Мы вошли в мастерскую. В помещении было светло, свет лился из двух больших окон, снабжённых горизонтальными жалюзи. Пол был покрыт грязными следами и кусочками глины. Возле правой стены стоял длинный ящик, разделённый на несколько неравного размера секций, прикрытых сверху мешковиной. У противоположной стены разместился стол, уставленный разнокалиберными баночками с красками и кистями. У стола стоял Костик и старательно лепил из глины какого-то кошмарика.
Посередине комнаты стоял гончарный круг, за которым сидела тётя Оля. На ней были, обрезанные до колен, заношенные джинсы и футболка, основательно испачканные глиной. Скрученную на затылке косу, прикрывала косынка.
Увидев нас, тёть Оля удивлённо поздоровалась и попросила подождать пока она закончит блюдо. Костик увидев бабушку и тётю, тут же потащил их к столу, с гордостью демонстрируя, что он уже успел налепить. Маргарита Геннадьевна, отдала Алечку мне, и стала, вместе с Сашей, с удовольствием разглядывать его произведения.
А я подошла к гончарному кругу, и стала смотреть как работает тётя Оля. Она как раз заканчивала большое блюдо и, выравнивала края на нём резиновым шпателем. Закончив это тёть Оля смочила руки в небольшом тазике с водой, стоявшем на столике рядом с ней, раскрутила круг и стала выглаживать края блюда руками, потом схватила со столика большой ржавый медицинский скальпель и ловко надрезала им пару кольцевых канавок по краю бортика. Затем она остановила круг, быстро нарезала шесть радиальных углублений в днище, по форме напоминавших лавровый лист и, стала заполнять их белой глиной из стоявшей на столике банки.
— Тёть Оль, а это, ну чем ты заполняешь, белая глина?
— Да, каолин, — тётя Оля посмотрела на меня, — а что хочешь на маски себе набрать?
— Ага.
— Вон там, в ящике у стены, слева.
Я завертела головой, разыскивая, во что бы её набрать, тётя Оля сообразила что я ищу, и кивнула головой в сторону стола.
— Вон, под столом кувшин, набери в него, потом выбросишь, он треснутый.
Я повернулась к Сергею:
— Папочка, у меня руки заняты, пожалуйста набери нам с мамой глины, — за моей спиной послышалось сдавленное хихиканье тёть Оли.
Сергей ухватил кувшин, подошёл к ящику и стал маленькой садовой лопаткой накладывать в него глину, одновременно бурча под нос:
— Папочка, папочка… Нет бы назвать по человечески — папой. Ремня, что ли, ей дать?!
— Нельзя! — решительно возразила я, — Я кормящая мама!
От хохота задрожали стёкла…
Отсмеявшись тётя Оля ловко сняла с гончарного круга кусок жести на котором она лепила блюдо и понесла его к двери в соседнюю комнату. Я зашла в неё за ней. Комната была уставлена грубыми стеллажами из неструганных досок, на которых стояли кувшины, блюда, кружки и разные фигурки.
— Это сушилка, — тётя Оля поставила жестянку с блюдом на свободное место.
— Сушилка? А тазик с водою зачем? — я показала на банную шайку с водой, в которую были опущены концы свисавших через край тряпок.
— Это чтобы влажность поддерживать, — тёть Оля занесла и стала расставлять на полке Костиковых кракозябров, — Если слишком быстро сохнут, то трескаются. И весь труд насмарку.
Мы вышли из мастерской и направились на сервис. Большое деревянное здание, было снабжено шестью воротами, по три с каждой из длинных сторон. Сейчас они все были открыты.
Войдя в ближайшие я увидела, что все при деле, Валера варил кузов «уазика», Сашин папа и Пал Палыч торчали под капотом белой «Нивы», Лёша что-то делал с колесом, которое вертелось на установке, а рядом с ней стоял джип, с которого оно было снято.
Я подошла и стала смотреть как Лёша устанавливает его на место и разговорилась с хозяином джипа, внимание которого привлекла Алечка. Слово за слово, я узнала что он собирается завтра ехать в Солнцегорск. Там, оказывается есть ГЭС с водохранилищем, в котором можно спокойно купаться и ловить рыбу.
Я подозвала наших и, после дотошных расспросов, было принято решение — съездить завтра покупаться и отдохнуть.
Я, про себя очень обрадовалась, а то живу здесь уже больше полугода, а нигде не бывала. Сначала мокрый сезон, потом рождение дочки, так и сижу большую часть времени дома. Да и мамочке с папочкой не мешает развеяться. А то у них, днём на уме автомат, а ночью — секс, и никакого разнообразия!