Орден неудачников

Охота четвёртая. Мудрец поднимается в гору

Серый лекарский халат, растянутый для просушки на веточках прибрежного куста, трепыхался на ветру. Именно халат Сун Юньхао и заметил первым делом, а уже потом и самого Тянь Жэня, похожего — нет, как ни хотелось подумать: «на выброшенную на берег рыбу», на рыбу он совсем не походил, разве что на свежего, очень аккуратного утопленника.

Тянь Жэнь лежал на спине и скрещёнными руками прижимал к груди туфли — тоже сушил или просто боялся потерять. Лицо и шею облеплял не то ил, не то спутанные волосы. Нет, всё-таки волосы.

Круглые камушки под ногами Сун Юньхао громко захрустели, но Тянь Жэнь не шевельнулся.

Сун Юньхао слегка подтолкнул его в бок сапогом и, чувствуя непонятное разочарование, спросил:

— А хвоста нет?

Тянь Жэнь протяжно вздохнул.

— Хвоста нет.

— В смысле, совсем нет?

— В смысле, мне страшно принимать истинную форму. Я очень давно этого не делал. Боюсь, что не смогу возвратиться обратно. — Тянь Жэнь резко сел, провёл рукой по лицу, точно умывался, чтобы отлепить влажные пряди, вполголоса прибавил: — Вот что я первым делом должен был сказать, когда рассказывал о себе. Я всё время чего-то боюсь.

— А сигать с высоты не боишься. Значит, ты доплыл аж досюда в обычном человеческом теле? — спросил Сун Юньхао недоверчиво.

— Так недалеко же… вроде.

— Вроде, — фыркнул Сун Юньхао. — Ну? — Он протянул руку, вовсе не уверенный, что Тянь Жэнь собирается вставать — да и вообще возвращаться, но Тянь Жэнь благодарно уцепился за его запястье и вскочил.

На мокрых камнях стоять было неудобно, но Тянь Жэнь довольно ловко заскакал на одной ноге, обуваясь. Крови Сун Юньхао не заметил, да и бинтов тоже. Или их уже вчера не было?

— Зажило? — спросил он.

— Да, — сказал Тянь Жэнь счастливо.

Глаза у него сияли, видно, не только от выпитого вина, а щёки порозовели не только от заката. Ещё недавно холодная быстрая река вовсе не казалась Сун Юньхао подходящим местом для купания, но теперь ему даже сделалось на миг завидно. Только самому лезть в воду было поздно во всех смыслах. Не на глазах же у девиц.

Ло Мэнсюэ направила меч к кромке воды и мягко спрыгнула. Корзина с посудой болталась у неё на запястье. Меч ещё пару мгновений задержался в воздухе, любезно дожидаясь, пока отчаянно размахивающий руками Чжан Вэйдэ тоже наконец с него спрыгнет, боком и неловко.

— А эта где? — спросил Сун Юньхао подозрительно.

— Сун-сюн, у неё есть имя.

— Неужто сбежала?

— Да нет, прячется где-нибудь в кустах, — сказал Чжан Вэйдэ беспечно. — Я уверена, что Биси бежала за нами.

Ло Мэнсюэ проговорила тихо:

— Просто она расстроилась.

— Барышня Биси! — позвал Тянь Жэнь громко.

Пару мгновений было тихо, Чжан Вэйдэ уже начал говорить: «Да ладно, потом найдётся!», как вдруг на речной коряге прямо из воздуха соткалась трёххвостая лисица — точно от заката отвалился тёмный сгусток. В истинной форме Биси сегодня была пушистый ухоженный зверёк — и не узнать, зато когда, гневно потявкав, обратилась человеком, снова сделалась привычно растрёпанной.

В человеческой форме она не ругалась, а только громко сопела и дёргала ленты на груди, только чудом не оторвала.

Тянь Жэнь вдруг встал на колени и поклонился, стукнувшись лбом о песок у самых ног Биси. Она их быстро поджала и спросила шёпотом:

— Сдурел?

Тянь Жэнь выпрямился и поклонился ещё раз — Ло Мэнсюэ или, может, им всем, потому что они, все, кроме Биси, стояли рядом. Но Сун Юньхао подумал, что всё же Ло Мэнсюэ — у той вздрогнула рука, и чашки в корзине звякнули.

— Я не хотел вас пугать, — сказал Тянь Жэнь, поднимаясь.

— Ничего, — заверила Ло Мэнсюэ.

У неё был такой вид, будто она хочет погладить его по голове, вообще хоть кого-нибудь хочет погладить, но до макушки Тянь Жэня тянуться было высоко и неловко, а Чжан Вэйдэ не стоял на месте, а скакал вдоль берега и неумело швырял в реку камушки. Наконец Ло Мэнсюэ решительно перевесила корзинку на другую руку и сказала:

— Пойдёмте искать Ветку Кизила.

— Мы же решили не искать, — удивился Сун Юньхао.

— Нашу лошадь, Сун-сюн.

— И кто это придумал?

— Ты, Сун-сюн. То есть ты сначала предлагал Ветку Персика, потому что древесина персика тоже борется с нечистью, но потом решил, что это избито.

Определённо он сильно протрезвел, пока летал на Гунпин вдоль реки. До того Сун Юньхао был уверен, что спокойно может выпить и втрое больше: золотое ядро успешно защищало от воздействия вина.

С другой стороны — имя как имя. Не Красной Зайчихой же называть эту медлительную кобылу, хоть она и рыжая.

— А я говорил, надо было назвать её Закатная Дымка, — сказал Чжан Вэйдэ.

— Что вообще такое твоя закатная дымка и где ты это в жизни видел? — Сун Юньхао ткнул рукоятью Гунпин вверх, себе за плечо. — Вон тебе закат — ну, просто небо. Просто тучи.

— Скучно, — надулся Чжан Вэйдэ. — Можно тогда назвать в честь духа дорог или…

— Пусть будет Ветка Кизила, — перебила Ло Мэнсюэ твёрдо, и Чжан Вэйдэ неожиданно тут же смирился и сказал кротко:

— Конечно, дочери Ли виднее.

Сун Юньхао не слышал ни про какую дочь Ли, но тоже разом вдруг смирился с глупостью, и своей и чужой, и махнул рукой, смеясь.

А Чжан Вэйдэ всё не унимался и потом, у костра на опушке, рассказывал про древних знатоков лошадиных повадок и лошадиных морд, цитировал громким шёпотом странные трактаты, где коней рифмовали с управлением государством, потому что люди, которые пишут трактаты, всегда неуместно велеречивы: голова лошади — это царь, глаза — первые министры, хребет — генерал. Тянь Жэнь вспомнил другое руководство по выбору славного коня, ближе к жизни и смешнее, где объяснялось, что на конской голове должно быть совсем мало мяса, как у освежёванного кролика, почкам с селезёнкой полагается быть маленькими, а сердцу, естественно, большим, но Сун Юньхао, не дослушав толком до сердца, начал хохотать на освежёванном кролике и никак не мог остановиться.

Эти двое, хоть и перемигивались, как заговорщики, изъясняясь на неведомом ему языке, вспоминая никогда им не читанные книги, не раздражали: они сидели с ним в одном круге света и большую часть своих баек рассказывали для него.

— Глядите, Большое пламя совсем ушло на запад, — сказал вдруг Чжан Вэйдэ, вскинув руку к небесам, точно был главным звездочётом в стольном граде.

Сун Юньхао кивнул:

— Холода уже скоро.

После ясного дня ночь тоже наступала светлая, звёздная.

Чжан Вэйдэ, счастливо и сонно улыбаясь, завернулся в свой плащ и затих.

Тянь Жэнь не сказал ничего, только легонько указал глазами вниз, и это значило просто: «Спи», и Сун Юньхао уткнулся лбом в свой локоть. Гунпин лежала у него под другой рукой, но он не чувствовал никакой опасности.

Во рту сохранился ещё привкус вина с непривычной — хризантемовой, что ли? — горчинкой. Уютно пахло углями, и было на удивление шумно. Его товарищи не шумели нарочно, но Чжан Вэйдэ сделался беспокоен от вина и что-то всё бормотал во сне, а Тянь Жэнь вообще не спал — мыл какие-то корни в глубокой плошке, расплёскивая воду, или просто мочил руки.

Громко скрипело старое дерево в лесу. Девицы, закрывшись в повозке, бессвязно хохотали и фыркали, и даже Ветка Кизила фыркала им в лад — видно, прислушивалась к их трепотне, она, в конце концов, тоже была девица. И под весь этот непривычный шум Сун Юньхао мгновенно и сладостно провалился в сон.

Нет, «провалился» было неверное слово: слишком тревожное, грозящее бедой, а он прыгнул в сон по доброй воле. Даже невольно вспомнил Тянь Жэня, который соскочил нынче днём со скалы не потому, что хотел навсегда убежать от них или, чего доброго, лишить себя жизни, как отчего-то вообразила Биси, а только потому, что просто хотел прыгнуть. Глупое, по-мальчишески лихое безрассудство.

Сун Юньхао приснилось место где-то не очень далеко от небес, похожее на макушку горы, где они сидели сегодня, только во сне не было обрыва — сплошной цветущий луг, и стояло лето. Пахло мёдом и горячим деревом. Сотни разноцветных пятен испещряли небо — приглядевшись, Сун Юньхао понял, что это всё воздушные змеи.

Он подумал, что ему снится детство, но ладонь, которую он приставил к глазам, была взрослая, мозолистая, и привычный вес Гунпин за спиной не пропал.

Он пошёл вперёд — наугад, потому что никаких краёв у дороги всё равно не было. Потом его окликнули. Сун Юньхао не знал как, потому что человек, который его позвал, не произнёс ни слова.

На незнакомце был рыжевато-бурый полинялый халат, как у отца, и руки тоже отцовские — такие же, в общем-то, как у самого Сун Юньхао, потому что он унаследовал и отцовские широкие ладони, и заметно отогнутый назад кончик большого пальца, и привычку высоко закатывать рукава.

Он хорошо помнил руки отца на гончарном круге, а лицо за двадцать с лишним лет почти забыл.

— Смотри, — сказал незнакомец радостно и указал вверх, точь-в-точь как делал недавно Чжан Вэйдэ.

Воздушных змеев в небесах стало ещё больше. Часть из них отрастила настоящую сверкающую чешую и длинные усы. Часть превратилась в листья: в тополиные и кленовые, в листья из южных лесов, какие только на картинках увидишь, и ещё какие-то причудливые, какие увидишь только во сне.

Незнакомец в буром халате ласково подманил к себе один широкий листок, и тот оказался ожившей картинкой: на листе нарисовано было дерево с серебристо-белой листвой и белоснежными плодами, похожими на нефрит или даже взаправду нефритовыми.

— Древо с острова Фанчжан, — сказал человек, который едва ли был человеком и не был, конечно, отцом Сун Юньхао.

Мартышка с пушистым, как свежий снег, мехом сорвала плод, надкусила и серебристо рассмеялась. Маленькое белое личико всё задрожало от веселья.

— Туда же никто не доплыл, — сказал Сун Юньхао.

— Мне рассказывали.

На каждой из семи частей каштанового листка выросло дерево, похожее на крошечную копию каштана, но на стволе у каждого распускались огромные пламенные цветы. Они с треском роняли искры, но не поджигали кору. Сун Юньхао протянул руку, и искра заплясала у него на ладони, не причиняя вреда.

— Лучезарный каштан с Юаньцзяо, — проговорил радостный, слегка скрипучий голос. Похоже было, будто он хвастается своей коллекцией: старый глава Бай с похожими присказками водил гостей по оружейной.

Сун Юньхао улыбнулся, гладя беспокойного светлячка. Он так и не смог разглядеть лица говорившего, но никакой опасности не чувствовал.

— Разве Юаньцзяо не потонул в северном океане?

— Его просто унесло течениями. Но людей и духов тоже иногда уносит далеко-далеко.

На листке клёна смеялись белые в яблоках кони с алыми гривами.

— А Ветка Кизила тоже умеет смеяться, — подумал Сун Юньхао вслух.

— Расскажи о ней.

— Это просто лошадь. Маленькая глупая лошадка. Но она может хихикать, как маленькая глупая девочка.

— Расскажи про что-нибудь любопытное.

Об орденских техниках Сун Юньхао рассказать не имел права даже собственному отцу — тот, впрочем, и не стал бы спрашивать. Отец, наверно, обрадовался бы, если бы ему суждено было узнать, что сын стал заклинателем, но и ужаснулся тоже: в его глазах это означало стать бессмертным, всё равно что вознестись на небеса.

Того, кто говорил с Сун Юньхао теперь, тоже не интересовали боевые техники. Вернее, интересовали, но не больше, чем редкостный зверь, а редкостный зверь — не больше, чем полевая былинка.

— Ты тоже ходил далеко, — сказал он с воодушевлением.

— Когда я вижу что-нибудь любопытное, обычно это значит, что оно потом окажется очень грустным, — проговорил Сун Юньхао. — Тебе не понравится.

Прежде всего Сун Юньхао вспомнил запахи: сладкую гниль неубранных яблок Падалицы, смесь рыбной вони и запаха горелой плоти от двуногой плотоядной лягушки, которую он сжёг на берегу реки, пряный дурман, пропитавший одежды чужеземного купца. Звуки он помнил тоже. Убитый купец, став неупокоенным призраком, всё время стенал на варварском своём языке, и лягушка, конечно, вопила, пока горела.

— Ты уверен, что хочешь обменять вот такие воспоминания на весёлых коней с острова Юаньцзяо?

— Это лошади из Страны одноногих.

— Ну, всё равно.

— Я слушаю любые истории. — Бурый рукав безмятежно качнулся. От него пахло нагретой на солнце корой и немного чесноком, как в трактире. Может, его хозяин был духом трактирщика, любившего собирать сплетни.

Но этот трактирщик жил в такие далёкие времена и в таких запредельных краях, что мог лично слушать рассказы моряков Сюй Фу.

— И мне не нужен обмен. Я просто слушаю. И потом рассказываю. —

Кажется, его губы не шевелились. Сухой весёлый голос шёл откуда-то изнутри. — Нет никакой разницы. Все истории одинаково любопытны.

Для родителей Поросёнка разница была, подумал Сун Юньхао. Или для той несчастной с чётками во рту. Собеседник, наверно, и эту мысль услышал — и не стал задумываться над нею.

— Если не хочешь говорить, слушай сам.

Можно было бы сказать: «смотри» или даже «нюхай», между этими ощущениями тоже не осталось никакой разницы.

— Значит, ты можешь показать оружие? — спросил Сун Юньхао, чуть запнувшись от стеснения. — Клинок Небесной Реки? Дракона Трёх Излучин?

Он спросил бы лучше про дао, а не про мечи-цзяни, но подозревал, что Гунпин это не одобрит.

Длинный черенок ещё одного листа безжалостно сверкнул металлом, и миг спустя в воздухе уже висел меч. Дракон на клинке держал в лапах жемчужину, и у этих лап действительно было по пять пальцев — знак принадлежности хозяина оружия к императорскому клану. В правящих семьях рождалось не так уж много людей с духовной силой, а уж способных хотя бы на мгновение удержать в руке этот меч, наполненный стремительной и лукавой силой, — не больше двух или трёх за долгие века. Значит, правда то был Дракон Трёх Излучин князя Нина?

Даже если в этот миг меч и был по-настоящему осязаем, Сун Юньхао никогда не посмел бы протянуть к нему руку, но это было неважно: хватало уже того, что он мог ненадолго почувствовать ауру великого оружия.

Другой меч, из бронзы, показался невыносимо тяжёлым, хотя был чуть не вдвое короче и легче теперешних мечей. Дело было не в его реальном весе. Узор на клинке не потускнел за прошедшие века, а двойные львы на гарде скалились всё так же свирепо.

Но Баотэн, Драгоценное Воспарение, вместе с хозяином сгинул в бездне, откуда нет выхода, среди демонической ци и ядовитых туманов. Конечно, остались рисунки, но возможно ли по рисункам передать силу меча так достоверно?

Сун Юньхао сказал, вновь путая мысль и слово:

— Его же никто не видел. И это было слишком давно, чтобы…

— Разве тебе не нравится?

— Нравится? — Сун Юньхао коротко рассмеялся. — Как можно говорить такое! Ради этого стоило жить.

Баотэн был таким же настоящим, как воздух летнего полудня и замершая на высокой былинке зелёная стрекоза.

Он решил всё же спросить про древних заклинателей, которые первыми применили дао в бою против нечисти ещё во времена, когда шанскую столицу перенесли в Инь, но тут Чжан Вэйдэ толкнул его локтем в бок, и сон рассыпался.

Сун Юньхао быстро сел. Тянь Жэнь, который дремал сидя, подперев рукой лоб, тоже испуганно дёрнулся и открыл глаза.

Чжан Вэйдэ обиженно глянул из глубин плаща.

— Ты зачем меня разбудил?

— Это ты меня разбудил, — буркнул Сун Юньхао.

— Я ничего не делал! Брат Сун, слушай, мне наконец приснился такой замечательный сон. — Чжан Вэйдэ скинул плащ, придвинулся ближе, прижав колени к подбородку. — Мне снилась картина в том духе, как великий мастер Гуань писал. Ну, знаешь, не в сине-зелёном стиле, как при дворе любят, а всё одним тоном.

— Не знаю.

— Ну так я объясняю, — сказал Чжан Вэйдэ терпеливо. — Не думай, брат Сун, что ты меня взбесишь своей любимой привычкой изображать невежду. Ты меня не взбесил даже тем, что разбудил. В общем, это пейзаж «горы-воды», и прекрасный. Не такие горы, как эти, а высокие, по-настоящему до небес. Сосны над обрывом и водопады. Тропа вьётся между отвесных скал, но то и дело пропадает, и где-то высоко-высоко мерещится верхушка горного храма, но, может, это только кажется.

Сун Юньхао поморгал, пытаясь вообразить пейзаж. Чжан Вэйдэ пару дней всё рассказывал, какие интересные картины были в доме у вдовы, а теперь ещё это.

— А стиль, знаешь, как у мастера Гуаня: то сильные удары, то разведённая в воде тушь, — прибавил Чжан Вэйдэ, очевидно пытаясь помочь, но только запутал.

— Уймись, я понял, — сказал Сун Юньхао, махнув на него рукой, поворошил костёр и, окончательно проснувшись, спросил: — Ты видел кого-нибудь во сне?

Чжан Вэйдэ задумался.

— Не помню, — сказал он наконец. — Видел я только свиток с картиной, но я, если честно, и смотрел только на свиток. Может, что-то и чувствовал… Но не беспокойся, это была благая сила. Я и теперь зла не ощущаю.

— Это здешний дух, — проговорил Тянь Жэнь тихо. — В нём нет зла.

— Ты тоже видел?

— Я попытался у него спросить…

— Я тоже.

Они переглянулись, помолчали.

Сун Юньхао запоздало вспомнил про расплавленные остатки зеркала, которые так привык сначала прятать на постоялом дворе, а теперь таскать на поясе, что в последнее время почти о них не задумывался, похлопал по поясу рукой — всё было на месте. Непохоже было, чтобы дух охотился на зеркало.

— Я сперва подумал, мне снится отец, — сказал Сун Юньхао наконец. — Что он, может, сердится — я не так часто поминаю его теперь. Но это был, конечно, не мой отец. О чём ты у него спрашивал?

Он подумал, что о каких-нибудь травах или меридианах, или что там важно для лекаря, но Тянь Жэнь ответил:

— О глубинах. Я видел дворцы под водой.

Он улыбался завороженной несмелой улыбкой.

— Я мало что успел увидеть. Я проспал слишком мало.

— Мне он показал меч, — сказал Сун Юньхао, — которому двенадцать столетий. Сколько лет этому здешнему духу?

— Может, столько же. Это дерево туны.

— То самое дерево, что ты хотел показать? — оживился Чжан Вэйдэ. — Ты говорил сестре Ло…

— Да, то самое. Только я теперь не уверен, что нам стоит идти к нему.

— Ну, старик сам явился в наши сны, — пожал плечами Сун Юньхао. — Мне кажется, он был счастлив поболтать.

Чжан Вэйдэ вздохнул с потаённой завистью:

— А я не знал, что можно было у него о чём-то спрашивать. Даже не увидел никого толком.

— Тебе недостает духовной силы, — сказал Сун Юньхао.

— Может, дереву было неудобно разговаривать со всеми сразу, — проговорил Тянь Жэнь успокаивающе одновременно с ним.

— Не льсти ему, мастер Тянь. У этого дерева, поди, десятки древних корней — он тут по всем горам расползся. С чего бы ему было неудобно? Мы как-то прикончили распоясавшегося духа старой ивы — так вот он умел разваливаться на сотни мелких тварей, шавок и змей, пока всех переловишь… Нет, я не хочу сказать, что этот тоже вредоносный.

Сун Юньхао вскочил на ноги. Вспомнил про девиц и повернул голову к повозке, но оттуда не доносилось больше ни звука. Наверно, они пока спали. Пусть спят подольше — любопытно было бы и у них узнать, что им привиделось, особенно если они тоже задавали вопросы. Лишь бы не о рецептах баоцзы и помаде.

— Откуда он столько знает? — спросил Сун Юньхао задумчиво. — Это же дерево, оно стоит на месте. Пусть даже десять, двадцать веков. Здесь никогда ничего не происходит. Одна деревня сменяет другую. Крестьяне собирают хворост и травы. Что простолюдины могут знать про заклинательские мечи?

— Иногда сюда поднимаются странники, — предположил Чжан Вэйдэ, сосредоточенно обгрызая заусенцы на правой руке — от лисицы, что ли, набрался дурных привычек? Сун Юньхао щёлкнул пальцами, стукнув его по запястью духовной силой. — У тебя есть совесть?

— Нет. Подумаешь, пара странников в год.

Тянь Жэнь, осторожно отставив в сторону плошку с промытыми растениями, тоже поднялся.

— Ты сам же только что говорил, Сун-сюн: он расползся по всем горам. Мы не знаем, как глубоко уходят его корни и как давно он навещает чужие сны.

— Может, он сочиняет на ходу, — Чжан Вэйдэ негромко рассмеялся. — Ой, то есть он не умеет ходить, но вы поняли. Если бы я был тысячелетним деревом, я бы сам придумывал байки про древние мечи. Всё равно они никому не навредят, только развлекут.

Он тут же умолк, когда Сун Юньхао предостерегающе вскинул руку, только шепнул потом:

— Это же птица…

— Нет.

Воздух сгустился, стал липким, как не просыхающая после ливней грязь на просёлочной дороге.

В лесу зашелестели ветви. Что-то ворочалось в кроне — что-то большое, уж никак не птица, — потом грузно спрыгнуло вниз. Звук приближался. Упала одна тонкая ветка, будто её отсекли ножом.

Стремительно взлетел полог повозки, и маленькая тень метнулась к Сун Юньхао. Лисица зубами дёрнула его за полу халата.

— Да я слышу, — сказал Сун Юньхао тихо.

Интересно, она только сейчас перекинулась, учуяв опасность, или вообще всегда спала в лисьем теле?

Ло Мэнсюэ тоже спрыгнула в траву. Обнажённый меч в её руке слабо светился.

— Сун-сюн, — прошептал Тянь Жэнь, — я, кажется, понял, что ты говорил про скелет с когтями.

Старый знакомец выбрался на опушку, скорчившись вдвое, похожий даже не на мертвеца, а на неуклюжее насекомое. Уже не такой прыткий, как прежде, отметил Сун Юньхао с мрачным удовлетворением, но, увы, вновь сросшийся обратно из разрубленных кусков. Отсечённая когтистая рука была на месте.

И всё-таки такого мерзкого впечатления, как в первый раз, проклятый скелет на него не произвёл. Как-никак, на этот раз Сун Юньхао не порывался упасть без чувств.

И к тому же был не один.

— Ло-шимэй, — прошептал он, когда она подошла вплотную. — Ты его можешь унять с концами? Рубить я его уже рубил, но, видишь, без толку.

— До чего же старый, — она тревожно нахмурилась. — Что ж делать — попробую.

Скелет подкрался ещё чуть ближе к костру, но не стал нападать — следил пустыми дырами глазниц. Потом, вывернув шею, беззвучно завопил в любимой своей манере.

— Хоть бы у тебя уже челюсть отвалилась, а, ублюдок, — буркнул Сун Юньхао.

Он отпихнул себе за спину сильно побелевшего от воплей Тянь Жэня. Тот, зажав руками уши, прошептал:

— Это существо точно не Дугу Хун сделал.

— Да я уж понял.

— Это страж гробниц, — сказал Чжан Вэйдэ уверенно. — Их делают для царских могил.

— Что ты раньше не сказал?

— Ты меня не спрашивал.

— Он раньше был человеком?

— Угу. Но его убили, чтобы создать стража.

Воинственно скакавшая в траве лисица взвилась в воздух и обернулась тощей девчонкой, но и теперь прыгала точно так же, только на двух ногах, и махала руками. По запястьям ползло холодное лисье пламя, которое она пыталась собрать в шар.

— Биси, — сказал Сун Юньхао твёрдо. Пылающие диковатые глаза изумлённо уставились на него. — Мы с Ло-шимэй разберёмся. Ты охраняй остальных.

Биси подпрыгнула снова и зависла в воздухе, но шар, кажется, кидать раздумала.

Ло Мэнсюэ успела кончиком меча начертать построение-сеть, но мертвец разорвал его без труда и от удара Сун Юньхао, пытавшегося загнать его в костёр, тоже увернулся.

Сун Юньхао в бешенстве швырнул в него ворох углей.

Скелет пронзительно взвыл и снова метнулся в лес. Лететь за ним было невозможно — только бежать. Сун Юньхао срубил пару ветвей, которые попытались воткнуться ему в глаз, но до твари опять не дотянулся.

— Хоть не в деревню бежит, — выдохнула Ло Мэнсюэ ему в спину мысль, которая и ему самому только что пришла в голову.

— Привык прятаться.

Они перемахнули через широкий ручей — или мелкую речушку — и выскочили вдруг на открытую поляну. Над головой сверкнули осенние звёзды, в полнеба.

Вторую половину неба закрывала золотистая крона исполинского дерева. Сун Юньхао подозревал, что эта старая туна здоровая, но таких размеров не ожидал, к тому же человек из его сна, крепкий, как его отец, великаном отнюдь не был.

Крона зашелестела, но теперь это действительно были птицы, десятки пернатых, разбуженных погоней. Сун Юньхао подумал смутно: «Может, это птицы для него шпионят».

Воняло тьмой.

Ло Мэнсюэ, зажмурившись, чертила в воздухе знаки.

— Справа, — за работой голос у неё делался красивым и распевным, как у монахини, читавшей сутры. — Приведи его в ловушку.

Скелет больше не пытался сбежать, только спрятаться в раскидистых кустах у поляны. Понял, что бегать бесполезно? Или древнее дерево чем-то притягивало его, как раньше зеркало выманило из гробницы, или где он там обитал изначально, в усадьбу Лю. Ничего тёмного в ауре дерева Сун Юньхао, правда, до сих пор не чувствовал. Не иначе как ему просто вновь стало любопытно.

Обдумывать эту дурацкую мысль было некогда.

Скелет боялся дао — всё-таки накрепко запомнил прошлый раз, — и двумя ударами Сун Юньхао вышвырнул его обратно на поляну. Здесь мертвец попытался огрызнуться и пошёл в атаку.

— Голову! — закричали с неба. — Голову ему руби!

Биси приземлилась на нижнюю ветку, крепко прижимая к себе вопящего Чжан Вэйдэ. Вот ведь понравилось двум дурачкам летать в обнимку!

— Прочь! — заорал Сун Юньхао.

Биси внезапно замерла на ветке, но Чжан Вэйдэ, вывернувшись из-под её локтя, спрыгнул вниз. Ему хотя бы хватило ума сразу выдернуть из-за пазухи талисман.

Скелет скакнул к нему и получил талисманом прямо в лоб. А дальше вышло странное: он не потерял способность двигаться вовсе, но как-то странно обмяк и рухнул на колени в нелепой пародии на поклон. Когтистые руки ощупывали воздух, будто слепец искал дорогу.

Чжан Вэйдэ изумлённо распахнул глаза, будто не ждал такой силы от собственного талисмана. От яркого сияния ловушки лицо его сделалось зеленоватым.

Отпихнув его в сторону, Сун Юньхао рассекающим ударом зашвырнул скелет в центр построения и тут же снёс голову. Череп отскочил. Он загнал его обратно пинком сапога.

— Ура! — заорала Биси с дерева. — Спешите видеть! Цуцзюй с черепушками для самых доблестных!

Череп тоже орал и катался по земле. Обезглавленное тело дёргалось как припадочное.

— И что дальше, мудрец ты наш? — вздохнул Сун Юньхао.

Чжан Вэйдэ пробормотал:

— Наставник немножко говорил про стражей — они бывают разные, — но не говорил, как их сломать до конца. Но я слышал, что без головы они не работают как надо.

— Слишком много ненависти, — голос Ло Мэнсюэ, всё такой же певучий, убаюкивал, и смысл её слов Сун Юньхао разобрал не сразу. — Он умер в муках.

Она пока удерживала построение, и скелет никак не мог из него выбраться и собраться воедино тоже, кажется, не мог. Но не могла же и Ло Мэнсюэ бесконечно стоять здесь со сцепленными у груди руками.

Сун Юньхао прибавил собственной силы, но это всё равно был не выход. Даже если они вдвоём сумеют сделать построение достаточно стойким, через пару дней его нужно будет обновлять.

— Талисманы?

Чжан Вэйдэ разочарованно покачал головой и вдруг тихо вскрикнул, отскочив ещё чуть в сторону.

Земля на том месте, где он только что стоял, стремительно взбугрилась. Точно свежий рубец на теле — и рубец протянулся дальше, перечеркнул, без задержки и без всякого труда, построение. Толстый бурый корень, вырвавшись из-под земли, обвил скелет поперёк груди так, что старые рёбра хрустнули, выдернул из круга и впечатал в ствол дерева.

Кора начала меняться. Прежде жёсткая и сухая, она заколыхалась, подёрнулась рябью, как вода. Скелет стал медленно тонуть, погружаясь в ствол.

Другой корень подхватил череп и унёс его куда-то высоко, выше вскинутых рук Биси, в раскидистую крону, которая пожелтела к осени, но пока и не думала опадать. Может, Чжан Вэйдэ был прав и череп действительно лучше было держать подальше от тела. Или дерево просто забрало его как есть, не особо задумываясь.

На миг Сун Юньхао увидел луг из своего сна, но солнце жгло нестерпимо. Или не солнце? Человек, прикованный к раскалённому столбу, безостановочно кричал. У его ног корчилась медвежья туша, хотя по виду зверь должен был быть мёртв уже пару дней.

Сун Юньхао к запахам был привычен, но Чжан Вэйдэ зажал руками рот.

Древесный дух шевельнул рукавом, и запахи исчезли, а крик погас. Мир вокруг всё ещё колебался, но стал безопасен. Бурые рукава превращались в ветви. В огромном вздутии на стволе уже почти не угадывались очертания человеческих останков — просто уродливый нарост, точно дерево чем-то переболело. А впрочем, отчего уродливый? Когда кора покрыла его окончательно, стало казаться, что он торчит в этом месте уже сотни лет.

Ло Мэнсюэ подошла, провела рядом рукой, не прикасаясь.

— Ты нарочно подманил его сюда? — спросил Сун Юньхао. Он больше не видел духа — за пределами снов тот мог появляться лишь на миг, но наверняка слышал всё. — Давно? Никто из деревенских его не видел. Он мог бы всю деревню поубивать, если бы ты их не защитил. Спасибо.

— Защитил? — повторил дух удивлённо. — Он любопытный. Я хочу послушать его историю.

— Его теперь невозможно достать, — сказала Ло Мэнсюэ тихо. — И в ближайшие… я бы сказала, лет пятьдесят он точно не освободится сам.

Она всё же легонько прикоснулась к наросту.

— Думаете, дерево переварит его ненависть? — спросил Чжан Вэйдэ.

— Оно уже много историй переварило.

Сердце за чёрной клеткой костей давно сгнило, и черепушка опустела, но кто его знает — вдруг и мертвец ещё мог увидеть во сне воздушных змеев.

— Я пока останусь тут, — сказала Биси из жёлтой кроны. — Тут много гнёзд. Поищу яйца.

— Успехов, — фыркнул Чжан Вэйдэ. — Какие яйца, зима скоро.

— Значит, буду тут спать и видеть сны про яйца птицы пэн. И про цуцзюй.

— Ты мне обещала охранять остальных, — сказал Сун Юньхао. Крона ответила гордым молчанием. — Ясно. Чего и ждать от нечисти.

Оказалось, однако, что Биси не совсем наплевала на его просьбу: она действительно очертила защитный барьер вокруг Тянь Жэня и лошадки, но места внутри для них обоих едва хватало, к тому же Ветка Кизила вся дрожала. Лисья ци никак не казалась ей средством защиты, скорее наоборот. Тянь Жэнь обеими руками прижимал её морду к своей щеке и шептал что-то ласковое.

Чжан Вэйдэ очередным талисманом — размашистые знаки на нём опять были подозрительно похожи на кровь — без труда снял барьер.

— Биси мне объяснила, что именно нужно писать, — пояснил он извиняющейся скороговоркой, зализывая прокушенный большой палец.

Ло Мэнсюэ утихомирила лошадку и, извинившись, вернулась досыпать — она и так отчаянно зевала.

Проводив её встревоженным взглядом, Тянь Жэнь спросил:

— Вы упокоили это… существо?

— Его засосало дерево, — сказал Сун Юньхао. — Можешь сам с утра взглянуть. Слушай, ты умеешь рыбачить?

— Сун-сюн, ты спрашиваешь, умею ли я рыбачить, как все, с удочкой, или…

— А ты умеешь «или»?

— Нет, — ответил Тянь Жэнь поспешно. Потом честно уточнил: — Ещё в детстве отучился.

— Брат Сун, это ты внезапно, — рассмеялся Чжан Вэйдэ. — Ты голодный?

— Нет. Я просто так. Вспомнил про отца. Из-за сна — ну, я говорил. Мы с отцом ходили к реке, но это было очень давно.

Он тогда смотрел на солнце сквозь дырявую шляпу. На коряге сидела стрекоза. Больше он ничего не помнил.

Молодой господин не любил рыбу — они никогда не ходили на реку, и прежде Сун Юньхао не приходило в голову рубить с помощью Гунпин тростник на удочку.

Биси снились подмостки сцены.

Дрозды, иволги и горлицы чинно расхаживали по сцене, разыгрывая оперу про небожителей, похищали друг у друга волшебный светильник и сражались сверкающими копьями. Иногда, правда, они так входили в раж, что роняли копья и яростно клевали друг друга, так что перья летели во все стороны.

Владычица Запада один раз потеряла свою диадему — жалко, что её нельзя было утащить из сна наружу.

Иногда в сон Биси примешивались чужие, непонятные сны — про бег коня по степи, про зелёный сок, текущий по стволу, про странную музыку в полночной беседке, про убийства в дворцовых коридорах. Но это не тревожило Биси и не портило оперу. Даже, наверно, оживляло.

А проснулась она из-за самой глупой причины — затёкшего локтя. Зашипев, Биси потянулась, потёрла руку, сдула налипший на щёку жёлтый листок.

За ночь листов нападало много.

Среди жёлтого ковра валялась смятая белая бумажка. От скуки Биси призвала её к себе в ладонь духовной силой. Судя по виду, это был вчерашний талисман Чжан Вэйдэ. Судя по месту, где он валялся, — тот самый, которым он остановил скелет.

Но талисман был совершенно чист — ни единого знака, ни частички духовной силы. При всей неопытности Чжан Вэйдэ не могла его сила выветриться так быстро. Наверно, это всё-таки был какой-нибудь другой листок.

Биси бросила его обратно, небрежно смяв, закинула руки за голову и блаженно вытянулась на широкой ветви, глядя сквозь ресницы, как солнце золотит кору.