Орден неудачников

Охота третья. В виде отвара и местно (прикладывать к ранам) (4)

Аптека братьев Цзинь — оба владельца которой ныне были мертвы — выглядела не хуже столичных, даже запах лекарств здесь навевал мысли скорее о расслабленном отдыхе, а не о немощи и страданиях. И прямо посреди просторного зала, на фоне сияющих шкафов из дорогой древесины, на широком прилавке лежала, оскалившись, огромная уродливая рыбина. Она и на рынке казалась бы страхолюдиной, а здесь смотрелась и вовсе чуть ли не непристойно. Разве что не воняла — видно, от древности.

— Когда я вошёл, — управляющий с трудом расцепил крепко сжатые руки, — оно уже было здесь.

— Это что?

— Чучело, господин заклинатель.

— В смысле, откуда оно взялось? — Сун Юньхао посмотрел на обросшую костяными наростами тяжёлую голову с невольной настороженностью. Подобно крокодилам, рыбина наверняка была совсем не такой тупой и неповоротливой, как казалась.

— Говорят, покойный старший господин привёз это чучело из поездок. Как он скончался, его убрали из зала. Оно прежде висело под потолком, но, как вы понимаете, клиентам это не слишком нравилось.

Управляющий говорил размеренным глубоким голосом и даже седовлас был не пегими клочками, а как-то благородно.

— С аукциона привёз, — тихо прибавил Тянь Жэнь у него за спиной. — Он мне рассказывал.

Если бы не бедный лекарский халат Тянь Жэня, люди несведущие могли бы принять их с управляющим за отца с сыном. Даже жесты у них были смутно похожи, хотя они увиделись сегодня в первый раз. Цзинь Гана управляющий тоже не застал: он утверждал, что служит здесь третий год.

Сун Юньхао с досадой почесал бровь.

— Здесь чисто, — сказал он кратко.

— Но ведь что-то приходило сюда?

Приходило, конечно. Прежний хозяин заявил свои права на аптеку.

— Приходило, — повторил Сун Юньхао вслух. — Так что распустите людей по домам и не открывайте сегодня лавку. Клиентам что-нибудь объясните — врать вы умеете. Чучело пока не трогайте.

— Ваш покорный слуга хотел спросить, — вмешался Тянь Жэнь, хотя, при его-то вежливых манерах и тихом голосе, слово «вмешался» не вполне подходило — не будь управляющий натренирован чутко внимать всему, что говорят клиенты, он бы и не расслышал вопроса. — У вас ничего не пропало из лекарств?

Они с управляющим переглянулись с одинаково обеспокоенным видом. На лице старика промелькнуло живое любопытство человека, который встретил родственную душу. Если бы не обстоятельства, он бы непременно взялся расспрашивать, кто Тянь Жэнь вообще такой.

— Я проверил самые ценные травы, — сказал управляющий, — двухсотлетний женьшень и тому подобное. Они на месте. Чтобы проверить всё, нужно время…

Нашли о чём волноваться.

— Не трудитесь, — сказал Сун Юньхао. — Это не ограбление.

— Господин бессмертный заклинатель, если позволите — что это всё-таки за демон?

— Он умеет менять обличья.

Управляющий охнул, но, к чести своей, почти неслышно.

— Если вдруг увидите хозяина Цзиня, — сказал Сун Юньхао твёрдо, — будьте уверены, что это уже не хозяин Цзинь.

— И… что делать?

— Бегите. Но я уверен, что демон вас не тронет. К тому же мы найдём его первыми.

На самом деле Сун Юньхао верил только в первое из своих обещаний.

В несколько широких шагов он добрался до порога и выскочил в мокрый серый недорассвет, почти ощущая лопатками, как вслед ему глумливо скалится рыбья образина. На всякий случай он и здесь оставил на пороге отслеживающую метку, но отчего-то чувствовал, что она не пригодится.

Покойный Цзинь Ган приходил в аптеку, как и в городской дом, но и отсюда испарился бесследно, не считая чучела. С другой стороны, могло быть хуже. Он мог бы оставлять за собой свежие трупы.

Тянь Жэнь вывалился из дверей, запыхавшись: он хромал куда меньше, чем прошлой ночью, но угнаться за Сун Юньхао не мог. Лучше было бы его оставить на постоялом дворе, но он с такой неожиданной непреклонностью настаивал, что тоже пойдёт, что Сун Юньхао смирился. В конце концов, Тянь Жэнь многое знал — и был настолько тих и послушен во время полёта, что не дёргался и не бесил Гунпин, даже когда был в сознании.

— Это что, акула? — спросил Сун Юньхао последнее, о чём нужно было спрашивать.

— Нет. Совсем другая древняя рыба.

— Цзинь Ган из всех поездок привозил древних рыб, да?

Тянь Жэнь не только не обиделся, но вдруг рассмеялся и тут же быстро закрылся рукавом.

— Ей пара тысяч лет. Я не настолько стар.

— Зачем Цзинь Ган возвращался к себе домой, если потом всё равно исчез?

— Ему показалось, что это забавно. Или он не решил, куда идти. Он только что воплотился.

— Куда ещё в городе он может пойти?

— Сюда, — сказал Тянь Жэнь со вздохом. — Дом для него неважен. Он почти жил в аптеке, когда мог, и работал тоже здесь.

— Вот и славно. В доме у них сплошь женщины и малолетние дети. Не хочу думать, что он мог бы там устроить.

Сун Юньхао, когда с утра ещё раз проверял демоническую ци в доме, не стал их тревожить, только глянул с крыши: одна из наложниц, сама почти девочка, но с огромным животом на последних сроках, мучаясь бессонницей, тревожно бродила по двору.

— Не думаю, что Цзинь Ган причинит зло невесткам, — сказал Тянь Жэнь. — Он, мне кажется, даже про их существование никогда не вспоминал.

— Он сам был женат?

— Нет.

— Любовница? Какая-нибудь постоянная женщина в цветочном доме?

— Вряд ли. Он туда не ходил. Цзинь Ган не искал плотских удовольствий. Собственное здоровое тело было нужно ему лишь затем, чтобы работать и мыслить. — Подумав, Тянь Жэнь прибавил осторожно: — Вы не учёный, но, думаю, вы должны его понимать хотя бы немного.

Эта мысль была неприятна, но отчасти верна.

— Пожалуй. А он мог вообще убраться из города?

— Мог, но он не любил бесцельные путешествия. А что он боится, я не верю.

— Я тоже думаю, что он пока ещё прячется здесь.

— Но ведь уже светает, — Тянь Жэнь глянул на небо изумлёнными, как у маленького ребёнка, глазами и вдруг заслонил их ладонью, хотя солнце даже не угадывалось пока в сумраке. — Не знаю, насколько для него важна ночь.

Он и сам был похож на существо ночное и скрытное, которое разбудили в неурочный час и вышвырнули из чащи в широкий мир. Ничего, привыкают же как-то выжившие узники темниц к человеческой жизни.

А вот если демон собрался днём прятаться, это рушило все планы.

Сун Юньхао пробормотал:

— Ладно, буду делать ставку на то, что Цзинь Ган злопамятен, как все демоны. Кого он ненавидел, кроме младшего брата?

Тянь Жэнь лишь вздохнул.

— Что, правда всех, кроме вас?

— Отчего же — и меня, разумеется, тоже. Просто он ненавидит по-разному. Женщины для него безобидны и бесполезны, как мошкара.

— Вас же он тоже не тронул.

— И я безобиден, но, наверно, ещё кажусь ему полезным. Цзинь Ган злопамятен, но мошкам и домашней скотине мстить не станет. Или просто…

Сун Юньхао кивнул.

— …или мстит он тоже по-разному. Он мог повесить на вас убийство. Вы же сами прошлой ночью были уверены, что смертные вновь обвинят вас. Проклятье, да вы только что просили меня вас убить.

— Лучше меч, чем костёр, — сказал Тянь Жэнь ровным голосом.

Сун Юньхао слабо ругнулся про себя и не стал поправлять. В конце концов, лекарю позволено не разбираться в оружии.

Он держал дао в руке, не пряча в ножны, чтобы мгновенно подняться в воздух. Только куда лететь?

Покойный Цзинь Ган частично сохранил человеческий разум и уж всяко был поумнее бессмысленных подражальщиков, но едва ли он успел сочинить сверхсложные планы. Даже если у него полгорода врагов, надёжнее сделать ставку на очевидное.

— Вы сказали, Цзинь Чун любил дядю?

— В детстве. Потом… — Тянь Жэнь замер и вдруг схватил Сун Юньхао за руку. — Послушайте! Я вспомнил. Цзинь Чун как-то раз наговорил ерунды. Мне, но, думаю, нарочно — он знал, что дядя тоже услышит. Говорил, что больные сами виноваты в своих недугах, а сильный человек не заболеет. Глупости — ну, Чун-эру было лет пятнадцать.

— Охранник у ворот сказал, что Цзинь Чун не ночевал дома.

— Он редко ночует дома.

— Но как будто бы сегодня не играл? Бордель, значит?

— Он не пошёл бы в бордель с барышней Биси. И она сказала, что они ужинали.

— Какой-нибудь ресторан с частными комнатами.

— «Юэлай», — выпалил Тянь Жэнь не думая.

— Вы уверены?

— Ну… это самый дорогой. Он любил хвастаться, что ходит туда.

— Где это?

— Не знаю, — проговорил Тянь Жэнь робко. — Я первый раз в городе.

— Этот, что ли, с балконами на главную улицу?

«Юэлай», как и аптека братьев Цзинь, смотрелся пышновато для Хугуана. Позавчера они с Чжан Вэйдэ проходили мимо, и Сун Юньхао подумал ещё, как красив ресторан будет ночью, когда зажгутся фонари, — весь нарядный, узорчатый, лазурно-золотой.

Он прикрыл глаза, пытаясь представить город с высоты, — так ориентироваться было проще, вспрыгнул, не глядя, на Гунпин и тут сообразил, что забыл про Тянь Жэня.

Тот даже не пытался его окликнуть — просто вновь глядел беспомощно, как заблудившийся без родителей пятилетка, хоть за руку води. Бросать его одного посреди города было жестоко, спихивать под опеку управляющего, при всём внезапном фамильном сходстве, — уже поздно.

— Ну! — заорал Сун Юньхао, протягивая ему ладонь и сам, не дожидаясь, ухватил за запястье.

Долговязый слуга в дверях «Юэлая» уставился на Гунпин с неподдельным восхищением и вовсе без страха — изумительно редкий случай, жаль, не было времени погордиться.

Повезло — охранников звать не станет. Разобраться-то с ними легко, но тратить время глупо.

— Молодой господин Цзинь здесь? — спросил Сун Юньхао, успев в последний миг слегка приглушить голос, который в сочетании с дао и этого незамутнённого мог напугать. Он и Гунпин пока убрал в ножны: всё равно призвать её — дело одного мгновения.

— Да, господин! — слуга преданно вскинул глаза и прилип восторженным взором уже к самому Сун Юньхао где-то на уровне груди, чтобы не оскорбить нечаянно своей дерзостью. — Господин, вы же не из ордена?

— Нет. Где Цзинь Чун?

— Наверху. Недостойный сейчас попросит, чтобы вас проводили.

— Не нужно. Мы к нему по делу, не надо всем сообщать. — Пережив в течение пары мгновений отчаянную внутреннюю борьбу, Сун Юньхао представил, как Чжан Вэйдэ осуждающе закатывает глаза: «Веди себя полюбезнее», и всё-таки бросил слуге монету. — Какая комната?

— Четвёртая справа, господин.

И точно, те самые, с видами на главную улицу. Обольстительница из Биси была довольно бестолковая, но теперь, кажется, она наконец начала делать успехи.

Сун Юньхао шагнул в просторную залу и глянул на пустую сцену, где прошлой ночью, должно быть, кружились танцовщицы. На краю сцены сидела густо накрашенная девица с чем-то струнным и изящно изукрашенным в руках — Сун Юньхао мысленно называл такие штуки «пипа», но не поручился бы, что прав, — и, кажется, настраивала инструмент. Гостей в такую рань было не видать — ещё раз повезло.

Но тут наверху вдруг хрипло вскрикнули — не от боли, скорее, от гнева. Слева, совсем в другом конце коридора.

— А, это бессмертные господа, — сказал слуга уверенно, даже не слишком удивившись. — Вы же не с ними будете? Недостойный подумал сначала, вы из их числа, да вы не похожи на северянина.

Этот проклятый город был изумительно тесен. Возможно, «Юэлай» был даже не лучшим, а просто единственным приличным заведением во всём Хугуане, а заместитель Дугу хоть и не любил сорить деньгами, как тупой сынок аптекаря, но ценил себя высоко.

Сун Юньхао хотел приказать Тянь Жэню убраться пока на улицу, но, лишь обернувшись к нему, понял, что тот как-то замаскировал свою ци и почувствовать, что он не человек, можно было, лишь подойдя вплотную. Это, увы, не отменяло того факта, что Тянь Жэнь был высокого роста и приметной наружности, и, стоит Дугу Хуну бросить на него хоть один взгляд с верхней галереи…

— Мои пионы, — сказал Тянь Жэнь внезапно.

Он сидел на полу на корточках и изумлённо вертел в пальцах какой-то странный отросток, на взгляд Сун Юньхао, мало похожий на пион.

Тянь Жэнь поднялся и побрёл, как заворожённый, к сцене, и Сун Юньхао тоже разглядел теперь раскиданные по полу сухие травинки и корешки.

— Молодой господин, — позвала музыкантша, при виде Тянь Жэня разом отвлекшись от инструмента. — Молодой господин, что вы ищете? — Она нетрезво хихикнула. — Да это же от вчерашнего выступления Юйлань остались цветы… ой, нет…

Она тоже подняла травинку и, повертев у носа, откинула.

— Это что ещё за сено? Цзяи, совсем рехнулся? Тебя за такую уборку сошлют чистить нужник!

Наверху грохнуло — двери распахнулись, если не вовсе сорвались с петель.

Сгусток тёмной ци метнулся под потолок, бешено заплясали расписные фонари, и почти тут же с верхней галереи спрыгнул человек с коротким мечом. Клинок разрубил тьму, и она взорвалась, как новогодний фейерверк, только вместо искр на сцену посыпались новые сухие цветы, и обрывки изорванной бумаги, и ещё какая-то дрянь. Сун Юньхао — не задумываясь, как учили с детства — зажал рукой рот и нос.

— Молочай, — перечислял Тянь Жэнь задумчиво, стряхивая с плеч труху, — его совсем засыпало, как неведомую Юйлань прошлой ночью. — Полынь. Стебли донника… Не бойтесь, вы не отравитесь.

Заклинатель с коротким мечом спрыгнул на сцену, буркнул:

— Молочай вроде ядовит.

— Если съесть корни. — Тянь Жэнь вытащил из волос что-то похожее на засохший бутон лотоса.

Дурочка-музыкантша, которая теперь любовно таращилась на них обоих, вдруг наступила на что-то, взвизгнула и отшвырнула туфлей дохлую тушку. Сун Юньхао почудилось, что это жаба.

Он сорвал с собственного рукава налипшие мятые бумажки, прочитал сначала обрывок рецепта из неведомых трав («внутрь, трижды в день»), потом увидел рекомендацию, как правильно пилить кость, и не стал дочитывать. Впрочем, и почерк в конце был неразборчив, будто писавшему самому отрезали руку посередине текста, и он справлялся, чем осталось.

Заклинатель растерянно хмурился. Он явно был из Инхушэня, но не тот тощий тип, что прежде сопровождал Дугу Хуна, — а наоборот, широкоплечий и крепкий, очень молодой, быстроглазый, как птица. Он носил непривычный меч — короткий, без перекрестья. Вроде степняки сражались такими в тех редких случаях, когда дрались пешими.

— Что у вас стряслось? — Сун Юньхао указал рукой наверх.

Парень открыл было рот — по молодости он, видно, ещё не отвык слушаться, — но опомнился и только мотнул головой: мол, всё в порядке.

— Я ведь точно не промахнулся, — прибавил он полувопросительно.

— Демон состоит из сотен кусков, — сказал Сун Юньхао. — Прошлой ночью я его уже видел.

— Прям перекати-поле, — пробормотал парень, — цепляет что попало.

Он быстро поклонился, сложив руки поверх меча. И тут вдруг, почувствовав что-то, воскликнул: — Дядя! — и вспрыгнул обратно.

Сверху снова потянуло демонической ци, но угадать направление было трудно.

— У него кровь на одежде, — сказал Тянь Жэнь. — Чужая. Свежая.

— Сами разберутся. — Сун Юньхао вскочил тоже — на середину широкой нарядной лестницы. — Сойди оттуда!

Хлам на сцене шевелился, набухал.

Тянь Жэнь глянул под ноги, и его губы мучительно исказились — не от брезгливости, конечно, и не от страха, существо, которое было одновременно рыбой и лекарем, не могло испугаться каких-то жаб и даже отрезанных конечностей — от горя, что ли?

Он спрыгнул со сцены, неловко подхватив полы халатов.

В мельтешении хлама на миг промелькнуло лицо — остроносое, остроскулое, с недобрым прищуром. Или померещилось? Нет, лицо было совершенно незнакомым, а воображением Сун Юньхао никогда не отличался.

— Вы с тем молодым господином правы, — зашептал Тянь Жэнь, вцепившись в перила. — Сотня кусков. Он может распадаться на части, если надо. Только это всё, что здесь нападало, — так, мишура. Настоящий демон состоит из кусков боли. Заместителя, вашей.

— Я не чувствую боли, — только произнеся это вслух, Сун Юньхао понял наконец то, что прежде лишь смутно ощущал. Меридианы были чисты, и сердце билось ровно и незаметно, будто и не должно было через несколько ночей скрутиться в пылающий узел.

Он с юности не чувствовал себя настолько живым.

Тянь Жэнь выдавил улыбку, махнул рукавом:

— Идите, я как-нибудь…

Сун Юньхао с изумлением понял, что он что-то жуёт — неужто один из подобранных корешков? А впрочем, и человеческие лекари были создания странные, что уж говорить про русалок.

На самом верху лестницы грязи было ещё больше, чем на сцене. Воняло потрохами. Может, это и были потроха — к счастью, пока не человеческие.

Четвёртая комната справа казалась пустой, и в ней стояла удивительная тишина. Позвякивали тонкие бусины на занавесях, но не сильнее, чем от сквозняка, — Сун Юньхао распахнул двери слишком резко.

Одна из пузатых, как бочонок, табуреток лежала на боку, да пара мисок, судя по хрустевшим под ногами осколкам, разбилась, но в целом разрушений было не больше, чем после обычной попойки. Иное дело — запах. От щедро накрытого стола тянуло недавней пирушкой — вчерашней едой, недопитым вином, но этот запах забивала вонь нечистот и острого пота, какой выступает от смертного страха.

Сун Юньхао разрубил прикроватный полог.

Лежавший в дальнем углу постели стал корчиться, не то в надежде на помощь, не то пытаясь уползти ещё дальше — но дальше было некуда, там оставалась лишь жёсткая спинка кровати. Знакомый, может, и опознал бы в несчастном человека, но Сун Юньхао видел только тело: кожу в кровавых язвах, странно иссохшие ноги, бессмысленно пинавшие подушку в кровавых разводах. Распахнутый рот был словно сведён судорогой, и из него не вырывалось не то что крика, но даже смутного хрипа, и из-за бесстрастной тишины гримасы и корчи казались неправдоподобными — будто пытка превратилась в спектакль.

А Чжан Вэйдэ сказал ему как-то, что ещё сильнее пугался, когда Сун Юньхао не кричал во время приступа — он теперь вспомнил это некстати и тут же подумал презрительно, что Цзинь Чун-то молчал не от упорства, а потому лишь, что его мучителю нравилось безмолвное представление, Цзинь Чун перестал сопротивляться слишком быстро. Это была злая, недолжная мысль: совершенствующимся и дано больше, глупо судить смертных за слабость.

Демон сидел внутри. Внутри — а Сун Юньхао плохо умел изгонять демонов из тел, только сразу убивать, но Цзинь Чун пока не умер.

Сун Юньхао собрал силу в руке, ударил одной только ци, без клинка — тело вывернулось, задёргалось.

— Нет! — крикнул Тянь Жэнь сдавленно.

Сун Юньхао обернулся. Тянь Жэнь, отпихнув пузатую табуретку, пробрался к нему, отчаянно замахал рукой:

— Он же ничего не почувствует. Вы так только Цзинь Чуна раните.

Сун Юньхао, и так уже догадавшись, глянул на свою ладонь, вновь наполнявшуюся силой, зачем-то провёл ею по бедру, будто хотел вытереть о штаны.

— Как ещё? Я не умею. Ло-шимэй ловко умеет изгонять, но…

— Ей сюда нельзя, нельзя. — Тянь Жэнь, скользнув боком на кровать, стремительно наклонился над телом и ещё шире распахнул растерзанный халат. Его лёгкие пальцы надавили на несколько нужных точек на груди — со стороны казалось, что невесомо, но судороги прекратились. Тело вытянулось, раскидав по постели беспомощные руки и ноги, замерло.

Сун Юньхао вспомнил, как Тянь Жэнь недавно врачевал его самого, — Сун Юньхао поначалу был уверен, что лекарь не справится, потому что никто не справился бы, но неверие не помешало исцелению.

Тянь Жэнь, чуть распрямившись, застыл тоже, шепнул одними губами: — Он выйдет наружу, — точно гнойник вскрыл или ждал, когда больной отхаркнет дурную кровь.

Цзинь Чун, впавший в глубокое забытье, не закашлялся и даже не дёрнулся. Может, пара лишних капель крови вытекла из ран на щеках.

Просто между кроватью и Сун Юньхао, замершим в боевой стойке, проявилось вдруг ещё одно искорёженное тело, странно неповоротливое, слишком осязаемое для демона. Цзинь Ган был гол, но нагота его даже не бралась в глаза — свежие и уже зарубцевавшиеся раны закрывали её плотно, как одежда.

Цзинь Ган запутался в оборванном пологе, зашипел, пытаясь освободиться. Его узловатые ноги выгибались так странно, будто в них было по две пары коленей. В лице осталось ещё меньше человеческого, но, как ни странно, прежнее выражение угадывалось легко. Сун Юньхао без труда узнал человека, образ которого проступал в иллюзии из трухи, и умные настороженные глаза были те же, хотя теперь демону было трудно сосредоточить взгляд в одной точке.

— Я обещал тебе, — сказал Цзинь Ган. По рассеянному в пространстве взгляду догадаться было нельзя, но говорил он — спорил? — явно с Тянь Жэнем. — Видишь, это тело куда лучше прежнего. Уродливо, но это пустяки: внешнее уродство убрать легко, если выпить побольше чужого уродства, изнутри. Меня и так почти перепутали с братцем.

Тянь Жэнь хотел что-то сказать, но, хвала небесам, тут же закрыл рот и ещё чуть отполз, забравшись на кровать с ногами. Вот и молодец.

— Всё так же боишься, — проговорил Цзинь Ган презрительно. Прекрасно: если демон будет и дальше считать Тянь Жэня просто трусом, то это ещё упростит дело. — Я не боялся, и погляди — даже превзошёл Ван Цзюня. Пошёл дальше. Конечно, мне повезло. Заклинатель Дугу очень сладок. И лисичка с отрубленным хвостом. И…

«Человек, погубивший господина», — закончил Сун Юньхао мысленно.

Но Цзинь Ган так и не сумел найти слов. Он обернулся на тонких птичьих ногах, и Сун Юньхао захлестнуло демонической ци, но странно — сильный удар был совершенно безопасен для него, как волна для опытного пловца, который может нырнуть прямо в неё и выплыть из её громады невредимым.

Гунпин вошла в сердце демона по рукоять без всякого труда.

Сун Юньхао пожалел, что прежде не подсёк ему и мерзкие ноги, — но это был бессмысленный удар, а его учили не тратить силы попусту.

Ноги отвалились сами и рассыпались в труху — наверно, А-Сюань видел ночью то же самое, только ночью это произошло случайно, от неопытности, а теперь отрастить конечности у демона не вышло бы. Косые глаза стремительно потухли, а главное, понял Сун Юньхао с наслаждением, Цзинь Чан не успел больше прогавкать ни слова, прежде чем снова отправиться на тот свет.

Он лопнул беззвучно.

Сун Юньхао утёр со щеки чужую кровь — возможно, беличью.

— Вы… так быстро? — прошептал Тянь Жэнь. — Я думал, вы станете с ним говорить.

— Ненавижу пустую болтовню. Особенно из уст демонов.

— Он всё-таки был человеком.

— Был. Этот, — Сун Юньхао указал клинком дао на неподвижного Цзинь Чуна, — тоже ублюдок. Но он жив и пока что живет свой срок по праву. Мёртвые, которые вернулись на землю своевольно, не имеют права оставаться на ней. А Ван Цзюнь — это кто?

— Лекарь времён династии Чжао. Он тоже делал… запретные вещи. Память о нём стёрлась, но наши помнят, конечно.

Под «нашими» он разумел, очевидно, лекарей и хозяев аптек, а не свой русалочий народ.

— Да мне всё равно, что там с ним стало, — сказал Сун Юньхао. — Главное, он тоже сдох. Как вы поняли, что демон скоро выйдет?

— Ему стало голодно. Он был ещё слаб — ему нужно постоянно питаться болью, а Чун-эра ему мало.

— Что вы съели?

— Болеутоляющее. Чтобы уж совсем не рисковать, хотя меня, конечно, ему тоже мало. Зря потратил только…

Тянь Жэнь склонился над телом, нажал на ещё какие-то точки.

— Вам не тошно с ним возиться?

Тянь Жэнь вздохнул:

— У него жена на восьмом месяце.

Сун Юньхао вспомнил тревожную девочку с огромным животом и со смутным ужасом, с каким всегда думал о женских делах, представил вдруг новорождённых, громко вопящих близнецов.

— А теперь тем более хочется его прибить, — признался он. — Ладно. Цзинь Чун же не умрёт сейчас без вас?

— Вообще не умрёт. Не знаю, восстановятся ли ноги…

— А, это уже не наше дело. Идите-ка сюда. — Сун Юньхао стащил Тянь Жэня с кровати, стукнул рукоятью Гунпин по створке окна. — Вы сможете спрыгнуть со второго этажа, не разбившись?

— Конечно, — сказал Тянь Жэнь как-то неуверенно.

— Тогда убирайтесь отсюда быстро.

— Я же не успел отдать заказ.

— Вы идиот? Дугу Хун ещё вчера только чудом вас не забрал себе.

— Он не верит, что я на что-то способен.

— И вы что, теперь хотите впечатлить его своими талантами? Проклятье! Он вас запрёт в клетку. То есть, не знаю, в бочку с водой.

— Не впечатлить. Я просто всегда выполняю заказы.

— А мой пока не выполнили. Прыгайте уже!

Тянь Жэнь приподнял створку ещё повыше, переступил с ноги на ногу, и Сун Юньхао догадался наконец, что он не прыгать боялся, и буркнул:

— Хотите уехать с нами?

— Если вы согласны.

— А зачем бы я ещё предлагал? Давайте прежде уберёмся из города, а потом уж решим, что делать. Вот что. Наймите паланкин. Слуга вам вызовет — у ресторана наверняка найдутся.

Сун Юньхао сунул руку за кошельком, но Тянь Жэнь заверил быстро:

— У меня есть деньги. Ваш залог.

— Вот видите, я вам даже заплатил, а Дугу Хун нет. Скажите носильщикам, что вам нужен госпожи дом Ян. — Тянь Жэнь преданно закивал. — Ло-шимэй с Вэйдэ обещали ждать рядом. Как найдёте их, уезжайте. Я вас потом найду. Ло-шимэй знает место. Ясно? Не ждите.

— Да, — выдохнул Тянь Жэнь беззвучно и вывалился в окно.

Сун Юньхао даже вздрогнул и быстро глянул вниз, но Тянь Жэнь уже стоял внизу, вполне невредимый, даже робко махнул рукой. Сун Юньхао замахал ему в ответ, чтобы убирался скорее.

С улицы потянуло свежим воздухом, и затхлая вонь в комнате чуть рассеялась. Сун Юньхао понял, что отчаянно хочет пить, даже потянулся за остатками вина в кувшине, но в последний миг побрезговал, решил, что спросит у слуг в ресторане. Предстояло сделать то, что он ненавидел, пожалуй, больше любых охот, — объясниться с живыми. Пока что он даже про труп Цзинь Пина в усадьбе не рассказал родичам, а с пересохшим горлом много не расскажешь. По крайней мере, хотя бы управляющий казался человеком толковым.

Сун Юньхао вышел из комнаты, поискал глазами слугу, чтобы велеть пока посидеть с раненым, но вместо того наткнулся на Дугу Хуна — тот стоял в дальнем конце коридора. Ещё дальше маячил его тощий, как скелет, адепт.

— Ты убил демона? — спросил Дугу Хун негромко.

Если кто-то из этих двоих и был ранен, под тяжёлыми плащами различить это было невозможно. Ци Дугу Хуна была в волнении, хотя и теперь он хорошо контролировал её — если б Сун Юньхао не знал о его проблемах, решил бы, что это просто следствие охотничьего гнева.

— Убил, — сказал Сун Юньхао сухо и прошёл, коротко поклонившись, к лестнице. Подумал мимоходом, что держится слишком нагло, — а впрочем, миновали те времена, когда он, подобно тощему адепту, стоял, молча склонившись, за плечом господина. У падения на самое дно тоже есть странные преимущества. Например, невиданная свобода.

Дугу Хун одобрительно кивнул. Он-то вёл себя с неожиданным вежеством для человека такого высокого ранга и такой дурной репутации.

— Ты из бродячих?

— Да.

Дугу Хун узнал, конечно, болиньскую дао, которая никак не могла оказаться в руках случайного бродячего заклинателя. И про гибель молодого господина Бая Дугу Хун знал, пусть и не видел никогда его телохранителя. Но он не сказал больше ничего, лишь оглядел Сун Юньхао с ног до головы и мимолётно дёрнул бровью. Так с удивлением смотрят на человека, которого в прошлый раз видели десять лет назад ребёнком, — он это или не он?

И, сбегая по лестнице, Сун Юньхао догадался наконец: дело было не в возрасте, конечно, но телохранитель молодого господина Бая по всем расчётам должен был быть уже мёртв или, на худой конец, превратиться в полубезумного калеку; он тоже состоял из боли, как Цзинь Ган, а лишившись её, стал совершенно неузнаваем, неуязвим для любых чужих предсказаний.

И эта краткая свобода, на которую он не имел права, так потрясла его, что на последней ступени он замер на миг, обеими руками прижав к груди Гунпин, и глянул недоумённо, как в первый раз, на собственные широкие ладони и угловатые запястья, торчавшие из вечно закатанных рукавов.

Внезапно проклюнулось солнце, осеннее, бледненькое, но всё-таки солнце, и Тянь Жэнь укрылся и от его лучей, и от чужих глаз в тени между повозкой и соседним забором.

Хотелось подойти к лошади, прижаться щекой к ласковой морде, но для этого тоже нужно было выбраться из укрытия. Для того, чтобы войти в дом госпожи Ян, — тем более.

Может, она даже впустила бы его, и он напоследок хотя бы поклонился поминальной табличке Ян-сюна. Тянь Жэнь утешал себя тем, что времени всё равно нет, барышня Ло скоро выйдет, и они уедут, но знал, что это пустая отговорка — он даже не попытался.

Из-за повозки вдруг высунулась голова девчушки — умненькие ясные глазки, тощие косички кольцами вокруг ушей.

— Госпожа велела вам передать, — сказала она хрипловатым серьёзным голосом и выбралась из-за повозки целиком, с изящно украшенным футляром в руках.

Тянь Жэнь не успел даже раскрыть рот, как девочка прибавила:

— Госпожа сказала, вам нельзя отказываться.

Низко поклонившись, он подставил ладони:

— Поблагодари за меня госпожу.

Она кивнула, всё так же серьёзно, и присела в поклоне.

— Дитя, — сказал он тихо, пытаясь как-нибудь прижать футляр локтем. Наверно, Ян-сюн не обидится за такое обращение с его картиной. — Давно ты так кашляешь?

— С прошлой зимы.

Тянь Жэнь быстро потёр ладони одна о другую.

— Вы замёрзли? — спросила девочка.

— Нет.

Холодные руки — проклятье для лекаря, в юности он иногда невольно пугал детей, пока не догадался почему.

Он сел на корточки, наконец надёжно прижав картину, и сказал тихо, протянув девочке ладонь:

— Дай-ка я проверю твой пульс.

Отчего-то Тянь Жэнь думал, что она испугается, но она послушалась без всякого страха, спросила только:

— Это след тёмной ци?

— Почему ты так решила? Просто недолеченная простуда. Но ничего. Она не дошла до лёгких. Я выпишу рецепт… — теперь только Тянь Жэнь вспомнил, что сидит на улице под повозкой, и запасы бумаги, которую лао Вэй привозил в прошлом месяце, остались в месте, куда он больше не вернётся, вместе с его книгами и травами.

Он поднял опавший лист магнолии, стал писать — просто так, одной духовной силой, получалось золотое на тёмно-рыжем, не очень разборчиво, но красиво. Девочка скосила глаза, улыбнулась и зачем-то сказала:

— Я не боюсь горького.

— Умница. Оно не горькое. Там шелковица.

— Вы пишете по-нашему?

— Конечно. Зачем рецепт, который никто не прочтёт?

— Отец говорил, рецепты лекарей всё равно никто прочесть не может. А по-вашему вы можете писать?

— Как это?

— По-лисячьи, — сказала она робко.

— Но я же не лис. Я из морского народа.

Девочка удивлённо округлила глаза и вдруг указала подбородком на картину:

— Тогда вам понравится.