Орден неудачников

Охота пятая. Удочка (1)

Не всё в огромном мире снаружи было таким разнообразным, как когда-то чудилось Чжан Вэйдэ. Деревушки, например, все были похожи. Чем ближе к Иньчжоу, тем зажиточнее они выглядели, — если сравнивать с окрестностями Хугуана, по крайней мере, — но все изумительно напоминали одна другую.

Люди оказались куда интереснее.

Крупный, как бык, краснолицый кузнец отчего-то смертельно боялся заклинателей и при виде Ло Мэнсюэ немедленно спасся бегством. Хорошо ещё, он не успел увидеть Сун Юньхао, а то бы, пожалуй, умер от разрыва сердца.

А вот трое мальчишек возраста где-то между шестью и десятью годами ходили за Сун Юньхао бесстрашно, иногда разражаясь припадками повизгивания, а потом вытолкали вперёд самого мелкого, с оттопыренными ушами, и тот пропищал: «А у нас в колодце труп, а в горах тигр-оборотень». Сун Юньхао, начисто не понимавший шуток, под сдавленный хохот Чжан Вэйдэ всё-таки заглянул в старый колодец и даже осветил духовной силой вонючее дно. К тому времени, когда он пообещал притопить в колодце самих мелких негодяев, их уже и след простыл.

В лавке домашней утвари хозяйка увлечённо рассказывала, как у неё болят глаза, при этом не отрывая взгляда от Тянь Жэня. Глаза у неё были правда красивые, особенно для простолюдинки, и брови-шелкопряды тоже. Тянь Жэнь пытался купить маленький котелок для варки — хозяйка догадалась, что он лекарь, но интересовал её явно не способ избавления от слезливости по утрам. Зато котелок она отдала чуть не даром.

Но в целях разведки занимательнее всех оказался старый рыбак, такой неподвижный в утреннем тумане, что сначала почудился Чжан Вэйдэ частью окрестного пейзажа, вроде тростника и перевёрнутой лодки.

— Дед сказал, ли в двадцати отсюда разворошили кладбище, — доложил Чжан Вэйдэ.

— Что значит «разворошили»? — Сун Юньхао тоже начинал сливаться с пейзажем — возможно, рыбалка на всех так действовала.

— Не знаю. Я дословно цитирую.

Сун Юньхао с ночи так ни одной рыбёшки и не выудил, но торчал на одном месте, не шевелясь, и старательно смотрел на воду. Может, он вообще просто медитировал. Чжан Вэйдэ в нетерпении уже сбегал три раза туда-сюда по берегу реки — налево к деду в тростниках и направо к укромному пляжику, где Тянь Жэнь наблюдал, как закипает отвар в новеньком котелке.

Посередине стояла огромная ива, к стволу которой прилип Сун Юньхао — полустоя-полулёжа, потому что ствол изгибался под причудливым углом. С учётом размеров и эксцентричных замашек ива имела все возможности однажды досовершенствоваться до существа разумного, не хуже туны.

— Потом сходим проверить кладбище?

Сун Юньхао повёл плечом без особого воодушевления.

— Не хочешь ловить восставших мертвецов? — Чжан Вэйдэ и сам не рвался: лучше бы подвернулось что-нибудь более интересное и не такое вонючее.

— Кто бы ещё нам заплатил за них.

— Народная молва тебя воспоёт.

— Молва меня забудет самое позднее через пару месяцев.

— А ещё дед сказал, ты неправильно держишь удочку. И вообще, в этом месте не клюёт.

— Ври больше.

Перескакивая через коряги и вчерашние лужи, Чжан Вэйдэ зашагал налево.

Старик сидел не шелохнувшись — только задумчиво скосил глаза из-под шляпы.

— Брат не слушает мои советы, — пожаловался Чжан Вэйдэ.

Старик только понимающе ухмыльнулся, покряхтел, потом спросил:

— А другой молодой господин тоже с вами? Тот, что в белом.

— Угу.

— Скажите ему, чтобы не совался в реку. Того и гляди его утопленники за собой утянут. Мертвецам нужно побольше несчастных заманить в воду, чтобы самим освободиться. Скверное это дело — ходить на реку, когда ты печален.

— Да он просто лекарь, дедушка, — опять полез промывать корешки. У лекарей у всех с головой слегка не в порядке. А тут правда много утопленников?

— Всякое всплывает, — отозвался дед туманно, покашлял в бороду и вновь совершенно затих.

Чжан Вэйдэ отправился в обратный путь, отгоняя нелепые мысли (дед лишь случайно всплыл в тростниках поутру, а сам уже год как утоп — или просто помер в ожидании клёва).

Больно кольнуло шею. Чжан Вэйдэ наугад хлопнул ладонью, но комар улизнул. Но разве не должны были комары уже попрятаться до весны? Чжан Вэйдэ хорошо различал виды, например, двухголовых птиц, но в повадках обыкновенных насекомых не разбирался: в окрестностях гробниц наставник всех вредоносных насекомых повывел.

Сун Юньхао, улыбаясь, смотрел на воду — нападение утопленников, если они тут и водились, явно не грозило человеку, которого не взбесила даже неудача на рыбалке. Чжан Вэйдэ посидел рядом на корне ивы, нарисовал несколько картинок на листочках бумаги.

— Талисманы? — спросил Сун Юньхао.

— Журавлиные письма. Для А-Шу.

— Ты же сказал, она не умеет читать.

— Потому я и рисую. Смотри!

Он нарисовал на очередном листке толстую загогулину — брюшко и хвост, приделал сверху перевёрнутый полумесяц спинки. Два полукруга для ушей, две точки, пожирнее и помельче, — нос и глаз.

Чжан Вэйдэ слегка страдал, что великого художника из него, вероятно, уже не выйдет, но метод быстрых картинок возвращал ему веру в свои силы.

— Есть способ, чтобы отвечать на журавлиные письма?

— Таким же письмом, понятное дело. Но для этого нужна духовная сила.

— У неё есть.

Сун Юньхао удивлённо поднял бровь:

— Так мало, что я и не заметил.

— Она же видела крошку-призрака. Я тоже с детства вижу духов, даже без всяких талисманов.

— Так это, наверно, врождённое свойство, тут тренировок не нужно. А для писем да.

— Ну ничего. Что-нибудь придумаем. — Чжан Вэйдэ пририсовал мышке ленточки на хвосте.

Про то, что письма были не только письма, но ещё и талисманы-копии, он пока что умолчал: метод, частично основанный на магии крови, граничил с запрещёнными. Зато, если вдруг случится беда, тогда А-Шу может порвать одну из копий, на талисмане-оригинале, который он таскал за пазухой вместе с прочими своими запасами, выступит кровь. Это он ей втолковал на прощание. Осталось придумать, как не ошибиться с отправкой.

Биси крикнула сверху:

— Вы идёте? Там чайная впереди! Совсем рядом!

— Брат Сун пока рыбачит!

Спускаться с высокого склона Биси не стала — раскачивалась туда-сюда, уцепившись рукой за древесный ствол. Биси была единственным ярким пятнышком в сером рассвете, хотя сегодня она нарядилась почти что не вызывающе, в бледно-розовое. Волосы были аккуратно уложены какими-то петельками и узлами — явно Ло Мэнсюэ постаралась. Чжан Вэйдэ не совсем понимал женскую манеру по-мартышечьи копаться друг у друга в волосах, но в новом облике Биси выглядела достаточно прилично, чтобы ходить с нею по городу, а для прогулок она была ему крайне нужна.

Для похода в кукольный театр, например. Ло Мэнсюэ он расстраивал: кто-то из младших шиди слишком его любил, а мнение Тянь Жэня на сей счёт Чжан Вэйдэ пока не выведал.

— Ладно, мы тогда сами всё съедим, а вы варите уху из пиявок, — Биси беспечно махнула рукой и вернулась на дорогу.

Чжан Вэйдэ зашагал направо.

Тянь Жэнь забрасывал костерок землёй.

— Я всё, — сказал он радостно. — А Сун-сюн ещё рыбачит?

— Ага. А дед сказал, тебя могут утопленники утащить, если опять полезешь в воду.

— Если снова будешь проходить мимо, передай старому господину благодарность от меня. Но волноваться не стоит: едва ли утопленники могут причинить мне вред. Да и вообще, река в этом месте чиста.

— Дед говорит, они утаскивают в воду только грустных. Это правда?

— Как и духи самоубийц. Должно быть, правда, но я их никогда не видел: я всё же лекарь, чаще вижу судороги и вздутые животы. — Тянь Жэнь вытащил из рукава аккуратно сложенный бумажный конвертик. — Вот, это тебе. Я хотел, чтобы у всех было.

— Разве твоё снадобье не жидкое? — удивился Чжан Вэйдэ.

— Это порошок от трупного яда, который у меня просил Сун-сюн. Я его вчера ночью приготовил. А то, что варил сейчас, — жидкое, но его я уже вылил.

— Не получилось?

— И не могло получиться: там нужны дорогие ингредиенты. Это я так, просто ставлю опыты.

— Не жалко тебе бросать все свои запасы? — спросил Чжан Вэйдэ осторожно. — В Хугуане, наверно, много осталось?

Тянь Жэнь медленно кивнул. Он казался скорее растерянным, чем огорчённым.

— Надо было прихватить что-нибудь, когда уезжали, — проговорил Чжан Вэйдэ.

— Я бы тогда уже не смог уехать, — сказал Тянь Жэнь.

— А мы бы быстро. Чтоб не поймали.

— Не в этом дело. Мне самому не хватило бы духу.

— Я понимаю. Я тоже, — слово «убежал» не годилось, конечно, и Чжан Вэйдэ сказал быстро: — когда я спустился с горы, я тоже думал: надо сразу, а то я испугаюсь и никуда не смогу уйти. Но всё равно немного жалко — столько вещей приходится бросить, когда странствуешь. У тебя ведь есть цянькунь? Сколько книжек туда поместится?

— Не очень много, — улыбнулся Тянь Жэнь. — Он простенький, почти что самодельный. Откуда ты знаешь, что он у меня есть?

— Ты же спрятал куда-то свиток с картиной.

Тянь Жэнь растерянно покивал, будто не зная, что сказать.

— Я её тебе потом покажу. Не хочу доставать под открытым небом — сыро и туман с реки.

Вряд ли картина могла пострадать от сырости: Тянь Жэнь даже прыгал с нею в воду, и предположительно уже не раз, но Чжан Вэйдэ не стал настаивать.

— Э, я не навязываюсь, — он быстро замахал рукой. — Как захочешь.

— Знаешь, мне нужно поговорить с Сун-сюном.

— Про его приступы?

— Да. — Тянь Жэнь глянул умоляюще.

Что поделать, между лекарем и больным должна быть тайна. Хотя Сун Юньхао, конечно, упорно не соглашался ни на какое лечение.

— Я не навязываюсь, — повторил Чжан Вэйдэ, надеясь, что голос звучит беззаботно. Если что изменится, он и так скоро всё узнает. — Поболтайте пока тут.

Он полез наверх по скользкому склону. Биси, которая их, оказывается, поджидала, вытянула его одним рывком на дорогу и тут же подхватила под локоть, будто снова плясать с ним собралась.

— В городе ведь и опера есть? — нетерпеливо спросила она ровно о том, о чём он и сам думал.

Чжан Вэйдэ почувствовал, как рот растянулся в широкой, уже совсем искренней улыбке.

— Наверняка даже не одна труппа, — сказал он громким шёпотом увлечённого заговорщика.

— Мы на закате будем в Иньчжоу, да?

— Брат Сун сказал, уже к часу обезьяны.

От Биси привычно тянуло мускусом — запахом одновременно взбалмошной модной барышни и взъерошенного зверька. Странно — он не так часто вспоминал, что она лисица, но и как о женщине о ней не думал. От близости её тёплых подмышек и локтей просто делалось уютно.

— Ты линяешь, — сказал Чжан Вэйдэ.

— Вот ещё!

Он ткнул пальцем ей в щёку.

— Пудра отваливается. Ты какую-то дрянь купила. В Иньчжоу я тебе скажу, какую брать.

— У тебя что, сёстры есть?

Единоутробных не было; прочих, столь же многочисленных, что и братьев, он почти не знал. Он сказал: «Нет».

— А девушек уж точно не было! Что ты смыслишь в пудре?

— Уж как-нибудь разберусь, что покупают городские барышни. Я наблюдательный. И ты не будешь меня позорить в театре в таком виде.

Идти и впрямь было пару шагов. Чайная оказалась чудным строеньицем — в два этажа, но таких крошечных, что весь домик походил на голубятню. У наложницы Чжоу птичник для её любимых глупых попугаев и то был побольше. Но после других придорожных чайных, где всего убранства было — два грубо сколоченных стола под единственным убогим навесом от дождя, эта, светленькая и с резной крышей, выглядела нарядно.

Может, они даже сдавали комнаты на втором этаже, хотя Чжан Вэйдэ и сам не рискнул бы подняться по хрупкой птичьей лесенке, не говоря уж о том, чтобы вообразить на ней Сун Юньхао.

Неизменные уличные столы были и здесь, но чистые и совсем новые на вид. Полотнище с иероглифом «чай» плескалось на ветру, удивительно жизнерадостное на фоне серого неба. Распряжённая Ветка Кизила тихонько дремала у коновязи.

Невысокая женщина, чистенько и пёстро одетая, вынесла им чайник и блюдо с закусками: полосатый бисквит «тигриная шкура», пирожные из красной фасоли.

Биси хихикнула:

— Самое вкусное мы уже съели, но я заказала тебе добавку.

— Что-то мне заранее страшно. Чем обязан?

— Откормлю тебя и сама съем. Но прежде сходим в оперу.

Чжан Вэйдэ запихал в рот пирожное. Вкусное, но с выпечкой Ло Мэнсюэ не сравнится.

— А где сестрица Ло?

Биси закатила глаза:

— Отошла по делам.

За дальним столиком сидела молодая пара. Чжан Вэйдэ поглядел на них украдкой: женщина прятала лицо под свисавшей со шляпы широкой вуалью, у молодого мужчины, одетого в насквозь пропылённый халат учёного, глаза были обведены тёмными кругами, как от бессонницы или ещё каких невзгод.

— Любовнички повздорили, — предположила Биси шёпотом и тут же подпрыгнула и замахала рукой: — Давайте сюда!

Сун Юньхао, уже без удочки, и Тянь Жэнь шли не торопясь. Понять, поговорили ли они, было невозможно. Тянь Жэнь вздыхал печально, но он так делал почти всегда.

Чжан Вэйдэ, отряхнув с ладони крошки, взялся за раскалённый чайник.

— Не пей, — сказал Тянь Жэнь непривычно резко.

Чжан Вэйдэ, уже успевший плеснуть чаю в чашку, замер и принюхался, но ничего странного в запахе не ощутил. Биси, судя по удивлённо раздутым ноздрям, — тоже.

Сун Юньхао потемнел лицом:

— Отрава?

Молодой учёный что-то услышал, привстал, но не успел даже раскрыть рот. Хозяйка чайной растерянно шагнула в сторону, и тут же лёгкая тень мелькнула у неё за спиной. Тонкая, сильная рука обвилась вокруг шеи — что-то громко хрустнуло.

Чжан Вэйдэ наконец уронил чайник.

— Ты! — крикнул Сун Юньхао, но Биси, снова из тени превратившаяся в живую девушку, только пожала плечами. Ткнула туфлей лежавший у её ног труп со свёрнутой шеей.

— А что ещё с ней прикажешь делать, братец?

Женщина в шляпе пискнула: «Разбойники», но не решилась даже пошевелиться. Биси сказала:

— Хуже.

Труп в полосатом переднике стремительно чернел. Что-то вытекало из его ноздрей, похожее на тонкую струйку тёмного песка. К первой струйке прибавилась вторая, третья, хлынуло из всех семи отверстий, и только теперь Чжан Вэйдэ почувствовал близость тёмной ци.

Никогда прежде не случалось, чтобы он так поздно распознавал её. Он ощутил себя невероятно беспомощным, как та парочка, замершая от ужаса. Но ведь и Биси ничего не замечала до последнего, и остальные.

Пригоршня чёрного песка взлетела в воздух, но тут же разбилась о сверкающий клинок Гунпин.

— Чай был отравлен тёмной ци, — сказал Тянь Жэнь. — Но так сразу и не заметишь. Меня только запах удивил, и то потому, что я привык различать запахи.

Привычным жестом положив руку на плечо Чжан Вэйдэ, Сун Юньхао отпихнул его себе за спину, сказал:

— Эта несчастная — просто ходячий мертвец. Нужен другой сильный дух, чтобы создать такую маскировку.

— Дед говорил про утопленников. — Отчего-то губы плохо слушались Чжан Вэйдэ. — Они ведь посылают тех, кого убили, находить для них новые жертвы. Может, это просто…

— Указчик? — проговорил Сун Юньхао медленно. — Вот дерьмо. Их легко убить, а распознать трудно, пока не прикончишь хозяина.

— Какие указчики? — забормотал учёный. — Какие жертвы? Безумие какое-то!.. Синью, пойдём…

Его спутница вскочила и отшатнулась, прежде чем он успел поймать её руку.

Чжан Вэйдэ прошептал растерянно:

— Я съел одну штуку… с этого блюда.

— Не бойся, отравлен только чай, я проверил. — Тянь Жэнь показал разломленный бисквит в ладони. — Но… где барышня Ло?

— Спустилась к мосткам постирать, — сказала Биси.

— К реке? — Тянь Жэнь вздрогнул и бросился вниз.

Биси крикнула ему в спину: — Мы не пили чай, только моё вино! У меня ещё запас остался! — но он не слушал.

— Я так и знала! — взвизгнула женщина в шляпе, вернее, уже без шляпы: отчаянно размахивая руками, она сбила её с головы. Лицо у неё оказалось миловидным, но совершенно белым. — Ты нарочно меня заманил сюда!

Она подлетела к Сун Юньхао. Не решаясь подойти совсем близко, замерла, дыша громко, по-звериному.

— Бессмертный господин, рассудите, — заговорила она стремительно и почти неразборчиво, — я Ван Синью, жена хозяина Сюя из Иньчжоу, что торгует тканями… Ли Цы заманил меня сюда. Мало того, что он пятнает моё имя, так теперь и смерти моей хочет.

— Синью, ты сама написала мне, — сказал Ли Цы устало.

— Он винит меня в том, что я не осталась ему верна. А сколько мне было ждать, пока он сдаст свой проклятый экзамен? Ещё три года? Двадцать?

— Ты сама мне написала. Сказала: «В нашей чайной, как прежде…»

Чжан Вэйдэ разглядывал Ван Синью, постепенно успокаиваясь, — мелочи всегда выручали в борьбе со страхом. Дела у хозяина Сюя, похоже, шли неплохо. Жена его щеголяла в платье из дорогой ткани, с неброской, но изящной вышивкой, и белоснежный нефрит её браслетов стоил немало.

Зачесался комариный укус на шее, но и это мелкое неудобство утешило. Комары, при всей своей надоедливости, тоже были частью понятного и нестрашного мира.

Только вот остальной мир… Небо, и прежде тусклое, даже не темнело, а стремительно выцветало. Яркая вывеска чайной полиняла до неопределённо тусклого оттенка, и ветер больше не хлопал тканью упруго и весело, а выворачивал с болезненным ожесточением.

Ван Синью всхлипывала:

— Может, он уже давно умер. В городе говорили, что чайная закрылась, а я не слушала. Здешняя хозяйка — покойница, может, и он теперь тоже.

Ли Цы забормотал, закатывая рукав:

— Я человек, я живой. Разве нет способа проверить? Хотите, руку себе разрежу? Вот увидите, кровь потечёт.

Сун Юньхао с досадой от него отмахнулся — казалось, он слушал ветер. На самом деле, должно быть, искал направление, в котором мог укрываться дух-хозяин.

— Есть способ, — сказала Биси с оживлением, схватила Ли Цы за руку и прикусила над локтем. Ли Цы не вскрикнул и даже, кажется, не изумился: он был потрясён уже до такой степени, что поразить его сильнее было невозможно.

Биси облизнула пересохшие губы.

— Человек, — проронила она как будто с разочарованием.

Из глубин ивняка выбрались Тянь Жэнь и Ло Мэнсюэ, у которой на лице ещё не просохла вода, а на сгибе локтя болтался свежевыстиранный платок. Меч, однако, тоже был при ней. При виде трупа её пальцы сильнее стиснули ножны.

— На реке всё тихо, — проговорил Тянь Жэнь покаянно. — Это я так… просто старый господин упоминал про утопленников.

— Река рядом — тут немудрено сбиться с толку. Дед ещё сказал, недавно кладбище разрыли? — спросил Сун Юньхао быстро.

— Ага, — сказал Чжан Вэйдэ. — Думаешь, зверь-людоед? Правда тигр, как ребятня болтала?

— Не людоед, а извращенец, — буркнула Биси.

Ло Мэнсюэ потрепала по холке Ветку Кизила, и лошадка наконец тихонько заржала, будто до того была так напугана, что даже голос подать не смела. Её рыжая шерсть отчего-то казалась сероватой. Песок в глаза попал, что ли? Чжан Вэйдэ моргнул, упрямо потёр глаз кулаком.

Лошадь. Он зацепился за это слово, чтобы удержать его в стремительно пустеющей голове. Жалко, что его коняшка расплавилась.

— Господин Ли, вы ведь добирались пешком?

Ли Цы кивнул.

— Я недавно стал служить в Ваньжуне. Сорвался сюда, как получил письмо. Да тут недалеко, два дня пути…

— А вы, госпожа Ван? — Чжан Вэйдэ повернул голову. Укус на шее болел сильнее и как будто припух; зачем-то он зажал его рукой. — Вы приехали из Иньчжоу?

Ван Синью кивнула и переступила с ноги на ногу. Над крошечными туфельками качнулся бледно-зелёный тонкий подол — чистый, без единой пылинки.

— Где тогда ваша повозка? Здесь только наша. Вы-то не пешком сюда явились? А вам не странно, господин Ли, что ваша… знакомая вдруг очутилась здесь без повозки и даже одежд не запачкала?

Ли Цы тоже в растерянности уставился на юбки возлюбленной, пробормотал: — Я думал, она оставила повозку поодаль, чтобы не узнали, — но было ясно, что раньше ни о чём таком он не думал и, горюя об их общей несчастной судьбе, никаких странностей не заметил.

Ван Синью дёрнулась, но клинок Гунпин уже оказался у её горла.

— Кому ты служишь? — спросил Сун Юньхао негромко. — Говори.

— А то что? — лицо Ван Синью неуловимо переменилось: будто трещина проползла по белой коже и тут же исчезла. — Отпустишь, если скажу?

— Дам упокоиться с миром.

— Думаешь, я этого хочу? Я ещё не со всеми поквиталась. Мой владыка правил здешними горами.

— Но даже дети в него теперь не верят.

— Владыка вернётся.

В лицо пахнуло ветром. Снова песок попал в глаза, а сил прочищать их уже не было, да и проку от этого тоже не было. Ветер пах сладкой яблочной гнилью. Ветер бессмысленно повторял детскую песенку: детка в колыбели, тигр на перевале.

Небо перевернулось под странным углом, а потом вовсе пропало, но оно уже и до того сделалось таким древним и безнадёжно вылинявшим, что Чжан Вэйдэ даже не было жалко, что он больше не увидит неба. И это оказалась последняя его мысль — «не так уж и жалко».

При жизни глаза у Чжан Вэйдэ были светлые и искристые, а теперь их заволокло тьмой. Ло Мэнсюэ вспомнила несчастного малыша с агатом под веками — но даже те камушки казались ярче, а здесь была сплошная темнота, без блеска, без движения.

— Вэйдэ, — позвала она и тут же поняла с ужасом, что за ничтожное время — какую-то половину вздоха — успела провести границу между жизнью и смертью, будто уже уверилась, что Вэйдэ больше нет.

Его тело, лежавшее на боку, выгнулось под нелепым углом так, что, казалось, позвоночник хрустнул. Он коротко взвыл, но не от боли. Как будто что-то внутри, негодуя, пыталось вырваться.

Сун Юньхао подтащил его спиной к себе, крепко обхватив поперёк груди левой рукой, правую ладонь впечатал между лопаток.

— Владыка придёт! — женщина в зелёном извивалась в пыли. Из раны, оставленной на её груди дао, не вытекло ни капли крови — только всё та же пыль. — Скоро!..

Пусть, не до неё теперь.

Ло Мэнсюэ собрала силу в ладонях — в первый раз вышло так легко, почти как до несчастья, и это обещало хотя бы капельку надежды, — шагнула вперёд, но Сун Юньхао прохрипел:

— Нет!

Ло Мэнсюэ замерла, и Тянь Жэнь тоже — только прошептал что-то про пульс.

Она сказала всё-таки:

— Я попробую изгнать духа.

— Нет, — повторил Сун Юньхао. — Сейчас я держу его. Не лезьте.

Чжан Вэйдэ, прежде неподвижный в его хватке, пошевелился, но не сам — то, что сидело внутри, управляло им, как деревянной куклой, дёргало за руки и ноги, пыталось шевелить шеей. С шеей получалось плохо: опухоль на ней в считаные мгновения стала так велика, что мешала поворачивать голову.

Сун Юньхао вжал ладонь в его тело ещё сильнее, тоже зачем-то оглянулся и сделал шаг назад, к домику. Порыв ветра сорвал ставню на втором этаже. Ветка ивы, обломившись, хлестнула Тянь Жэня по груди, он успел только закрыть рукавом лицо.

— Лезь под стол! — сказала ему Биси, но он упрямо завертел головой.

Ло Мэнсюэ очень сомневалась, что стол сойдёт за надёжную защиту, если ураган ещё усилится. Биси вцепилась ей в руку:

— Дохлая стерва сбежала!

— Пускай. — Ло Мэнсюэ глядела, как Сун Юньхао медленно, боком ползёт к дому. Он с бесконечным трудом отрывал от земли сначала одну ногу, потом тело Чжан Вэйдэ, подтягивая его за собой, потом другую ногу. Чжан Вэйдэ перестал шевелиться. Она не была уверена, хорошо ли это.

Хотя бы он больше не мучается. Она так твердила себе много, много раз. Ни разу ещё эта мысль её не утешила.

Она вытащила из ножен Лумин, влила силу в него.

За чайной простирался какой-то бесконечный глухой мрак, как в глазах Чжан Вэйдэ.

Ли Цы, рухнувший было обратно на лавку у стола, снова встал, обхватив обеими руками голову, и вдруг сорвался в этот мрак. За ним метнулась яркая вспышка света — Биси. За неё пока бояться не нужно.

Ло Мэнсюэ перерубила узду, но Ветка Кизила так и стояла на месте, испуганно глядя ей в глаза. Бедняжка вечно замирала, когда пугалась.

— Скачи, моя хорошая, — сказала Ло Мэнсюэ громко и хлопнула её плоской стороной меча по крупу. Ветка Кизила глядела на неё в отчаянии, и Ло Мэнсюэ ударила её снова, сильно, и та наконец скакнула прочь.

Хуже всего было с Тянь Жэнем: он и бегать-то не умел. Но он был существо разумное, не то что несчастная лошадка, и улавливал даже самое лёгкое движение ресниц — подошёл, повинуясь её взгляду. Он перекинул на грудь копну растрёпанных волос и крепко прижимал её рукой, чтобы не лезла в глаза.

— Я цел, — сказал он — Ло Мэнсюэ не услышала, но прочла по движению губ.

— Держись рядом, — сказала она. — Надо всем быть рядом.

Сун Юньхао на это вновь прошипел: «Отойди», но Ло Мэнсюэ подбежала к нему ближе, на расстояние руки. Он с трудом шевелил побелевшими губами. На выпуклом упрямом лбу выступили капли холодной испарины.

Зверь так силён?

Они один раз ходили на тигра-демона, но Ло Мэнсюэ его даже не увидела — ждала с тремя соучениками возле одной ловушки, а зверь угодил в другую. В тот раз ей не показалось, что это трудно, — опасно, может быть, но не безнадёжно, а Сун Юньхао был не слабее её наставника.

— Сун-сюн, — сказала Ло Мэнсюэ спокойно, — что с тобой? Я помогу тебе, если буду знать точно.

Он молчал, стиснув зубы.

— Что с Вэйдэ? Зверь вселился в него?

— Только часть его силы. Но он призовёт другое. Других. Он указчик. Мне нужно… — он мотнул подбородком в сторону дома, сделал очередной мучительный шаг.

Ло Мэнсюэ осторожно шагнула за ним.

С дома слетели последние следы демонической иллюзии. Он казался пустым, разорённым.

— Сун-сюн, он управляет и тобой тоже?

— Нет.

Он сделал последний шаг и рухнул на порог. Чжан Вэйдэ упал сверху — хватки Сун Юньхао не ослабил.

— У него приступ, — сказал Тянь Жэнь.

Он дошёл до них тоже — с трудом, потому что тащил Гунпин.

— Брось её в дом, — сказал Сун Юньхао совсем невнятно.

Чжан Вэйдэ дёрнул правой рукой. Пальцы что-то бессмысленно чертили в пыли.

Тянь Жэнь перекинул дао через порог и, избавившись от ноши, быстро наклонился к Сун Юньхао, хотел поддержать, но тот каким-то страшным усилием поднялся сам.

Ло Мэнсюэ смутно слышала про принципы ордена Болинь — про эти наказания ордена Болинь. Наставник говорил про такое: «О, эти достославные старые традиции» — и закатывал глаза, о, эти большие дряхлые ордена, помешавшиеся на преданности господину, все знают, что это варварство.

Сун Юньхао задыхался, как человек на вершине огромной заснеженной горы. На запредельных вершинах, говорят, тело начинает медленно умирать. Тренированное тело выдержит намного дольше, но не бесконечно долго — только настоящие бессмертные живут на заснеженных пиках.

— Где лиса. — Он говорил странно ровными фразами, непохожими на вопрос. — Где опять проклятая лиса, когда нужна.

— Биси погналась за покойницей. Что тебе нужно, Сун-сюн? Скажи мне.

— Замок. У неё был замок.

— Замок у меня. Биси всё равно ничего не может с ним сделать — она ещё в Хугуане отдала его мне.

— Тогда запри нас. — Сун Юньхао перетащил тело Чжан Вэйдэ за собой через порог.

— Я могу поставить барьер.

— Не трать пока силы. Замка хватит. Нужно отделить его от зверя. Зверь его не увидит через барьер, а Вэйдэ не приманит зверя. — Сун Юньхао запрокинул голову, оскалился, но так и не закричал. Отдышавшись, сказал: — Вэйдэ живой. Он рисует мыша. Я, может, его вытащу.

— Запри меня с ними, — сказал Тянь Жэнь.

Он был спокоен — таким спокойным Ло Мэнсюэ никогда его не видела. На нём ещё недавно лица не было, когда он прибежал за ней на реку, а теперь он разве что казался бледен, но он всегда был бледен.

— Я постараюсь помочь Сун-сюну. Здесь от меня всё равно мало толку. В меня тёмный дух вряд ли вселится. Такие не любят воду.

Ло Мэнсюэ кивнула, подставила ему руку — на локте так и болтался ещё свежевыстиранный платок, который чудом так и не сорвал ветер.

— Возьми, он ещё мокрый. Хоть лицо ему утрёшь. И вообще — кошки не любят воду.

— Только ты останешься одна.

— Ничего. Может, здесь станет потише, если вас запереть. Правда, если что случится, этот замок Биси не отопрёт.

— Поэтому ничего не случится, — сказал он мягко.

Двери сомкнулись перед её лицом. Они были совсем хлипкие — не то что тигр, а любая собака разнесёт, но замок из мастерской Яньди мог надёжно запереть даже несуществующую дверь, лишь бы заклинатель вообразил её достаточно прочной, а вместе с ней — и все прочие окна и двери дома.

Ло Мэнсюэ представила, конечно, ворота родного ордена — ворота, через которые однажды прошёл враг, и немедленно отогнала эту мысль. Вообразила другие — нефрит и золото, как описывали в книгах Южные врата Небесного царства, представила стражей в белоснежной броне.

Темнота как будто и правда чуть развеялась, но, может, ей просто хотелось в это верить. И всё равно даже в двух шагах видно было плохо. Ни следа Биси. Лучше бы, наверно, она убежала отсюда совсем.

Она говорила, что со своей яшмовой подвеской может мгновенно сбежать далеко-далеко, пусть и затратит много духовных сил.

Ло Мэнсюэ никогда не боялась остаться одна. Она боялась лишь остаться единственной, кто выжил.

Бегать удобнее в лисьем теле. Убивать — в человеческом. Шарик Лисьего пламени лучше подчинялся человеческим гибким рукам.

Биси наткнулась на двух колченогих мертвяков и развеяла в прах. Они взорвались красиво, как фейерверки на Новый год, но это зрелище не помогло утишить ярость.

Нужно было отыскать дохлую стерву. Неужели правда это дух тигра ею управлял, как и этими двумя калеками? И в Чжан Вэйдэ правда вселился тигр?

Матушка незадолго до смерти спуталась с одним тигром, но тот, конечно, уже давно досовершенствовался до человеческого тела и разума. Один из лучших бойцов на арене и один из самых приличных мужчин, что Биси знала. В облике тигра тоже был хорош — здешний наверняка ему не чета.

В двух ли от чайной простиралось безграничное серое поле. По такому можно ненароком и на тот свет добрести. Может, эта Ван Синью того и добивалась? А её идиот убежал следом за ней?

Биси на тот свет пока не собиралась.

Она втянула ноздрями воздух. Пахло свежим, густым криком. Звуки за воем урагана стали неразличимы, но боль имела запах — не такой острый, как у крови, глубже, слаще. Он нравился Биси, но, если слишком сильно им увлечься, можно впасть в безумие, как от порошка пяти минералов.

Но Ван Синью, оказывается, вовсе не убегала далеко. Биси бросилась обратно к чайной и нашла её — их обоих — чуть в стороне, у дровяного сарая. Сарай был крошечный, но крепко вросший в землю, и его пока не сдуло.

Ли Цы скорчился у стены. Одна рука была нелепо заведена за голову — Биси не поняла, как и зачем он изобразил такой странный жест, пока не разглядела, что его ладонь прибита к стене гвоздём.

— Забыл моего отца? — твердила Ван Синью плаксиво. — Думаешь, он мне позволил перечить?

После каждого рваного всхлипа она хлестала Ли Цы толстой верёвкой. Тоже, что ли, из сарая вытащила? Ли Цы почему-то молчал.

Биси свистнула.

Ван Синью обернулась, тараща глаза. Она была целёхонька. А ведь Сун Юньхао рубанул её от души. Неужели сила хозяина успела её вылечить?

«Целёхонька», конечно, — не лучшее слово для трупа. Со слезами у неё с лица стекла часть щёк, а вместо шляпы на голове сидел уродливый чёрный нарост, вроде гриба. Будто она вспомнила, что ей нужна шляпа, но забыла, как те выглядят.

— Ну ты и уродина, — сказала Биси. — Ясное дело, он к тебе не вернётся. Где твой хозяин?

— Владыка везде, — заявила Ван Синью в упоении.

— Внутри моего мальчишки он мне вообще не нужен.

Биси швырнула в неё Лисье пламя. Ван Синью сиганула на крышу. Бежать она не пыталась. Разве что ветра здесь было ещё больше, но ветер мешал ей, как и всем.

Биси тоже запрыгнула на крышу, увернулась от ответного удара — внезапного, но не то чтоб сильного.

— Присягни ему, — сказала Ван Синью. — Разве ты не понимаешь? Тебя ведь тоже пытались растоптать. Владыка защитит тебя.

— Нет надо мной никаких грёбаных владык.

— Я ушла к нему в день свадьбы.

— Да плевать! — Крыша под ногами у Биси ощерилась десятком острых кольев.

— Мой муж пришёл пьяный, — сказала Ван Синью. Биси не стала перебивать и ругаться дальше, придержала Лисье пламя у груди. — Упал на постель и захрапел, а я ушла. К владыке. Матушка говорила, это сказки. Его уже давно нет на свете, но он есть. Я сняла брачные одежды и отдала владыке это тело.

— И как, приятно любиться с древним тигром?

— Лисы! — захохотала Ван Синью. — У вас всё одно на уме — как бы покувыркаться! Нет, не на ложе — владыка пожрал моё тело.

— Ой, тьфу, — сказала Биси. — Не вдохновляет. А что твой пьяница? Его-то хоть съели?

Она легко проскользнула между острых кольев на цыпочках. Это даже красиво — почувствовать себя Дяочань, исполняющей на пиру танец умирающей ханьской империи, чтобы потом попытаться вонзить кинжал в Цао Цао. Биси, правда, лучше бы убила Лю Бэя. Цао Цао, судя по пьесам, мужик был огненный.

Танцевала Биси не так хорошо, как иногда мечталось, но дралась куда лучше.

— Ты вырастила новое тело из грибов, сестрёнка? Оно прочное? Вонючее? — Она подбрасывала слова, как шарики для жонглирования. Дяочань умела жонглировать? Наверно, она всё умела. Даже во время танца. — Владыка не съест его снова? Тигры ведь не любят грибы? Мой приёмный папаша не любил.

Ван Синью тупо глянула на неё. Чёрный сгусток трепетал у неё внизу живота — ядро тьмы вместо золотого ядра. Оно росло и набухало. Надо спешить.

Ударил ветер. Биси заметила, укрылась на миг духовным щитом, а Ван Синью, запоздав, покачнулась. Биси прыгнула, сбив её с ног. Проткнула когтями мягкий живот.

Человечья рука с лисьими когтями была удобнее всего. Острые, длинные, славные коготки, напитанные лисьей силой, коготки, которыми так удобно выдирать потроха и протыкать тёмные ядра. От Ван Синью не воняло болью тела — только другой, старой, душной болью обиды. Обиды были долгие, потроха длинные.

Покончив с ней, Биси спрыгнула с крыши.

Ли Цы по-прежнему молчал. От порыва ветра его прибитая рука чуть не переломилась.

Для человека, чья бывшая невеста только что отрастила гриб на голове, он держался довольно достойно: даже не грохнулся в обморок и не обделался.

Биси подцепила гвоздь.

— Ты прямо так выдернула? — спросил Ли Цы слабо. — Прямо рукой?

— Если не нравится, прибью обратно.

Он подумывал зарыдать, но вновь смолчал.

Биси швырнула Ли Цы внутрь дровяного сарая. Он врезался в противоположную стену, закрыл глаза и совсем затих.

Биси захлестнула сарай барьером — сколько-нибудь эта хибара да простоит! — и скакнула к чайной.

Ло Мэнсюэ таращилась со ступеней в сумрак, как слепая, но меч не подняла — узнала, даже не видя. Тут тоже стоял барьер — из стащенного из усадьбы Лю замочка.

— Пригодился, да, старшая сестрица? — шепнула Биси.

Ло Мэнсюэ улыбнулась:

— Старшая сестрица? Ты помнишь, во сколько раз я тебя младше?

Из Биси вышла скверная старшая сестра. Она предпочла бы быть младшей.

— По лисьим меркам я совсем юная. А тебя легко представить старушкой восьмидесяти лет. У тебя будут толстенькие, сладенькие правнучки.

— Меня смущают твои кулинарные описания.

— Зачем мне их кушать? Их прабабушка и без того вкусно готовит.

— Ты нашла госпожу Ван и учёного Ли?

— Нашла обоих. И убила. Её, в смысле, убила, он в сарае. — Всё же вряд ли она сломала ему хребет: даже у смертных он не такой хрупкий.

— А ещё кого-нибудь видела?

— Мертвецов. Не волнуйся, — совсем горсточку.

— Зря ты не убежала, — попрекнула Ло Мэнсюэ мягко.

— Нет, я сегодня жажду убивать. В Чжан Вэйдэ сидит тигр? От него не пахло зверем.

— Нет. Может, кто-то из тех, кто служит тигру. Сун-сюн сказал, взаперти он перестанет притягивать зло, и правда — ветер, кажется, ослаб.

— У меня глаза поострее твоих, сестрица.

Ло Мэнсюэ вздохнула, крепче сжала меч:

— Сколько?

— Не больше дюжины, — соврала Биси.

— Мне надо знать точно.

— Ну, десятка два. Собирает наш каган воинство опять! — проорала Биси, перепрыгнув на нижнюю ступеньку. — Воинских двенадцать книг, — вот какая рать!

— Осторожно!

— Хорошо бы старший брат был бы у Мулань, — затянула Биси, вдохновившись, — только если брата нет, мне сойдёт сестра! Ой, не слушай, про «сойдёт» это только чтобы песня вышла складной, ты куда лучше.

Смеха Ло Мэнсюэ за ветром слышно не было, но Биси его учуяла: он пах озёрной водой и грушами.