Опасные клятвы

12

ТЕО

Моя жена опьяняет гораздо сильнее, чем следовало бы. Я видел, как она боялась с того самого момента, как присоединилась ко мне у алтаря. Это было не то, чего я хотел для нее, только не ее страха. Я понимал, почему моя семья годами упорно работала над созданием репутации, которая вызывала бы страх у любого, кто знал о нас. Это было то, во что верили мои дед и отец, лучший способ удержать то, что они построили… нет, вырезали из крови и пота… своего и чужого.

Но я не хочу, чтобы моя жена боялась меня. Я не собираюсь давать ей повода для этого.

Я делал все возможное, чтобы успокоить Марику на протяжении всей нашей свадьбы и приема. Я хотел быть с ней нежным, медленным, чтобы показать ей, что намерен относиться к ней с уважением и заботой, которые ей причитаются в силу того, что она такая, какая есть, даже если между нами нет любви. Моя жестокость приберегается для тех, кто ее заслуживает, а Марика этого не заслуживает.

Трудно было не торопить события, когда она оказалась в моей спальне. Для меня было важно привести ее сюда, в мой дом, а не в гостиничный номер, начать наш брак здесь, в постели, которую мы теперь будем делить, начать все так, как я надеюсь, будет продолжаться в будущем. То, что Марику это не смутило и она не посчитала, что я ее в чем-то обманул, не взяв с собой в роскошный отель, заметно улучшило мое отношение ко всему этому.

Но боже, как только я оказался здесь, так близко к тому, чтобы оказаться внутри нее…

Было так трудно не трахнуть ее так, как я жаждал. Если бы она не была девственницей…

Я бы никогда не причинил ей боль. Но даже сейчас, когда я провожу пальцами по ее волосам в темноте, зная, что если я захочу ее снова, то мне придется действовать медленно и осторожно, что она должно быть еще болезненная… Я все еще хочу опустошиться в нее. Что-то в ней пробуждает во мне странное чувство собственничества, которое заставляет меня испытывать незнакомые мне ощущения, и если быть честным… это меня тревожит.

Я никогда не испытывал таких чувств ни к одной женщине. Это не значит, что в прошлом я не наслаждался грубым, жестким сексом, но я никогда не испытывал такой когтистой, собственнической потребности трахать женщину так, чтобы чувствовать, будто я претендую на нее, делаю ее своей, достаточно сильно, чтобы она почувствовала отпечаток моего члена в своем теле, если бы это было возможно. Это даже не совсем логично, потому что Марика не может быть более моей. Я для нее первый, и я буду для нее единственным. Мой член, удовольствие, которое я ей доставляю, — это все, что она когда-либо узнает.

И это тоже то, чего я не ожидал, что буду так возбужден, как сейчас.

Я притягиваю ее ближе, желая снова поцеловать. Если она не готова к большему, говорю я себе, то все будет в порядке. Я хочу чувствовать ее мягкий рот, и мой член пульсирует при мысли о том, когда же я наконец почувствую его на своем члене, ее мягкие, полные губы, обхватывающие мой ноющий член…

Марика тихонько вздыхает, когда чувствует, как я прикасаюсь к ее животу. Я уже тверд от одной только мысли о возможности снова трахнуть ее, о ее рте вокруг меня, и ее рука поднимается, чтобы коснуться моей груди, когда я притягиваю ее для поцелуя.

Интересно, попытается ли она оттолкнуть меня? Я не собираюсь принуждать ее, со временем, если она не будет хотеть достаточно часто, чтобы я мог получить наследника, нам придется это обсудить. Но я не собираюсь трахать ее без желания.

Но боже, я надеюсь, что она чертовски хочет.

Моя рука слегка прижимается к ее затылку, когда я целую ее, мой язык побуждает ее раздвинуть губы, и она сопротивляется лишь секунду, прежде чем издает низкий, мягкий звук в глубине горла, и ее рот открывается для моего. Я думаю, невинная ли это застенчивость, не учили ли ее, что она не должна наслаждаться прикосновениями мужа, или чему ее вообще учили. Я знаю, что ее мать умерла, когда она была совсем маленькой, слишком маленькой, чтобы многое узнать о том, каким будет ее будущее в браке. Я не могу представить, что ее отец научил ее большему. Но мир, в котором мы живем, редко ценит удовольствие жены в браке, и я могу предположить, что Марика могла почерпнуть какие-то идеи на этот счет.

— Ты можешь принять меня снова, девочка? — Спрашиваю я, проводя большим пальцем по ее скуле. Мой член упирается в ее живот, подчеркивая мое желание, и я снова слышу ее тихий вздох.

Она тяжело сглатывает, и я вижу, что она думает о том, чтобы сказать нет — от робости или от боли, я не знаю. Но проходит мгновение, и она кивает, ее пальцы сгибаются на моей груди.

— Да, — шепчет она, и меня пронзает толчок возбуждения, такой сильный, что почти болезненный.

— Я буду нежным, — говорю я ей, приникая к ее губам и снова целуя ее. Моя рука скользит между ее бедер, желая, чтобы она тоже возбудилась, но, честно говоря, трудно сказать, возбудилась она или нет. Она вся во влажной каше из своего предыдущего желания и моей спермы. Ощущение ее влаги на моих пальцах заставляет меня ахать, мой член капает спермой на мягкую плоть ее живота, когда мои бедра выгибаются навстречу ей, и я углубляю поцелуй.

Она заставляет меня чувствовать себя чертовски ненасытным.

Мои пальцы скользят по ее клитору, и я чувствую, как ее бедра дергаются, когда я нахожу его, кружась в том медленном ритме, который, похоже, нравился ей раньше. Сначала я не прикасаюсь к ней напрямую, скольжу кончиками пальцев по капюшону медленными кругами, пока наконец не провожу указательным пальцем прямо по ее клитору, надавливая, когда тру, и каждый раз она задыхается, ее бедра выгибаются в дугу. Это способ довести ее до медленного, жесткого оргазма, но сейчас я не уверен, что смогу ждать так долго.

Я опускаю пальцы ниже, осторожно вводя два из них в нее, и стону от того, какая она мокрая на ощупь. Она все еще полна моей спермы, ее бедра влажные от нее, и когда я нажимаю большим пальцем на ее клитор, я чувствую, как она напрягается вокруг меня, ее бедра начинают неуклонно вращаться в моей руке, когда она углубляет поцелуй.

Она быстро учится. Мне приятно думать, что я доставляю ей удовольствие настолько, что она способна отбросить все свои сомнения и страхи и позволить себе почувствовать, как это может быть хорошо, и что она позволяет мне доставить ей такое удовольствие.

— Я хочу, чтобы ты кончила на меня, прежде чем я снова окажусь в тебе, девочка, — пробормотал я ей в губы, слегка покусывая нижнюю губу, пока медленно вводил в нее свои пальцы. — Я хочу, чтобы ты была мокрой и готовой для меня.

— Мне кажется, что так и есть. — Она испускает нервный смешок, который переходит в стон, когда я загибаю пальцы внутри нее. — О…

— Тебе приятно?

Марика кивает, ее нос касается моего, когда она снова задыхается, и я закрываю глаза, стараясь сохранить самообладание. Мой член словно снова на грани разрыва, яйца тугие и болезненные, и я хочу быть внутри ее влажного жара больше, чем дышать. Мне нужно трахнуть ее, но я хочу быть уверенным, что это будет хорошо и для нее.

— Ты можешь кончить для меня еще раз? — Я снова целую ее, медленно проводя ртом по ее губам, а затем наклоняюсь, чтобы поцеловать ее шею, нежно проводя губами по тем местам, которые раньше казались ей самыми чувствительными. — Я хочу, чтобы ты кончила для меня, Марика…

— Я не знаю… ох…, — снова стонет она, ее грудь прижимается к моей груди, ее рука обхватывает мою руку, а ее киска сжимается вокруг моих пальцев. — О Боже, Тео, это…

Мой член пульсирует от звука, с которым она выкрикивает мое имя, мое собственное возбуждение покрывает мой ствол и ее кожу, а я продолжаю двигаться в том же ритме, неглубокими, скрученными толчками моих пальцев, когда я провожу большим пальцем по ее клитору, и я чувствую, что она на грани, ее тело напрягается, когда удовольствие усиливается.

— Вот так, девочка, — бормочу я ей на ухо, слегка проводя языком по мочке уха и спускаясь к мягкому месту под ней. — Кончи на мои пальцы. Я хочу, чтобы твоя сперма была по всей моей руке, милая жена…

Марика задыхается, и я с ужасом понимаю, что это ласковое обращение, произнесенное на гэльском языке с грубым ирландским акцентом, вывело ее из равновесия. Все ее тело напрягается, стон теряется в подушке, когда она поворачивает голову и сильно прижимается ко мне. Я чувствую, как ее киска трепещет и пульсирует вокруг моих пальцев, когда она вскрикивает, а ее ногти впиваются в мою руку. Это достаточно сильно, чтобы причинить боль, но, боже, мне, блядь, все равно, потому что мне так приятно, когда она вот так кончает на моей руке. Ее бедра подаются вниз, как будто она не может остановиться, чтобы трахать мои пальцы, все ее тело извивается и выгибается, когда она кончает для меня, и я позволяю этому продолжаться столько, сколько смогу выдержать, прежде чем внезапно переворачиваю ее на спину, приставляя свой член к ее входу, отчаянно желая почувствовать последние пульсации ее оргазма вокруг моего члена.

— Вот так, — простонал я, просовывая в нее головку своего члена, изысканное удовольствие от этого почти слишком велико, поскольку она сжимается вокруг меня, все еще пульсируя от оргазма. — Возьми меня, жена. Хорошая девочка, трахни…

Она ощущается невероятно. Я никогда раньше не знал женщины, которая ощущалась бы так хорошо: горячей, влажной и тугой. Я сжимаю ее бедро одной рукой, проникая в нее, и вижу, как она наблюдает за мной, когда я подношу пальцы другой руки к своим губам, не заботясь о том, что моя сперма попала и на них. Я слишком сильно хочу почувствовать ее вкус, чтобы не наплевать на все остальное.

— О боже, — простонала она, глядя, как я слизываю ее возбуждение с пальцев. — Тео…

— Ты такая чертовски сладкая на вкус, девочка, — пробормотал я, наклоняясь над ней и хватаясь за подушку рядом с ее головой. — И ты так охуенно принимаешь мой член.

Я проникаю в нее еще на дюйм, и она задыхается.

— Ты в порядке? — Мягко спрашиваю я, надеясь, что она ответит да, потому что я не знаю, как бы я смог выйти из нее прямо сейчас, если бы она сказала, что это слишком много. Горячая бархатная хватка ее киски ощущается как гребаный рай, и я с трудом сдерживаю свой собственный оргазм достаточно долго, чтобы насладиться ею так сильно, как мне хочется.

Марика кивает.

— Да, — дышит она, ее голос немного придушен. — Ты такой большой…

Черт. Я смеюсь, низким звуком в глубине моего горла, когда я проталкиваюсь чуть глубже, чувствуя, как она подается и сжимается вокруг меня.

— Именно то, что хочет услышать каждый мужчина, — бормочу я ей в губы, проталкивая еще один дюйм, борясь с тем, что ощущается как душевный порыв ворваться в нее так сильно, как только могу, и взять ее быстро и глубоко. — Но я не хочу причинять тебе боль.

— Немного больно, — признается она с придыханием. — Но мне тоже приятно.

Словно в подтверждение ее слов, я чувствую, как она снова обхватывает меня, как ее киска сжимается, чтобы втянуть меня глубже, и я стону в ее губы. Я чувствую, какое удовольствие она получает от этого, и, черт возьми, меня заводит то, что ей хорошо.

Я не уверен, что смогу заставить ее кончить снова, мне уже удалось больше, чем я думал, что она сможет в первую ночь, но, чувствуя, как она сжимается вокруг моего члена, я хочу, чтобы она кончила вместе со мной. Я продолжаю медленные, уверенные удары, от которых она извивается и задыхается подо мной, мои бедра раскачиваются в такт с ее бедрами и скрежещут о ее клитор с каждым ударом, и я тянусь вниз, мои руки обхватывают ее руки, когда я поднимаю их над ее головой, растягивая ее подо мной и удерживая ее там, пока я не вхожу в нее снова и снова, пока я не чувствую, что сойду с ума от удовольствия.

— Давай со мной, жена — простонал я ей в губы, когда понял, что больше не могу. — Кончай, пока я наполняю тебя.

Марика стонет, задыхаясь от моих губ, и я чувствую, как она двигается вместе со мной, ее ноги обвиваются вокруг моих, когда она выгибается и извивается.

— Тео…, — стонет она, и это все, что я могу вынести.

— О боже, я собираюсь кончить в тебя, блядь, в последний раз… — Я делаю еще один толчок, сильнее, чем раньше, чувствуя, как мой член напрягается и пульсирует, когда я начинаю кончать в нее во второй раз за сегодня. Это так охуенно приятно: мои бедра скрежещут по ее бедрам, я стараюсь войти в нее как можно глубже, пока она кричит от удовольствия… И когда я чувствую, как она начинает содрогаться вокруг меня, я понимаю, что она тоже кончает.

Блядь, осознание этого заставляет меня чувствовать себя так, будто я кончаю снова и снова, сперма вырывается из меня снова и снова, пока я пульсирую внутри нее. Я чувствую, как она напрягается и пульсирует, выгибаясь навстречу мне, и беспомощно стонет мне в рот, когда мы кончаем вместе.

Я бы трахал ее всю чертову ночь, если бы мог.

Через мгновение я выскользнул из нее, чувствуя, как из меня вытекает сперма, и перевернулся на спину рядом с ней. Я чувствую, как она замирает, словно не зная, что теперь делать, и тянусь к ней, притягивая ее ближе.

— Ты можешь лежать здесь со мной, девочка, — говорю я ей, немного ворчливо, потому что мне хочется, чтобы ее тело по-прежнему было прижато к моему. Мне всегда хотелось, чтобы между мной и женщиной, которую я только что трахнул, был хоть фут пространства, если я не отсылал их немедленно прочь. — Или ты можешь занять свое место, если хочешь.

Марика ничего не говорит. Но она остается там, в круге моей руки, и через долгий миг я чувствую, как выравнивается ее дыхание.

Впервые я провожу ночь с женщиной, которую хочу оставить на ночь в своей постели.

Я попросил персонал позаботиться о том, чтобы утром для нас принесли завтрак, и они в точности выполнили мою просьбу. В девять утра, именно тогда, когда я просил, раздается стук в деревянную дверь. Я с тревогой открываю глаза, не в силах вспомнить, когда я в последний раз спал так поздно или так хорошо, если честно.

Рядом со мной Марика перевернулась на бок где-то ночью, ее светлые волосы спутались вокруг лица, и она спит, свернувшись в клубок. Я некоторое время наблюдаю за ней, наслаждаясь ее расслабленным и спящим видом, а затем откидываю одеяло и достаю пару джоггеров, чтобы надеть их и сходить за завтраком.

Звук открывающейся двери и вкатывающейся тележки с завтраком, должно быть, разбудил ее, потому что, обернувшись, я вижу, как она медленно садится, прижимая к груди простыню и откидывая волосы с лица.

— Завтрак в постель? — С любопытством спрашивает она, и я улыбаюсь и иду к ней, чтобы слегка поцеловать ее в лоб.

— Только самое лучшее для моей жены — говорю я ей. — Хотя я не могу обещать этого каждый день. В большинстве дней я встаю и ухожу гораздо раньше, чем сейчас. Однако ты всегда сможешь получить завтрак, который тебе подадут внизу. Элисон, повар, превосходна, и у меня здесь полный штат. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Марика медленно кивает, как будто все еще просыпается и воспринимает все это. Она привыкла ко всему этому, я знаю, она всю жизнь росла с персоналом и подобной роскошью, но это не ее дом. Я хочу, чтобы она чувствовала себя здесь комфортно, чтобы она могла начать думать о нем именно так.

— Все остынет, если я приму душ? — Спрашивает она, глядя на еду. — Прости, я просто очень хочу привести себя в порядок…

Небольшой толчок странной эмоции проходит через меня при мысли о том, что она может захотеть отмыть меня от себя.

— Все будет хорошо, — твердо говорю я ей. — Сначала прими душ, если тебе так больше нравится. — Я подхожу к огромному шкафу, открываю двойные дверцы и нахожу там халат. — Вот. — Я протягиваю его ей, на случай если она не захочет идти в ванную совсем голой.

Марика благодарно улыбается мне, доставая халат, и, откинув одеяла, оборачивает его вокруг себя. Как бы мне ни хотелось увидеть мою молодую жену обнаженной при свете дня, я могу понять ее скромность. Для нее все это в новинку, и я не хочу ее пугать.

— Ванная комната там. — Я указываю на двери в другой части нашей спальни. — Там уже есть туалетные принадлежности. После сегодняшнего дня у тебя будет карточка с доступом к средствам, так что ты сможешь купить все, что тебе может понадобиться или захочется. Средства не ограничены, — добавляю я, и Марика сглатывает, даря мне еще одну небольшую улыбку.

— Я здесь не для того, чтобы тратить все твои деньги, Тео, — говорит она странным голосом, который заставляет меня думать, что ее почти раздражает эта идея. — Но у меня больше нет доступа к карте, которую дал мне брат, так что я, конечно, благодарна тебе.

Когда она уходит, мне приходит в голову, откуда могло взяться раздражение. У меня всю жизнь были собственные деньги: счета, оформленные на меня после смерти отца, и наследство, полученное до этого, когда мне исполнилось восемнадцать. Мне никогда не приходилось полагаться на средства, доступ к которым я получал только по чьему-то желанию. Но для Марики, как я понимаю, это была вся ее жизнь. Ее единственными деньгами были средства, которые позволял ей отец, потом брат, а теперь я — средства, которых можно лишиться в любой момент, если она не понравится тому, кто их предоставил.

Мне становится не по себе, когда я впервые осознаю это. Так устроен наш мир, раньше меня это никогда не беспокоило. Мне и в голову не приходило, что именно так живут все эти женщины, материально зависимые от мужчин, которые могут преследовать их интересы, а могут и не преследовать.

Мне нравится думать, что я забочусь об интересах Марики. И я хочу, чтобы она была счастлива со мной. Я хочу, чтобы она чувствовала себя моей женой, а не собственностью. И если я смогу ей доверять…

Дай ей время, говорю я себе. Я начинаю ощущать себя озабоченным подростком, с которым впервые переспали, а не сорокатрехлетним мужчиной со списком сексуальных завоеваний, превышающим мой рост.

Но я никогда раньше не замечал, что неравнодушен к женщине.

Когда Марика выходит, все еще закутанная в халат, с ее светлыми волосами, влажно лежащими на одном плече, я снова чувствую пульсацию желания. Нет никаких причин, по которым я не мог бы снова взять ее прямо сейчас, кроме того, что ей нужно поесть, и нам нужно поговорить о вещах, которые нельзя обсуждать с моим членом внутри нее. Хотя, возможно, стоит попробовать, язвительно думаю я, когда она наклоняется, чтобы набрать немного еды в тарелку, и я вижу, как вырез халата немного приоткрывается, давая мне возможность увидеть изгиб одной груди.

Она садится за стол в другом конце комнаты, перед ней — фарфоровая тарелка и стакан апельсинового сока. Персонал прислал шампанское вместе с завтраком, но я заметил, что она к нему не притронулась.

— Итак, — тихо говорит она. — Полагаю, сегодня утром ты отправишь простыни Николаю.

Мне даже не пришло в голову проверить их. Я бросаю взгляд на кровать и вижу заметные красные пятна на белой ткани. От мысли, что я отправлю испачканные кровью и спермой простыни ее брату, мне становится не по себе, даже если это традиция.

— В этом нет необходимости, — резко говорю я ей и вижу, как ее лицо удивленно смягчается. — Я уверен, что твой брат доверяет тебе, как и я. Мне не нравится эта традиция, и я не вижу причин переносить ее на свой брак.

Ее глаза расширяются при этом, и через мгновение она кивает, прикусив нижнюю губу. От этого зрелища мне хочется поцеловать ее, просто чтобы снова почувствовать мягкую, полную губу у своего рта.

— Спасибо, — говорит она наконец. — Мне тоже не нравится эта традиция.

— Ну тогда… — Я улыбаюсь ей. — Видишь? Мы уже кое в чем согласны. Хорошее начало для брака.

Я надеялся на юмор, и вижу, как ее рот слегка подергивается, хотя смеяться ей не приходится. Я доедаю свою еду, ставлю тарелку на тележку и смотрю на нее.

— Если хочешь, я могу привезти твои вещи сегодня. Или…

— Я бы хотела поехать домой и забрать их, — перебивает она. — И, возможно, навестить брата и Лилиану, если ты не против. Так я буду чувствовать себя лучше.

— Все в полном порядке, — заверяю я ее. — Я попрошу водителя отвезти тебя. Тем более что я беру тебя с собой в поездку, возможно, пройдет немного времени, прежде чем ты снова сможешь навестить их, а мне сказали, что ты привыкла видеться с братом и невесткой по крайней мере раз в неделю.

Ее рот слегка приоткрывается, а глаза снова округляются от удивления.

— Поездка? — Наконец спрашивает она, ее голос немного дрожит, и я удивляюсь, почему сама мысль об этом так ее волнует.

— Мне нужно посетить королей в Дублине по делам, — спокойно отвечаю я, надеясь развеять все ее опасения. — Я не очень хочу так скоро расставаться со своей молодой женой и подумал, что у нас будет возможность устроить мини-медовый месяц.

Марика сглатывает, но кивает.

— Когда мы едем? — Спросила она наконец.

— Ты должна собрать свои вещи, как только закончишь завтракать, — говорю я ей. — Мы уезжаем сегодня вечером.