Орден неудачников

Охота вторая: Дочка, братик, куколка (2)

Чжан Вэйдэ не терпелось залезть в Каталог, и он бы тут же это сделал, но Сун Юньхао посмотрел на него таким тяжёлым взглядом, что Чжан Вэйдэ быстро задул свечу и юркнул в кровать, даже читать под одеялом с освещающим талисманом не решился. Но любопытство не перестало его мучить, и спал он скверно: в мутных обрывочных снах всё блуждал по незнакомому лесу, крышу засыпали гнилые яблоки, а барышня Сяо снимала с головы свой огромный капюшон, и оказывалось, что у неё нет лица, а в некоторых случаях — и вообще головы (отдельные куски снов к тому же, как назло, повторялись, но с вариациями).

И уже к исходу пятой стражи Чжан Вэйдэ встрепенулся, совершенно измученный тем, что ему пришлось пересчитывать стебли лука-порея вперемешку с оторванными пальцами, а счет перевалил уже за три сотни. Он тут же больно стукнулся затылком об изголовье. Подушки вовсе не было.

Чжан Вэйдэ свесился с кровати, узкой, но ужасно высокой, как все кровати в «Фэнфане», поглядел обиженно на Сун Юньхао: тот крепко спал, закинув руку за голову. Всё из-за него эти треклятые кошмары! А ведь вообще-то у Чжан Вэйдэ не было никаких веских причин его слушаться. Послушание никак не входило в благодарность за спасение жизни.

Сун Юньхао несколько раз тяжело, протяжно вздохнул, и Чжан Вэйдэ, сжалившись, бросил его проклинать. Кажется, это не от боли — от боли Сун Юньхао вздыхал по-другому. Он упорно отказывался говорить, когда эта штука — яд? проклятие? — подействует снова.

Чжан Вэйдэ боялся, что в следующий раз убежит в ужасе куда-нибудь на конюшню и будет рыдать, зарывшись в сено. В прошлый раз было слишком плохо. Хуже, чем в усадьбе господина Лю. В усадьбе он думал только, когда шкура леопарда слегка придёт в себя и накинется снова и о том, какой Сун Юньхао тяжёлый. Некогда было заглядывать ему в лицо.

Чжан Вэйдэ самыми кончиками пальцев подцепил на полу подушку, лёг на живот, обняв её, и вытащил Каталог, но ничего дельного там не нашёл. Фрагмент про мстительных духов — крошечный, честно говоря, несмотря на их обилие в мире — он и так помнил наизусть. Тварей, которые сосали кровь, имелось много; были и те, что предпочитают охотиться на детей, но одни убивали свистом, другие так любили тепло, что к осени уже впадали в спячку или вообще за пределы юньнаньских долин не совались, а третьи не годились просто потому, что так подсказывало Чжан Вэйдэ его собственное чутьё. Наставник, да и Сун Юньхао, на этом пункте точно посмеялись бы, но Чжан Вэйдэ доверял своему чутью. Оно подводило только в трёх случаях из десяти. Ну ладно, возможно, четырёх.

И ещё одна непрошеная беда — Каталог снова плохо его слушался. Добрая половина страниц исчезла, и оставалось только молиться, что не безвозвратно. Но это собрание заметок о нечисти было, как-никак, делом всей жизни наставника — наверняка он просто защитил страницы от чужих рук, а не сделал так, чтобы от непрошеного прикосновения записи вовсе исчезали. Или сделал?

В Каталоге были куски, которые Чжан Вэйдэ за целый год ни разу не удалось открыть дважды. Описания болотных демониц ему было жалко до слёз: обычно он запоминал слова быстро, но от этих слов ему сделалось так сладостно и так жарко, что он тут же захлопнул Каталог. Описания, как из развратных романов, но языком самой утончённой поэзии — прежде Чжан Вэйдэ был уверен, что наставник вообще не способен думать о таких вещах. Но вообще-то от наставника нужно ожидать чего угодно, даже теперь, когда через месяц грядёт годовщина его смерти.

По крайней мере, Каталог выполнил другую задачу — совершенно его успокоил. Это сработало даже в усадьбе и прежде на ночном рынке, когда Чжан Вэйдэ несколько дней просидел в клетке. Было даже жалко, что Сун Юньхао нельзя предложить такой способ: он не был похож на любителя чтения. Но не обидится же он, если почитать ему вслух? Не про демониц, конечно.

За дверями послышался топот детских ног — будто ребёнок бегал вприпрыжку.

Чжан Вэйдэ подобрал туфли, ещё раз заглянул в лицо Сун Юньхао — тот хмурил широкие брови, но спал глубоко — и выглянул в коридор. Там уже было пусто. Кто-то из слуг давно суетился внизу, но в номера они пока не совались.

Двери соседней комнаты приотворились, и наружу вновь выглянула маленькая барышня Сяо. Сначала, осторожно вытянув шею, она прислушалась к негромким разговорам с кухни, потом поглядела по сторонам и встретилась взглядом с Чжан Вэйдэ. Он подумал: «Должно же было хоть в чём-то повезти!» и широко улыбнулся. Девочка моргнула и спряталась обратно.

Ах нет, даже дважды повезло. Насморк у него совершенно прошёл.

Чжан Вэйдэ вернулся к себе и стал терпеливо ждать, прижав ухо к двери. Очень скоро он услышал покашливание и торопливые лёгкие шажки: девочка как будто больше не веселилась, а беспокойно бродила туда-сюда по галерее второго этажа. Чуть погодя шаги стихли.

Он босиком выбрался наружу и увидел, что девочка висит животом на лестничных перилах и глядит вниз. Больше она не повернула голову в его сторону.

Двери их с Ло Мэнсюэ комнаты были приоткрыты, и Чжан Вэйдэ заглянул внутрь раньше, чем успел спросить себя, зачем это делает. Он не знал, что сказал бы в своё оправдание, если бы Ло Мэнсюэ не спала; нет, знал, сказал бы просто, что тревожится за их безопасность, несмотря на защитное построение.

Но она спала — далеко, на точно такой же высокой кровати, как в их комнате. Полог истончился от старости, а одеяло было отогнуто — видно, Ло Мэнсюэ делила кровать с девочкой, и та, тихонько встав, побоялась укрыть её снова, чтобы не разбудить.

Нога Ло Мэнсюэ была согнута в колене. Только это округлое колено под плотной белой тканью Чжан Вэйдэ и увидел — и отскочил в ужасе, уверяя себя, что остальное досочинил (тень мягкой груди за пологом, полуоткрытый рот).

Сестрица Ло спала в исключительно пристойной одежде, да и не была, в общем-то, похожа на человека, который в приступе негодования зарубит наглого извращенца мечом, но, представив её печальные глаза и пунцовый румянец, Чжан Вэйдэ совершенно пал духом и стукнул себя по лбу ещё лишних пару раз.

А всё проклятые болотные демоницы.

Подходить к барышне Сяо, чтобы не напугать, он не стал, только придвинулся на пару шагов поближе и стал делать вид, что тоже смотрит вниз, а сам время от времени скашивал глаза на неё. Девочка не просто коротала время, ожидая, пока Ло Мэнсюэ проснётся, а как будто кого-то ждала. Или искала.

Спуститься она так и не решилась и, устав наконец, направилась обратно к комнате.

Чжан Вэйдэ улыбнулся снова.

Барышня Сяо посмотрела настороженно, но не так запуганно, как вчера. Без плаща она казалась старше: накануне, не рассмотрев толком её лица, из-за робости и маленького росточка Чжан Вэйдэ решил, что ей не больше пяти, а ей сравнялось уже, должно быть, лет восемь-девять.

Следа тёмной ци на ней нынче не было.

— Здравствуй, сестричка. — Чжан Вэйдэ всё же решил рискнуть.

Накануне он был уверен, что нужно просто говорить с нею ласково, с малышами он всегда ладил хорошо, но восьмилетняя-то могла уже сполна набраться кичливости чиновничьей дочери и считать, что он обязан именовать её исключительно барышней: он ведь был не из какого-то там прославленного ордена, просто оборванец с заштопанным рукавом.

Она не обиделась. Но и не улыбнулась в ответ тоже, только моргнула.

Совсем заморыш. Личико смуглое, некрасивое до слёз, маленькие блестящие глаза. Бледно-розовый шёлк с мелкими цветочками её совсем не красил, и вообще платье ей было велико.

— Потеряла что-нибудь?

Пин-эр, вспомнил он, её зовут Пин-эр.

Она молча вытянула из рукава сшитую из разноцветных тряпочек куклу и тут же спрятала обратно.

— Не бойся, — сказал Чжан Вэйдэ. — Я же не отберу её у тебя. Я только в лошадок играю. Просто моя последняя лошадь немножко… расплавилась.

Кукол вообще-то он себе тоже шил в детстве — похожих, из обрывков ткани, только иногда ему доставались ткани подороже. Правда, что ли, добродетельные чиновники ужасающе бедны? Но платье выглядело дорого.

— Мы хотели погулять, — пояснила Пин-эр.

От кашля её голос звучал хрипловато и неожиданно взросло. Он-то ждал, что она пищит, как мышка.

— Я тоже.

— Ты же не обулся, — заметила Пин-эр с некоторым осуждением. Сама она, несмотря на ранний час, была одета и даже причёсана довольно тщательно.

Чжан Вэйдэ покачал туфли в руке.

— Не хотел будить брата.

— Сбежал.

Вот уж не по годам проницательна. Что значит, дочка судьи.

Но тут она прибавила совсем уж детское, странное:

— Моя кукла тоже ночью убегала.

— В окно улетела?

— Сестрица Ло говорит, окна надо закрывать. Может, уползла под дверь.

— Но теперь ты её нашла? Где?

Пин-эр указала подбородком на перила. Подумав, спросила:

— Ты тоже заклинатель?

— Конечно.

— У тебя нет меча. У того дядюшки очень большой клинок, а у тебя вовсе нет.

— Не все заклинают мечами. У меня есть талисманы. Вот гляди!

Он показал ей простой талисман: знак «огонь» над знаком «гуй», пламя, побеждающее призраков (он не особенно впечатлил Пин-эр), а потом — глупенькую безделушку, которую смастерил вечером для смеха. Весь узкий лист бумаги был густо исписан словом «сладости».

— Очень полезная штука, — заверил Чжан Вэйдэ. Пин-эр только равнодушно глянула на бумагу. — А ещё я умею гадать. Только мне лень искать черепаший панцирь. Хочешь, погадаю тебе по руке?

Пин-эр вновь на миг высунула из рукава ладонь, теперь левую, без куклы, но тут же передумала.

— Отец говорит, это всё обман, — сказала она, и её голос слёзно дрогнул. — Ловкач Мяо тоже так дурил народ. Талисманами разными.

— Почему? Я не знаком, конечно, с Ловкачом Мяо, но вообще способности заклинателей — не обман. Разве сестрица Ло не защищала тебя в лесу?

— У сестрицы Ло меч.

— Ладно, не огорчайся. Я тебя не заставляю гадать. — Чжан Вэйдэ положил туфли на пол и обулся. Нога ныла совсем чуть-чуть. — Я пойду ждать завтрак.

Подумав, он решил, что предлагать ей пирожное бессмысленно — всё равно она с ним не пойдёт.

— Рада, что скоро приедешь к своей тётушке? Может, она уже сегодня вернётся из монастыря.

Пин-эр неопределённо повела плечом. Впрочем, на её месте он бы тоже не проявил восторга, оказавшись у занудной набожной тётки, которую она, может, прежде даже никогда не видела. С другой стороны, любая тётка лучше, чем болезнь и медленная смерть от удара тёмной ци.

Чжан Вэйдэ вдруг пришло в голову, что она осматривается в поисках мстительного духа или его следов. Хочет проверить, безопасен ли постоялый двор.

— Пин-эр! — окликнул он девочку, которая уже направилась к своей комнате. Она обернулась, но не сразу. — Ты слышала вчера песенку?

— Это ветер, — прошептала Пин-эр испуганно, и он немедленно понял, что это значит «да».

Про ветер, должно быть, ей говорила Ло Мэнсюэ, пытаясь успокоить. Ло Мэнсюэ тоже была глуха к звукам, которые ночью издавала нечисть.

— А духа разбойника видела?

Пин-эр покачала головой, очень вежливо сказала: — До свидания, — и закрыла двери комнаты за собой. Даже, кажется, на засов.

Чжан Вэйдэ забрал у А-Ли таз с водой для умывания и тоже вернулся к себе. Сун Юньхао, как ни странно, уже встал и мрачно глядел из окна на реку.

Солнце вставать не собиралось.

Сун Юньхао, конечно, тут же спросил:

— Ты куда делся?

— Ходил за водой. — Чжан Вэйдэ водрузил таз на стол и задумался, стоит ли рассказывать про свои предположения сейчас или ещё раз их перепроверить. Советоваться он не привык, и Сун Юньхао, упёртый, как осёл, вчера его слушать не хотел, но всё-таки…

— Умывайся, — сказал Сун Юньхао, не оборачиваясь.

— Что-то не так с построением?

— Всё так… Ещё дня три продержится даже без вливания новых сил. Слушай, Ло Мэнсюэ с барышней Сяо из уездной столицы приехали — значит, въезжали через восточные ворота?

— Да. А с восточными воротами что не так?

— Да что ты заладил, «не так» да «не так», отлично всё с воротами, за ночь, поди, не рухнули. Думаю, куда делась это тварь. — Сун Юньхао высунул голову подальше из окна. — Вроде вчера она в другую сторону побежала, но не уверен: я её даже не видел толком.

Чжан Вэйдэ поёжился, вспомнив тошнотворный голосок, читавший в ночи нараспев считалочку, голосок, похожий и вместе с тем ужасно непохожий на детский. Отчего-то вспомнились ожившие марионетки чёрного колдуна, про которых Чжан Вэйдэ читал в древней летописи: они танцевали и пели для императора, наверное, таким же странным голосом. Но те марионетки не убивали.

— Ночью оно пришло с востока, — Чжан Вэйдэ вспомнил, как тьма медленно перетекала от одного дома к другому: он уже хорошо знал улицу, мог представить все здания вокруг постоялого двора и вообразить картину, даже не видя, как существо двигалось.

Он сказал уже вслух:

— Да, оно двигалось! Ты меня надоумил. Всё время шло вперёд. Может, оно и попыталось к нам залезть, но, как наткнулось на ваше построение, уползло дальше. Оно очень медленное.

— Это хорошо, — пробормотал Сун Юньхао. — Хорошо бы оно вернулось в логово.

Больше он ничего не сказал и за чрезмерно ранним завтраком тоже просто смотрел в тарелку, только, когда Чжан Вэйдэ в нетерпении подавился чаем, хлопнул того ладонью по спине и мрачно вздохнул.

— Пин-эр говорит, у неё кукла ночью убежала, — выпалил Чжан Вэйдэ, прокашлявшись.

— Ты надо мной издеваешься?

— Нет, послушай: я бы и сам решил, что это всё детские игры, но чашка-то у меня тоже вчера убежала.

Сун Юньхао отодвинул тарелку с почти не тронутой едой и спросил сухо:

— Что она ещё тебе сказала?

— Что не верит в мои талисманы и гадания. Но дело даже не в том, что именно она сказала, просто, знаешь, мне кажется…

— Она разговаривает? А то я уже решил вчера, что она, может, от рождения дурочка или от страха слегка умом тронулась.

— Она хорошо разговаривает. Но мне кажется, она не умеет читать. И лицо у неё загорелое, прямо как у тебя. И ещё…

С шумом распахнулись двери постоялого двора. Сун Юньхао стремительно встал. Какая-то девочка-подросток, одних лет с А-Ли и, видно, её подружка, влетела внутрь, комкая в руках пёстрый платок. Маленькая служанка выбежала из кухни, девочка с платком зачастила, задыхаясь, что-то неразборчивое, но А-Ли разобрала и тоненько завыла. Обе они одновременно упали в объятья друг друга.

Женщина добежала позже — тучная, хоть и нестарая ещё, она обморочно повисла, цепляясь за дверь. У Да бросился помочь, но она оттолкнула его руку.

Чжан Вэйдэ подумал вдруг: кому из двух девочек она доводилась матерью? Или девочкам она просто какая-нибудь тётка, а мать только другому ребёнку — пропавшему ребёнку?

— Бессмертный господин! — закричала женщина. При виде Сун Юньхао она снова набралась сил и, протиснувшись между столов и лавок, повалилась перед ним на колени. — Бессмертный господин, умоляю!

Сун Юньхао молча стиснул посеревшие губы.

Он знал, что увидит в их доме.

Это была дешёвая цирюльня, но он видел подобные дома десятки, даже сотни, наверное, раз: рыбацкие хижины, лавки, изредка — богатые усадьбы. Все они до единой слились в голове Сун Юньхао в одну серую комнату, где женщина рыдала над пустой окровавленной колыбелью.

Здесь крови не было, но одно лишь её отсутствие не было добрым знаком. Слишком много тёмной ци.

Ребёнок наверняка был мёртв. В лучшем случае, он умер в своей постели, не успев толком проснуться. О худшем думать было некогда.

Сун Юньхао настежь распахнул окно спальни, взмахом руки всадил Гунпин в самую сердцевину тьмы.

Отец, долговязый тощий брадобрей, весь из острых углов, как его инструменты, обречённо молчал. Когда жена и дочь отворачивались, он принимался раскачиваться из стороны в сторону, прижав ладонь к глазам. Мать всё причитала и причитала. Взмахом руки Сун Юньхао заставил её замолчать.

Старшая девочка, отскулив уже в первые мгновения, держалась куда лучше: понимала, что от неё хотят, отвечала чётко. Семь лет, шрам на лбу (упал с дерева), нет, ничего странного в доме прежде не видели; звать Чжу-эром — это уже было лишнее. Сун Юньхао не хотел знать их имена.

Что за омерзительная привычка у простолюдинов нарекать своих малолетних сыновей поросятами и щенками — будто эта наивная родительская игра в отречение могла хоть кого-то обмануть! Нечисти было всё равно кого жрать: хоть Поросят с Рабами, хоть Великих Героев.

— Можно же ещё успеть его найти? — спросил цирюльник, и Сун Юньхао ответил, как велел веками освящённый ритуал:

— Да.

Слава небесам, цирюльник тоже давно не верил.

— Жгите ветки персика, — велел Сун Юньхао девочке. — И ждите здесь.

Она кивнула, но, когда Сун Юньхао выбежал на улицу и вспрыгнул на Гунпин, бросилась вслед. Она молчала и, запрокинув голову, смотрела на него.

Платок, крепко зажатый в руке, но позабытый, стелился по грязи.

Чжан Вэйдэ сказал: ночью тварь шла с востока на запад. И так же она двигалась до сих пор.

Зеркало, призывающее духов, кажется, окончательно превратилось в кусок обыкновенной бронзы; если оно в своё время и приманило тварь в город, то теперь уже перестало действовать. Дочка судьи сама по себе тоже не интересовала тварь — ей подошёл бы любой ребёнок. Постоялый двор просто случайно оказался у неё на пути.

А вот нападение в лесу вряд ли было случайным. Повозка, конечно, опять-таки просто подвернулась на дороге, но днём тварь напала от испуга. Должно быть, там у неё логово.

Он велел Гунпин подняться выше. Сквозь влажную дымку утреннего тумана крыши города казались скопищем тёмных пятен. Но в одном месте чернота была плотнее — не тёмной краской, а отсутствием всякого цвета, не осязаемой земной формой, а бесплотной дырой.

Юго-восток города. Центр Хугуана тварь осторожно обогнула, чтобы не соваться к крупным храмам и резиденциям орденов.

Сун Юньхао ринулся вниз. На улице, которая граничила с куском тьмы, он спрыгнул с дао. Юго-восточная окраина оказалась совсем убогой. Улочка была кривая, грязная — ещё хуже той, где стояла цирюльня, а уж постоялый двор на её фоне мог показаться дворцом. Ни куста, ни единой травинки. Серый камень нагонял тоску не хуже тёмной ци.

Какая-то женщина с корзиной белья выглянула робко из-за калитки. Сун Юньхао жестом велел ей убраться в дом, но она сдуру бухнулась на колени.

— Есть дети? — спросил он вполголоса.

— У этой ничтожной их трое, — пролепетала она дрожа. — Г-господин, мы ничего…

— Убирайся в дом и забери детей с улицы. Если они вдруг на улице. Ставни закрой. — Он подумал, что в тёмных тварях она ничего не смыслит, только совсем рехнётся от страха, и сказал: — Это всё равно что дикий волк, поняла? Запри всё.

Стены были кривые и высокие — худшее из возможных сочетаний. Те, кто здесь жил, и света толком не видели.

С Гунпин в руке Сун Юньхао вспрыгнул на стену.

Мстительные духи, призраки самоубийц и любая нечисть, когда-то бывшая людьми, могли привязываться к домам или вещам, а могли, как и люди, бросать обжитые места и вообще вести себя как угодно непредсказуемо.

Но тварь, похищавшая детей, была похожа на обыкновенное создание тьмы, неразумное, как зверь. Такие на рассвете возвращаются в свои привычные норы.

Но сегодня она не торопилась. Погода была такая скверная, иньская, что нечисть начала путать день с ночью? Или он всё-таки ошибся, и логово её не в лесу на востоке города?

По крайней мере, он не ошибся, выслеживая тварь.

Она притаилась на задворках какого-то дешёвого кабака, где с утра не было ни души. Пару дней назад здесь пролилась кровь: должно быть, один завсегдатай в пьяной ссоре зарезал другого или проломил череп табуретом. Даже Сун Юньхао мог уловить запах смерти, а тварь наслаждалась им, как знатоки благовоний — ароматом из курильницы.

Тварь, сгорбившись над своей добычей, быстро перебирала тонкими лапами. Их было, кажется, пять. У зверей не увидишь непарных конечностей — только создания тьмы настолько омерзительны, что даже своим телом бессмысленно нарушают гармонию мироздания.

Нет, эта была из породы, которая хуже звериной. Четырёхрогие тулоу и змееглавцы с Девяти Холмов просто пожирают людей. Эта — забавлялась.

Она укачивала труп в своих непарных лапах, как девочки качают кукол. Крови не было и на одежде ребёнка, но тело показалось Сун Юньхао странным для недавно погибшего — слишком мягким и как будто сдувшимся.

«Говорят, костей внутри не осталось», — сказал болтун У Да.

Сун Юньхао тогда не поверил. Людская молва слишком часто изобретала чудовищ куда причудливее настоящих. Первое, чему его научили в Болине, — не слушать городские сплетни.

Тварь подняла узкую голову с бугристыми наростами на макушке. Удивительно крошечная морда была плоской и, как обезьяньи рожи, смутно напоминала человеческое лицо. Только вот ни глаз, ни носа на ней не было. Узкое отверстие в самом низу морды Сун Юньхао даже не сразу заметил, но тут оно приоткрылось, округлилось, будто тварь собралась снова запеть. Или он просто её не слышал?

Сун Юньхао подумал мимолётно: может, только дети слышат. Может, Чжан Вэйдэ был достаточно юн, чтобы услышать, и уже недостаточно юн, чтобы заинтересовать чудовище.

Вместо песни из круглой дыры выплеснулась тьма. Он отбил удар, уперев ладонь в клинок.

Тварь забеспокоилась. Она оттолкнула в сторону тело ребёнка и приподнялась на пару ладоней над землёй. Видимых ног у неё не было, как, впрочем, и туловища. Ниже шеи — только бесформенная тьма.

Сун Юньхао атаковал её обычным рубящим ударом, но она легко увернулась. Всё его тело обожгло болью изнутри, но он только зло усмехнулся. К раскалённой лаве в жилах он привык уже давно.

От его первого удара тварь тут же словно обезумела: не привыкла, что ей могут дать отпор, а тем более напасть. Она накидывалась на него словно одержимая. Так проще — не придётся самому стараться.

Сун Юньхао отсёк ей пару лап. Но может, их было семь, а не пять, или они отрастали снова.

Его собственные кости тоже пока не расплавились, но уж он-то, конечно, был безнадёжно стар, чтобы сойти за игрушку.

Ло Мэнсюэ сбежала с лестницы, когда Чжан Вэйдэ допивал третью чашку чая.

Они с А-Ли к тому времени почти мгновенно прикончили огромный чайник на двоих, но во рту у Чжан Вэйдэ было по-прежнему сухо, как в пустыне.

А-Ли яростно протирала стол и бормотала:

— …говорит: «Иди работать», а я говорю: «Это же тётушка и двоюродный братик, как же я могу», я бегом, а хозяин…

Чжан Вэйдэ мечтал, чтобы торговцы велели ей подать им новое блюдо, но они ели молча и медленно, и Чжан Вэйдэ приходилось сочувственно кивать. Ясно, что А-Ли по доброй воле не уйдёт, ну разве что протрёт дыру в столе, но и тогда, скорее всего, даже этого не заметит.

Ло Мэнсюэ торопилась, прыгала через ступеньку, и Пин-эр, снова заботливо укутанная в плащ, за ней не поспевала. У подножия лестницы Ло Мэнсюэ всё же остановилась, обеспокоенно поглядела на девочку и взяла её за руку.

— Где Сун-сюн? — спросила она тихо.

— Ищет чудовище. Ты всё слышала?

— Конечно.

А-Ли закричала, размахивая тряпкой:

— Никуда не ходите с маленькой барышней! Некуда вам торопиться! Вот как бессмертный господин поймает нечисть, тогда и поедете к госпоже Ян.

Пин-эр уселась на краешек той же лавки, где сидела вчера, проверила куколку в рукаве и замерла. А-Ли наконец услышала вопли повара Цая и убежала на кухню.

Этого мгновения он и ждал! Чжан Вэйдэ вскочил и прошептал Ло Мэнсюэ:

— На секундочку. Вы же всё равно будете ещё завтракать?

Тревожно поглядывавшая то на дверь, то на Пин-эр Ло Мэнсюэ растерянно покачала головой.

— Сун-сюн делает то же самое, за что винит меня. Он может не справиться один.

— Оно такое сильное? — Чжан Вэйдэ сжал руку так, что ногти впились в ладонь. Прежде он волновался — но Ло Мэнсюэ испугала его окончательно. Задавать ей вопросы разом стало некогда.

— Оно очень старое, я думаю.

— Мне надо было пойти с ним.

— Не надо, ты не поможешь. — Ло Мэнсюэ посмотрела на свой клинок. Снова на двери.

— Я могу посидеть с Пин-эр. И всё равно мы здесь под защитой построения.

Ло Мэнсюэ судорожно вздохнула. Он быстро прибавил:

— Я клянусь, что с ней ничего не случится.

— Я мигом. Если не найду его тут же, вернусь. Пин-эр! Ты побудешь со старшим братцем?

Пин-эр важно кивнула.

Ло Мэнсюэ ласково пожала запястье Чжан Вэйдэ и выбежала в распахнутые двери.

Чжан Вэйдэ сел на другой конец лавки, рядом с девочкой и не совсем рядом, и сказал А-Ли, чтобы принесла ей завтрак. Он не знал, какой нужен, но А-Ли, кажется, и без него могла разобраться. А заплатит Ло Мэнсюэ, когда вернётся.

Он не хотел думать, что будет, если никто не вернётся.

Пин-эр передвинулась на середину лавки, протянула руку за палочками, но не достала. Чжан Вэйдэ сам вынул палочки из стакана и вложил в маленькую, всю в цыпках, ладонь.

— Оно уползло, — сказал он Пин-эр. — Не бойся. Оно проползло мимо.

Она кивнула снова.

— А если что, мы спрячемся в шкафу. Старший братец, знаешь, очень хорошо умеет прятаться в шкафах.

— Как мышки.

— Ага. Мне все говорят, что я как мышь. Даже нечисть так говорит. Значит, будем большой мыш и маленькая. Не бойся.