Опасные клятвы

6

МАРИКА

Я опаздываю на тридцать минут, когда приезжаю в поместье брата, и уже на пороге дома ощущаю напряжение. Возможно, это лишь мое воображение, но, когда я отдаю горничной пальто и поворачиваюсь, чтобы увидеть Николая, идущего мне навстречу с суровым, грозным выражением лица, я понимаю, что это не так.

— Я не припомню и раза в жизни, чтобы ты опаздывала. — Его голос резок, совсем не так, как я привыкла, чтобы он говорил со мной. — О чем ты, черт возьми, думаешь, Марика? Если ты собираешься все испортить, могла бы просто сказать нет. Не оставляя меня танцевать перед единственным мужчиной в Чикаго, который богаче и влиятельнее меня, пока ты заставляешь его… нас обоих, ждать.

— Мне жаль. — Я смотрю на брата, стараясь придать своему выражению лица как можно больше сожаления. Мне не нужно заставлять себя выглядеть обеспокоенной или нервной, я и так нервничаю. Николай прав, что я всегда пунктуальна. Я не хочу, чтобы у него возникли мысли о том, почему я не была пунктуальной сейчас, и не хочу навлекать на себя гнев Тео. Не думаю, что одного этого промаха будет достаточно, чтобы заставить его расторгнуть брак, но его точно может быть достаточно, чтобы сделать этот брак гораздо более несчастным для меня.

— У меня была мигрень, — говорю я ему, и я уверена, что выгляжу достаточно бледной и уставшей, чтобы быть убедительной, даже с макияжем, который я наложила на сегодняшний вечер. — Я завела будильник, но проспала. Мне очень жаль. Я сама извинюсь перед Тео.

— Конечно, извинишься. — Николай выглядит таким напряженным, каким я его никогда не видела. — Лилиана разговаривает с ним в столовой. Нас уже усадили за стол. Поторопись.

Какая-то часть меня бунтует, слыша, что брат так со мной разговаривает, но я ничего не говорю. Я знаю, что его заставляет так себя вести беспокойство за себя, свою семью и меня. Он заботится о тебе, напоминаю я себе. Он любит тебя, любит Лилиану и ребенка, который скоро появится на свет. Все это сейчас под угрозой, если Тео не успокоится. Вот и все, что происходит. Это еще одна причина не рассказывать об Адрике. Если бы он узнал, что я сделала, как отдала то, на чем все это держится, он был бы в ярости. Я даже не уверена, что он простил бы меня после того, как увидела, как его расстроило мое опоздание.

Я чувствую влажность, оставшуюся от Адрика, на каждом шагу, пока иду к столовой. Я с ужасом думаю о том, что она пропитала мои трусики и оставила пятно на юбке, но у меня нет времени оправдываться, чтобы сходить в ванную и проверить.

Лилиана сидит справа от главы стола, и я вижу ее, когда вхожу в столовую. Я вижу и еще кого-то, мужчина сидит спиной ко мне с левой стороны, и когда Николай прочищает горло, Лилиана улыбается. Она выглядит искренней, но я подозреваю, что ее улыбка такая же принужденная, как и моя.

— Марика! — Восклицает она. — Ты здесь.

Как только она произносит мое имя, мужчина, сидящий напротив меня, отодвигает стул и встает, поворачиваясь ко мне, и я задыхаюсь от удивления.

Не знаю, чего я ожидала. В прошлом я несколько раз мельком видела Тео Макнила, не настолько, чтобы понять, как он выглядит на самом деле, но достаточно, чтобы понять, что он не толстый и не лысый. И все же мужчина, повернувшийся ко мне, совсем не похож на ту картинку, которую я представляла себе, зная, что он старше меня на двадцать с лишним лет.

Тео Макнил великолепен.

Не просто взрослый мужчина, этакий серебряный лис, а объективно великолепный. Он высокий, более шести футов, и явно держит себя в форме. Его темно-синий костюм явно сшит на заказ, подогнан под каждый дюйм его тела, и я вижу, что он стройный, подтянутый и татуированный. Мне не чужды татуированные мужчины: мой брат весь в чернилах, как и почти все мужчины в Братве, но почему-то от него я этого не ожидала. Я вижу, что татуировки простираются по тыльной стороне его рук, немного видны на воротнике, хотя они не простираются до самой шеи, как у моего брата. У него густые русые волосы, слегка посеребренные на висках, и щетина чуть более рыжевато-русая, с вкраплениями серебра. Глаза у него зеленые, цвета папоротника, и они мгновенно приковывают к себе мое внимание. Я замечаю, что, в отличие от многих других мужчин, его взгляд не окидывает меня оценивающим или развратным взглядом. Он смотрит на мое лицо, все еще оценивая меня, но не так, чтобы у меня возникло ощущение, будто он раздевает меня глазами.

Я смотрю на его красивое точеное лицо, на сильное тело, обтянутое костюмом, и чувствую мгновенное влечение, которого не ожидала. Я не думала, что буду желать его, что между нами вообще возникнет какая-то химия.

Что ты делаешь? Я слышу кричащий голос в своей голове, который говорит мне не терять голову только потому, что он выглядит лучше, чем я думала. Он тебе не нужен. А Николай использует тебя, чтобы подставить его. Не отвлекайся только потому, что не знала, что он окажется таким красивым.

Я тяжело сглатываю, когда Тео делает шаг вперед, берет мою руку в свою и подносит ее к губам. Они прохладные и сухие, и мое сердце учащенно забилось в груди, когда они коснулись тыльной стороны моей ладони.

— Очень приятно, мисс Васильева, — говорит он с густым акцентом, и у меня в животе что-то переворачивается. Я никогда раньше не слышала, как он говорит, и это заставляет меня задуматься, как бы звучало мое имя на его губах.

Как бы оно звучало, если бы он стонал его мне в ухо, пока входил в меня в постели.

Какого черта, Марика? Я все еще чувствую Адрика внутри себя, а этот мужчина заставляет меня гадать, как бы он звучал, произнося мое имя. Либо потеря девственности превратила меня в нимфоманку, либо я схожу с ума.

Конечно, ситуация, в которой я нахожусь, требует немного последнего.

— Прости, что заставила тебя ждать. — Я держу свой голос настолько холодным и спокойным, насколько могу, игнорируя дрожь, пробегающую по коже. — Я неважно себя чувствовала. Но это, конечно, не оправдание. Надеюсь, ты не станешь обижаться на моего брата.

— Вовсе нет. — Он улыбается мне, идеальной, очаровательной улыбкой. — Надеюсь, тебе уже лучше.

— Да. — Я стою так еще секунду, пока он не отпускает мою руку, а затем присоединяюсь к Лилиане на другом конце стола. Николай садится во главе, и через минуту появляется одна из служанок с первым блюдом, ставит перед нами два подноса с аккуратно разложенными закусками, а затем начинает разливать уже декантированное вино.

— Уверен, ты знаешь, зачем я здесь, Марика, — говорит Тео. Он не тянется за едой. Я знаю, что мой брат наверняка будет раздражен тем, что я не дождалась нашего гостя, но я не ела с самого завтрака, и мне все равно. Если он хочет на мне жениться, он не изменит своего решения из-за того, что я раньше него потянулась за гребешком, обернутым в прошутто.

Я чувствую на себе взгляд Николая, но все равно наполняю свою маленькую тарелку.

— Конечно. — Я вежливо улыбаюсь ему, потянувшись за вином. — У тебя с моим братом есть договоренность.

— Надеюсь, ты согласна. — Он слегка улыбается, и я поражаюсь тому, насколько искренне звучат его слова. Если бы я не знала лучше, то подумала бы, что его действительно волнует, рада ли я сложившейся ситуации или нет.

Интересно, волнует ли его то, что его будущая невеста лжет ему, ведь то, что звучит из моих уст, совершенно не соответствует действительности.

— Конечно, да. — Я сохраняю вежливую улыбку на лице. — Это то, что я должна была сделать. Заключить хороший брак ради семьи Василевых.

Рядом со мной я чувствую, как Лилиана слегка вздрагивает. Она прекрасно знает, как трудно сдержать сарказм в моем голосе и сделать так, чтобы все, что я только что сказала, звучало искренне.

— Уверен, ты знаешь, что я никогда не был женат, — продолжает Тео. — И я знаю, что это может показаться странным для человека моего возраста и моего положения. Но я хотел оставить перспективу брака для подходящей женщины.

— И я подходящая женщина? — Это прозвучало немного язвительнее, чем я намеревалась, и я вижу, краем глаза как глаза Николая сузились.

— Я думаю, что да. Твой брат привел довольно убедительные аргументы. — Тео улыбается мне. — Если у тебя нет возражений, то я предлагаю насладиться ужином, а затем приступить к делу.

В горле внезапно сжалось, желудок скрутило, но я изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания. После подписания контракта пути назад уже не будет. Лучше прямо сказать Тео Макнилу нет, чем нарушить контракт, подписанный кровью и чернилами. Наши традиции стары и глубоки, и я уверена, что его традиции такие же. Отказ повлечет за собой последствия, но нарушить договор о помолвке было бы самоубийством.

Но вместе с этим контрактом приходит ожидание, что я лягу в его постель девственницей. Теперь это невозможно, значит, я вступаю в него обманом. Если Тео когда-нибудь узнает… Он не узнает. Ты можешь прекрасно притворяться. Ему незачем знать, если только Адрик ничего не скажет, и…

Я не могу поверить, что Адрик скажет. Не только ради меня, а я верю, что я ему небезразлична, но и ради себя самого. Признание в том, что он совратил Васильевскую принцессу, означало бы его смерть, причем медленную.

— У меня нет возражений. — Слова выходят медленными и плоскими, но тем не менее они произносятся, и Николай выглядит довольным. Я не могу прочитать выражение лица Тео, но не уверена, что мне это интересно. О чем бы он ни думал, для меня это не имеет значения.

Он будет относиться ко мне так, как захочет. Не думаю, что я могу на это повлиять. Лучшее, что я могу сделать для своего спокойствия, это как можно меньше думать о нем.

Остальная часть ужина проходит без происшествий. Мы проделываем путь через суповое блюдо и блюдо из прекрасно приготовленных филе и креветок с чесночным картофелем и запеченными овощами, вино сопровождает каждое блюдо, и, несмотря на нервы, я съедаю все это, как из пренебрежения к любым представлениям Тео о том, как должна питаться его жена, так и из собственного аппетита. Но он никак не реагирует, кажется, его даже слегка забавляет тот факт, что я доедаю все, когда Лилиана ковыряется в своей тарелке.

Когда десертное блюдо убрано, и мы остались с бокалами портвейна, Николай смотрит на Тео.

— Тогда мы втроем можем пойти в мой кабинет? Контракт уже готов. Тебе нужно только прочитать его, и если он тебя устроит, мы сможем двигаться дальше.

Тео кивает. Лилиана грациозно встает и целует Николая в щеку.

— Я очень устала, — говорит она ему, и я понимаю, что это не столько из вежливости, сколько от усталости, она знает, что эта часть вечера, не то, ради чего она должна присутствовать. Лилиана, несмотря на то что боролась против этого всеми силами, очень быстро усвоила все тонкости жизни Братвы, как только влюбилась в моего брата. — Я пойду спать.

Она ободряюще смотрит на меня, и Николай возвращает поцелуй, проводя губами по ее щеке, после чего допивает свой портвейн и выжидающе смотрит на Тео.

— Может, тогда пойдем в кабинет?

Я следую за ними, и по дороге у меня сводит живот от нервного напряжения. Во всем этом есть некий церемониальный аспект, с которым я никогда раньше не сталкивалась, предвестник всех церемоний, которые станут частью нашей свадьбы, и это похоже на медленный марш к моей собственной гибели. Как только этот шаг будет сделан сегодня, его уже нельзя будет никак отменить.

Пока смерть не разлучит нас, никогда еще не было так буквально. И она должна принадлежать Тео.

Не моя.

Я просто должна пройти через это, пока план Николая не воплотится в жизнь. Пока я не найду достаточно, чтобы сделать это возможным. Я могу искать секреты долго. Месяцы. Максимум год. И тогда я смогу решить, хочу ли я быть с Адриком или просто хочу быть собой.

В любом случае, это будет мой выбор.

Николай включает свет, когда мы входим в кабинет, идет к барной стойке у камина и наливает напитки. Виски для Тео, водку для себя, вино для меня. Я бы предпочла, чтобы мы пропустили выпивку и сразу перешли к подписанию контракта, и я могла бы отправиться домой, но во всем этом есть свои этапы. Протокол, традиции и все прочее, что составляет нашу жизнь. Тео привык к этому, да и я тоже. Это все ожидаемо.

Даже если сейчас это кажется излишним.

Я потягиваю вино, пока Николай достает кожаную папку, открывает ее, достает несколько плотных листов бумаги и протягивает их Тео — наш контракт о помолвке. Мне их не вручают, как будущая невеста, я должна соглашаться, а не понимать. Даже мой самопровозглашенный прогрессивный брат не изменит этого, только не в моем присутствии. Он позволит Тео думать, что он такой же отсталый и традиционный, как и наш отец, потому что это ему выгодно.

К сожалению, он так хорошо играет эту роль, что я начинаю сомневаться.

Я наполовину ожидала, что Тео просто пролистает контракт и отдаст его обратно, но, к моему удивлению, он внимательно прочитал его, каждое слово. Я допиваю вино к тому времени, как он передает бумаги Николаю, и думаю, насколько раздражен будет мой брат, если я налью себе еще бокал.

— Это приемлемо? — Спрашивает Николай, и я сдерживаю рвущийся наружу ответ при мысли о том, что его можно назвать приемлемым. Конечно, вопрос был адресован не мне.

Никто не спросит меня, считаю ли я Тео приемлемым. Он богат, влиятелен и мужчина, так что, конечно, это так.

— Да. — Тео делает глоток виски, наблюдая за тем, как Николай открывает деревянную шкатулку и достает оттуда маленький перочинный нож с рукояткой из слоновой кости. Развернув лезвие, он проводит им по большому пальцу, прижимая его рядом со своей подписью на уже подписанном документе. Кровь просачивается в толстый пергамент кремового цвета. Когда отпечаток пальца становится отчетливо виден, он убирает руку, вытирает большой палец о чистый белый носовой платок, подталкивает бумаги к Тео и протягивает ему нож.

Тео не колеблется. Он берет протянутую авторучку и подписывает свое имя. Быстрый взмах лезвием по подушечке большого пальца, прижатого к месту подписи, и его роль выполнена… осталась только я.

Я не люблю боль. И никогда не любила. Я морщусь, глядя на нож, но чувствую на себе взгляд брата. Это часть наших традиций, выбора нет. Если я согласна на брак, значит, так тому и быть.

Я подписываю свое имя, а затем прижимаю лезвие к большому пальцу. Тебе придется повторить это в брачную ночь, если ты хочешь избежать наказания за то, что сделала, говорю я себе. Считай это авансом.

Я провожу лезвием по коже, морщась от резкого ожога, и прижимаю большой палец к бумаге. Я смотрю, как она просачивается в пространство рядом с влажными чернилами моего имени, и думаю, что дело сделано. В принятом и окончательно оформленном решении есть определенное облегчение. Теперь отступать некуда.

Когда я отдергиваю руку, и Николай протягивает мне платок, я думаю, что на этом все и закончится. Но Тео допивает виски, отставляет стакан в сторону и выжидающе смотрит на нас с братом.

— Теперь о моей части, — говорит он, и я растерянно смотрю на него.

— Есть еще что-то?

Он обращает на меня свои папоротниково-зеленые глаза, и я вижу в них легкое презрение.

— Ты думала, что только твои традиции имеют значение, Марика? У моей семьи есть свои.

К моему удивлению, я чувствую укол стыда от того, как он смотрит на меня, сменяющийся острой злостью на то, что он вообще посмел так на меня смотреть.

— Я думала, что ты заранее расскажешь моему брату о традициях, которые хочешь соблюсти.

— Он сказал. — Голос Николая холоден, и я понимаю, что я единственная, кто остался в стороне. Это еще больше злит меня.

— И? — Я смотрю на Тео ровным взглядом. — Теперь мы должны выпить кровь друг друга?

К моему удивлению, он ухмыляется. Это смягчает черты его лица и заставляет его выглядеть моложе и даже привлекательнее. Мое сердце снова трепещет в груди, и я немного ненавижу его за это.

— Да, но ты не первая, кто обвиняет в этом ирландцев, девушка, — говорит он, и только когда он доходит почти до конца предложения, я понимаю, что он специально усиливает свой акцент. Он немного издевается надо мной и, думаю, не только это, он понял, какой эффект это произвело на меня раньше.

Я бросаю на него взгляд, не желая, чтобы он снова увидел, как это на меня подействовало.

— Но нет, — продолжает Тео. — По нашему обычаю, обручение должно быть благословлено священником в ночь подписания контракта. Так что, если вы с братом будете так любезны, что прибудете в собор Святого Имени, отец О'Халлоран будет ждать нас там.

Не знаю, почему это меня удивляет. Конечно, он католик, так же как моя семья и все остальные русские, которых я знаю, — православные. Вероятно, он не обращает на это внимания, пока не приходит время следовать подобным традициям. Тем не менее у меня нет особых возражений против этого, и, скорее всего, это будет приятнее, чем порезать себе большой палец минуту назад.

Вот так я и оказываюсь на заднем сиденье машины вместе с братом почти в десять вечера, направляясь в церковь. Я все еще чувствую Адрика внутри себя. Я думаю о том, как он сказал мне, что хочет, чтобы Тео почувствовал его запах на мне, и трепет развратного желания охватывает меня одновременно с вопросом, что бы сказал Адрик, если бы я сказала ему, что сегодня вечером войду в церковь, полная его спермы.

Думаю, это возбудило бы его не меньше. А может, и больше.

— Ты мог бы предупредить меня, — говорю я Николаю, покачивая головой. Я чувствую, как тяжелые сапфиры и бриллианты моих серег качаются, ударяясь о мой подбородок.

— Как будто ты предупредила меня, что опоздаешь? — Его голос холодный и ровный, и я снова чувствую тревогу, что, возможно, он знает больше, чем говорит, о том, почему я опоздала. — У тебя действительно была мигрень?

— Ты обвиняешь меня в том, что я тебе лгу? — Я смотрю на него, но ничего не могу прочесть на силуэте его профиля, в проносящихся мимо огнях города. — А как же иначе?

Он пожимает плечами, по-прежнему не глядя на меня.

— Может, ты планировала оставить меня в подвешенном состоянии. Месть за то, что я вообще все это затеял.

— Николай. — Я смотрю на него, гадая, действительно ли он так считает или пытается выманить у меня правду. Ненавижу все это, мы с братом всегда были близки, и такое ощущение, что это действительно отдаляет нас друг от друга.

В этом есть и твоя вина. Если бы ты не поддалась Адрику…

Я отгоняю эту мысль.

— Николай, я просто заболела. Прости меня. И ты прав, надо было позвонить. — Я просто не могла, потому что пальцы моего телохранителя были у меня между ног. Мне так жаль.

— Да. — Слово прозвучало отрывисто. — Мне нужно, чтобы ты была осторожнее, Марика. Тео не тот человек, с которым можно шутить.

Я понимаю, что часть его гнева вызвана беспокойством. Может, сегодня Тео и не был зол, но он боится, что в будущем я сделаю что-то, что его разозлит. Что я надавлю на Тео и в итоге пострадаю. Или я буду неосторожна, и Тео узнает, чем мы занимаемся.

Осознание этого заставляет меня чувствовать себя еще более виноватой.

— Я знаю, — тихо говорю я ему. — Я буду осторожна. Обещаю.

Николай кивает. Остаток пути мы едем молча, пока машина не останавливается перед церковью, и водитель выходит, чтобы открыть нам дверь.

— Думаю, Тео уже внутри, — говорит Николай, поднимаясь по ступенькам.

И он снова ждет нас.

Внутри церкви тепло и слабо освещено, пахнет ладаном. Я на мгновение замираю в нефе, вдыхая его, позволяя ему успокоить меня. Мой отец никогда не был набожным, как и мы с Николаем, но моя мать была такой. У меня очень слабые воспоминания о том, как она привела меня в здешнюю православную церковь, как под моими коленями оказалась скамья с грубым ковром, запах ладана и негромкий гул окружающих нас людей. У меня вообще очень мало воспоминаний о ней, и это утешает.

— Марика. — Строгий голос Николая прорывается сквозь мои мысли, и я следую за ним в церковь.

Тео уже ждет нас. Он сидит за кафедрой и разговаривает со священником, который на вид моложе самого Тео. Перед ними лежит папка с брачным контрактом, и я вздрагиваю от мысли, что еще один мужчина будет читать его, а я даже не знаю, что в нем написано.

А разве это имеет значение? Все закончится одинаково, несмотря ни на что.

Тео поворачивается, когда мы приближаемся, и я снова поражаюсь тому, как он красив, при слабом освещении еще больше, как будто острые углы его лица были созданы для того, чтобы смягчить их. Обычно он сурово красив, но сейчас выглядит моложе. Я почти вижу, каким бы он был, если бы был более обычным человеком, без власти и ответственности, которые приходят с его лидерством. Я вижу это и в Николае, как это старит его, придавая чертам лица серьезность, которой, скорее всего, не было бы при других обстоятельствах.

Николай подталкивает меня вперед, и я подхожу к Тео, стоящему перед священником. Отец О'Халлоран, как он сказал, его зовут, хотя священник не удосужился представиться. Тео протягивает мне руки, и я позволяю ему сжать их в своих, не обращая внимания на то, что от этого сердце снова заколотилось в груди. Его руки сильные и длиннопалые, элегантные, и мне нравится, как они обхватывают мои, больше, чем следовало бы.

— Вы хотите, Тео Дункан Макнил, чтобы сегодня вечером состоялось свидетельство и подтверждение вашей помолвки с этой женщиной?

— Да, — твердо отвечает Тео, и я тяжело сглатываю.

— А ваше желание, Марика Ирина Васильева, чтобы ваша помолвка с этим мужчиной была засвидетельствована и подтверждена?

Не совсем, но, как видите, у меня нет особого выбора в этом вопросе.

— Да, — говорю я так же четко, как Тео, и вижу, что ему это приятно. Его рот смягчается по краям, и я снова удивляюсь кажущейся искренности. Это не то, чего я от него ожидала, и я с подозрением отношусь к этому.

Отец О'Халлоран кивает Николаю.

— И вы здесь, чтобы засвидетельствовать их помолвку?

— Да. — Он поднимается, и священник снова поворачивается к нам с Тео.

— Тогда вы можете считать эту помолвку благословенной и подтвержденной в глазах Бога и людей. Тео и Марика, вы можете скрепить вашу помолвку поцелуем.

Черт. Этого я никак не ожидала. Внезапно порез большого пальца, чтобы подписать контракт у Николая, кажется не таким уж плохим. Но Тео уже притягивает меня чуть ближе, одна его рука ложится на мою талию, и я понимаю, что он собирается меня поцеловать.

Я говорю себе, что мне это не понравится. Но проблема в том, что я это не ненавижу.

Его губы касаются моих, и они кажутся мягкими и полными, причем нижняя чуть больше верхней. У меня есть лишь мгновение, чтобы осознать, что я думаю о его губах гораздо больше, чем следовало бы, прежде чем его рука слегка сжимает мою талию, его рот приоткрывается вокруг моей нижней губы, и я на одну короткую секунду думаю: неужели этот человек собирается целовать меня с языком на глазах у священника?

Давление усиливается, совсем чуть-чуть. На самом деле, потом я понимаю, что это длилось всего несколько секунд. Это был не долгий поцелуй. Но мне так показалось, и, что еще хуже, я чувствую, как склоняюсь к его прикосновениям, как мои глаза закрываются, когда тепло распространяется от моего рта по коже, и испытываю разочарование, когда он отстраняется. В течение короткой секунды я не двигаюсь с места, а затем вижу забаву в глазах Тео, понимая, насколько мне понравился поцелуй, и понимаю, что ненавижу его снова и снова.

Я резко отступаю назад. Его взгляд не покидает меня, и я отказываюсь отвести его первой.

Николай прочищает горло.

— Если это все…

— Это так. — Тео отводит взгляд и берет в руки кожаный фолиант с контрактом.

— Сообщите мне, когда все будет готово. Я с нетерпением жду дня нашей свадьбы, Марика.

Последнее слово обращено ко мне, и впервые я слышу свое имя с его акцентом. Оно перекатывается у него на языке, произносится немного иначе, и я чувствую, как мой желудок скручивается в тот же момент, когда мое сердце подскакивает, а пульс учащенно бьется в горле.

Черт.

Николай жестом призывает меня следовать за ним, и я делаю это. Ноги затекли, сердце бьется неестественно. Даже Адрик не заставлял меня чувствовать себя так, когда целовал меня, а он целовал меня гораздо более интимно, чем Тео. Я не понимаю, что происходит… почему я чувствую к нему такое влечение, как сейчас. Я не должна хотеть его.

Если я захочу его, это все усложнит. А все и так достаточно сложно.

— Тебе нужно быть осторожной, — снова говорит Николай, как только мы садимся в машину, и я резко смотрю на него. На мгновение я боюсь, что он говорит об Адрике, что он действительно знает. Но на этот раз он смотрит на меня, и все, что я вижу, это беспокойство, вытравленное на его лице.

— Я не хочу причинять тебе неудобства, — продолжает он. — Но я видел, как ты поцеловала его в ответ. Помни, что это такое, Марика.

— Я знаю, — жестко отвечаю я, чувствуя, как пылает мое лицо. Я внезапно благодарна за то, что в машине темно. — Пока смерть не разлучит нас, — говорю я с иронией, надеясь увидеть хоть каплю юмора, который мы с братом когда-то разделяли, но в его взгляде ничего нет.

— Есть вещи, которых ты не знаешь, — тихо говорит Николай. — А тебе, наверное, стоит.

Узел в моем животе превращается в лед. Его голос низкий и серьезный, и я чувствую нарастающее напряжение за его словами.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, и он медленно выдыхает.

— Я никогда не рассказывал тебе, как именно умерла наша мать, — мягко говорит он. — Я знаю, что тебе сказали.

— Она погибла в автокатастрофе. — Я поджимаю губы, чувствуя, как меня охватывает тошнотворное, холодное чувство. — Когда я была маленькой. Папа всегда так говорил…

— Он убил ее. — Голос Николая ровный и жесткий. — Потому что она была неверной.

— Что? — Я смотрю на брата, а мои руки вдруг так сильно сжались на коленях, что я чувствую, как ногти вгрызаются в ладони. — Что ты имеешь в виду? Это не может быть правдой. А даже если и так…

А как же справедливость? Я знаю, что мой отец не был ей верен. У меня нет доказательств этого, но я знаю, каким человеком был мой отец и каковы мужчины Братвы. Если мой брат верен Лилиане, а я верю, что он верен, то он исключение из всех.

— Значит, ее убили за то, что все мужчины вокруг нее делают безнаказанно? Это… — Ужас останавливает мой язык. Я не могу придумать, что сказать, что вообще можно сказать, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. Идея настолько ужасна, что о ней не стоит и говорить, но Николай говорит об этом вслух, и, судя по тому, что он говорит, он знает это уже давно.

— Как ты мог не сказать мне? Как он мог…

— Жестокая реальность мира, в котором мы живем, — говорит Николай тем же пустым тоном, как будто я и не говорила. Я понимаю, что Тео никогда, никогда не сможет узнать об Адрике. Если мне придется вскрыть артерию, чтобы пустить кровь в нашу брачную ночь, он не сможет заподозрить, что я не девственница. Внезапно маленький трюк, который Адрик провернул сегодня ночью, кажется не таким эротичным и более пугающим.

— Какое отношение все это имеет к моей помолвке с Тео? — Тихо спрашиваю я, и мой голос дрожит. Я вдруг почувствовала уверенность, что Николай знает. Иначе зачем бы он…

— Тео был тем мужчиной, с которым она изменила. По словам нашего отца, — добавляет Николай, но я едва слышу последнюю фразу, потому что кровь шумит в ушах. Голова кружится, кажется, что меня тошнит.

— Этого не может быть, — снова шепчу я, но Николай продолжает говорить.

— Планы по его уничтожению разрабатывались, и мы с ним делились ими задолго до смерти нашего отца. Они менялись, видоизменялись, и ни один из них не был достаточно хорош. Но он всегда хотел, чтобы он был свергнут и мертв, и сейчас у нас есть шанс. Я видел… — он замешкался. — Доказательства. Записи в дневнике, совпадающие с почерком нашей матери. Доказательства того, что они были вместе. — Он смотрит на меня, выражение его лица серьезное. — Я верю в это, Марика.

— Наша мать… — Я колеблюсь, пытаясь придумать более добрый способ сказать это. — Она была не в лучшем состоянии… психически. Она никогда не была самой стабильной… — Это преуменьшение. Я помню дни, когда наша мать сидела в своей комнате, не в силах выйти из-за тех же мигреней, которые, как я утверждаю, иногда бывают у меня сейчас, но даже я тогда понимала, что происходит что-то еще. Бывали дни, когда она с трудом вставала с постели, а бывали и такие, когда она носилась по дому, как дервиш, планируя, организуя и передвигая мебель, пока персонал не отчаивался заставить ее остановиться. Она была нездорова, я это знаю. И я не могу представить…

— Кому ты веришь? Ей или этому человеку? — Николай резко смотрит на меня. — Ты должна знать, во что ввязываешься, Марика.

— Тогда почему ты отдал меня ему? — Восклицаю я, и слова вырываются из меня со всеми эмоциями, которые я пыталась сдержать. — Какого черта… О чем ты думаешь, Николай? Зачем ты это делаешь?

Николай медленно выдыхает.

Если Тео действительно любил нашу мать или даже просто хотел ее, то ты — идеальная подстава, чтобы заставить его быть уязвимым перед тобой… перед нами и тем, чего мы пытаемся достичь. Тебе нужно заставить его думать, что ты хочешь его, Марика. Заставь его поверить, что ты влюбилась в него, несмотря ни на что. Но на самом деле не влюбляйся в него. Будь осторожна, чтобы не переступить эту грань.

Легко сказать, когда ты отправляешь меня в логово льва, чтобы оседлать его, чуть не сказала я, но не сказала. Это неподобающая вещь для моего брата, я не делаю этого только по этой причине, чтобы не шокировать его, тем, как его милая младшая сестра, выплевывает нечто подобное.

— Не могу поверить, что ты это делаешь, — шепчу я, и сердце стучит в горле. — Ты становишься нашим отцом, Николай. Такой заговор… использовать меня вот так, даже не сказав мне…

Это было не то, что нужно сказать. Его лицо мгновенно ожесточилось.

— Как ты смеешь, — рычит он, сузив глаза. — Наш отец даже не дал бы тебе права выбора. Он не дал бы тебе времени подумать. Он бы сразу отправил тебя в брак с Тео и ждал, что ты, блядь, поблагодаришь его за это. Он не рассказал бы тебе ни о своих планах, ни о том, что он делает. Он бы не работал с тобой, он бы приказывал тебе! — Николай тяжело дышит, его лицо напряжено от гнева. — Мы делаем это вместе, Марика. И когда все закончится, ты получишь именно то, что я тебе обещал. Я не выдам тебя замуж за какого-нибудь мафиози или братка, который был бы не против жениться на вдове, лишь бы она пришла с деньгами и статусом. У тебя будет право собственности на наш семейный дом на твое имя, наследство и свобода делать все, что угодно, и быть с тем, кого ты выберешь. Так как ты смеешь говорить, что я поступаю так, как поступил бы наш отец?

К тому времени как он закончил, машина уже почти подъехала к моей двери. Я долго смотрю на него, чувствуя внезапную усталость так, как, наверное, никогда раньше не чувствовала. То, что он мне рассказывает, просто возмутительно. Мне трудно поверить в то, что это правда, но теперь я вынуждена думать, что это может быть так. Я хочу выбраться из этого, но теперь уже слишком поздно.

— Это прекрасно, если ты хочешь так думать, — тихо говорю я. — Но будь осторожен, Николай. — Я имитирую то, как он сказал это мне, и это не проходит мимо него. — Ты идешь по тонкой грани.

Я открываю дверь, не дожидаясь, пока это сделает водитель. Выскользнув из машины, я слышу позади себя голос Николая.

— Я делаю это ради блага нашей семьи, Марика.

Я не отвечаю ему. Я аккуратно закрываю за собой дверь и не оглядываюсь, пока иду к парадной двери особняка.

Очень скоро он перестанет быть моим домом. Но, надеюсь, однажды он снова станет им.