Орден неудачников

Охота третья. В виде отвара и местно (прикладывать к ранам) (2)

Тянь Жэнь ещё немного убавил пламя и прислушался: молодой господин Сун ходил по крыше, ступая тихо, но уверенно. Кроме его шагов и стука дождя — ни единого чуждого звука.

Очень осторожно, чтобы не задеть ненароком рабочий стол, Тянь Жэнь поднялся, зачерпнул горстью воды из ведра. Кровь принадлежала двум разным существам — и пролилась совсем недавно.

— Скворец, — позвал Тянь Жэнь испуганно. Он быстро заглянул в спальню, но Скворец сопел на своей подстилке, убаюканный сытным — в глазах дворового щенка — ужином и вечерним лекарством, и никаких новых ран у него не появилось. Он ткнулся носом в протянутую ладонь, но не проснулся. Нет, кровь не его, конечно, и вообще не собачья.

Человек погиб совсем недавно. Впрочем, отчего же сразу погиб? Здесь, в ведре, крови не так много…

Отвар теперь можно было ненадолго оставить, и, уцепившись за дверь, Тянь Жэнь выглянул наружу. Он вспомнил заодно, что перед дождём забыл снять с верёвки выстиранные бинты, а теперь их на месте не было — наверно, сдуло ветром. Или он просто плохо видел.

Молодой господин Сун спрыгнул с крыши, стряхивая с плеч капли.

— Это кровь, — сказал он хмуро.

— Я знаю. Человека и какого-то мелкого зверька. Белки, может. А больше там, — Тянь Жэнь осторожно указал рукою на крышу, — ничего?

— Ни раненого, ни трупа. Только пара пятен крови.

— Человек… пострадал недавно. Белка раньшеМолодой господин Сун окончательно потемнел лицом.

— Здесь кто-то есть, кроме вас?

Хозяин Цзинь никогда не ночевал в усадьбе. Не боялся, как некоторые из слуг, и даже не то чтобы брезговал — он был человек расчётливый и хладнокровный, верил только в силу денег, а не в проклятья, просто в городском доме спать было куда теплее и удобнее. Пока что хозяин Цзинь не успел ещё решить, что делать с усадьбой после смерти старшего брата. Как-то он сказал Тянь Жэню, что подумывает вовсе продать землю; сейчас он, верно, ждал, пока дурные слухи улягутся, а заодно иногда приводил сюда гостей, которым лучше было не появляться лишний раз в городской лавке.

— Хозяин и заклинатели уехали, — сказал Тянь Жэнь тихо.

— Это я уж и сам вижу, — пробормотал молодой господин Сун.

— Они здесь пробыли недолго.

— А слуг нет?

— Они иногда привозят что-нибудь из города: мои травы, еду, прибираются в доме. Но живу здесь только я.

Из слуг только лао Вэй, случалось, оставался на ночь, если задерживался и не хотел добираться до города впотьмах, но лао Вэй всегда предупреждал его — он и ночевал обычно у Тянь Жэня во флигеле, а не в пустеющем главном доме.

— Что ж, проверю. — Молодой господин Сун глянул цепким взглядом охотника на беседку, на пруд, израненный частыми ударами дождя, и Тянь Жэню стало на миг больно от того, что единственный тихий уголок мира, который так долго служил ему убежищем, человеку пришлому показался коварным, может, даже опасным, а теперь и ему самому сделалось страшно и больно всматриваться в темноту.

— Не знаю, — проговорил он, волнуясь, — не могу толком понять, что я чувствую. Демон…

Слово прозвучало. Молодой господин Сун услышал — перевёл взгляд на Тянь Жэня, чуть приподнял густую бровь, рассечённую посередине белесым шрамом.

— Да, — он медленно кивнул. — Но след дробится на множество мелких. Будто — не знаю — стая клопов разбежалась по углам.

Он усмехнулся, коротко и зло.

— Я не могу отойти от снадобья, пока варится, — объяснил Тянь Жэнь зачем-то, хотя его и не просили никуда отлучаться.

— Вы и ходить толком не можете. Возвращайтесь к себе, мастер Тянь. И заприте — а, тьфу, прикройте дверь.

Молодой господин Сун взвился в воздух.

— Главный дом заперт! — крикнул Тянь Жэнь ему в спину, но голос прозвучал так слабо, что едва ли что можно было разобрать.

Он вернулся к себе, оставив дверь распахнутой. Дождь всегда утешал. Если сюда придёт сила, отголосок которой он смутно чувствовал, страдающая, скрюченная, пусть уж лучше вползёт через дверь. Пусть станет последним гостем за сегодня.

Их было слишком много. Тянь Жэнь начал уже путаться в чужих голосах, в чужой духовной силе. Хозяин Цзинь обычно не велел ему выходить к гостям — просто человек из Инхушэня оказался слишком недоверчив и потребовал встречи. И конечно, никто не навещал его самого с тех пор, как не стало Ян-сюна.

Добрались сюда по карте, надо же! Вполне в духе Ян-сюна. Детская шалость и детская же шальная вера в чудовищ, которые не тронут, если подглядывать за ними осторожно, одним глазком, если соблюдать все правила. Ян-сюн говорил, что не могли камни просто так назвать «Дорогой призрака» — наверняка же они меняют своё положение каждую ночь? — и старательно зарисовывал их странные дыры и пустоты.

Зато как-то, смеясь, сказал, что не верит в русалок, и Тянь Жэнь тогда рассмеялся тоже.

Стряхнув воспоминания, он вдруг пришёл в ужас, что мог своей рассеянностью всё испортить, быстро склонился над котелком, но запах изнутри шёл правильный. Теперь осталось чуть-чуть. Рецепт не принадлежал Инхушэню и даже не считался тайной, но Тянь Жэню прежде не встречался: любопытно было попробовать. Само снадобье варилось недолго, однако лекарю, вовсе лишенному духовной силы, трудно было бы с ним справиться. Существо с иньской ци подходило лучше всего. «Одна лекарка раньше бралась за наши заказы, — сказал заместитель Дугу, — но её не стало». Тянь Жэнь не стал задумываться, что означает «не стало».

К орденским целителям заместитель Дугу не обращался — снадобье явно готовили без ведома главы. Оно не убивало и не было совершенно запрещённым, но не было и благим, как многие из средств, что приготовил Тянь Жэнь за все эти годы. Эти лекарства, клиенты, которые приходили за ними ночью, иногда скрывая имя и лицо, иногда израненные, существовали где-то на границе между светом и тьмой. Пограничная черта была извилиста и зыбка. Это Сун Юньхао и глава его ордена, старый господин Бай, видели её как сияющий след от удара болиньского клинка; иногда такое умение казалось Тянь Жэню завидным благословением небес.

Значит, «Кровь Алого Сокола»? На кровь отвар совсем не походил, а к концу приготовления из алого сделался багровым, как свежий синяк. А отчего сокол? Какой-то дух или божество, привезённый старыми главами Инхушэня из родных степей и всё ещё почитаемый? Все подобные названия, чудные и высокопарные, трогательные в своей самоуверенности, ужасно нравились Тянь Жэню, но для собственных лекарств ему было стыдно придумывать такие — свои из стеснения он просто нумеровал.

Новая версия Сорок Шестого погибла третьего дня, и так бессмысленно, что до сих пор вспоминать было горько, и браться за что-то новое — тоже. Так что заказ обрадовал и даже утешил Тянь Жэня, и с «Кровью Алого Сокола» он возился с упоением — ещё бы его не отвлекали и глаза перестали бы болеть. Он всё перепроверил множество раз, но и теперь боялся ошибиться в дозировке.

Сорок Шестое теперь и не создать заново — запасы линчжи закончились, если только убедить хозяина Цзиня, что готовое лекарство окупит все расходы на редкие грибы. Но Тянь Жэнь сам пока не был в этом уверен и ещё меньше того хотел умолять и объясняться, а тем более — становиться причиной новой ссоры между хозяином и молодым господином Цзинь Чуном.

Цзинь Чун на этот раз явился пьяный и злой. Пьяным он обычно бывал весел, щедр со слугами и любезен с девицами; ярость означала, что он крупно проигрался. Впрочем, и заглядывать в его лицо не нужно было, чтобы это понять: мальчик, который надеялся поглядеть на чудеса, давно вырос и вот уже несколько лет приходил во флигель Тянь Жэня по одной-единственной причине.

— Старик Хэ вчера жаловался батюшке, — Цзинь Чун тяжело дышал. — Сказал, что чуть не сдох от этой твоей новой дряни.

— Просто нужно время, — проговорил Тянь Жэнь тихо.

«Новой дрянью» было Сорок Четвёртое, ласковое снадобье, не способное погубить даже двухмесячного младенца, несмотря на роковые четвёрки. Но помогать оно начинало, только когда накопится в теле.

— Господину Хэ нужно принимать лекарство хотя бы до зимы, — продолжил Тянь Жэнь.

Оправдания были, конечно, бесполезны. Цзинь Чун врал разве что для того, чтобы сохранить лицо перед слугами, подчеркнув, что наказывает исключительно за нерадивость, но с ним пришли только его личный слуга да лао Вэй, а уж они-то знали про проигрыш.

— Отец велел наказать тебя, — это тоже, разумеется, было ложью: самому хозяину обычно хватало вежливых угроз.

— Погодите немного, — сказал Тянь Жэнь умоляюще, — осталось не дольше одной благовонной палочки.

Потом уже он подумал, что ошибся, говоря про лекарство. Цзинь Чун, может, и не обратил бы внимания на котелок, а теперь глянул, фыркнул и лягнул ножку стола, котелок опрокинулся — только чудом никто не обварился кипятком. Цзинь Чун сам мог первый пострадать. Догадавшись, он рявкнул «Живее!» своему слуге, который смахнул с лавки корзинки с травами на просушку, Тянь Жэнь поглядел на рассыпавшиеся стебли, на дымок над циновкой — всё, что осталось от Сорок Шестого, ему стало вдруг уже совершенно всё равно, и он стал молча разуваться.

Ни в одной книге Тянь Жэнь не нашёл, от чего плачут такие, как он: морской народ об этом не писал, считая очевидным, да и вообще писал нечасто; люди не знали толком. Сам он знал лишь, что не способен заплакать ни от отчаяния, ни от тоски, как бы ни желал, а от слишком сильной боли раньше падает без чувств; но Цзинь Ган изыскал способ. Эти опыты ему, впрочем, быстро прискучили, и его брата жемчуг сомнительного качества тоже интересовал куда меньше новых лекарств; но Цзинь Чуну вечно не хватало средств.

В конце Тянь Жэнь зачем-то снова вспомнил про линчжи и накрыл одну жемчужину ладонью. Она была, наверное, последняя перед тем, как у него окончательно пересохнут глаза, маленькая, неровная; даже если он и сумел бы упросить лао Вэя её продать, она не стоила риска, редкие линчжи на неё не купить, но Тянь Жэнь весь день делал глупости. Только Цзинь Чун, конечно же, никому не доверял — присел рядом с лавкой, собрал весь жемчуг сам, потом схватил его за руку и спросил почти вкрадчиво:

— А это что тут?

— Это случайно, — прошептал Тянь Жэнь. Он действительно почти не видел, как всегда после слёз: глаза сначала горели, а потом подёрнулись туманом.

— Случайно, — фыркнул Цзинь Чун. От предвкушения успеха он даже слегка протрезвел.

Он забрал жемчужину из разжавшихся пальцев Тянь Жэня и назначил напоследок ещё три десятка ударов. Хорошо хоть, это было не ради жемчуга и лао Вэй больше не бил по ногам: он всегда был осторожен в подобных вещах.

Тянь Жэнь просто лежал тихо, уронив голову на лавку, и думал, умели ли другие как-то делать так, чтобы эти временные ноги не были так слабы и чувствительны. Он был слаб оттого, что рос на суше; но ведь те, кто рос в море, может, не нуждались в ногах вовсе.

— Простите, мастер Тянь, — забормотал лао Вэй.

— Ты не виноват.

— Вы, как-никак, наш благодетель.

Тянь Жэнь смутно вспомнил, что прошлым (позапрошлым?) летом выходил его младшую дочку, которая нарвала в лесу ядовитых ягод, но он мало что сделал, просто девчушка родилась под счастливой звездой, и он прошептал:

— Да полно, полно…

— Сделать что для вас?

— Просто набери воды. Как обычно. Греть не нужно.

Потом Тянь Жэнь — как обычно — просто перевалился через борт большой бочки и уснул на дне — в воде его даже не мучали беспокойные сны, а весь следующий день просидел с книгой в саду. Читать было больно, но это его не тревожило, потому что он всё равно помнил текст наизусть и успокаивало одно только прикосновение к страницам. Заново сушить рассыпанные травы сделалось бессмысленно, и он просто выбросил их за ограду. Он кормил дроздов в промежутках между дождями и пытался не думать о загубленных лекарствах, вообще ни о чём.

Не думать о пропавших иглах.

Он не досчитался трёх, когда проснулся, но ведь лао Вэй никогда бы не стал воровать вещи Тянь Жэня, да и молодой слуга не стал бы: лекарских иголок он, что ли, не видел? Набор у Тянь Жэня был плохонький, а три разрозненные и вовсе ничего не стоили.

Должно быть, он сам обронил их ещё раньше и забыл: он стал чудовищно рассеян теперь.

Тянь Жэнь почти убедил себя, что всё идет по-прежнему: не слишком хорошо, не слишком скверно, как все прошлые десять (пятнадцать?) лет, но потом пришли гости. Молодой господин Сун, чьи прищуренные строгие глаза всё ещё видели сияющую границу между миров. Пёстро одетая девочка, жёлтые лисьи глаза которой когда-то увидели страшную тень, а губы описать её не могли — она путалась, злилась. Зато она сказала Тянь Жэню что-то про его собственные глаза. «Взгляд как у моей младшей сестрёнки» — да, так и сказала, «мэймэй», он тогда растерянно засмеялся, а она обиделась снова.

Глаза барышни Ло он не видел, не заглядывал в них, помнил только, что у неё очень тёплая кожа — не горящая от лихорадки, а просто от природы чуть жарче, чем у большинства людей, и намного жарче, конечно, чем у него. Он чуть не задел её щеку своей, отчаянно вытянул шею, но всё равно почувствовал тепло.

Тянь Жэнь снял крышку, посмотрел на жидкость внутри котелка: она стала гуще, сочного сливового цвета, точно как в рецепте. И от того, что она была совершенна, он почувствовал вдруг даже не гордость, а грустную нежность, как отец, который укачивает на руках ребёнка, вспоминая о другом, навеки потерянном. В таком состоянии он с трудом расставался с лекарствами, особенно если перед глазами не было больного, чтобы отвлечься на заботу уже о нём и вспомнить, что травяной отвар существует не ради собственной красоты. Надо было поскорее убрать его с глаз.

Неправильная температура уже не могла испортить отвар, и Тянь Жэнь остудил его своею ци, одновременно вспоминая, в каком ящичке какие из сосудов хранятся; выбрал наконец лучший из оставшихся, из яблочного жадеита, и смотрел, как «Кровь Алого Сокола», повинуясь движению его пальцев, переливается внутрь — яркий сок внутри зелёного плода.

Запечатывая бутылочку, Тянь Жэнь вспомнил, что вместе с этою их должно было остаться четыре, — а осталось три.

И семян туи стало меньше — чуть-чуть, на пару лянов, может, но все эти пропажи были такие нелепые, что Тянь Жэнь прижал руку ко лбу и растерянно рассмеялся.

К корням белого пиона он с лета не прикасался, а их тоже не осталось совсем.

«Ночь заканчивается скверно», — подумала Биси, грустно пытаясь обтереть туфлю о траву. Кровь никак не сходила. Кровь Биси, в общем-то, совсем не смущала, но только не на новых туфлях.

Зато перед тем вечер удался — она даже поужинала в лучшем ресторане города. Там роскошно пахло жареной бараниной по-монгольски и дорогими благовониями из орлиного дерева, и везде горели золотые фонари.

У паренька из большой аптеки водились деньги, и он весьма щедро их тратил на вино, а главное, мясо. Биси в своей лучшей алой юбке сидела в лучшей частной комнате на втором этаже, за столом с шестью мясными блюдами, и чувствовала себя молодой госпожой с горы Тушань.

Язык у её ухажёра оказался без костей. Так, обгладывая примерно пятое куриное крылышко в меду, мило хлопая глазами и кивая в такт рассказу, Биси безо всякого труда выяснила, что деньги эти были шальные, потому что батюшка-аптекарь в последнее время совсем не выделял наследнику содержания, а сам батюшка больше всего денег получал от народа из цзянху за какие-то подпольные сделки и прятал в отдельном доме какого-то лекаря из яогуаев. Про последнюю сделку аптекаря молодой Цзинь даже знал кое-какие подробности: с горя наловчился подслушивать.

Увы, орден Инхушэнь совершенно точно не имел никакого отношения к ублюдку, которого искала Биси. Что ещё хуже, эти ненужные, но опасные люди прямо сейчас торчали в том же ресторане.

— Да только посмотри, — бормотал Цзинь Чун, подтаскивая её к перилам, — вон они, внизу!.. Глянь, как нарядились!

Биси не поняла, насмехался он над заклинателями или искренне пришёл в детский восторг от не виданных прежде варварских нарядов, но из любопытства тоже глянула одним глазком. На заместителя Дугу, которым только маленьких лисят пугать, смотреть было страшно — перед рестораном она старательно замаскировалась, но такой опытный заклинатель вполне мог и почувствовать что-то; на его долговязого тощего слугу — просто скучно, потому что он даже одевался обыкновенно. Зато третий, широкоплечий парень с серебряными украшениями в косах и белозубой улыбкой, стоил риска.

На его фоне миловидный румяный Цзинь Чун несколько терялся, а щедр он был наверняка не меньше Цзинь Чуна — Биси не верила, что такой весёлый человек может оказаться скупердяем. Вот был бы он не из Дугу! Но увы: судя по тому, как он держался, он доводился проклятому заместителю любимым учеником, а то и вовсе сыном или племянником.

Мог ли он тоже оказаться мерзавцем, Биси не смогла решить.

Она со вздохом отлепилась от перил. Всё равно Цзинь Чун уже начал обижаться, а ей надо было доесть крылышки и порасспрашивать его ещё немного.

— Мы бы могли поехать в твою усадьбу, — предложила Биси, промокая размазанную помаду.

— Барышня не боится призраков? — засмеялся Цзинь Чун.

— Барышня умеет откусывать призракам головы.

Он захохотал ещё громче.

— Откуда они там вообще взялись?

— Дядя умер скверно. Он всю жизнь был калека, а потом не то нарочно убился, чтоб не мучиться от боли, не то просто долго помирал, вот и стали болтать всякое…

— Сам боишься, — хихикнув, Биси легонько пнула его ногу под столом, — поди, там слуги твоего отца сторожат?

— Да никого там нет, кроме тупой рыбины, — отмахнулся Цзинь Чун. — Только кровати тоже нет. Всё вынесли, как дяди не стало. А тут, — он гордо обвёл рукой огромную ярко освещённую комнату, — всё в нашем распоряжении.

К частным комнатам, как обычно, прилагались кровати.

— Пойдём?

— М-м-м, — сказала Биси, сосредоточенно очищая сочный кусочек свинины от идиотских баклажанов.

Окончательно расправиться ещё и с курицей она не успела: на седьмом крылышке Цзинь Чун потащил её на кровать. Целовался он хорошо даже пьяный, но ложиться в постель с ним Биси не стала — ещё, того гляди, запутается в завязках штанов. На всякий случай она щёлкнула его по лбу, чтобы спал покрепче, задёрнула полог и давно проверенным способом сиганула в окно.

Сытой и довольной, теперь Биси было проще простого добраться до этой их потайной усадьбы, и охранный барьер у них стоял паршивенький. Лекарь, правда, был такой печальный, что с ним Биси тоже ничего не светило, и ничего полезного про ублюдка он не знал — видно, не встречал никогда, но просто так полюбоваться на лекаря было приятно, даже когда он вздыхал.

Трое красивых мужчин для коллекции за один вечер (четверо, если сжульничать и Сун Юньхао засчитать второй раз) — тоже результат, пусть даже коллекция пока была больше мысленная.

Но всё, что случилось потом, Биси уже совершенно не радовало.

Только она перешагнула барьер в обратную сторону, как из бамбуковой рощи завоняло тьмой, а скоро на самой окраине рощи Биси вляпалась сначала в лужицу крови, а потом в остатки демонской ци в воздухе.

Она уже чувствовала что-то подобное — давно, на арене и в подземных клетках, и потом ещё один раз в пограничном городе, где половина гарнизона погибла или покалечилась в бессмысленной схватке с каким-то шальным отрядом северян. В подземельях Биси была слишком мала, чтобы выяснить, что это за штука, а из пограничного города убежала слишком быстро: там было уныло и голодно, да ещё эти дурацкие стонущие солдаты.

Тёмная ци дробилась на множество тонких ручейков, которые тянулись обратно за ограду. Биси тихо выругалась. Лучше уж огромный демонюка с рогами, чем эдакая пакость. А ну вдруг это какие-нибудь жуки?

Но вместо жуков из темноты на Биси налетела лохматая чёрная тварь с яростно горевшими глазёнками. Биси взмыла в воздух и замерла, одним кончиком правой туфли касаясь длинной ветки, крикнула:

— Убирайся отсюда, урод!

Пёс не уходил. Он не лаял — такие страшнее всего, — только скалил зубы и странно ворчал откуда-то из глубин глотки. Демоном он не был, но его вполне могли натравливать на незваных гостей. Или вовсе бешеный?

На боку у него что-то белело. Бинты, что ли? Да — весь обмотан поперёк туловища.

— Да катись ты отсюда, — зашипела она, чуть не плача, и хлестнула духовной силой по повязкам. Проклятый пёс дёрнулся и ускакал куда-то на трёх ногах, но весьма резво.

А ещё дождь делался всё сильнее — под молодым бамбуком надёжно не укроешься. Даже если перекинуться в истинную форму и так бежать до города, всё равно слишком сыро.

Биси отчаянно пожалела, что не сумела как-нибудь заболтать Цзинь Чуна. Вдруг спустя ещё пару чарок он всё-таки согласился бы снарядить повозку? Нет приятнее свиданий, чем в доме с привидениями! Тогда она прикатила бы сюда, как настоящая молодая госпожа, — а там уж легко смогла бы усыпить Цзинь Чуна, чтобы он так в повозке и остался, а потом разбудить, когда станет нужно, и наврать что-нибудь.

Биси спустилась на землю и осторожно высунулась из рощи. Главные ворота стояли распахнутые — а ведь раньше, кажется, были закрыты? Она не смогла вспомнить.

— Ну а что, — сказала Биси гордо, — я вообще царица Зелёных Холмов, вот вам всем! — запахнулась посильнее в шаль, чтобы плечи не мёрзли, и, громко топая, прошла прямо через большие ворота.

На главном дворе было пусто. В воздухе тоже — тёмная ци окончательно развеялась. Они были, конечно, слабенькие, эти тонкие струйки, и вполне могли сами окончательно пересохнуть без подпитки, но отчего-то их исчезновение казалось странным.

Биси подумала сначала сунуться во флигель, где было посветлее и, если честно, поспокойнее, но, хотя сердобольный мастер Тянь её точно не прогнал бы, насчёт Сун Юньхао она была не совсем уверена. Да и охота ей с ними связываться, если в её распоряжении целый пустой дом!

На всякий случай Биси залезла внутрь через окно, отряхнула юбку и огляделась. Комнату не так давно вылизали до безупречного блеска, аж можно было скользить по начищенному полу, как по льду, но мебели в комнате почти не осталось, кроме нескольких сдвинутых полукругом кресел, впрочем, добротных и удобных — на худой конец можно было и в них подремать.

Свечи тоже недавно меняли, и выгорели они совсем чуть-чуть, но Биси обошлась шариком Лисьего пламени. Только разглядывать всё равно оказалось нечего, кроме пары картинок на стене. На одной, лекарской картинке была только человеческая тушка с прорисованной картой меридианов или тому подобной унылой ерундой. На второй — какие-то люди под деревом: один писал, сидя в кресле, другой с умным видом разглядывал цветок, третий, в дальнем углу, вроде как рисовал — наверно, художник изобразил самого себя. Очередные мудрецы из рощи, А-Юй любил такие сцены. Но из-за А-Юя Биси достаточно разбиралась в живописи, чтобы понять, что здешний художник рисовал очень скверно и её внимания не стоил. Все вазы и ширмы, если они здесь водились когда-то, тоже утащили.

Биси широко зевнула, покосилась на кресло, с каждым мигом казавшееся всё удобнее, и наконец развалилась на нём, удобно устроив руки на подлокотниках. Слабо пахло травами. Запах был пронзительный, зелёный, звонкий — Биси любила потемнее и послаще, но и этот не раздражал. С закрытыми глазами можно было воображать, будто уже наступило лето.

Она так и не уснула до конца, но уже перестала понимать, сколько прошло времени, прежде чем в соседней комнате что-то скрипнуло.

Биси, насторожившись, вскочила. Она повела плечами, чтобы стряхнуть дремоту, и обеими руками толкнула двери в дальнюю комнату. Тёмная фигура вдруг обернулась к ней, и Биси беззвучно вскрикнула, но тут шарик влетел внутрь, и комнату залило зелёным свечением Лисьего пламени.

Фигура оказалась здоровой, ростом примерно с саму Биси, куклой — тоже из лекарского инвентаря, потому что с неё свисали бинты, а из головы торчало несколько иголок. Наверно, на таких обучали начинающих лекарей, куда втыкать иглы. Всё равно смотрелось мерзко. Хоть движение Биси и померещилось, она торопливо опустила глаза, чтобы не видеть бледную рожу, призвала обратно шарик и боком выскользнула из комнаты.

Когда очертания куклы снова погрузились в темноту, в голову прокралась подлая мыслишка: а вдруг внутри куклы копошились насекомые и потому она на самом деле могла двигаться? Стало совсем не по себе.

Где-то снова зашуршало. Звук был, будто ребёнок, устав от игры, медленно и бесцельно катает по полу мячик — туда-сюда, туда-сюда. У Цзинь Чуна вроде были младшие сёстры, но они, конечно, жили в городском доме. Нет же, это вообще не мячик, а что-то потяжелее.

Биси подхватила с кресла шаль и выскочила из окна на веранду.

Посреди двора с обнажённым тесаком торчал Сун Юньхао.

Он не очень удивился её возвращению, только хмыкнул.

— А там в роще какой-то демон проблевался, — сказала Биси. — Везде ошмётки его ци. Ты его ищешь?

Сун Юньхао предупреждающе вскинул руку, и Биси замерла. Что-то прянуло к Сун Юньхао из темноты. Уперев ладонь в тупую сторону клинка, он подставил нападавшему острую, и тот сам напоролся на лезвие, развалился надвое и развеялся. Но можно ли вообще было назвать его нападавшим? Эта штука больше напоминала безмозглый сгусток тьмы.

— Видела здесь таких?

— Только чувствовала. Там, в роще.

— А у меня это пятый. — Сун Юньхао протёр рукавом клинок, будто невидимую грязь с него счищал, и сказал ровно то же, о чём думала она сама: — Но ты верно сказала: это всё так, какие-то ошмётки. Должен быть тот, кто их оставил. Что в доме?

— Пусто, — ответила Биси почти честно. — Никаких крупных демонов. — Это было уже совсем правдиво.

— А зачем ты тогда выпрыгнула оттуда как ошпаренная?

Биси хотела нагло ответить: «Подышать воздухом», но Сун Юньхао заранее так вздохнул и закатил глаза, что она сказала:

— А вдруг это какие-нибудь насекомые?

— Что? — переспросил он устало. — Ты видела?..

— Нет. Но вдруг. Мелкие демонические жуки.

— Я тут тоже отчего-то подумал про клопов.

— Ой фу, замолчи!

— Мышей ты тоже боишься? — спросил Сун Юньхао ехидно и прошёл мимо неё в дом, гремя своим тесаком и надёжно, увесисто топая.

— Ну ты сравнил! Мыши тёпленькие и пушистые, а эти — сухие, мерзкие, панцирь, куча ножек, фу! От тебя всегда столько шуму? Я бы на месте нечисти давно убежала.

— Тебя вообще нелегко прогнать так, чтобы с концами, — буркнул Сун Юньхао и толкнул двери. — Ты не знала, что тут открыто, или просто любишь сигать в окно?

— Просто люблю, — громко сказала Биси, скрестив руки на груди.

Она вошла в дом за ним, но тут же обернулась: за спиной мелькнул свет.

Мастер Тянь подошёл совсем неслышно и изумлённо глядел, приподняв свечу, на распахнутые двери.

— Это вы сбили замок, молодой господин Сун? — крикнул он в глубь дома.

— Его и не было, — ответила Биси быстро.

Мастер Тянь от застенчивости сделал вид, что её рядом нет, и прошмыгнул мимо, склонив голову.

— Не может быть, — прошептал он растерянно. — Хозяин Цзинь прежде всегда запирал…

— Вы уже закончили? — Сун Юньхао бросил разглядывать в полутьме картины и тоже повернулся к ним.

Мастер Тянь провёл рукой по ремню лекарской сумки на груди и кивнул.

— Зажгите свечи, раз уж пришли с огнём, — предложил Сун Юньхао. — Не думаю, что ваш хозяин сильно обидится. Вы меня искали?

— Я хотел рассказать, — мастер Тянь бережно подносил свою свечу по очереди к оставшимся в подсвечниках, будто это было самым важным делом на свете, и потому говорил медленно, — едва ли это важно, но прошу, не смейтесь надо мной, — рассказать, что у меня пропадают вещи. Три иглы из набора. Понимаете, не весь набор, а только три. И бинты. Я думал, их унесло ветром, но не могло же их так далеко унести из сада. Часть моих трав, не самых ценных. А теперь ещё Скворец убежал, и я не могу его дозваться. Он почему-то никогда не лает — очень трудно его искать.

Сун Юньхао пробормотал задумчиво:

— Скворцы так-то и не должны лаять, нет?

Мастер Тянь зажёг последнюю свечу, аккуратно задул свою и сказал:

— Это щенок, которого я лечил. А-Сюань так его прозвал ради смеха: болтливый как скворец — как раз потому, что он всё время молчит.

— Это чудовище, а не пёс! — возмутилась Биси.

— Это щенок, — повторил мастер Тянь. — Вы его видели, барышня?

— Носится там за оградой. Не беспокойтесь, он цел и невредим. — На всякий случай она промолчала, что прогнала его: тварь явно была живучая.

Сун Юньхао, которого пёс не слишком занимал, проговорил всё так же себе под нос:

— Вот про демонов-мелких воришек я пока не слышал.

— Понимаю, вы мне не верите, — вздохнул мастер Тянь.

— Отчего же? История о пропажах не чуднее, чем пятна крови, пролитой неведомо кем. А эти картины…

— Ту, что справа, писал Ян-сюн. — Мастер Тянь обвёл взглядом комнату и, словно не зная, чем ещё помочь, указал на кресла: — Гости сегодня сидели здесь. Хозяин велел А-Сюаню сдвинуть кресла. Ничего не поменялось…

Ровно в тот миг, когда он вновь задумался, что прибавить, протяжный скрип раздался снова — будто нарочно поджидал, и на этот раз он был медлительнее и громче. Биси думала, что при свете и в компании не испугается вовсе, но её вдруг мучительно затошнило, звук был болезненный, долгий — она представила вдруг невообразимое: скрип пилы, режущей кость, суставы, вывороченные под тяжестью цепей. Тот, кого мучили, не мог даже закричать, и это молчание оглушало. Она заткнула ладонями уши. Сун Юньхао повернул голову, сказал ей что-то — она не слышала.

И не слышала, но видела, как распахнулись двери соседней комнаты, и что-то огромное и тяжёлое вырвалось наружу. Биси стояла в стороне, и её не задело. Мастер Тянь увернулся с трудом, едва удержавшись на ногах. Сун Юньхао подпрыгнул, приземлился на пол уже по другую сторону этой штуки, которая бешено дёргалась и тряслась, и странно, со спины, рубанул клинком, не саму штуку, а воздух, но волна его силы ударила по ней и завалила набок.

Биси отняла ладони от головы, подскочила поближе: поверженное чудовище мгновенно перестало пугать. Это было кресло — не такое уж и огромное, как померещилось со страху, но громоздкое, с высокой спинкой и удобными подлокотниками. Кресло было посажено на подставку на колёсах. Беспомощные, они и теперь с яростным скрипом вращались в воздухе.

Мастер Тянь хотел как будто взяться за рукоятку на спинке кресла, чтобы перевернуть вновь, но не стал. Его тёмные глаза казались не испуганными, а измученными, и Биси снова вспомнила сестрёнку.

— Что там внутри? — спросил он слабо, и, прежде чем Сун Юньхао переступил порог соседней комнаты, Биси сказала быстро:

— Я туда уже ходила — там только лекарский манекен.

Она не хотела думать, появилось ли это передвижное кресло из воздуха, или она просто проглядела его в прошлый раз из-за глупого страха.

— У нас никогда не было манекена, — сказал мастер Тянь тихо.

Они влетели в комнату, кажется, все одновременно, и теперь вдруг Биси увидела ясно, что фигура не двигалась, а стояла относительно прямо лишь потому, что была прикручена обрывками верёвок и бинтов к старому резному шкафу. Биси вспомнила про Лисье пламя, заставила шарик повиснуть прямо над шкафом. На его открытых полочках прежде стояли вазы или какая-то посуда, а теперь остались только проплешины пятен.

— Хозяин Цзинь, — сказал мастер Тянь бесцветным голосом.

Биси нехотя скосила глаза на тело. Ну да, не лекарское пособие, если приглядеться, — но признать в нём человека, совсем недавно бывшего живым, она так и не смогла. Тело было иссохшее, жёлтое.

Мастер Тянь прижал пальцы к шее трупа, но и так было ясно, что пульса нет.

— Да это трёхсотлетняя мумия, — пробормотала Биси. — Как из гробницы откопался.

— Это он. Цзинь Пин.

— Вы сказали, хозяин Цзинь ушёл, — сказал Сун Юньхао резко.

— Да. Не знаю. — Мастер Тянь бережно вытащил иголку из виска мумии. — Я ушёл прежде всех. Не знаю. Я подумал, они уехали, потому что не слышал голосов и свет в доме погас. С ним был А-Сюань.

— Ждите, — Сун Юньхао вышел, стукнув по двери кулаком.

Биси поняла вдруг, что травой, ни зелёной, ни сухой, в доме больше не пахло, но не пахло и трупом. Она сунула нос к самой шее хозяина Цзиня — воняло только затхлостью. Ни ран, ни укусов она не разглядела и не унюхала.

Тело шевельнулось, но только потому, что мастер Тянь его отвязал, осторожно поддерживая, уложил на пол и опустился на колени рядом. Он будто оплакивал на похоронах дорогого покойника, но при этом так кривил побелевший рот, словно прикасался к отбросам. Но и торжества, с каким глядят на мёртвого врага, в его взгляде не было.

Биси вдруг стало страшно наблюдать за ним.

Вернулся Сун Юньхао, покачал головой:

— Больше никого. Крови тоже больше нет.

— Всё высосали, — сказала Биси. — И кровь, и ци. Вообще из дома всё высосали.

Не зная, как ещё объяснить, она для выразительности махнула рукой. Призрачный шарик заплясал над пустыми полками, такой неуместный со своим детским весельем.

Интересно, как мастер Тянь здесь выживал — здесь и воздуха скоро не останется. Оттого и псина взбесилась.

Чуть поколебавшись, Сун Юньхао забросил тесак в ножны за спиной. Мастер Тянь сложил руки на коленях.

— Молодой господин Сун, — сказал он тихо. — Убейте меня.

Глаза Сун Юньхао яростно сверкнули.

— Болиньские клинки не убивают людей.

— Я не человек.

— И морских духов тоже, если они не отвернулись от света. У вас даже нет такой духовной силы, чтобы убить аптекаря.

Мастер Тянь вытолкнул из горла сухой смешок.

— Это можно придумать. Всё же я лекарь, и когда-то был лекарь неплохой. Настойка. Яд.

— Вы же сами мне говорили, что никогда не делали ядов.

— Вы верите всему, что вам говорят рыбы?

— Перестаньте, вы оба! — крикнула Биси, но они не слушали.

Сун Юньхао спросил:

— Так это признание? Вы его убили?

— Нет. Но это неважно. Я всё равно… — мастер Тянь устало закрыл глаза, — ненавидел их всех.

Обречённый на коленях рядом с мёртвым, которого прикончили чуть раньше, человек с тяжёлым клинком — всё это было слишком похоже на подмостки для казни, хотя Сун Юньхао явственно трясло от гнева при мысли о роли палача и клинок он не достал.

Биси тихо подошла к мастеру Тяню сзади — впрочем, он всё равно не заметил бы, — вздохнула и коротко рубанула его по шее ребром ладони. Он покорно стёк к её ногам.

— Что, тоже будешь таскать его на руках? — спросил Сун Юньхао с кривой усмешкой.

— Что значит «тоже»? — насторожилась Биси. — Ты его потащишь: ты умеешь летать. А барьер совсем низенький — если подняться повыше, он не повлияет на мастера Тяня.

— Ха!

— Надо его забрать отсюда, а то он как рехнулся. Жалко его.

— Свяжи ему руки, — велел Сун Юньхао, указав сапогом на обрывок верёвки на полу.

— Зачем? Он пока не очнётся.

— Именно поэтому. Я не потащу на спине бесчувственное тело, рискуя его уронить с высоты. Да спереди вяжи, дурочка, чтобы за шею мог держаться.

Сун Юньхао сплёл пальцы перед животом, накапливая силу, потом выбросил руку вперёд и накрыл труп защитным заклятием, как покрывалом.

— Ладно, — сказал он, — хотя бы так сойдёт, чтобы опять не осквернили. А этого куда девать?.. Ну, пусть пока побудет с Вэйдэ, не знаю. Ты права, наверно. Я быстро обернусь. Потом поищу мальчишку.

— А я?

— Что ты? Возвращайся в город тоже. Тебя же трясёт от этого дома.

— От холода! — возмутилась Биси, напоказ запахиваясь в шаль. — А там дождь. Дороги мокрые.

— Двоих я не потащу.

— То есть ты бросишь барышню…

— У барышни, если нужно, аж четыре ноги, — хмыкнул Сун Юньхао. — И три хвоста.