Мы вышли из сервиса и направились в сторону ближайшего супермаркета, чтобы затариться там на неделю, как минимум. Мы — это я, Сашин отец и Валерка с Лёшкой. Так получилось, что после её исчезновения, а потом невероятного известия о том, КУДА она попала, я ночевал у Сашиных родителей почти столь же часто как дома.
Вообще, прошедший месяц был очень нелёгким. После возвращения из Новосибирска мамы я, дожидаясь отца, несколько дней делал вид, что мы с Сашей повздорили, и попросил маму ей не звонить, мол, сам разберусь.
Когда же прилетел отец, я высвистал дядю Колю и, в тот же вечер у нас состоялся разговор…
После него, я и про себя и вслух, благодарил за помощь дядю. Если бы не он, то я не знаю, во чтобы наша беседа вылилась. Судя по поведению мамы, она в первые минуты после того как я им всё рассказал, стала срочно вспоминать телефоны знакомых психиатров.
Потом были слёзы, много слёз… Но в конце концов родители меня поняли и благословили на переход к Саше.
Пару дней я думал, что самое сложное позади и теперь меня ждёт только учёба и сборы в новый мир вместе с Сашиной семьёй. Но воистину прав был тот, кто сказал: «Хочешь рассмешить богов — расскажи им о своих планах».
Двадцать пятого вечером, когда мы уже все были дома, и мама накрывала ужин, зазвонил её мобильник, и захлёбывающийся голос сестры прокричал: «Мама! Эдика убили»!
Спустя три часа мы с мамой на Ленинградском вокзале садились в вагон «Красной стрелы», чтобы утром ступить на землю Питера.
Оля вместе с сыном встретила нас у вагона. Было видно, что она не только в шоке от случившегося, но и здорово напугана.
Я безо всяких отобрал у неё ключи от машины, заявив, что только аварии нам сейчас не хватает, и, втиснувшись её «Форд Ка», мы отправились к ним домой.
Из Олиного рассказа выходило, что её мужа нашли вчера около шести вечера недалеко от Ораниенбаума в лесочке, в сгоревшей машине с простреленной головой. Ей уже пришлось побывать в морге на опознании. Труп сильно обгорел, и опознала она его по обручальному кольцу с надписью, которое и после свадьбы он снимал с трудом, а в последние год-два оно вообще вросло в палец.
Следующие несколько дней мама в основном сидела с Олей и малым, а я носился между милицией, моргом, ритуальной фирмой и конторой Эдика. Хорошо, хоть дядя Коля сосватал толкового аудитора разобраться в его делах.
Когда же, наконец, тридцать первого это всё закончилось, и мы приехали из крематория к Оле на квартиру, где были организованы поминки, то ко мне подошёл дожидавшийся нас аудитор и, высвистав меня на балкон, вывалил мне на голову кучу «хороших» новостей, главной из которых была рекомендация Оле — ни в коем случае не вступать в права наследования, ибо Эдик умудрился за последние полгода так закрутить дела, что против него было подано уже несколько исков, и Оле остались в итоге одни немалые долги. Плюс практически вся движимость и недвижимость была оформлена на него, так что сестре светило уйти из квартиры с одним чемоданом.
Собственно, так оно и получилось. Первого в Питер прилетел по делам дядя Коля и, разобравшись со своими проблемами, он целый вечер просидел над бумагами, а потом вынес вердикт — брыкаться смысла нет. Вероятность выиграть дела много ниже пятидесяти процентов, а если Оля их проиграет, то платить ей аж до конца жизни.
В итоге мы прошлись по квартире, собрав всё малогабаритное и ценное — Олины побрякушки, шубку, ноуты, фото-видео, запаковали в чемодан, и я отвёз дядю на вокзал. Это оказалось правильным и своевременным, ибо уже на следующее утро в дверь позвонили судебные исполнители…
…И опять понеслась юридическая карусель. Оля официально отказалась от наследства и теперь через суд спихивала с себя ответственное хранение Эдикового барахла, чтобы не платить за съём квартиры, в которой они жили. Я раньше не слишком внимательно следил за делами сестры, и только сейчас узнал, что Эдик затеял строительство неслабого особнячка под Ораниенбаумом, а жили они, оказывается, на весьма приличной, но съёмной квартире.
Изо всех этих юридических заморочек хорошей новостью была лишь одна — Оля, практически сразу выпала из числа подозреваемых. На момент убийства она уже несколько часов торчала у себя в мастерской, наблюдая за обжигом очередного заказа и одновременно занимаясь лепкой следующего (Оля была неплохим скульптором-керамистом, и её творения пользовались спросом).
Оставив ведение дела на квалифицированного и надёжного адвоката (опять спасибо дяде Коле) и забрав Олю с Костиком, седьмого числа мы вернулись в Москву.
Мама сразу же отправилась читать лекции, а я поехал в Михнево.
Сашины родители к этому времени уже продали квартиру и — ещё раз спасибо дяде Коле — перебрались в промзону, где его фирма снимала охраняемый тёплый склад и несколько пригодных для жизни помещений. Дядя слегка злоупотребил служебным положением, но по его словам — пока «там» мокрый сезон, склад будет почти пустым, и мы сможем держать там машины, даже проблемные, да и бесплатно жить в двух отапливаемых комнатах всё же лучше, чем снимать квартиру.