкая улыбка тронула ее губы, отчего лицо ее стало еще более привлекательным. Володя вздохнул.

Между тем медсестра поставила свой поднос прямо на кровать, на ноги больной, хотя рядом была пусть хилая, однако же тумбочка. Как-то все это у нее вышло не по-врачебному, и Акимов интуитивно насторожился. Нет, странная это была какая-то медсестра, суетливая, даже ватку не достала, чтобы протереть место укола. Увидев, что она безо всякой предварительной подготовки с ходу взяла в руки ампулу, Акимов решительно встал и подошел к ней. Она легонько вскрикнула, но, узнав его, попыталась улыбнуться.

— Господи, как напугали-то… А я думала, вы спите, будить не хотела. Вот сейчас сделаем укольчик и — до утра можете спать.

— Что будем колоть? — солидно спросил Володя и аккуратно, но твердо вынул ампулу из ее пальцев. — Это что за препарат? Черт знает что, ничего прочитать нельзя. — Он отошел с ампулой к окну, чтобы попытаться разглядеть и прочитать стершуюся на стекле надпись.

— Да кардиамин, чего же еще, — уже раздраженно кинула ему вдогонку медсестра и вдруг зло добавила: — Присылают тут всяких! Раскомандовались! Сами и колите, если грамотные! Ну вас всех, пусть дежурная сама колет! — и резво помчалась по коридору.

Акимов пожал плечами, не совсем понимая причину ее раздражения, и стал внимательно рассматривать ампулу.

— «Рэ» есть, «и» тоже есть, «карди»… а «дэ» — нету… Что за лекарство такое? Послушайте, девушка… — Он обернулся, но медсестры уже и след простыл.

Тогда Акимов аккуратно положил ампулу в тазик, рядом со шприцем и, внимательно оглядываясь, пошел к центру коридора. Нет, дежурная по этажу все-таки была на месте, безмятежно спала. Акимов бесцеремонно растолкал ее и приказал немедленно позвать сюда дежурного врача.

Охая и проклиная ненавистную работу, пожилая женщина поплелась на первый этаж.

Акимову надоело ждать, когда наконец пришла дежурная. Потирая, подобно пожилой медсестре, глаза и позевывая, она без всякого интереса спросила:

— Ну что тут у вас стряслось? Отчего сыр-бор?

— Подойдите, пожалуйста, сюда и прочтите, что написано на ампуле, которую сейчас хотела вколоть больной ваша медсестра.

— Господи, да что же здесь может быть-то?.. — уже с откровенной издевкой спросила врач. — Не стрихнин же! Ох, до чего ж вы все…

Женщина взяла ампулу, достала из верхнего кармашка халата, где была вышита красивая монограмма, простенькие круглые очки, нацепила их на нос, отчего сразу превратилась из саркастичной медработницы в старушку-сказочницу, и подошла поближе к свету. И чем дольше она смотрела на ампулу, тем заметнее краска отливала с ее лица. Через минуту оно стало белым, или даже серым, как все их больничное белье.

— Где… где вы взяли… это? — спросила она дрожащим голосом.

— Вынул лично из пальцев вашей медсестры, которая уже готовилась отломить головку и наполнить шприц для укола.

«Что-то я стал многословен, — подумал посторонне Володя, — долго говорю, а эта медсестра…» И вспомнил абсолютно безотносительно острый больничный запах принесенного той девушкой чая.

— У вас есть такая молоденькая медсестра? Блондинка, тоненькая, на ней днем были красные туфли… Она мне от вас чай с коржиками приносила, сказала…

— Я ничего вам не посылала, — растерянно перебила его дежурная. — И медсестра у нас такая не работает…

— Здрасте вам пожалуйста! Да она же два раза приходила сюда. И сейчас вот, для укола. А я еще днем с вашим главврачом беседовал, интересовался методом лечения. Он сказал мне, что будут дважды в ночь кардиамин колоть. И я ответил, что обязательно проверю. Так что же здесь ваша девушка усмотрела обидного для себя? Не понимаю!

— О Боже мой! — Женщина сложила перед собой ладони, словно для молитвы. — Я повторяю вам, уважаемый товарищ, нет у нас такой медсестры! Это хоть вы усвоили наконец?

— А что же она хотела тогда вколоть больной? — с недоуменным видом спросил Акимов.

— Вы можете мне не поверить, но в ампуле скорее всего стрихнин. И если бы вы не остановили эту преступницу, не схватили ее буквально за руку, ваша подопечная сейчас уже беседовала бы с апостолом Петром.

— Но откуда же она тогда взялась? И почему так свободно передвигалась по вашей больнице? Ведь это же, простите…

— Ну разговор об этом будет завтра… Впрочем, вы и сами наверняка изволили заметить, в каких ужасающих условиях больница. Денег нет, персонала не хватает, лекарств приличных и тех не имеем. Что вы хотите, когда вся страна… А! — Она только махнула рукой.

— Нет, я готов понять ваши трудности, но, согласитесь, ведь совсем необязательно превращать больницу в проходной двор. Есть же у вас двери!

— Двери-то есть, — горько вздохнула дежурный врач, — да в дверях поставить некого… Как хоть она выглядела, эта стерва?

— Симпатичная, стройненькая, когда улыбается — просто очень милая. А вот когда она на меня разозлилась, то прямо-таки ведьма. Даже оскал какой-то неприятный. Как звать — не спрашивал.

— Ладно, — огорченно покачала головой женщина, — что ж теперь делать, раз так случилось… Вы пока шум не поднимайте. Да ее уж и нет, наверное, в больнице. Кар диамин я сейчас сама введу. Тревожить больных ночным обыском помещений мне бы не хотелось. И поэтому вы уж простите, и огромное вам спасибо за вашу бдительность, доглядите уж… А через час ваша охрана, как я понимаю, пожалует. И еще… — Она замялась. — Извините меня, совсем нынче голову потеряла, не судите за навязчивость… У меня там есть парочка бутербродов и чай в термосе, а?

— Ну что вы, спасибо большое…

— Да что уж там, какое спасибо, «вы ж, наверное, весь день не ели.

— Было такое дело, — улыбнулся Акимов, и эта его улыбка успокоила дежурную. — Но ампулу эту вы аккуратненько так, — Акимов показал пальцами, как надо держать ампулу, — уберите, мы потом ее заберем, хотя отпечатков на ней небось на всю больницу вашу хватит. Но на всякий случай. И за меня не беспокойтесь: теперь уж наверняка не засну.

— А что за чай-то она вам приносила? — поинтересовалась уходя.

Акимов пожал плечами.

— Вон в той кружке, — он показал на подоконник. — Но я его в таз под бачком вылил, а выпил простой воды.

— Ваше счастье, — слабо улыбнулась женщина. — Ну ладно, пойду за лекарством. И вам поесть принесу.