Оружейница

Михнево 23 января 2005 года. 21 час 32 минуты Валерий Кравцов

Торпедовоз взрыкнул дизелем, выбросив струю копоти из выхлопной трубы, и медленно пополз в раздвинутые ворота. Вот он приподнял кабину, въехав передними колесами на аппарель, и через полминуты замер передним бампером точно над краем поддона. По громкой раздалось: «Глуши! Колодки!» Двигатель КРАЗа замолк, а двое из бригады, продолжавшей собирать поддоны, выхватили из кучи пару колодок, явно нарезанных из старых деревянных шпал, и сноровисто подбили их под правые задние колеса.

Отправляющий разрешил нам всем присутствовать при переходе первой машины, и мы стояли тесной кучкой рядом с кабиной от крана, в которой он колдовал над пультом.

Ворота, если честно, на «Врата» не тянули. Вместо кольца, покрытого сакральными надписями на мертвом языке, П-образная конструкция, халтурно сваренная из двутавра и столь же халтурно покрашенная темно-красной эмалью, на которой закреплены черные цилиндры, соединенные не внушающими особого уважения кабелями.

Пока я предавался этим размышлениям, на светофоре, закрепленном на правой стойке Ворот, загорелся желтый свет, а в ушах раздался постепенно усиливающийся противный писк. Между цилиндрами проскочило несколько крупных искр и… вдруг проем Ворот заполнился колышущимся зеркалом серебристого цвета. Раздался резкий звук «спецкрякалки», на светофоре загорелся зеленый, и поддон с лязгом двинулся по роликам рольганга к зеркалу.

Я почувствовал, как ко мне с силой прижалась Таня. Вот в зеркало погрузилась стрела торпедопогрузочного крана… капот… кабина… Я посмотрел на отправляющего. Тот взирал на происходящее абсолютно спокойно, и я почувствовал, что могу дышать. Тем временем КРАЗ полностью исчез в зеркале, и теперь оно поглощало прицеп. Вот остался лишь его задний борт с номером 21–82… и все! Зеркало с резким щелчком исчезло, оставив после себя слабый запах озона. За Воротами была лишь бетонная стена, покрытая облупившейся краской.

Антон Сергеевич вышел из своей кабины и, довольно улыбнулся:

— Ну вот. Теперь ста… — его перебил громкий гул мотора кран-балки, поднимавшей очередной поддон, и он жестом направил нас на улицу.

Это да, правило — «не стой под грузом» стоит соблюдать, и мне в жизни доводилось видеть результаты «положительного» отношения к нему.

Мы вышли на улицу, Антон Сергеевич ткнул пальцем в «Прагу» отца и «круйзер» матери Серого:

— Теперь эти.

— А где Оля с Костиком? — встревоженно спросила Маргарита Геннадьевна.

— В машине, — отозвалась мама. — Я ей еще дала снотворного, думаю, так будет лучше.

Мы подошли к машине. Оля спала, привалившись к детскому креслу, в котором сладко сопел Костик. Маргарита Геннадьевна потеребила ее и попыталась посадить вертикально, но та, не просыпаясь, опять сползла на кресло Костика. Моя мама решительно ввинтилась между Олей и ее матерью, пристегнула Олю ремнем безопасности и, ободрав бумагу с выхваченного из сумочки бинта, примотала несколькими витками ее голову к подголовнику.

— Порядок. Она не проснется. И давайте уже.

Мы оглянулись. Прицеп «Праги» уже исчезал в воротах ангара. Маргарита Геннадьевна еще раз посмотрела на обмотанную бинтом голову дочери, села в машину и покатила в ангар.

И снова противный визг, кряканье сигнала, и вот уже кабина с отцом исчезает в ртутном блеске…

Глянув в ворота, я увидел, что машины Лешки и Андрея Павловича уже стоят перед аппарелью.

Антон Сергеевич подошел к нам и сказал, чтобы мы шли готовиться — «Урал», с которым мы будем переходить, уже пришел. Выйдя во двор, я увидел выстраивающиеся «Урал» с «кунгом», буровую, груженый «КАМАЗ» с манипулятором, «Патрол» и пару круто навороченных «УАЗов».

Подхватив поудобнее Максимку, я направился к нашей машине и, передав сына усевшейся на пассажирское место Тане, сел за руль.

Охранник махнул нам рукой, и я почувствовал, что меня начинает бить предбоевой мандраж. Сережкина «тойота» вывернула за «Уралом», и я поехал за ним, наблюдая в зеркало за пристраивающейся за мной «Витарой» с мамой. «Урал» организовал небольшую задержку, въехав на поддон только со второй попытки. Мы вкатились под руководством охранника, стоявшего на дорожке вдоль левой стороны рольганга и показывавшего нам расстояние до передней машины. Когда я остановил свою «тойоту», он жестом показал мне, что между ней и машиной Серого с трудом проходит ладонь. Дернув ручник, я хотел выскочить и помочь матери, но ощутил чуть заметный толчок сзади — мама припарковалась. Охранник громко крикнул: «Порядок!» — и соскочил с дорожки.

Я посмотрел на Таню и еще раз восхитился ее характером. Было видно, что ей страшно. Страшно за близких, за себя, но она не позволяла этому страху править собой.

Опять набрал силу давящий на внутренности визг, одновременно с «кряком» сигнала лязгнули стопора, и поддон, подрагивая, пополз вперед.

Я взял левую руку Тани в свою и сказал

— Уперлись, прижались.

Она, не выпуская моей руки, откинулась назад и притиснула к своей груди спящего Максика. Мимо поплыла кабина отправляющего, колеблющаяся ртуть Ворот поглотила «Урал» и покатилась по машине Сергея… Накатилась на капот нашей… Накрыла нас… На мгновение меня охватило чувство запредельного холода, одинаково вцепившегося в кожу и внутренности… и в глаза ударил яркий дневной свет!