Дафна знала, что с того момента, как Джонни Гармана обнаружили на «Люкс-мойке», он больше ни на секунду не останется один. Теперь кто-нибудь всегда будет держать его под наблюдением или сидеть в соседней камере. Будут адвокаты, советники, врачи, судьи и присяжные, но он больше никогда не останется в одиночестве.
На тот невероятный случай, если Гарман работал не один, если у него был сообщник помимо Холла и отца, полиция приняла все меры, чтобы не допустить его встречи лицом к лицу с их приманкой, Марианной Мартинелли.
Дополнительным источником раздражения для Дафны и Болдта стал тот факт, что телефон в доме номер 114 по Лейквуд-авеню не работал с тех самых пор, как участок перешел в собственность государства. Это стало особенно важным, потому что батареи в рации Мартинелли начали сдавать. В 4:43 пополудни вновь подключенный к линии телефон зазвонил в первый раз. Мартинелли ответила, и голос ее звучал нервно и неуверенно.
— Алло? — робко произнесла патрульная.
— Это Болдт и Мэтьюз, циркулярный вызов, — объявил Болдт.
— Вы слышите меня, Марианна?
— Да. Говорите.
Но ответил Болдт, а не Мэтьюз.
— Подозреваемый по-прежнему находится на автомойке. Мы думаем, он пробудет там до пяти часов вечера. После этого он будет находиться под постоянным наблюдением и вам будут сообщать о его передвижениях, при условии, что они имеют отношение к вашему местонахождению.
— Поняла, — ответила Марианна.
— Мы отправляем вам посылку по ЕПС,[5] — сообщил ей Болдт. — ЕПС, Мартинелли. Как поняли?
— ЕПС. О’кей.
— Там будет пожарный шлем, емкость с кислородом, кое-какие инструменты.
— И не забудьте батареи.
— Правильно, — подтвердила Мэтьюз.
— На тот случай, если он станет наблюдать за вашим домом, — предостерег ее Болдт, — мы хотим, чтобы вы ушли оттуда, выключив свет, пусть там будет темно.
— Чтобы он знал, что мальчика нет в доме. Да. Я поняла.
Молчание.
— Если все-таки он решит последовать за вами, нужно ехать куда-нибудь в определенное место, а не просто кататься по округе. Мы предлагаем вам на выбор кинотеатр или супермаркет, — сказал Болдт.
— Он может подготовить дом ко взрыву, пока меня не будет.
— Мы знаем, что он может сделать, — успокоил ее Болдт. — Ваш дом будет надежно прикрыт.
— Вы прекрасно выступили, — присоединилась к разговору Дафна, удивляясь про себя, почему Гарман не стал заглядывать в отделение для перчаток в поисках адреса. Она думала о его очередной жертве.
В 4:55 пополудни перед домом номер 114 по Лейквуд-авеню остановился грузовичок ЕПС, и Джон Ламойя, одетый в коричневую униформу, поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Он попросил Марианну расписаться в получении посылки и тихонько прошептал ей:
— Мы все болеем за тебя, Марианна.
Затем они разыграли сценку на тот случай, если кто-нибудь наблюдал за ними. Мартинелли на мгновение скрылась за дверью, а потом вернулась с рюкзаком и протянула его Ламойе, как будто бы она хотела отправить его почтой. Ламойя вернулся к грузовичку, достал и принес ей складной картонный ящик, используемый для экспресс-доставки, и несколькими быстрыми движениями сложил его. Пока он возился с коробкой, она заполнила адресную квитанцию и накладную на посылку, которая будет доставлена воздушным транспортом. Они положили рюкзак в коробку и запечатали ее.
В рюкзаке Бена лежала видеокассета, записанная скрытой камерой, установленной непосредственно в салоне «иксплорера». На кассете полицейские рассчитывали увидеть четкое изображение работы Гармана внутри автомобиля. Техническая служба с нетерпением ожидала прибытия кассеты, чтобы начать просмотр.
— Ты будешь поблизости, Джон? — спросила Мартинелли. Ей вдруг стало очень страшно.
— Я буду рядом. Сегодня вечером ты — самая популярная девчонка в городе. Не волнуйся.
— Он ведь чокнутый, правда? — Оба знали, кого она имеет в виду. Она сказала: — Я коснулась его руки. Не могу передать тебе, что я почувствовала.
— Мне нужно идти, — проговорил Ламойя. — Оставайся здесь. Он не такой умник, каким мы его считали. Стоит ему высунуться, как мы его сцапаем. Ничего сложного. — Он сунул под мышку посылку и был таков.
— Хорошо, — ответила Марианна, и пробормотала слова благодарности в удаляющуюся спину, обтянутую коричневой униформой. Но она сама была полицейским, поэтому не попалась на удочку. Ламойя нервничал, он так тепло не разговаривал с ней с момента их третьего свидания. Может быть, кто-то посоветовал ему вести себя именно таким образом?
Она хотела, чтобы все побыстрее закончилось.
Оказавшись в доме, она вскрыла посылку. Внутри лежала запасная батарея для ее рации, которую она сразу же заменила, и вовремя: пришло сообщение от команды наблюдателей.
Джонни Гарман только что покинул автомобильную мойку.
Наблюдатель 1: У нас проблема. Подозреваемый уезжает на велосипеде, а не на автомобиле! Он направляется на восток по Восемьдесят пятой. На нем синий трикотажный свитер, капюшон поднят, джинсы, едет на сером горном велосипеде. Солнцезащитные очки. Без шлема.
Болдт: Велосипед. На восток по Восемьдесят пятой. Вас понял. Оставайтесь с ним, первый.
Дафна и Болдт все еще находились в спецфургоне, припаркованном в двух кварталах от мойки. Диспетчер коротко отдал несколько распоряжений, передвигая команды наблюдателей. Настроение было мрачным; проследить за велосипедистом почти невозможно. Гарман мчался, обгоняя машины справа, проскакивая перекрестки на красный свет по пешеходным переходам, словом, пустил в ход все трюки. Наблюдатели едва поспевали за ним. Он ехал быстро, направляясь явно далеко, на юг, и уже пересек мост через озеро Монт-лейк. Дорога круто поднималась вверх, ехать становилось все труднее, и, подозревай он, что за ним следят, то уже давно мог бы отделаться от хвоста. Собственно говоря, наблюдатели дважды теряли его из виду, но, к счастью, он находился сам, оба раза проезжая мимо поста наблюдения, бешено работая ногами. На Мэдисон Гарман повернул на запад, двигаясь к городу, чем привел в полное замешательство команду, которая с величайшим трудом старалась не терять его из виду. Все рассчитывали, что он продолжит ехать на юг, и перемена направления и, соответственно, вынужденная переброска сил породили в эфире полнейшую неразбериху. Очевидно, что ни о чем не подозревающий Джонни Гарман устроил им адскую кухню.
Когда Болдт вызвал вертолет, Дафна поняла, что у них начинаются большие неприятности. Эксплуатация вертушки стоила несколько сот долларов в час, и, вместо того чтобы вселить уверенность, результат оказался прямо противоположным: ее охватила паника. Они оказались в отчаянном положении.
Вертолет вызвали слишком поздно. И снова неожиданно подозреваемый, направляющийся на юг по Бродвею, свернул налево, въехал в короткий переулок, заканчивающийся тупиком, затем на тротуар, который позволил ему обогнуть несколько столбов, предназначенных блокировать движение транспорта. Он спустился с холма, пересек Двенадцатую авеню и буквально растворился в воздухе.
Машина без опознавательных знаков полиции влетела на поросший травой холм, разбрызгивая грязь и, виляя из стороны в сторону, спустилась с него по шоссе Джеймс-уэй, но установить визуальный контакт не смогла.
Джонни Гарман исчез.
По спине у Дафны струился холодный пот, и она невольно поежилась. Запах, исходивший от тела Болдта, выдавал напряжение, в котором тот пребывал.
— Дерьмо, — пробормотал он, когда по радио пришло подтверждение о том, что они потеряли подозреваемого.
— Он двигался на юг, Лу. Лейквуд тоже находится к югу, — напомнила она ему об улице, на которой Мартинелли продолжала изображать возможную цель.
— Тогда чего ради его понесло на Мэдисон? Зачем этот поворот на Бродвее? — И Болдт ответил сам: — Я скажу тебе, почему: он засек нас. Он нас сделал.
— Я так не думаю, — возразила Дафна. — Ни в одном из рапортов команды наблюдения не говорится о параноидальном поведении с его стороны. Он ехал своим маршрутом, вот и все. К грузовику? К своей лаборатории? Кто знает? Маршрут, и только. К какому-нибудь компьютеру, чтобы скачать данные на Мартинелли? Маршрут, всего лишь.
Болдт отдал распоряжение поставить под наблюдение и парк над туннелем. Он был в совершеннейшем отчаянии. Кожа у него побелела, а глаза стали стеклянными. Еще две группы присоединились к наблюдателям на Лейквуд-авеню.
— Он нас спалил! — высказался Болдт. А потом, когда до него дошел черный юмор его собственных слов, он зашелся смехом. Нервным, истерическим смехом.
Дафну так и подмывало протянуть руку и дотронуться до него — это прикосновение было так же нужно ей, как и ему. У него в глазах стояли слезы — снова! — и она подумала, что он может сломаться, но он пришел в себя, как уже неоднократно бывало раньше.
Как выяснилось, она приходила в себя значительно медленнее, ее мучило чувство вины за то, что она не смогла предугадать поведение Гармана, и страх перед пожаром, который, как Дафна была уверена, непременно случится сегодня вечером. Но последней каплей стало не это. Ею оказалось сообщение диспетчера, который спокойно повернулся на стуле — фургон подпрыгивал и покачивался, двигаясь по улицам Сиэтла — и обратился к Дафне:
— Мэтьюз, для вас известие из управления: они хотят, чтобы вы знали о том, что некто Бен сбежал. Я не разобрал его фамилии, и я не знаю, откуда он сбежал, но они сказали, что вы захотите услышать об этом.
У Дафны перехватило дыхание, она не могла пошевелиться.
— Останови эту чертову штуку! — закричала она.